Ловушка из восьми лап

Игорь наученный жизнью и знает, что выходить лучше ночью. Игорь прекрасно запоминает - старается запоминать, а иначе сожрут в первую же минуту полёта - повадки птичьих хищников и то, что рисунок его крыльев должен отпугивать. Однако не всё идёт гладко, когда ты всё-таки нарушаешь одно из священных правил выживания. Игорь влип, причём в прямом смысле. Дёргать руками и ногами кажется бессмысленным занятием - о нём рано или поздно узнают по вибрации паутинных нитей, которые разбросала по всей кормовой площадке очередная членистоногая тварь. Грудь тяжело вздымается, спрятанная за небольшим коричневым пушком. Усы-антенны улавливают слабое движение по периметру, и сердце пропускает удар. «Думай, думай!» Рывок. Гром шипит, ведь липкая паутина только сцепляет сильнее да сдирает пыльцу с крыльев. Больно. «Думай, думай!» Умирать он вот вообще не планировал сегодня. Разумовский останавливается в нескольких миллиметрах от добычи и с интересом наклоняет голову, неслышно опуская передние лапки. Такого экземпляра ещё не было, даже жаль сразу убивать. Птицееда не видят, но ощущают его присутствие. Игоря начинает тошнить, и он вновь делает рывок. Безуспешно. Сергей ухмыляется, ловя очередные вибрации. Что ж, если его разбудили в такую рань, то почему бы не удостоить гостя своим вниманием? Хелицеры предвкушающе выдвигаются и возвращаются обратно, не желая тратить драгоценный яд попусту. Паук оступается, замирая под взглядом совиных глаз. Уж хочет скрыться в высокой пожухлой траве, как доходит осознание: совы без туловища не дёргаются. «Весьма интересный окрас,» - заключает про себя Сергей и плавно заползает в ловушку. Только одному ему известно, по каким нитям стоит ступать, а какие лучше не трогать. Игорь замирает, до боли вслушиваясь в шорохи. Чувствует, как тело начинает легонько покачивать. Осознание, что это вовсе не ветерок раскачивает продрогшее, но не сломленное существо, уничтожает похлеще сезонных холодов. Гром сжал зубы, ощущая, как по беззащитной коже прошлись колючие ворсинки. Обычно такие на паучьих лапках. Сергей удивляется выдержке этой бабочки. Такое поведение обескураживает, завораживает и чрезмерно интригует. Что сделает этот храбрец - а Разумовский уверен, что это самец, а не самка - если облизать усик-антенку? Гром чуть ли не взрыкивает, когда шершавый язык проходится по чувствительным частям тела. Не то чтобы неприятно, но всё же. Кому бы понравилось, что его лизнули в ухо? Игорь всё же поворачивает голову и смело встречает нечитаемый золотистый взгляд. Свой страх он ни за что не покажет этому рыжему хищнику. Сергей лишь распаляется от данного поведения. Ещё никогда и никто из его потенциальных жертв не бросал ему вызов. Разумовский к собственному изумлению замечает, что его такое обращение заводит. Но не танцевать же перед бабочкой фирменные брачные танцы? Игорь в недоумении. Вот он, беззащитный, в паутине, бери и ешь! Но птицеед медлит. Отдалять голову от чужой морды не вариант - тоже прилипнет, поэтому Гром стоически выдерживает чужое дыхание на своём лице. Его рассматривают. Без гастрономического интереса. В мозгу перещёлкивает, и Игорь краснеет. Паук наклоняется к шее, щекоча хелицерами, но не пуская смертельное оружие в ход. Дышит. После коротко облизывает. Игорь матерится под нос, поднимает взгляд к небу. Там свобода, пространство и… Небольшие клыки царапают кожу, но не прокусывают. Если его сейчас укусят, то всё, конец. Одна лапа становится с боку от головы, другая фиксирует туловище, зарываясь в пушок. На секунду у Грома пробегает мысль, что лучше б его хотели съесть. — Ты интересный, — спустя время проговаривает Разумовский. — Быть может я тебя даже отпущу. Я подумаю. Игорь сглатывает. Не то сейчас положение, чтобы спорить. — Ты думаешь, я тебе верю? — Вырывается само собой. Сергей ухмыляется и проводит языком по щеке пленника. — Нужно быть безумцем, чтобы со мной препираться. Ну, ладно. Так уж и быть посажу тебя на паутинку, обмотаю её вокруг твоей лапки, и будешь под моим присмотром гулять. Гром истерично усмехается. Надо же, даже погулять отпустят. — Я не верю, что ты меня не съешь. Разумовский в ответ только мурлычет и - о, чудо! - освобождает Игорю ноги. — Ты мне понравился. Теперь у тебя своеобразные привилегии. Игорь закусывает губу и жмурится, когда ещё две лапы подхватывают его под колени. Сергей с благодарностью вспоминает о своих восьми лапках, ну, что за прелесть. — Мы разные виды… — Я убью любого, кто хоть что-то не то скажет в нашу сторону. — Ещё одна лапа проходится по боку бабочки совы. Гром скоро их считать начнёт. Две фиксируют туловище, и одна гладит бок с животом. Осталось пять. Разумовский замирает на некоторое время, после пристраивается поудобнее. — Говори, если слишком больно будет. Обычно я нежен. Сергей не насильник в конце концов и знает границы дозволенного. Игорю хочется смеяться от безрассудности ситуации, но кивает, стараясь расслабиться. Ещё одна лапа невесомо щекочет бедро и накрывает пах. Разумовский обещание сдерживает, поэтому крайне аккуратно входит в бабочку. Гром шумно выпускает воздух и сжимает кулаки, царапая ногтями ладони. — Отпусти мне руки. Сергей слушается, выполняет просьбу, и взмокший Игорь прижимается к чужой груди, сжимая широкие плечи в рыжеватых крапинках. Коричневый пушок сливается с оранжевым, крылья в процессе выпутывают следом, чтобы убрать дискомфорт. Птицеед целует висок Грома, чувствуя, как тот рвано выдыхает ему в шею и старается притереться плотнее. Кажется, Разумовский пересмотрит свой рацион насчёт отдельного вида бабочек. Пара толчков, и оба кончают. Игорь со вздохом опускает крылья. — Я сейчас представил последствия, будь ты самкой. — Ласково шепчет Сергей, обнимая Игоря четырьмя лапами. Гром непроизвольно хрюкает. — Птицееды с крыльями, небо упаси. Паук и сам подхватывает смешинку, а после млеет от тихого: «Я могу остаться?». — Конечно.