Одного поля ягоды / Birds of a Feather

1945 В первый день нового семестра точка перехода на платформе 9¾ была под блокадой авроров. Волшебники и ведьмы в чёрных мантиях стояли на карауле возле подключённых к сети каминов с сияющим «ОМПП» на приколотых к их груди значках. Возле кирпичных колонн, обозначающих вход с Кингс-Кросс, пара волшебников вычёркивала имена из списка, разворачивая уверенный поток тревожных родителей, непоседливых младших братьев и сестёр и несанкционированных питомцев. — В смысле, мне надо уйти? — сказала одна возмущённая ведьма, уперевшись ногами в порог. Поля её остроконечной шляпы колыхались вверх и вниз, пока она страстно выговаривала охранникам. — Нас всегда пускали на платформу посмотреть, как наши дети отъезжают в школу! И в дождь, и в снег, и в ураган! — Мадам, пожалуйста! Только студенты сегодня допущены на платформу. Нет, Вам не надо помогать юному Онслоу с багажом, мы дальше сами разберёмся. Простите, сэр, это у Вас попугайчик в клетке? У Вас есть на него разрешение? Боюсь, несанкционированные питомцы без записки от декана Вашего факультета должны быть отправлены обратно домой. Да, мы проверяем! — Я нужна Онслоу! — резко сказала ведьма. — Он нежный ребёнок, ему нужна нежная рука. Вы же этого не понимаете? Только кто-то, кто носил ребёнка девять месяцев, понимает, каково это — расставаться с такой частью себя. Уж поверьте мне, сэр, если Вашему первенцу будет так же сложно приложиться к груди, Вы будете так же ревностно, как я, следить, чтобы он хорошо питался в каждый приём пищи… — Мадам, — сказал один задыхающийся краснолицый аврор, — простите, но Вы задерживаете очередь! Том протолкнулся через страстную ведьму, смеясь себе под нос. — Простите, извините, мои искренние извинения, — сказал он, проскальзывая между людьми, помогая себе одной рукой, а второй взмахивая палочкой, чтобы левитировать их багаж в сторону. — Позвольте пройти старосте школы. Освободите дорогу старосте школы. О, и другой старосте тоже. Когда он подошёл к началу извилистой очереди, его путь быстро преградил аврор, проскользнув перед ним с вытянутой палочкой: — Стойте здесь, молодой человек. Имя, курс и факультет? Том повернул голову: — С какой целью интересуетесь? Никто на вокзале не тратил время на перекличку, когда мы отправились на каникулы. — Это Вас не касается, — сказал аврор, раздражённо глядя на своего партнёра, который твёрдо выпроваживал ведьму в шляпе с платформы вокзала обратно на магловскую сторону Кингс-Кросса. — Мы исполняем официальный приказ, и это всё, что Вам нужно знать. Наши должностные обязанности не включают в себя объяснения общественности. Одобрение было получено Советом попечителей Хогвартса, так что направляйте свои вопросы им, спасибо большое. — Но я здесь за главного, — настаивал Том. Он постучал по значку на груди. — Смотрите, староста школы. В случае отсутствия учителей или других работников старосты школы получают наивысший уровень старшинства. Аврор бесстрастно посмотрел на него: — Мне всё равно. Назовите мне своё имя, курс и факультет, пожалуйста. — «Том Риддл, седьмой курс, Слизерин», — вызвалась Гермиона, протискиваясь перед Томом. — И «Гермиона Грейнджер, седьмой курс, Рейвенкло». Оставили ли попечители школы действующие указания? Или процедура посадки и выгрузки будет следовать обычному расписанию? Поездка занимает семь часов, любые текущие задержки также задержат объявления за ужином и подсуропят раннему подъёму завтра. — В поезде будет патруль. Любые подозрительные действия или предметы будут конфискованы и незамедлительно донесены нам, — сказал ей аврор. — Мы будем в первом вагоне напротив купе старост, рядом с кондуктором. Будьте готовы доложить обо всём неблагоприятном и не тратьте время на стандартную дисциплинарную процедуру, если это срочно или опасно. В остальном всё будет как всегда. — «Подозрительные предметы»? — повторил Том. — Вы ищете что-то конкретное, сэр? — Всё, что представляет угрозу для безопасности учеников Хогвартса, — сказал аврор, оглядываясь через плечо. Его партнёр вернулся и продолжил отмечать имена со свитка, время от времени останавливаясь, чтобы организовать хаффлпаффцев в подобие очереди. — Это всё, что мы можем сообщить о наших обязанностях здесь. Безопасность студентов первостепенна. — Ну, раз задание — следить за детьми, я не понимаю, почему вы, народ, здесь, — сказал Том, одаривая удручённой улыбкой осаждённых десятками юных студентов авроров. — Старосты более чем в состоянии выполнить эту работу. Это мой третий год со значком, и я могу с уверенностью сказать, что, несмотря на все усилия, ни один студент не умер под моим присмотром. Как долго у Вас этот значок, сэр? Том перевёл взгляд на значок Отдела магического правопорядка на груди аврора с выражением замешательства. Гермиона оттащила его до того, как он мог бы начать перепалку с аврором, отводя его к порогу поезда. — Ну, это было чрезвычайно полезно, — проворчал Том. — Ты был груб с ним, Том! Не стоило ожидать, что он не будет с тобой резким. — Он лишь сказал, что он оставит конфискованные вещи себе, — жаловался Том. — Это должно быть официальным бонусом старост школы. — Бонусы? — сказала Гермиона, которая никогда не читала ни о чём таком в руководстве, оставленном ей прошлогодней старостой школы Лукрецией Блэк прошлым летом. — Бонусы, — сказал Том. — Уверен, ты слышала о них раньше. Официанты и слуги могут забрать объедки со стола домой. Военные квартирмейстеры списывают повреждённые предметы снабжения для личной продажи на чёрном рынке. Старосты школы первыми выбирают конфискованные вещи, затем остальные старосты. В Слизерине существует традиция, согласно которой алкоголь, конфискованный у несовершеннолетнего, передаётся обладателю значка высшего ранга на факультете. — Ты должен снимать очки за распитие спиртных напитков до совершеннолетия, — нахмурившись, сказала Гермиона. — И сообщить декану факультета. Это в правилах. — С чего бы мне снимать очки с собственного факультета? — фыркнул Том. — Слагги знает, как всё устроено: он оставляет бытовую дисциплину старостам, а они управляются ею по своему усмотрению. Ему нравится, когда Кубок школы так долго стоит в его кабинете, что под ним образуется пыльное кольцо в шкафу. — Ты должен снимать очки за неправильное поведение вне зависимости от факультета, — сказала Гермиона. — Это справедливо и последовательно относительно стандартов, установленных другими факультетами. Иначе как они будут учиться на ошибках? Забрать у них бутылку виски не научит их не пить, лишь научит их прятать её получше в следующий раз! Ты правда хочешь преподнести такой урок? — Ну, да, — ответил Том без заминки. — В чём проблема? Это стало темой их спора на протяжении всей поездки на поезде. В купе Тома Гермиона подняла вопрос протокола перед мальчиками Слизерина, которые, как мужчины, проявили полное безразличие к нетрадиционному соблюдению Слизерином правил школы. — Лукреция не написала об этом ни слова в своей памятке! — настаивала Гермиона, роясь в своей сумке в поисках излюбленной копии «Руководства старост». — Я бы запомнила, что читала об этом, если бы она написала. — Лукреция понимает, что идейное содержание должно быть адаптировано для всех факультетов, не только её. Все читают строки, как они написаны. Мы? Ожидается, что мы будем читать между строк. Старина Слагги не видит смысла опекать неграмотного старосту, — сказал Орион Блэк, который носил значок старосты на своей мантии. Он выбирал среди ассорти завёрнутых шоколадных конфет в большой жестянке. — Фу, ром и вишня? Кто в здравом уме испортит недурной ром, добавив туда вишни? Мальчики в купе ухмыльнулись. Лестрейндж пробормотал через свои надутые щёки: — Тогда дай сюда. Орион бросил горсть завёрнутых в красную фольгу шоколадок в сторону Лестрейнджа и продолжил: — Она не была в неведении относительно происходящего, очевидно. Согласна с этим или нет, она знала, что приниматься за это было бы совсем другим делом. К тому же она знала, что традиция «правомерной десятины» была старше неё. Нынешние старосты это делают, потому что это делали их старосты, когда они были первокурсниками, и так далее. Если бы она попыталась изменить порядки, это было бы усилием… Как его звали? Греческий парень, которого отправили к Аиду, и ему надо было пихать камень вверх по холму… Тантал? — Сизиф, — любезно сказал Нотт. — Пасиб, он самый. Труд соразмерен с сизифовым. Что бы один староста из добрых побуждений ни попытался сделать, всё вернётся на круги своя, как только они перейдут на лужайки позеленее, — обёртки из фольги зашуршали, пока Орион копался среди них, каким-то образом оказавшись по локоть в жестянке, которая была едва ли выше шести дюймов. — К тому же лишь потому, что мы не вычитаем очки с факультета в обычной манере, не означает, что те, кто получает выгоду от понимания Слизерином нюансов, полностью избавлены от дисциплинарных взысканий. — Что это значит? — спросила Гермиона. — Вы принуждаете их переписывать строки? Если последние несколько лет и научили меня о том, как всё устроено в Слизерине, то это когда кто-то говорит «необычный» в дисциплинарном смысле, это должно быть что-то большее, чем диктанты. — Это означает, — сказал Том, — что даже если мы не… следуем правилам добуквенно, мы делаем всё возможное, чтобы поддерживать дух того, на что направлены правила: направленное самосовершенствование. Заслуживший наказание заслуживает и покаяние. Если это не есть самой сутью справедливости, то я не знаю, что может быть. Я вполне предан тому, чтобы убедиться, что это будет исполнено. Гермиона заметила, что никто не добавил пояснений к сказанному Томом, которое было в некотором роде туманным. Не просто в некотором роде туманным, а полностью туманным. Том тоже не прояснил своё объяснение, а также не добавил деталей о том, что значит «заслужить раскаяние». Единственным звуком в купе было шумное разворачивание конфеты Орионом Блэком, шоколадного трюфеля, обсыпанного кокосовой стружкой, которая разбрасывала белые хлопья по его зимней мантии. — Это работает, — через некоторое время сказал Квентин Трэверс, подглядывая из-за газеты, за которой он прятался. — Не могу сказать, что всем нравится… коррекция, но в этом же суть процесса, не так ли? Но мы все согласны, что так устроен договор. Он поддерживает порядок. Он усиливает единение факультета. И мы выигрываем Кубок школы каждый год. Сколько лет подряд уже? — Тринадцать, — услужливо сказал Блэк. — И восемь Кубков по квиддичу. — Вот, пожалуйста, — сказал Трэверс, удовлетворённо кивнув. — И всех в Слизерине это устраивает? — спросила Гермиона. Хор «ага», «меня — да», «конечно» и «мне нормально» заполнил воздух. Гермиона осмотрела купе. Том выглядел очень довольным собой. Путешествие в поезде продолжилось в той же манере, обыденном разговоре, за которым Гермиона наблюдала с кротким чувством любопытства. Хотя семикурсники Слизерина были взрослыми по возрасту совершеннолетия волшебников, а половина из них — взрослыми по магловским стандартам, было сложно смотреть на них как на группу мужчин. Это была группа мальчиков-переростков… с одним Томом Риддлом. Гермиона знала, что он считал себя взрослым мужчиной, и, учитывая, как он вёл себя на рождественских каникулах, она не была уверена, что может называть это невинным мальчишечьим рвением. Том, который использовал слова «нарушительница верности» с излишним ликованием, охотно согласится с тем, что поведение взрослых действительно являлось повторяющейся и намеренной темой. Она всё ещё размышляла о его скрытом смысле, когда отъехала дверь купе. Два аврора стояли на пороге: волшебник с длинными волосами и ведьма с короткой стрижкой, набросившие плащи на свои стёганые мантии для дуэлей. Прошла секунда-другая тишины, пока они осматривали сиденья, замусоренные обёртками от сладостей, и они обменялись взглядами. Ведьма вытащила свёрток из-под своего плаща, завёрнутый в ткань в красную клетку. Она прочистила горло и произнесла: — Миссис Трэверс передала, что ты забыл свой ланч на столе на кухне этим утром. Твой отец потребовал доставить его с сообщением твоей матери. Она сказала, и я цитирую… Её голос резко принял ровное, монотонное состояние, будто она зачитывает что-то по памяти: — «Всегда сначала ешь овощи до десерта и не покупай ничего с тележки со сладостями, дорогой, помни, что такого рода еда делает с твоим телосложением». Трэверс осмотрелся в купе, выражения лиц наблюдателей разнилось от неверия до подавленного веселья. Виновато он спрятал тыквенную булочку в рукав и смахнул крошки с подбородка. Нотт прочистил горло в наступившей тишине. — Поблагодари их и отправь восвояси, — наконец сказал Том. — Господи, мне, что, всё тут нужно делать самому? Трэверс промямлил несколько слов и взял свёрток у авроров, которые слегка похлопали его по плечу и пробормотали что-то вроде: — …Стоит помнить, что экзамены на физическую подготовку будут в августе… Они закрыли дверь купе, и Трэверс вернулся на место. — Уверуй немного, — утешительным голосом сказал Том. — Ты будешь в аврорате в это время в следующем году. С квалификациями достаточно легко справиться. — Тебе легко, — сказал Трэверс. — У тебя в жизни не было оценок ниже «выше ожидаемого». — Потому что «удовлетворительно» — это личное оскорбление, и оценивающие это знают, — ответил Том. — Я знаю, вы все знаете, и профессора тоже. Но ты в свою очередь. Ты не убеждён в существовании собственных заслуг. Тогда как насчёт такой мотивации: если ты станешь мальчиком на посылках в отделе, а не аврором, в тебе не будет никакого толку. Когда старина Слагги узнает об этом, он притворится, что никогда не учил тебя. У тебя будет крошечная совиная клетушка на четверых с другими коллегами. И если доставка будет неправильно распределена и кому-то придётся вернуть твоё письмо, ответом в чайной комнате кабинета будет: «Кто такой Квентин?», — Том невесело усмехнулся. — Заставить себя стать волшебником, не имеющим никакого значения, не доказать ничего стоящего даже самому себе — это тяжёлая участь. Но если ты не хочешь стать лучше, позволь заверить, что нет никого, кто бы взялся за это дело. Много лет назад Том объявил себя прирождённым лидером, и во времена вроде таких Гермиона размышляла о тех, чьим естественным ходом действий было стать последователем Тома. У них что, не было проницательности, ни одной собственной независимой мысли? Она полагала, что для некоторых людей это было неважно, потому что Том брал на себя тяжёлый труд быть проницательным и думать, чтобы другим не приходилось. В какой-то мере тронутый побудительной речью Тома, Трэверс вернулся к разворачиванию своего собранного обеда, и разговор перешёл от школьных оценок к турнирной таблице квиддича и перспективам Слизерина в получении очередного кубка. Лестрейндж был самым опытным в факультетской команде, играя в ней со второго курса. Он был капитаном этого года. Имена капитанов, как и старост школы, вырезали на табличке в Зале трофеев Хогвартса. Они также делили особенную ванную, хотя Гермиона редко ею пользовалась со дней поиска таинственной Комнаты Слизерина. Одержимость, которая к ней была у Тома, с недавних пор сошла на нет, как и у Нотта. Добравшись до Хогвартса, авроры проводили студентов в кареты. Авроры сидели верхом на мётлах, летая взад-вперёд над платформой вокзала Хогсмида, кончики их палочек сияли, как сигнальные ракеты в чёрном небе. Гермиона и Том разбирались с первокурсниками. Они бы прибыли на лодках, как в сентябре, но сейчас, зимой, озеро замёрзло, и всем студентам требовалось отправиться в каретах, а эти ученики никогда раньше этого не делали. Их группа была последней, кто добрался до Вестибюля, где весело горели огни в бра, а запахи жаркого к ужину просачивались из Большого зала. Весь коридор был завален кучами сундуков и ручной клади, перенесённых из вагона «Экспресса» и практически достигавших высоты портретов. Гермиона почувствовала укол беспокойства, проходя мимо группы авроров, собравшихся вокруг одного открытого сундука, чьё содержимое было вывалено на пол. Пижама, шерстяной плащ, наволочка, набитая носками и подштанниками, комплект мантий с подкладкой гриффиндорского красного… Гермиона обернулась через плечо, но тут же Том взял её за локоть и протащил вперёд, так что она не смогла увидеть, что авроры передавали по рукам, перешёптываясь под заглушающим пузырём. — Что это было? — спросила она Тома, который был занят тем, что поправлял свой воротник и манжеты, готовясь щегольски войти на ужин. — Беспокойство о безопасности, — сказал Том, не прозвучав обеспокоенным. — «Подозрительные предметы». Не трать время в попытках выпытать ответ у учителей. И так понятно, что это вне их компетенции, — он кивнул в сторону преподавательского стола. — Рядом с Диппетом новый товарищ. Значок аврора и мантия. Как долго, ты думаешь, он будет тут торчать, пока газеты не начнут называть это растратой ресурсов Министерства? Новое лицо сидело среди сотрудников. Мужчина с острыми бакенбардами, которые переходили в усы щёточкой, одетый в мантию с сильно накрахмаленным воротничком пастора. Он выглядел одновременно и очень угрожающим, и безучастным, и сидел в центральной части учительского стола. На месте, не прямо возле директора Диппета, который, как обычно, занимал огромное резное монументальное кресло посреди длинного стола. Это место было занято самым старшим из сотрудников, заместителем директора Дамблдором. Но он сидел достаточно близко, чтобы волшебник мог обращаться и к директору, и к заместителю директора. Сейчас они разговаривали втроём, пока последняя часть студентов занимала свои места. Гермионе это не понравилось. В ней росло раздражение, такое чувство, которое она испытывала утром на платформе. Это было ещё одним нарушением обычного порядка. В магловском мире были бы вопросы. Даже запросы. Родители, чьи дети посещали традиционные школы-пансионы, были бы невероятно заинтересованы в том, чтобы узнать, почему полицию вызвали в школу. Это не выглядело респектабельно, и она узнала за каникулы с Риддлами, что сословие джентри, за неимением формальных титулов пэров Соединённого Королевства, крепко держалось за свою респектабельность, которая была хрупким барьером разделения от простолюдинства. Первая половина речи директора была приветствием, вторая — кратким расписанием посещения Хогсмида, матчей по квиддичу и дат экзаменов. Не было смысла в присутствии аврора во время школьных объяснений, и это грызло упорядоченную душу Гермионы, которая всё ещё ожидала, что магическое правительство работало примерно как магловское. Министр, расползающаяся бюрократия министерских отделов — разве в этом было много разницы? Она вспомнила, что в начале учебного года, в сентябре, директор Диппет объявил, что авроры будут надзорными во время поездок в Хогсмид вместе с учителями и старостами. Она была так увлечена перспективой проникнуть в Тайную комнату в день Пира, что не подумала о том, как это повлияет на безопасность, обеспечиваемую Министерством. Когда проходили выходные поездок в Хогсмид осенью и ранней зимой, она также много не думала об этом. Она не выходила в большинство выходных, потому что магазины всегда были полны хаоса и наводнены шумными студентами. Если ей нужно было что-то купить в городе, было удобнее сделать заказ по совиной почте, чем бесконечно стоять в очереди к кассе. Со всеми остальными заботами, более срочными и более очевидными, заполняющими её разум, надзор авроров был удостоен не большей чести, чем проходящая мысль. Но теперь? Это больше не было кратким взаимодействием за пределами школы, и на это нельзя было с лёгкостью не обращать внимания. Нельзя было отрицать: Министерство магии решило, что в Хогвартсе небезопасно. Правительство решило вмешаться в распорядок дня того, что считалось независимой единицей. Разумеется, правительство заведовало экзаменами вроде Ж.А.Б.А. и лицензиями на аппарацию, и оно предоставляло школе бюджет на распределение по усмотрению Совета попечителей, но Министерство магии не было вовлечено во внутреннюю работу самого Хогвартса. Это было чрезмерным, ведь Хогвартс был основан задолго до того, как британские волшебники на скорую руку сваяли свою национальную бюрократию как ответвление древнего Визенгамота. Это было беспрецедентно. Она перепроверила в библиотеке! В книгах по волшебной юриспруденции, которые она просмотрела в первый и второй год, услышав признания Тома об интересе к магии по контролю разума, она читала о состоянии волшебной системы тюрем. Одна из книг сообщила ей, что, если заключённый сбежит из отделения строгого режима тюрьмы Азкабан и будет представлять высокую опасность обществу, у Министерства были чрезвычайные полномочия для обеспечения охранных мер жизненно важных общественных институтов. Включая Хогвартс. Поскольку ни один заключённый никогда не сбегал из Азкабана, эти чрезвычайные полномочия никогда не использовались и до сих пор оставались сокрытыми законом в пыльной и забытой книге. Она пришла к выводу, что должно быть серьёзное чрезвычайное происшествие, чтобы Министерство так резко активизировалось. Волшебники очень заботились о правильном прецеденте, делая особый акцент на правильном. Одной из очень немногих вещей, которые волновали Министерство больше, чем правильность, было общественное доверие, иначе среди волшебников и ведьм могло сложиться неудобное мнение, что было вполне возможно жить такую же удобную жизнь без Министерства магии, какую они вели и с ним. В следующие несколько дней школа свелась к череде уроков и практических занятий, разделённых ежечасным перезвоном колоколов часовой башни. День ото дня накапливались различные сроки сдач, и студенты Хогвартса вскоре привыкли к неотступному обществу авроров. Гермиона оставалась настороже. В классе, пока все остальные одноклассники пускали слюни на парты или играли в крестики-нолики на полях учебников, Гермиона осматривала беготню авроров, крошечных чёрных точек, обхаживающих территорию, провожающих студентов на их занятия полётов на мётлах, тренировки по квиддичу, уход за магическими существами и травологию — любые занятия на открытом воздухе. Никто не комментировал это. Некоторым младшим студентам это нравилось, потому что авроры накладывали заклинания, чтобы отражать дождь, расчищать тропинки от снега и отогревать замёрзшие пальцы. По какой причине авроров интересовал Хогвартс? Какая опасность заслуживала использования таких дорогих ресурсов? В прошлом году она слышала, как Слагхорн сетовал о том, что его приглашения на званый ужин авроров были решительно отвергнуты: у них, к сожалению, были более важные дела, чем вращаться в обществе студентов. В холле после занятия по рунам, проходя мимо аврора, стоявшего для наблюдением за перекрёстком коридора, Гермиона зажала Нотта в угол, чтобы добиться информации. — Как кто-то, кто всегда устраивает большой шум о том, что волшебный мир строится на «патронаже и связях», — начала Гермиона, подталкивая Нотта за доспехи и накладывая заклинание Немоты, чтобы заглушить их разговор, — уверена, твои чистокровные связи обеспечили тебя некоторой внутренней информацией о том, что происходит. Авроры в Хогвартсе? Так не бывает. Ты знаешь это, и я знаю это. Однако Совет попечителей это всё равно одобрил. Это отличается от прошлого семестра, ты не можешь этого отрицать. — Если бы ты хотела, чтобы я стёр записи о твоём несовершеннолетнем использовании магии или убедился, что твоя заявка достигнет нужного стола, я бы мог с этим помочь, — ответил Нотт. — Чистокровные связи, как ты бестактно решила это назвать, заключаются в мягком обращении. В пожатии рук нужных людей. В брошенном пёрышке, которое склонит чашу весов. Это совсем другое дело, и я этого не отрицаю. Но, боюсь, мне нечего тебе сказать. — Ты можешь хотя бы сделать квалифицированное предположение? — настаивала Гермиона. — Ты знаком с устройством Министерства. Ты знаешь о состоянии волшебного мира за пределами Британских островов. Мы в опасности в Хогвартсе? — Никто не в опасности, кто не высовывается, — сказал Нотт тихим и осторожным голосом. — Это лишь общий принцип. Гермиона задала ещё один насущный вопрос: — Это как-то связано с Гриндевальдом? Нотт напрягся: — Почему ты так думаешь? — Ситуация кардинально меняется в магловской войне. Учитывая, как Гриндевальд захватил Данию и Норвегию после начала их немецкой магловской оккупации, он должен был воспользоваться их логистикой. Не так уж легко начать национальный переворот, даже волшебникам, — Гермиона вспомнила заголовки газет мистера Пацека из «Свободной прессы Лейдена». — Если магловские правительства сбрасывают немецкое ярмо, то Гриндевальд должен тоже чувствовать давление. Под тонкой обложкой его брошюр Гриндевальд — Тёмный Лорд. И даже если Тёмные Лорды не выбираются общественным голосованием, они всё ещё зависят от общественного мнения, чтобы сохранять свою позицию. Нельзя быть «лордом» без подданных… Тогда ты просто обычный старый Тёмный Волшебник. — Как всегда, блестящий анализ, — заметил Нотт. — Есть ли там главный тезис, который я упустил? Или он появится со дня на день? Я не хотел бы опоздать на следующую встречу. — Твоя следующая «встреча» — обед, ты будешь в порядке, — резко ответил Гермиона. — Суть такова: почему ты не обеспокоен? Если авроры переживают о Гриндевальде, то и мы должны переживать! — Если это из-за него, что мне с этим делать? — парировал Нотт. — До конца семестра я школьник. А ты школьница. Мы никто, и это хорошо. Оставь проблемы тем, чья работа их решать. Гермиона замешкалась: — Возможно, в этом ты прав. — Конечно, прав. Я голос разума, на который как будто никто не обращает никакого внимания. — С самого начала правильной стратегией должно было стать получение информации от авроров, — вздохнула Гермиона. — Это же очевидно, почему я об этом не подумала? — Грейнджер… — Спасибо, Нотт! — Грейнджер! — И ты можешь перестать жаловаться, что тебя никто не слушает! — сказала она ему, оставляя его брызгать слюной за доспехами. В тот день во время обеда Гермиона спросила Тома, что он думает об аврорах, и ответ Тома был нейтральным. — Если они не разговаривают со мной и не тревожат меня ни в какой мере, то я изо всех сил постараюсь не обращать внимания на их существование, — сказал Том. — Разве я сделал что-то плохое? — Тогда почему, ты думаешь, они здесь? — спросила Гермиона. — Они забрали те фейерверки гриффиндорца две недели назад. Несколько коробок премиальных зачарованных фейерверков были «подозрительными предметами», которые вытащили из сундука во время ужина той ночью. Фейерверки были не простыми картонными трубками, продающимися в Косом переулке, которые с постукиванием палочки зажигались и выпускали маленькую вспышку цветного света в небо. Это были десятки зачарованных шутих, запакованных в коробочки, которые студент купил во время рождественских каникул на Мальте. Когда их зажигали, они превращались в пикси, которые щипались и кусались, когда метались над землёй. Редкая диковинка в Британии, они могли стать выгодным предприятием, если продавать их по штучке в уборных или пыльных альковах. Том молча задумался: — А что, ты бы хотела дать им повод продолжать прятаться в замке? Помнишь бумсланг Хагрида? Полагаешь, он всё ещё у него? — Я предупредила его в прошлом году о последствиях его содержания! — сказала Гермиона. — Уверена, он последовал мудрому совету. — Но если ты не уверена в этом, не помешает убедиться… — сказал Том, загадочно прерываясь. — Думаю, было бы проще спросить их, зачем они здесь и когда они удалятся, — сказала Гермиона. Она сменила тему. — Ты закончил домашнюю работу по нумерологии? Можно, я сверю цифры? Пожалуйста, скажи мне, что ты выписал вычисления, ты знаешь, я ненавижу, когда ты просто пишешь ответ в конце. Нельзя просто говорить, что ты всё посчитал в уме! Она больше не разговаривала с Томом на ту тему, ощутив его раздражение из-за постоянных препятствий, чинимых аврорами его обычным «блужданиям» по замку. Но она внимательно следила за аврорами. На следующий день перед уроком травологии она поймала аврора возле теплиц, и его ответ был неубедительным. — Я здесь, потому что это моя работа. Как долго это займёт, Вы спрашиваете? Моё подкрепление прибывает из штаба в пять часов. Если Вы хотите подать несрочное донесение — поскольку я сейчас при исполнении, — Вы можете найти меня в учительской, где я буду писать отчёт за день. Хорошего дня, мисс. Он приподнял для неё шляпу и пошёл прочь. Гермиона, услышав перезвон двух ударов колокола, поспешила на травологию. Слушая вполуха профессора Бири, Гермиона провела занятие, разбирая ответ аврора, и пришла к выводу, что он дал ей отнюдь не правильный ответ и он сделал это намеренно.

***

После недели размышлений Гермиона нашла новую цель для своего допроса: Квентина Трэверса. Она не могла сказать, что хорошо его знала. Он был одним из «соратников» Тома, из группы мальчиков, которые регулярно посещали секретный и исключительный клуб по домашней работе Тома, который каким-то образом за последние два с половиной года превратился в клуб по домашней работе Тома и Гермионы. Квентин Трэверс был тем, кто не привлекал никакого внимания к себе, но не в манере Нотта, который намеренно избегал возможность быть замеченным (что включало в себя шнырять по углам и врываться в разговоры, не выглядя слишком заинтересованным в их предмете). Трэверс был человеком, которого Гермиона после всех этих лет могла описать как… «приемлемый». Ему можно было доверить достаточный вклад в групповой проект или достойное выступление на дуэли или классном занятии. Он не зацикливался на стародавних волшебных традициях, как Лестрейндж и Блэк, что Гермиона выяснила не из разговора с Трэверсом напрямую, но проверяя его домашнюю работу. В отличие от других, она никогда не видела, чтобы Трэверс ставил твёрдый знак на концах слов. («О принципахъ свѧꙁаннои трансфигоурацїи», мать честная! Диковинности хватило ненадолго). Поскольку она едва ли разговаривала с ним, с её стороны было бы нечестно делать выводы о характере Трэверса, пока она не приложит усилий узнать его лично. И, учитывая, что ни один из них не был особенно привлекательным из людей, она решила не следовать прямой тропой дружелюбного знакомства. Вместо этого она за ним наблюдала. Во время классных занятий (а это было сложно, потому что она всегда сидела в первом ряду, а он где-то позади), во время их внеклассных занятий и, самое главное, в библиотеке. Поскольку то, какие книги он брал и как надолго, было самым лучшим мерилом характера человека, которое Гермиона могла найти. Её исследование состояло из того, что она таилась за полками библиотеки, периодически делая прореху среди стопок книг, чтобы подсмотреть за столом Трэверса по другую сторону. Трэверс писал эссе, обложившись толстыми книгами, молодой человек выглядел серьёзно, под его глазами были тёмные круги, независимо, был ли это учебный день или выходной. Его рот был тонким и без выделяющихся губ, а глубокие морщины уже залегли возле бровей. Это придавало ему вечно мрачный вид: в хорошем настроении его лицо всё равно выглядело кислым, а когда он был в нейтральном настроении, как сейчас, он выглядел несчастным. — Добрый день, Грейнджер, — сказал Трэверс. Он не поднял глаз от своего пергамента. Гермиона выглянула из-за края полки: — Разве ты не собираешься спросить, что я делаю? — Мы в библиотеке. В библиотеке можно делать лишь некоторые вещи. Если тебя заботит выполнение правил, по крайней мере, — он бросил быстрый взгляд в её сторону, устремив его на сияющий на её лацкане значок старосты школы. — А-а. Ясно, — заикалась Гермиона, не до конца понимая, на что намекает Трэверс. — Ну, можно мне присоединиться? Трэверс проворчал, сгребая стопку книг в кучу в стороне, освободив место на столе. Гермиона приняла это за знак согласия, вытащила стул и чопорно на него села, разглаживая юбку и держа портфель на коленках. — Тебя зачем-то отправил Риддл? С сообщением? — Том? — сказала Гермиона. — С чего бы? — Он занятой человек в последнее время. Он не ждёт чьего-то удобства — все ждут его, — сказал Трэверс. — А что тогда? Обычно он посылает Блэка разбираться по делам старост. Или Лестрейнджа, когда дела… личные. Гермиона не смогла сдержать любопытства: — Что за «личные дела»? — Частные дела вне школьных обязанностей. Ну знаешь, улаживание обид, взыскание долгов, оказание услуг, дуэли за честь и всё остальное в этом духе. — Я не знала, что Том принимает участие в дуэлях за честь, — с сомнением начала Гермиона. — Он никогда не упоминал их со мной. — Технически он не принимает в них участия. Потому что технически они против школьных правил. Но если Риддл отправляет сообщение, которое звучит как вызов на дуэль, любой, кто публично ссорится с Риддлом, вскоре отказывается от своего несогласия. Никто не скрещивал палочки с Риддлом с тех пор, как Малфой набил достаточно шишек и воззвал к перемирию, — сказал Трэверс, обмакивая перо в свою чернильницу и доставая свежий лист пергамента. — Это должно было быть… три года назад, думаю. А теперь, если ты не возражаешь, кое-кому из нас надо закончить домашнюю работу. — Прости, — сказала Гермиона. — Это было неосмотрительно с моей стороны. Я оставлю тебя над ней работать. Без единого слова Трэверс вернулся к написанию своего эссе. Гермиона не так хорошо читала вверх ногами, как Том, чтобы остаться в этом незамеченной, но из книг, которые лежали на столе, у неё было хорошее предположение о теме его эссе: дипломатические отношения волшебников и гоблинов. Она была уверена, что Трэверс в итоге заметил, как она читала с его пергамента с другой стороны стола, но он был вполне не против, что она это делала. Он продолжал молча, лишь иногда поглядывая на неё, будто самой обычной вещью было писать эссе по истории магии со старостой школы, следящей за каждым словом, оставленным его пером. Через полчаса Трэверс написал последнее предложение и поставил последнюю точку. Гермиона, которая всё это время томилась от нетерпения, не могла сдерживать своё любопытство дольше. — Что ты знаешь о том, почему авроры в Хогвартсе? — спросила она. Трэверс моргнул: — Почему ты спрашиваешь меня? Они писали об этом в статьях «Пророка» несколько недель. — В «Ежедневном пророке» нет ответов, только пропаганда, — сказала Гермиона. — Я помню, что слышала, что работал в аврорате прошлым летом. Разве у тебя не должно быть информации о настоящем ответе? Ну, в чём дело? Почему авроры? Что происходит? — Я работал в диспетчерской станции аврората. Это ненастоящая работа аврора, они едва ли дают задания аврору кому-то, кто даже не прошёл подготовку аврора. Моей работой было отвечать на запросы каминной сети и писать докладные записки, — терпеливо сказал Трэверс. — Если бы у меня и есть какая-то особенная проинформированность, так это о том, как одеваются волшебники и ведьмы, когда не ожидают прихода гостей домой и не стремятся выглядеть презентабельно. Поверь мне, Грейнджер, это не особенные скрытые знания, и я бы с радостью отказался от них. — Ты можешь хотя бы сказать мне, — сказала Гермиона, — какова официальная причина присутствия авроров? Мы были здесь семь лет, и ничего подобного не было раньше. Они проверили и изъяли контрабанду студентов, но в этом нет ничего, с чем не сталкивались бы старосты. Они чего ищут? Что это может быть? Трэверс пожал плечами: — Насколько я знаю, официальная повестка такова: «Авроры поддерживают безопасность студентов Хогвартса». С учётом того, что не случилось ничего экстраординарного, это работает. — Да, — сказала Гермиона, — но ничего экстраординарного не случилось в прошлом году. И в позапрошлом. Если это официальная повестка, то это отвлекающий манёвр. Удобное умышленное искажение. Люди не могут быть настолько глупы, чтобы принять отговорку «поддерживают безопасность» за чистую монету. Очевидно, должна быть неофициальная повестка. — Ха-ха, — сказал Трэверс. — Очевидно, должна быть. — Хорошо, что ты со мной согласен, — просияла Гермиона. — Ну и какова она? — Ох, — закашлялся Трэверс. — Эм… Я не думал, что ты серьёзно. К потрясению Гермионы, Трэверс был равнодушен относительно авроров в Хогвартсе, и ему не доставало любопытства, чтобы сделать запросы в своё личное сарафанное радио сплетен, которым, Гермиона была уверена, он обладал. — Ты разве не знаешь о Тёмном Лорде? — спросила Гермиона Трэверса, когда он возвращал на место свои книги-источники. — Должно быть, это истинное объяснение аврорам. Они должны защищать нас от него, я вполне уверена в этом. — Ну да, конечно, я знаю о Гриндевальде, если ты имеешь в виду его, — сказал Трэверс. — Но Гриндевальд в сотнях миль отсюда и в любом случае никак нас не касается. Гриндевальда не интересует Британия. Он резвился на Континенте десятилетиями, как живое воплощение Charlemagne, и не показывал никакого интереса в захвате Британии. Нет никаких разумных оснований для твоего беспокойства. — И ты уверен в этом? — с сомнением сказала Гермиона. — Откуда у тебя такое глубинное знание о мыслях и намерениях Гриндевальда? — Да, я уверен в этом, — сказал Трэверс. — Я слышал это от отца. — Я не могу не относиться скептически к словам «мой отец сказал», — ответила Гермиона. — Как слизеринец, я уверена, ты слышал это чаще, чем я в вашей Общей комнате, и научился доверять этому меньше, чем я. Трэверс нахмурился: — Слушай, Грейнджер, я могу тебе довериться, ты будешь осторожна? Гермиона пылко закивала: — Болтун — находка для шпиона. Конечно, я буду, — поскольку Трэверс продолжал хмуриться, она добавила: — Я могу уважить твою жажду секретности. Я немного училась окклюменции и я думаю, что достаточно неплоха в ней. Не то чтобы приходилось это проверить. Но я прошла все упражнения по визуализации в учебнике, а это должно что-то значить. Окинув тихую библиотеку тревожным взглядом, Трэверс пригнул голову и заговорил тихим голосом: — Паранойя по поводу предстоящего нападения — это всего лишь паранойя. Между Британией и Континентом существует нечто вроде джентльменского соглашения. Что-то вроде статус-кво о невмешательстве, когда каждая сторона воздерживается от вмешательства во внутренние политические дела другой. Отец был главой отдела, когда это соглашение было разработано, так что, должно быть, это было в двадцатые годы. Учитывая, что у нас до сих пор есть свой Министр, и он говорит по-английски, я не думаю, что что-то изменилось. — А есть какие-то книги, где я могу об этом почитать? — спросила Гермиона. — Я никогда не читала о подобном соглашении в «Ежедневном пророке». И никогда не слышала, чтобы кто-то говорил об этом в моей Общей гостиной или за ужином. Она уже слыхала об этом соглашении, об этом неофициальном «понимании» мирного пакта. Мистер Пацек вскользь упомянул о нём на праздновании дня рождения Тома Риддла, и больше никто не подтвердил его существование. До сих пор. От мистера Пацека она узнала и о загадочных смертях иностранных агентов, что ставило вышеупомянутый пакт в затруднительное положение. Трэверс бесстрастно посмотрел на неё: — Это джентльменское соглашение. Они ударили по рукам. Это не записывают для печатей и подписей, в этом весь смысл, — его брови сдвинулись от неудовольствия. — Как оказалось, это было непопулярным компромиссом среди сотрудников отдела, которые по профессии являются ловцами тёмных волшебников, и отца в конце концов убедили оставить свой пост из-за этого. Это была слишком опасная политическая позиция, слишком сильно смахивающая на умиротворение, чтобы быть приемлемой для общественности. Отец, однако, считал, что компромисс в виде взаимного самоопределения — это лучшее, что может получить Британия, чтобы вытащить себя из котла. Но аврорам это не понравилось. Я не гриффиндорец, поэтому я мог лишь предположить, что они посчитали его слабым и трусливым. — Ты спрашивал отца об этом? — Допрашивал моего отца об обстоятельствах его падения в немилость, ты имеешь в виду? — сказал Трэверс. — Я предпочитаю этого не делать, спасибо. Он лишь говорит о временах славы, когда выпьет слишком много бренди. Ну, скорее, разглагольствует. Он спас Британию, а они наградили его за это, замяв дело и выпроводив за дверь. Министр Фоули сказал ему, что с этим ничего нельзя сделать. «О, прости, мой старый друг, ничего личного», — было прошептано наедине, но на публике никто не хотел, чтобы вонь остракизма пристала к их плащам. Плохо для предстоящих избирательных кампаний. Но следующий Министр так и не отменил соглашение, которое отец заключил с немцами. Оно было слишком ценным, чтобы его упустить. — Твой отец сложил голову на плаху, — размышляла Гермиона. — Точнее, на палочку. Ты не знаешь, каковы были точные условия соглашения? Трэвис пожал плечами: — Это случилось, когда я был младенцем, Грейнджер. Единственная причина, почему я об этом знаю, — понаслышке и через подслушивания. Насколько я знаю, в этой истории есть ещё кое-что: отец последовательно придерживался традиционалистского «правилу прецедента», и, если он выбрал непроверенный путь, то на первом месте у него должны были стоять стратегические результаты, а принципы — на втором. — Если авроры не станут говорить о Гриндевальде, и это логично, это проблема национальной безопасности… О чём они могут сказать? — Гермиона смолкла в глубокой задумчивости. — Какие вопросы я могу задать, чтобы узнать, что именно они могут сделать для устранения угрозы в гипотетическом смысле, раз уж они не хотят или не могут ответить прямо? Наверное, Министерство не просто так выбрало авроров для нашей охраны, а не зеркало наблюдения и тревожную сигнализацию. Я уже спрашивала у одного, но он был на дежурстве и не очень охотно отвечал. А что, если мы попробуем, пока они не на дежурстве и в более благоприятной ситуации? Да, возможно, это сработает… — Прости меня, Грейнджер, — перебил Трэверс, — но ты сказала «что, если мы». О каком именно «мы» ты говоришь? — Ты же мне поможешь? — спросила Гермиона. — Если ты хочешь быть всем из себя слизеринцем, о том, что ты не помогаешь никому, если у тебя нет от этого собственной выгоды, у меня есть встречное предложение: я сделаю всё возможное, чтобы помочь тебе с зачислением на программу тренировки авроров, к которой ты стремишься, если ты сделаешь всё возможное, чтобы помочь мне с этим. — Если я приму это взаимное соглашение, — сказал Трэверс, — то мне лучше заранее расставить точки над «i» и предупредить тебя, что тебе это не понравится.

***

Трэверс был прав. Чтобы завязать знакомство с аврорами, нужно было так же якшаться, как на званых вечерах у Слагхорна. Она могла бы соблюдать все тонкости поведения согласно длинному списку правил светского этикета, который она прочла, будучи маленькой девочкой, но Гермиона не думала, что когда-нибудь получит от этого удовольствие. Трэверс и сам не получал особого удовольствия от процесса общения, хотя это было одним из самых известных талантов его факультета, так что это было утешением. Да и Тому, она думала, это не нравилось, хотя она подозревала, что Тому не нравилось не «заискивание» как понятие. Скорее, дело было в том, что в силу своего возраста и положения именно Том должен был заискивать перед другими людьми и испытывать благодарность за то, что его сочли достойным их внимания. (Если бы Гермиона не знала Тома так хорошо, она предположила, что его нежелание придерживаться каких-либо последовательных принципов могло бы её обеспокоить. Но поскольку она знала его очень хорошо, то знала и то, что Том будет утверждать, что он действительно придерживается по крайней мере одного последовательного принципа — собственной выгоды). — Они будут рассчитывать на некоторые формальности, если кому-то захочется произвести на них хорошее впечатление, — инструктировал её Трэверс. — В то время как повышения в ОМПП происходят за счёт связей, входной порог состоит исключительно из оценок Ж.А.Б.А., что делает их более эгалитарными, чем остальные отделы. Но старая гвардия авроров, которую лично обучал мой отец, уделяла большое внимание надлежащему внешнему виду, чтобы отличаться от новой гвардии палочковидных искателей славы, лепящих себя по подобию неформального стиля МАКУСА. Отец говорит, что это умирающая порода, культурная рука культурной службы. О, и раз уж мы об этом, убедись, что идёшь не с пустыми руками. Принеся в учительскую коробку изысканной выпечки, Гермиона представилась ведьме и волшебнику, которые появились в их купе во время поездки в школу. Мистер Уилкс и мадам Тромбли были матёрыми аврорами, бывшими слизеринцами, прошедшими наставничество отцом Квентина Трэверса, и достаточно сожалели об его отставке. Они были друзьями семьи Трэверс, а поскольку подробности ухода мистера Торквила Трэверса из Отдела магического правопорядка не разглашались тем, кто не имел допуска, да и вообще за пределами отдела, бывший глава сохранил остатки своего влияния в коридорах Министерства. Обоих авроров впечатлил значок старосты школы Гермионы и участие в «маленькой группе над домашней работой» Трэверса, и они были разочарованы, когда Гермиона призналась, что её любимый предмет в Хогвартсе — нумерология. — Н-но я хорошо справляюсь с защитой от Тёмных искусств, — добавила Гермиона. — Я всегда была среди пяти лучших студентов в рейтинге. У меня отметка «превосходно» по защите от Тёмных искусств на С.О.В., одна из десяти, и я рассчитываю, что получу «П» по Ж.А.Б.А. тоже. Я подумывала податься на работу в Министерство после окончания школы, и я не думаю, что мои отметки будут ниже необходимого порога. Разве ОМПП не требует по крайней мере пять «выше ожидаемого»? Она немного искажала факты, но это не было намеренной нечестностью. Она действительно хотела работать в Министерстве и обсуждала свои карьерные планы с Томом много лет назад. Однако она никогда не планировала вступать в ряды авроров, чтобы стать констеблем волшебников. Но она не собиралась упоминать о своём отсутствии интереса и не солгала бы, если бы сказала, что очень серьёзно рассматривала возможность работы в аврорате, а все дальнейшие впечатления просто отнесла бы к разряду благодушных предположений. — Десять «превосходно»! — воскликнул мистер Уилкс, волшебник, чьи длинные волосы были собраны в практичный хвост. — Должно быть, вы лучшая на своём курсе, юная леди. — Это место за Риддлом, — услужливо сказал Трэверс. — Нынешний староста школы, из Слизерина. Он сдал одиннадцать С.О.В., все на круглые «П». — Ха, это, должно быть, тот юнец, — фыркнула мадам Тромбли, проигрывая кубиками рафинада по своей губе над кружкой и затем в чай щелчком пальцев. — Я слышала, у Проберта мантия перекрутилась после того, как ему надерзил староста школы. Оценки могут объяснить его хамство. С одиннадцатью С.О.В., думаю, он заслуживает немного помпы и кичливости! У меня было восемь, больше «В.О.», чем «П», и это считалось отличным результатом. — Высокие отметки не принесут пользы тому, кто считает, что это освобождает его от необходимости считаться со старшими и вышестоящими, — ворчал мистер Уилкс. — С такой фамилией, как «Риддл», если он полукровка или ещё хуже, которого не научили хорошим манерам, ему вполне могут сделать некоторое снисхождение. Но не навсегда и не на время работы в Министерстве. — Том, в смысле Риддл, не собирается работать в Министерстве, — сказала Гермиона. — Он говорил мне, что категорически незаинтересован в такой карьере. — А что ещё будет делать староста школы от Слизерина с одиннадцатью С.О.В. и, безусловно, щедрыми рекомендациями от Горация Слагхорна? — спросила мадам Тромбли, которая не могла осознать, как кто-то с амбициями мог бы приложить их куда-то ещё, кроме кабинета Министерства. — Министерство магии отбирает в свои ряды самых способных к учёбе студентов из каждой выпускной группы, потому что это единственный в Британии работодатель с такой иерархией, которая вознаграждает достаточно целеустремлённых. Подъём на вершину — дело конкурентное, конечно. Но конкуренция отсеивает действительно выдающихся, и действительно, нигде больше нет места для тех, у кого есть видение и талант, чтобы преуспеть. — Ну, — ответила Гермиона, — его ждёт неплохое семейное наследство дома, так что ему не нужно торопиться с выбором профессии, если ему вообще захочется её. И раз уж мы тут о головоломках, могу ли я попросить некоторого видения на гипотетический сценарий, о котором я думала последние несколько дней? Мне бы очень хотелось услышать мнение профессионалов, обученных волшебному бою. Вопрос, который она действительно хотела задать, был: «Что же это за опасность, о которой Министерство магии не считает нужным сообщать никому, одновременно полагая, что персонал Хогвартса и чары не способны защитить от неё?» Это был бы подход Гриффиндора, прямой и искренний. Настолько вопиюще лишённый претенциозности, что он сразу же превращался в претенциозность, как вычитание отрицательного числа. Но Гермиона решила, что более осмотрительный путь будет более подходящим. Разве так уж важно, если это именно руки Гриндевальда были источником изменений в Хогвартсе, как она полагала? Если это было что-то ещё, это бы не изменило факта, что Министерство решило, что угроза стоила видимого вмешательства. Или видимого средства сдерживания. Что бы это ни было, она должна была сделать всё возможное, чтобы составить наиболее чёткое представление о проблеме, основываясь на том, что Министерство использует для её решения: авроров, группу, хорошо владеющую навыками силового усмирения волшебников-людей. Риск был признан неподходящим для того, чтобы полагаться на систему сигнализации, оповещающую соответствующие органы о «происшествии», чем бы оно ни было. Авроры и были теми самыми органами. — Я читала отчёты настоящих магических боевых ситуаций, — продолжала Гермиона, — которые отличаются от показательных дуэлей волшебных боёв один на один на платформе, где дают баллы за изящество, технику и эффективность. В настоящем бою, боюсь, — или, если быть точнее, при военных действиях — борьба — это больше, чем просто разоружить противника. Я слышала, что заклинания, действующие по принципу зоны действия, или более надёжная альтернатива — стационарные обереги — используются для контроля над театром военных действий. Опустошение лесов, превращение стоячей воды в непроницаемый туман, костры вечно горящего пламени и другие манипуляции с окружающей средой, чтобы лишить бойцов прикрытия или создать его. Антиаппариционные сглазы и заякоренные чары для контроля мобильности на поле боя, хотя у такой палки есть два конца. Я вот думала, сэр и мадам, что в подобном боевом сценарии было бы наиболее оптимальной стратегией? Если я хочу победить, предположим, или хотя бы покинуть поле боя в относительном здравии? Что лучше: сосредоточиться на окружающей обстановке или на других участниках боя? Какой подход к реальному бою лучше: как дуэлист или как чародей? — О! — воскликнула мадам Тромбли, которая казалась достаточно довольной, и обменялась глубокомысленной улыбкой с мистером Уилксом. — О, Трэверс, я вижу, к чему всё это. Ты привёл нам маленького тактика? Мисс Грейнджер, Вы обрисовали ситуацию в общих чертах, этого недостаточно для точного ответа. — Верно, — сказал мистер Уилкс. — Определите игроков. Вы главный герой? — Да, — сказала Гермиона. — Но… — Уровень навыков? — Ну, будем щедры, «превосходно» по Ж.А.Б.А. по всем основным дисциплинам. Дополнительно зачтены руны и нумерология. — Нет, Ваш уровень навыков, — резко сказал мистер Уилкс. — Он имеет в виду твою работу палочкой, — услужливо вставил Трэверс. — Ты можешь вызывать заклинания невербально? Можешь сокращать движения? Какой у тебя репертуар, каков твой прицел? Ты вынудишь противника тратить больше усилий на защиту или физическое прикрытие, если он не может противостоять твоим заклинаниям напрямую, распознав жест и вспышку заклинания или услышав заклинание. Как насчёт двух заклинаний одновременно? Можешь ли ты накладывать заклинания во время разворота аппарации или дисаппарации? — Да, для невербальных и сокращённых стандартных известных заклинаний, но не для технической работы вроде продвинутой трансфигурации. Я знаю заклинания из всех учебников за семь лет и весь список разрешённых заклинаний для соревновательных дуэлей. Я могу держать Щитовое заклинание и вызывать другие одновременно, но я никогда не вызывала заклинания во время подготовки к аппарации, — несколько чопорно добавила Гермиона. — Но я раньше не пробовала, поэтому уверена, я быстро освоюсь. — Игроки? — наседал мистер Уилкс. — Вы одна? Сколько на Вашей стороне, сколько у врага? — Поровну с каждой стороны, скажем, пять на пять, — сказала Гермиона. — На моей стороне выпускники Ж.А.Б.А., навыки оппонента неизвестны. — Она вспомнила разговор с мистером Пацеком несколько лет назад, во время его первого визита летом 1940-го. — Предполагается, что противник состоит из «солдат удачи». — Мертвы. Вы мертвы, — прямо сказал мистер Уилкс. — В таком теоретическом упражнении, если у Вашей команды была совместно подготовленная цель — уклониться и сбежать, то погибнут не все. Но самые медленные и слабые? Сгинут. Мертвы. Задавая эти вопросы, Гермиона начала формировать понимание цели авроров. Если бы проблема была такой, что требовала достаточно развитого магического мастерства, авроры были бы не нужны. Учителя Хогвартса были лучшими колдунами Британии: профессора Дамблдор и Слагхорн были прославленными академиками в своих областях. Авроры, в свою очередь? Они были колдунами выше среднего, но их специализацией была практическая магия. Боевая магия. Они были настолько близки к регулярной армии, насколько это возможно для населения Волшебной Британии. А «солдаты удачи»: это были магические наёмники, чьи средства к существованию обеспечивались тем, что они лучше других владели боевой магией. Квалификация Ж.А.Б.А. «удовлетворительно» была такой, что подавляющее большинство несовершеннолетних студентов — и даже большое количество студентов, достигших совершеннолетия, — не могли достичь. Авроры знали, что разница между любителями и профессионалами слишком велика, чтобы её можно было преодолеть с помощью школьного урока или учебника, и единственный способ противостоять профессионалу — это другой профессионал. — Предположим, у моей команды есть план, требующий обеспечить выживание как можно большему числу членов команды на поле боя, обставленном оберегами для предотвращения аппарации, уходу по камину, портключей, совиной почты и других видов сообщений, предназначенных для сбора подкрепления. Как бы Вы посоветовали нам поступить? Мадам Тромбли разразилась довольным смехом: — Вы только что подошли к величайшему спору веков: стратегии командного боя. Должны ли мы противостоять самому сильному противнику или выбрать самого слабого? Скрываться в темноте и заманивать врага в ловушки или сражаться с мечом в одной руке и палочкой в другой, следуя примеру легендарного Годрика Гриффиндора? Должны ли мы, подобно валькириям, лететь в бой на гранианских крылатых конях и принимать их благородную смерть как необходимую цену за победу? — Но самая простая командная стратегия, которую в пылу борьбы могут запомнить даже студенты и любители боевых искусств, — сказал мистер Уилкс, — это оборонительное отступление. Сильнейшие дуэлянты защищают наиболее уязвимых, будь то разрушитель оберегов, чародей, анимаг, целитель или заклинатель, до тех пор, пока не будут прорваны обереги, вражеский мастер оберегов не будет мёртв или не останется в живых последний человек. В Корпусе авроров мы сражаемся парами и верим, что наш партнёр следит за нашими, как и мы за его или её… — он кивнул в сторону мадам Тромбли, — спинами. Простая стратегия. С одним жёстким требованием. — И каким, сэр? — спросила Гермиона. — Если юный Трэверс будет приписан Вашим партнёром в Корпусе авроров, на что он, несомненно, рассчитывает с помощью этой чепухи про «обращение к старым друзьям», Вы бы умерли за него? — Э-э… — заикалась Гермиона. — Я, эм… Мистер Уилкс повернулся к Трэверсу и пригвоздил его тяжёлым взглядом: — Ты бы умер за неё, Трэверс? — М-м, — квакнул Трэверс. — Вы оба студенты и бездельники, — с усмешкой произнёс мистер Уилкс. — Забудьте о Ж.А.Б.А. Отбросьте книги заклинаний и схемы. Возьмите в руки свои палочки и почувствуйте, как пылает и гремит волшебный бой, если потребуется, в шуточном сражении. Поручите свою жизнь мастерству и смекалке другого и защитите его тело и душу своими силами. Пока вы не познаете свой собственный разум в таком состоянии, вы не сможете узнать свои собственные реакции и суждения, не говоря уже о том, чтобы рассчитать, что является «оптимальным», а что нет, — его голос немного смягчился, и он продолжил. — Не все подходят для боя, и в этом нет ничего постыдного. Но чертовски обидно, когда талантливый волшебник полагает, что его способности в одной дисциплине переносятся на другую, и задним числом обнаруживает, что переоценил их. Этого уже не вернуть. Когда Гермиона и Трэверс попрощались и покинули учительскую, Трэверс изъявил срочное желание спрятаться в ближайшем алькове и беззвучно прокричать в рукав своей мантии. — Ну, это было сильно, да? — спросила Гермиона, пытаясь не комментировать реакцию Трэверса. — Тромбли была ничего, но, мать честная, Уилкс был… волнующим. Его метод преподавания сильно отличается от профессора Меррифот. Он всегда такой? — Не уверен, что я всё ещё хочу быть аврором, Грейнджер. Я не хочу держать чью-то жизнь в своих руках. И как узнать, что ты можешь доверить свою кому-то? — тихо говорил Трэверс, выпрямляясь и поправляя свой галстук трясущимися пальцами, как будто он не был замечен ни в чём необычном. И ещё тише, так, что Гермиона могла едва ли разобрать его слова, он добавил. — Не можешь. Это невозможно. — Я пообещала, что помогу тебе, — напомнила ему Гермиона. Она утешительно похлопала его по спине. — Я не смогу помочь тебе или сдержать слово, если ты сейчас сдашься. И я не дам тебе сдаться просто так. Пошли, — она потянула его за рукав. — Думаю, пришло время созвать ещё одно собрание клуба по домашней работе.