Колодец

Примерно с тех пор его рассеянный фокус внимания сместился с безграничного будущего на конкретную точку в пространстве. Мысли о том, что может быть скрыто в подвале, многозначительные слова отца, всплывающие в памяти, какие-то догадки кружатся в его голове каждый день. Конечно, вне всего этого Эрен все еще обычный подросток, который хочет простых, ярких эмоций. Ему нравится в корпусе, нравится разделять с кем-то свои надежды и убеждения, шутить и смеяться, подкалывать друг друга. Про него не скажешь, что он насупленный, одержимый сыч. Солнце клонится к горизонту, над колодцем со свистом пролетает, горланя, стая ворон. Он утирает рот тыльной стороной руки и встряхивает головой, убирая с лица волосы. В этот момент слышатся шаги, над краем появляется фигура и Эрен выжидающе замирает. — Ну что, никаких успехов? Этот флегматичный голос может принадлежать только одному человеку. Эрен вытягивается и рапортует громче, чем нужно: — Никаких, капрал! — Отставить вопли, — Леви морщится и складывает руки на груди, внимательно рассматривая кровоподтёки и помятую одежду — ты выглядишь отвратительно. Словно специально извалялся в самых грязных местах. Эрен прикусывает губу и торопливо отряхивает колени от налипшего мусора. Он, конечно, не чистоплюй и парой пятен его не испугаешь, но отношения Леви с чистотой… Меньше всего Эрену хочется под конец дня расстраивать капрала. — Ты весь день по собственному желанию провёл здесь в затворничестве, без воды и еды, но так ничего и не добился. Сорок минут назад он едва-едва, поклявшись всем, чем можно, уговорил Ханджи пойти на обед и оставить его одного, чтобы посидеть, остыть и, чего греха таить, немного пожалеть себя. Скрепя сердце пообещал, что не будет в это время предпринимать попыток превращения, просто немного посидит и посмотрит на небо, честно-честно. Кто же знал, что, пытаясь расслабиться, он лишь глубже загонит себя в трясину тревожных, невнятных мыслей, образов и вариантов развития будущего. Эрен кивает, то ли соглашаясь с перечисленными фактами, то ли просто подтверждая свою бесполезность. — Я полагал, что небольшой отдых поможет мне очистить мысли, но, видимо, переоценил себя — он вяло улыбается и пинает носком сапога камешек. Леви смотрит на него сверху вниз задумчиво, поигрывая желваками, а потом вдруг садится на край колодца, спустив внутрь ноги. — Эрен Йегер, что тебя заводит? Эрен издаёт невнятный звук и удивлённо смотрит на капрала. — Не уверен, что понимаю вопрос?.. Тот цыкает языком. — Что может захлестнуть тебя с головой? Кроме физической боли, конечно. Мне бы не хотелось тебя бить, ведь для этого придётся спускаться в эту дыру — он снова неодобрительно косится на перепачканные закатанные рукава рубашки. Эрен задумывается, прислоняясь спиной к стене колодца и слегка откидывая голову. Камень приятно поддерживает затылок, а то, что он наконец-то говорит не сам с собой, а с живым человеком, отвлекает и как-то упорядочивает, что ли. Интересно, Леви сейчас пошутил или нет, про спускаться и бить. Это такая попытка помочь? — Думаю, злость, капрал. Такая, знаете, оглушающая, как взрыв. Тут уж ничего не видишь и не слышишь вокруг, весь сосредотачиваешься. Не могу сказать, что я легко теряю самообладание настолько, чтобы со мной такое происходило часто, но… — он пожимает плечами. Леви слегка кивает. — Но с Жаном ты подраться не дурак. А страх? Эрен улыбается. — Нет, не думаю. Страх для меня не совсем самостоятельный — он как бы предшествует злости, запускает ее. Честно говоря, — он снова поднимает глаза и, щурясь, смотрит на Леви, — я не уверен, что боюсь чего-то. У меня столько планов, что страх тут ни к месту. Страх сковывает. То есть не поймите меня неправильно, бояться нормально и все такое, но через него нужно переступать. — Хм. Так, значит. Эрен почёсывает кончик носа, пачкая его кровавой пыльцой. Весь этот разговор странный, но, наверное, так нужно. Сверху шуршит, Леви устраивается удобнее, упираясь локтями в колени и кладя подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Что же тебя злит, Эрен? Ну здесь совсем просто. — Трусость и глупость, капрал. Слабоволие, — Эрен хмурится и выпрямляется — и когда людей давят, словно какую-то мошкару. И что мы раз за разом теряем все больше тех, с кем недавно смеялись и мечтали о будущем. Меня сводит с ума то, насколько ничтожно мало мы знаем о титанах и мире вокруг, — его голос слегка вздрагивает, — с самого детства я смотрел на разведкорпус, уходящий в ворота, слушал, как полощутся на ветру флаги, хотел быть среди этих людей. Хотел быть как Вы, капрал. И вот пожалуйста, оказывается, что я могу становиться титаном, казалось бы, бесконечные возможности прямо тут, бери и иди, но нет! Как бы я ни пытался, ничего не выходит. Как я могу быть полезным, если даже не контролирую эту способность? Только подвергаю вас всех опасности — он вдруг сутулится и опускает глаза. — Так сделай уже что-то, бесполезный паршивец. Плечи Эрена вздрагивают, в глазах вспыхивает искра. — Капрал Аккерман, Вы… — Йегер! — Леви прерывает его резким окриком, подаваясь вперёд — Я не собираюсь слушать детский лепет и какие-то сопливые рассуждения. Тебе дали целый день на одну простую вещь. Прекрати сидеть и дрочить свои воспоминания о несчастном детстве и займись делом. Он раздраженно дёргает стопой и сплёвывает вниз, на пол колодца. В голове Эрена набухает тугая грозовая туча недопонимания и тревоги. Он провожает взглядом плевок, смотрит, как тот растекается по земле и хмурится, старательно подбирая слова. Наверное, глупо предполагать, что все эти вопросы были из праздного любопытства. Это попытка разозлить. Однако, он этого не просил, и такие слова, особенно от самого капрала, неприятно жгут углы глаз. Он не идеальное оружие, и даже не претендует, но все же… — Мне кажется… — начинает Эрен. — Мне кажется, что тебе нужно завалить ебало и работать, — в голосе Леви сквозит раздражение — ты никому ничего не докажешь, валяясь тут и причитая, пока все остальные занимаются действительно важными делами. Лоб немеет, в затылке, наоборот, становится очень горячо, а рот наполняется слюной. Его натравливают, и нужно держать себя в руках. Нужно направить эту злость в верное русло, сказать спасибо капралу, который так самоотверженно потратил целых десять минут на этот разговор, зажмуриться, укусить себя за палец и закончить этот блядский день. Эрен делает глубокий вдох и поднимает глаза. Леви все так же сидит на краю, с безразличием глядя куда-то сквозь и скребя ногтем разгрузочный ремень на бедре. Тишина такая звенящая, что грохот сердца, усиливающийся эхом, кажется, слышен даже наверху, потому что Леви вдруг склоняется, пристально рассматривая его, слегка кривит губы, что-то бормоча себе под нос, и Эрен торопливо отводит взгляд, перескакивает со складок шерстяного плаща на ворот рубашки, ниже, на колени и широкие голенища сапог и еще ниже, на каблуки, покрытые подсохшей коркой глины, и чувствует дикое желание что-то смять и раскрошить. Попытка уязвить прошла успешно, и чем сильнее он давит эту обиду, загоняя ее вглубь и пытаясь оправдать, тем сильнее его тело восстает, сливая в один котел усталость, голод, боль в растянутых связках и сорванных мозолях, желание оправдаться и, неожиданно, какой-то азарт. Исполнять приказы куда легче, чем принимать чужую точку зрения, и, тем более, молча слушать, как тебя поносят, пусть даже с благой целью. Разумеется, даже мысли о том, чтобы открыть рот и что-то сказать, Эрен не допускает. Повисает тягостное молчание, которое откровенно невыносимо. Потные ладони скользят, когда он безотчетно сжимает и разжимает кулаки, стараясь дышать ровно и не думать о том, как было бы хорошо, если бы с капралом Леви можно было подраться. Если бы он тогда взял яйца в кулак и просто согласился на пару подзатыльников, Леви бы опрокинул его с одного удара, снова повозил лицом по земле и все такое, но хотя бы не говорил ничего из тех едких, колких слов. Удивительно, конечно, какая мощь скрывается в таком поджаром, небольшом теле, прошедшем ад, море крови и горы трупов. Движения выверены до совершенства, и в бою он неотвратимая, смертоносная стрела. Эрен облизывает пересохшие губы и думает, что никогда не смог бы по своей воле поднять руку на капрала Аккермана. Но вместе с тем отчаянно хочется доказать свою пользу, перестать быть в глазах Леви жалким ребенком, который даже не может использовать полученные задарма черт знает откуда титанические силы. Секунды тянутся так лениво, что можно увидеть каждую пылинку, танцующую в постепенно остывающем воздухе. И еще это его отрешенное выражение лица. Одновременно завораживает и невыносимо бесит — одно дело, когда ты идешь с таким лицом на смерть, и другое, когда говоришь своему кадету, что он жалкий отброс. Зубы сжимаются сами собой. Такое лицо может быть только у того, кто недосягаем для обычных человеческих чувств. Капралу неведом страх, отчаяние, сомнения. Он всегда принимает решения тут же, не медля и не ошибаясь. Да, в общей столовке или вечером, сидя с чаем в своём кабинете, Леви Аккерман напоминает обычного человека, но это лишь паузы между войной и смертью. Невозможность постоять за себя словесно или кулаками отравляет своей безысходностью. Сердце, тяжело пульсирующее где-то в горле, не дает нормально дышать и думать, и все его мысли вновь сосредотачиваются на каблуке со слегка стесанным внешним краем, из плотной, темной кожи. Такие сапоги носят все в разведкорпусе, но у Леви самый маленький размер ноги, сильно меньше чем у Эрена, а ведь он уже взрослый мужик. Сидит себе, блин, там наверху в своих маленьких сапогах и делает вид, что все в порядке. Словно на Эрена достаточно наехать, сказать пару матюков и он возьмёт и все сделает как надо. Очень хочется сбросить разъедающее оцепенение, встряхнуться, или встряхнуть Леви, или разнести к ебене матери этот колодец. Чтобы он наконец прекратил так отвлеченно смотреть куда-то в пустоту и взглянул на него, Эрена. Хочется дотянуться до него и — Его тело вдруг пронзает, скручивает, он выгибается в то ли судороге, то ли прыжке, и с громким шипением колодец заполняет горячий влажный пар. За доли секунды Эрен ощущает, как позвоночник гигантскими бусинами сщелкивается в растягивающейся спине, как раздаётся грудная клетка, нервы с невероятной скоростью ползут и срастаются с толстыми канатами сухожилий, а мозг наполняется ощущением мощи и тяжести мышц, обволакивающих огромные длинные кости. Все сигналы отдаляются от мозга вместе с рецепторами, он чувствует, как под увеличивающимся весом проседает земля и открывает глаза, думая лишь о том, как хочется дотянуться и сказать — Все еще формирующаяся кисть взлетает вверх, обрастая кожей, и, когда пар начинает рассеиваться, капрал, даже не успевший отшатнуться, оказывается пойманным за ноги, как домашний воробей. Расправленная ладонь подушечками пальцев, каждая из которых размером с его колено, упирается в стенки колодца, зажимая голени между двумя фалангами указательного и среднего пальцев. Леви замирает, ослеплённый вспышкой, и пытается оценить уровень угрозы, пока не до конца понимая, что предпринять. Случись это на равнине, ветер бы уже разогнал клочковатый, густой пар, но в колодце штиль и не видно ни черта, что там происходит на дне. Он трёт глаза и оглядывается через плечо. Будем надеяться, что кто-то из идиотов в лагере это видел и Ханджи прискачет, чтобы засвидетельствовать успех эксперимента, а дальше будем действовать по обстоятельствам. Пока рука не шевелится есть время подумать.