Тот самый лучик

Редкими, но желанными утрами и вечерами каюта была освещена лучами солнца. Редкими, но в последние дни теплыми лучами. Они ласково укрывали собой мебель, книги и золотистые волосы Стида. Казалось, пряди питались ими, золотились чаще и будто светились. Когда Черная Борода зашел в каюту, был один из таких вечеров. Стид расслабленно сидел на софе с какой-то книгой, лениво переворачивал страницы и словно убаюкивался легкой качкой. Заметив темную фигуру, он медленно поднял взгляд и улыбнулся — непринужденно и ласково, будто зазывая сесть рядом. Эдвард не стал противиться и сел, развязно, но так же расслабленно, сжимая горлышко бутылки пальцами. — Че читаешь? — спросил он, заглядывая на страницы. — Тебе такое не по вкусу, — заключил Стид и закрыл книгу. — Ну почему? Может, и интересно. Стид усмехнулся и перелистнул страницу. — Мне понравились эти строки, — сказал он, а после сел ровнее, словно готовился к торжественной речи. — «И день, и ночь — враги между собой, как будто подают друг другу руки. Тружусь я днем, отвергнутый судьбой, а по ночам не сплю, грустя в разлуке». — И снова улыбнулся, искоса посмотрев на Эда. Тот сделал небольшой глоток, утер рот ладонью. Глаза выражали интерес и непонимание. — И че это значит? — Каждый понимает, как хочет. — Стид облокотился о спинку и прикрыл книгу, оставив палец на нужной странице. — А ты как понимаешь? — Ну, — Стид задумчиво отвел взгляд в сторону. Скорее, он задумался о чем-то другом: о правильной формулировке, объяснении, которое можно было сказать Эду и которое он бы понял. — Наверное, эти строки о любви. Запретной и недосягаемой. Знаешь, за которую еще бороться нужно, но для меня это что-то безнадежное. Лирический герой устал, дни однообразны и серы, хоть и проходят быстро, а ночи длинные и тягостные. Они вновь приближают ко дню, который пройдет так же, как и все остальные. Здесь есть желание изменить все это, но нет смелости… — Тебе это нравится? — слегка удивленно спросил Эд. — Наверное, это напоминает мне мою прежнюю жизнь. Так же все было серо и тягостно… — А сейчас по-другому? — Конечно, — Стид улыбнулся, — я осуществил свою мечту и доказал, что не такой уж я трус. — Получается, нашел в себе смелость. — Получается, так. Боннет перевел на него взгляд и увидел задумчивость. Эд смотрел куда-то в сторону, осмысляя услышанное. Понять Стида было нелегко: этот человек видел смысл в самых мелких деталях, казавшихся такими незначительными, порой глупыми. Он дорожил каждой из них. Чего только стоила вся эта библиотека на корабле и оставленный каменный апельсин. Безделушка, но Стиду она была дорога. Эд снова отпил и облокотился головой о руку, поставленную на спинку софы. — Ты скучаешь по прежней жизни? — спросил он. Стид словно растерялся. Почему? Эд внимательно осматривал лицо, освещавшееся вечерними лучами. — Не думаю, — все же сказал Стид и отложил книгу на стол. — Есть, конечно, некоторые моменты, по которым я скучаю даже сейчас, но только погляди на меня! Я капитан корабля, джентльмен-пират! У меня замечательная команда и полная приключений жизнь! Раньше о таком я мог только мечтать, а сейчас могу выйти, задать курс и отправиться на поиски новых сокровищ! — Ну, если честно, никаких сокровищ ты не нашел. — Материальных — да, но это пока, — произнес Стид и подмигнул. — Сокровища могут быть и духовные. Например, воспоминания, обретенные друзья. Поверь, это дорогого стоит. — Клад намного дороже. — Ну, Эд, если привязываться к материальному, то можно обеднеть духовно. — Я для тебя тоже клад? Стид удивленно приподнял брови и почти сразу плавно опустил их, похлопав приятеля по плечу. — Конечно. Сам Черная Борода командует со мной одним кораблем и делит одну пищу. — Боннет говорил это радостно, воодушевленно, а Эдвард терялся. Ему показалось, что на загорелом от частого пребывания на палубе под лучами солнца лице появился румянец. Сердце сжалось. Не сильно — аккуратно, может быть, нежно. Непривычное ощущение. — До нашей встречи я думал, что ты беспощадный гроза морей, но сейчас вижу, какой ты на самом деле. — На самом деле? — переспросил Эд. — Приятный и где-то в глубине души очень хороший человек. — Нет, где-то в глубине я и есть этот беспощадный гроза морей, — кинул Эд. — Да ну, — беззлобно усмехнулся Стид. — По-моему, совсем наоборот. — Нет, я мог перерезать всю твою команду и выкинуть за борт вместе с тобой. — Но не стал ведь. Эд не понимал легкости в голосе Стида. По идее, услышанное должно было хотя бы задеть, но чертов Боннет стоял на своем. Интересно, что это. Вера в человечество? Неиссякаемый оптимизм? Или банальная глупость? Черт знает. Эд сам не до конца понимал, почему не поступил так. Что-то в тот день завладело им и нашептало уберечь отважных глупцов от испанцев. Предчувствие, что они могли помочь ему самому? И каким образом? — Хочешь еще послушать сонеты? — прервал образовавшуюся тишину Стид и вновь потянулся к книге, но Эд резко остановил его ладонь своей. — Нет, — наотрез произнес он. Легкое прикосновение показалось острым. Стид сглотнул, смотря на ладони, медленно переводя взгляд на Эда, пока сам не убрал ладонь от его. — Лучше расскажи что-нибудь о себе еще. Все равно не понимаю эти… сонеты. Стид положил руки на колени. — А что конкретно? Понимаешь, моя прошлая жизнь неинтересная. Я был обычным мальчиком из богатой семьи, жил на всем готовом. Даже семью выбирал не я, из-за чего и сбежал от них. — Да что хочешь. Детство, юность, первая драка, сломанная конечность, животное, первая любовь… — Эд осекся и сделал внушительный глоток. — Что-нибудь. — Я никогда не влюблялся, — робко подметил Стид. — А жена? — Это был вынужденный брак. Ее и моей семьям был выгоден этот брак. Мы богатые наследники, а любовь никакой роли не играет. Это должное, Эд. — Стид поджал губы. Богатства в этих воспоминаниях не было, сколько ни ищи. Такая незначительная коробка с прошлым, отставленная в самый дальний угол чердака, покрытая пылью, но не забытая. Видимо, давила своим присутствием, хоть и фантомным. Эдвард понимал это. Он сам был заложником этого бремени, пока не углубился в разбойничество, а дальше соленый вкус воды и холодный ветер унесли ее на дно. Ему потребовалось время. Время помогло. Стид не так давно отрекся от суши, чтобы отпустить ее сполна. — Любовь — сложная штука. Не знаю, что в ней особенного, но кому-то помогает. — Кому-то, кто находит ее и крепко держится. Эд закинул ногу за ногу и поставил бутылку на стол. — Как за сокровище. — Любовь, в своем роде, тоже сокровище, — произнес Стид. — Только это богатство больше, чем все остальное… Его так долго ищут, не имея карты и указателей, столько раз сбиваются с пути, но в конце обретают роскошь, которой по-настоящему можно гордиться. Но все же находят ее счастливые единицы… — Печальный вздох вырвался из груди Стида. Мечтатель по жизни, он не раз грезил о таком чувстве, желал ощутить это на своей шкуре, как писали в романах, окунуться в тот сладостный омут с головой — и никогда не выбираться, забыться в нем, забыть обо всем, что было до, и поставить начало жизни именно с этого момента. Мечты оставались мечтами. Глупо засыпать с сонетами о любви в руке и мыслями о подобных чувствах, когда ты давно в браке, у тебя двое детей и мирно спящая под боком жена, в тайне желавшая то же самое. Стид не настолько глупец. Он давно принял свою жизнь такой, какой она есть: серой, обычной, без любви. Словно обычное существование. Эдварду были чужды подобные мысли. Любовь? Он любил море, свою деятельность и ощущал взаимность, а о большем и не думал. Но последние недели говорили об обратном. Что-то менялось. Что-то переворачивалось в сознании, пробуждалось в сердце. Что-то приятное, но пугавшее неизвестностью. Удивительно, ведь происходило это только рядом с Боннетом. — Эд, — вдруг робко позвал Стид, соединяя ладони и нервно перебирая пальцы, — а у тебя была семья до пиратства? Эд поджал губы и отрицательно мотнул головой. — Значит, ты не разрушил ничью жизнь своим уходом… — протянул Стид. — Как я. — И опустил взгляд. — Чью жизнь ты разрушил? — непонимающе спросил Эд, пристально смотря на Боннета. Тот неловко усмехнулся. — Чью? У меня ведь была жена и дети. Да, я оставил им достаточно средств для беззаботной жизни, но, понимаешь, я мужчина, их опора и гарант счастливой жизни. А в итоге поддался мечте и бросил все. — Ты же хотел этого. — Стид вопросительно вскинул бровь. — Иметь свой корабль, команду и путешествовать. Зачем тогда жалеешь? — Вдруг им без меня плохо… — Да нахер ты думаешь о них? Они думали о твоем счастье? — Стид стыдливо отвел взгляд. — Запомни: никто не даст тебе счастья, кроме тебя самого. Будешь каждый раз думать о других — потеряешь себя. — Наверное, тогда я и потерял себя, — сказал Стид почти шепотом. Взгляд стал печальным, но ясным, будто одна пелена спала, но оставила крохотные частицы после себя. Видимо, с ними придется бороться ему самому, иначе не увидишь нутро, желания. — Начинай искать, Боннет, — Эд постарался сказать это бодро, даже хлопнул приятеля по плечу, отчего тот от неожиданности качнулся, но посмотрел на него. И улыбнулся. — Никогда не думал о подобном в таком аспекте, — неловко усмехнулся тот. — А знаешь, — Стид сел ровнее, увереннее, не убирая улыбку, — да, буду в первую очередь обращать внимание на свои желания, а не других. — Уже есть прогресс, — улыбнулся Эд. — И какие желания есть сейчас? В веселой задумчивости Стид мельком осмотрел Эда, а после перевел взгляд в сторону. Ладони разъединились, он сложил их на коленях и беззвучно забил пальцами по коленкам. Вечер был теплым. Лучи заката проникали в окна и падали на поверхность, которая отзывалась игривыми бликами. Один из лучей поселился на волосах Стида. Эду показалось, что они засияли ярче, будто играли с солнцем и душой Тича. Твою мать. Снова. Эд часто заморгал, протер глаза пальцами и вновь посмотрел на Стида. По-прежнему думал. По-прежнему лучи играли с его волосами цвета пшеничных колосьев, хорошего рома. Хотелось потрогать пушистые завитки. Наверняка они мягкие и бархатные, как у девиц, но не у тех, которых видел и трогал Эд. Весь вид кричал, что это совершенно другое, новое и прекрасное — как искусство. А на него можно только смотреть, не вздумай трогать, иначе — беда: сойдет блеск, пропадет объем, исчезнет загадка в омытых соленой водой и густой кровью руках Черной Бороды. Но все же, что бы он потерял от одного лишь касания? Ничего. Только бы приобрел, наверное... Мельком посмотрев на свою ладонь, Эд приподнял ее, выровнялся и медленно потянулся к Стиду, но тот резко посмотрел на него и заговорил: — Особо никаких, — решение, принятое после долгих раздумий. — Наверное, я бы продолжил сидеть здесь с тобой и разговаривать. От радостного взгляда белокурого брови Эда опустились. Он сам не понял, почему уголки рта приподнялись, а рука опустилась на собственную коленку и легонько сжала ее. — А вообще, — в глазах Стида появились игривые искры. Он наклонился чуть ближе и продолжил: — Я бы занялся грабежом какого-нибудь судна. Нужно же попрактиковаться в выученном благодаря тебе. — Рано еще, — кинул Эд. — Ты многого не знаешь. Потом уже вечереет. Пусть команда отдыхает. — Оу, — с долей грусти сказал Стид, но не утратил блеска в глазах. — Я думал, что под твоим присмотром я бы смог показать себя. А что не знаю… Может, сейчас расскажешь? Эд беззлобно усмехнулся. — Правда хочешь этого? — Правда, — протянул Стид и сглотнул. Мысли сбились с ориентира. Черт, да Эд сказал это, чтобы не нарушать идиллию, не лишать волос того самого лучика и чтобы продолжать слушать его и смотреть, смотреть, хоть целый вечер, хоть вечность. Странное, непонятное желание преследовало не первый день. Легко поддаться ему казалось безрассудством даже для Черной Бороды, но и долго бороться не было возможным. Рано или поздно оно овладело бы им — только в этот момент Эд хотел понимать его суть и отдаваться ему без сомнений. — Эд? — позвал Стид и слегка склонил голову в бок. Эд вновь заморгал. Не заметил, как сам задумался. — Да? — Так что мне еще нужно узнать? Что узнать?.. Эд прищурил глаза. Многое, чертов Боннет, многое тебе еще нужно узнать, но о пиратстве — оставшуюся малость. И Эдвард не нашел лучшего варианта избежания своих мыслей, как начала действия. Он за долю секунды вытащил нож и прижал острием к горлу Стида. Стид испуганно посмотрел на него, задрал голову назад. Кадык забегал по тонкой шее, венка начала пульсировать на виске, но взгляд, этот гребаный взгляд смешал в себе испуг, спокойствие и интерес. — Никому не доверяй, Боннет. Никому, слышишь? Все когда-нибудь предадут и перережут тебе глотку при первой возможности. Не позволяй себе ни с кем расслабляться. Людей не изменить, сколько бы ни пытался, — почти шипел Эд, продолжая держать нож. Он встал на одно колено, опираясь на софу, и согнулся, пристально смотря в забегавший по его лицу взгляд Боннета. — Твоя команда, твои друзья, близкие — все предатели… — Даже ты? — проговорил Стид. «Ни за что», — пробежало в сознании Эда, но сказать это он не мог — лишь сильнее сжал челюсть и сглотнул. Ему нужно что-то сказать, ответить на глупый вопрос, казавшийся одновременно таким правильным и таким неуместным при их… отношениях? Но молчание затянулось. Поздно давать ответ, если Боннет что-то решил для себя, если нашел те самые слова во взгляде Эда, который надеялся на это. В резком порыве он оказался слишком близко к лицу Стида. Теплое дыхание касалось его щеки, оставляя фантомное наслаждение. Дай слабину, и гулкое биение сердца притянет ближе, разорвет отчерченные сантиметры, затуманит последнее разумное и ясное, верно остававшееся с ним до сих пор. Но к чему эта сентиментальность? Эд был не из тех, кто робел или боялся своих желаний. Наоборот, никогда не игнорировал их, но со Стидом выходило иначе. Эд понимал свои желания раньше, а сейчас терялся каждый раз, если они касались Боннета, чертового Боннета, вызывавшего тепло в отточенной и ожесточенной волнами душе. Изначально он желал убить его и сымитировать собственную смерть, а потом не смог. Так чего же он желал на самом деле? — Эд, — прошептал Стид, касаясь подушечками пальцев кисти руки, которая сжимала нож. Вновь его дыхание на щеке, — ты убьешь меня? Конечно, нет… Какая глупость… Эд точно не хотел этого… Но чего же тогда?.. Стид аккуратно отодвинул его руку от своей шеи, так и не получив ответа. Эд не возражал. Он резко посмотрел на волосы. Страх не убавил света. Эд хотел потрогать его волосы, да… И пока не понимавший ситуацию Стид нервно бегал взглядом по его лицу, он невесомо коснулся их и постарался огладить. Боннет моргнул, посмотрел на руку, трогавшую его голову, а после — в отражавшие их свет темные глаза Тича. — Мягкие, — еле слышно произнес Эд, поглаживая пальцами вьющиеся пряди, и поймал на себе взгляд. Страх исчез. В них был блеск. — А я и не сомневался… Стид ничего не ответил: молча смотрел и сдерживал взгляд, предательски возвращавшийся на тонкие губы. Эд почувствовал, как одно желание отпустило его, но появилось другое, требовавшее незамедлительного осуществления. Сердце билось непривычно часто и плавно — так, что кровь била по ушам, шумела и перекрывала треск «камина». Он опустил ладонь на шею, продолжая касаться пальцами волос, оставил ее так и невозможно медленно тянулся к лицу напротив. Стид молчал, не сопротивлялся. Его глаза закрывались, губы приоткрывались, словно тянулись в ответ… — Капитан, там Плотва спрашивает, какой десерт вы хотите на ужин… Люциус отскочил назад и прикрыл глаза ладонью с расставленными пальцами. Эд упал назад, успев зацепиться за софу, а Стид, ужасно покрасневший, встал. — Мы же привезли много апельсинов, пусть из них что-нибудь приготовит… На свое усмотрение, — подавляя трепет, говорил Стид. Фигура сбоку замелькала, а после исчезла. — Я извиняюсь, конечно, — кинул Люциус, медленно прикрывая себя дверью. — Постучусь, когда ужин будет готов… — Хорошо, — проговорил Стид и вздохнул, когда парень скрылся за дверью. Боннет тут же оглянулся. Увидев Эда, стоявшего около окна, он улыбнулся, коснулся волос, на которых ранее была рука Тича, и сделал шаг к нему. — Так, получается… — Мне нужно отлить, — кинул Эд, краем глаза заметивший приближавшуюся фигуру. — Оу, конечно, — словно печально произнес Стид. — И ром закончился. — Да… — Море неспокойно. — Разве?.. Эд резко посмотрел на него. Взгляд поник. После этого он, не оглядываясь, покинул каюту, захлопнул за собой дверь и побежал к борту корабля, чтобы крепко схватиться за него и набрать полную грудь морского воздуха, в то время как на лице властвовала безумная, счастливая улыбка, которую видело только небо и мелкие волны. Когда Черная Борода вернулся на корабль один, когда вспомнил, кто он на самом деле, первым делом приказал избавиться от всех вещей Боннета в каюте и зашторить все окна, чтобы больше не видеть тот самый луч.