Дом Солнца

      Прошло шесть лет с тех пор, как мир разоблачил и наказал Чумного доктора. Шесть лет за которые мир, кажется, изменился до неузнаваемости и все же остался прежним. Игорь продолжал работать в полиции, ловил преступников, но больше не лез на рожон, не действовал в одиночку и как будто избегал громких дел, словно боялся, что с ним это может повториться снова. Теперь он куда охотнее выезжал на пьяные драки, мелкие кражи и поиски пропавших людей, вместо погони за особо опасными преступниками. Вон, молодое поколение подрастает для таких проблем, Дубин вполне себе стал взрослым, самостоятельным опером и ему вот-вот светили первые настоящие звёзды на погонах. А Игорь устал, он все больше отгораживался от любых взаимодействий и получал от Фёдора Ивановича уже не за самоуправство, а за самоедство и бессмысленное саморазрушение. И когда поступает вызов о пропаже пятилетнего ребёнка, Игорь без задней мысли соглашается, слишком поздно узнавая, что мальчишка сбежал из хорошо знакомого ему детдома Радуга. Игорь едет туда, чтобы поговорить с воспитательницей, и с ужасом проходит по коридорам. За шесть лет многое изменилось. Без Разумовского приют не получал должного финансирования и снова превратился в богом забытое, никому не нужное государственное учреждение. Мемориал Разумовскому тоже убрали, но этому Игорь был даже рад, потому что он ещё тогда показался Грому словно похоронным. По первости Игорь ещё пытался как-то сохранить то, что делал Серёжа, пугал собственной ксивой назначенного над «Вместе» управляющего, заставлял делать оставленные хорошим Серёжей разработки и не урезать финансирование. Но долго это не продолжилось, Игорь был Разумовскому никем, а управляющие так быстро набивали себе карманы и сваливали с тонущего корабля, что Гром просто не успевал их запоминать. А однажды его и вовсе просто не пустили в офис, пригрозив вызвать охрану и полицию. Огласка Игорю была не нужна, да и спасать, собственно, было уже нечего и некого. Поэтому теперь «Вместе» была продана и превращалась в мерзкий капиталистический мессенджер в котором люди сидели разве что по привычке. — Здравствуйте, Игорь, — окликает Грома уже знакомая воспитательница, стоя рядом с немолодой женщиной с недовольным лицом. — Здравствуйте, Татьяна Михайловна, — подходит к ним Игорь, но руки не протягивает игнорируя жест женщины. Она медленно убирает ладонь обратно. — что у вас случилось? — Да что, сбежал охальный! — восклицает недовольно стоящая рядом женщина, едва не вскидывая руки — Спасу с этим бесёнком нет! Вот уж уродился! В прошлом месяце в Эрмитаж пошли, так этот бес на улице остался, все пять часов по набережной бродил. Мосты ему посмотреть, видите ли, захотелось! А теперь и вовсе сбежать удумал. — Успокойтесь, Жанна Петровна, — тихо просит Татьяна, не обращая внимания на слова женщины о ребенке — Яр просто очень самостоятельный мальчик, хоть и маленький. — Самостоятельный, как же! — фыркает дама — Наглый, самоуверенный, гадкий мальчишка, вот кто он! Ни одной драки не пропустит, непутевый. — Так, хватит подробностей, — грубо прерывает их беседу Игорь, глядя по очереди в глаза обоим женщинам. Ему не очень хочется здесь находится. И не только потому что он отчасти виноват в упадке этого места — Приметы у парня есть? — Да нет, вроде. — отмахивается Жанна Петровна, — разве что весь в синяках, да ссадинах вечно ходит. Да сейчас вроде попрошли. — Куртка у него красная должна быть, с Микки Маусом, — даёт более конкретную информацию воспитательница — Глаза голубые, волосы темные, вот как у Вас примерно. Ему всего пять, а уже таким взрослым кажется. — Где в последний раз видели? — спрашивает Гром, понимая, что для поисков подобного парня у него слишком большая территория. — На завтраке. Вчера. — отзывается Жанна Петровна недовольно. По ней видно, что работа в этом месте давно ей осточертела, а может просто выработался защитный механизм, потому что всех не пожалеешь, а жить как-то надо. Игорь в уме прикидывает куда мальчишка мог пропасть больше чем за сутки и выбирает пару мест, куда собирается наведаться в первую очередь. У полицейских есть целые точки, где обычно тусуются вот такие беглецы. Места разнятся в зависимости от возраста и социального положения, но в общем-то список их остаётся неизменным. Игорь кое-как просит воспитательниц успокоиться и покидает стены детского дома. Уже на второй точке Грому улыбается удача, и он быстро ловит за капюшон куртки юркую шпану, позволив кучке беспризорных детишек разлететься, словно голуби, в разные стороны. Мальчишка вырывается, даже пытается укусить держащую его руку, только у Грома опыта поболее будет, чтобы с ребёнком-то не справиться. Игорь почти играючи разворачивает его к себе и близко наклоняется, заглядывая в глаза. — Как звать, пропажа? — спрашивает Игорь, пытаясь вычислить точно ли не ошибся. Он успел насчитать десятерых рванувших в разные стороны малолеток и теперь стоит подключить ребят из отдела и социальную службу для их поимки. Не то, чтобы Игорь считал, что в приютах и интернатах, откуда шпана постоянно сбегала, им было лучше, однако, вероятность помереть с голоду в подворотне явно была выше. Да и воровать эти маленькие бестии учились очень профессионально, чем порой ставили на уши пол города. — Если ловишь — значит знаешь. — перестав вырываться, скрещивает руки на груди пацан. И правда не скажешь, что младенец совсем, глаза взрослые, умные, чуть прищурены в недовольном взгляде. — Пошли уже. — тянет его за собой Игорь, крепко сжимая за плечо тонкой куртки. Мальчишка одет совсем не по погоде и Гром не хочет думать почему так. — Дядь полицейский, отпусти, а. — просит мальчишка, пытаясь разжать игоревы пальцы — Ну что я тебе сделал? — А то что сбежал — это ничего? — Так нас там и так не пересчитаешь. Ртом меньше, другим больше достанется. Дядь, ну пусти, а… — Считаешь, что на улице легче прокормишься? — даже останавливается Игорь, снова оборачиваясь к мальчишке. Он же ребёнок совсем, маленький, в школу не ходит, а взгляд и мысли словно дольше Грома прожил. У Игоря мурашки по спине бегут от осознания этого. — Тут хотя бы просто так не бьют. — Не похоже, чтобы тебя было легко ударить. Игорь сам не понимает, почему ведёт с ребёнком эти разговоры, почему вообще его слушает. Передать обратно воспитателям и дело с концом. Других дел ещё куча, и беспризорников уличных тоже ещё поймать надо будет. Они теперь точно затихорятся, раз их точку накрыли. — Всегда бьют тех, кто или не может дать сдачи или кто готов драться в ответ. Игорь фыркает, слушая детские выводы о совсем не детской жизни. Мальчишка морщит свой длинный нос, отводя взгляд голубых глаз. Он уже понял, что возвращения в приют не миновать и теперь продумывал новый план побега и уже так, чтобы точно не поймали. — Эй, есть хочешь? — спрашивает Гром, понимая, что мальчишка шлялся по улицам больше суток, да и сам он не ел уже два дня как. Еда вообще редко волновала майора, а за последние годы он и вовсе забыл что бывает что-то кроме перекуса на ходу и обеда у Прокопенко, когда Фёдор Иванович за руку притащит. Почти как он сам этого мальчишку сейчас. — Можно. — не поднимая темноволосой головы, пожимает плечами мальчик. Ворвавшийся в их убежище полицейский не вызывал особого отторжения, а моментально заурчавший живот забрал последние силы сопротивляться. — Тогда пошли. — отпустив куртку, просто протягивает ему ладонь Игорь. — Только без фокусов. Мальчишка подаёт ему свою маленькую ладонь и действительно просто идёт рядом. Бежать смысла нет, все равно поймает и вернёт в детдом, а так хотя бы накормят. В следующий раз сбежит и уже так, чтобы не проколоться. — Так звать-то тебя как? — желая все же убедиться, что поймал правильного беглеца, снова спрашивает Игорь. Он не понимает почему в его душе отозвались слова этого мальчика и почему захотелось хоть немного ему помочь. Может, он пытается загладить вину за то, во что превратилась Радуга. Может, видит в нем Разумовского, который так же наверняка не раз сбегал. А может что-то ещё, Игорь не хочет думать. Он давно похоронил все мысли о хорошем, давно живет во тьме из которой нет выхода. — Яр. — всё-таки сознается парень, шагая рядом. — Как Солнце. — хмыкает Гром, ведя парня в ближайшую шаверму. Ещё трижды Грому приходилось возвращать пацана в Радугу, пока мальчишка совсем не осознал, что от Грома не спрячешься. И ведь Игорю тоже всегда везло попасть именно на него, словно мальчишка знал, что сбегать надо именно сегодня. Игорь каждый раз вёл пацана поесть, пытался что-то напутственно сказать и убедить в бессмысленности побега. Правда, когда увидел ссадины на светлой щеке и несколько крупных синяков на руке не смог остаться равнодушным. Игорь никогда не думал, что будет показывать боевые приемы пятилетнему ребёнку, и уж тем более не думал, что будет слушать его истории про кошку с котятами прячущуюся под той же крышей, что и они, которой девчонки украли молоко из супермаркета. Или про книжку о приключениях, которую Яр так и не смог прочитать, потому что старшие ребята забрали. А ещё Гром никогда бы не подумал, что будет крепко-крепко обнимать малыша, расплакавшегося во время рассказа, как одна очень хорошая девочка, из таких же приютских, просто ушла, а потом ребята сказали ему, что она ушла в вечность. Яр не знает что это значит, спросил у Игоря, а тот только и смог что обнять. Яр не знает пока про смерть, а Игорь не знает как рассказать. Но этот странный порыв полицейского кажется доносит до ребёнка ту неотвратимую суть жизни, когда ты никому не нужен. И Яр плачет по-детски громко, но по-взрослому больно. Игорь сильно жмурится, чтобы самому не рыдать и что-то успокаивающе говорит. А потом в итоге тащит мальчишку в Радугу на руках, баюкает всю дорогу в служебном пазике, пока Дубин странно на него смотрит в зеркало заднего вида. Игорь передаёт разомлевшего ребёнка на руки Татьяне Михайловне, тихо шепчет той на ухо, чтобы не ругала, хватит с малыша потрясений. Добрая женщина обещает, кажется и сама понимает, что что-то между ними произошло, а Гром уходит. Чтобы в следующий раз приехать к Бустеру в зал, где довольный во всю лыбу Игнат издевательски ржёт, что молодняк нынче пошёл что надо. Игорь давно знал, что Бустер и компания подбирают подобных детей, тренируют и дают кров и пищу. Не то чтобы Игнат грехи таким образом замаливал, но иногда даже Игорь закрывал на это глаза. Это было даже слишком хорошее подобие семьи. — Не, Гром, я конечно все понимаю… Понты дороже денег. Но ты бы отучил пацана твоим именем козырять. — ведя Игоря в раздевалку, беззлобно издевается Бустер — Базара нет, в нужных кругах ты авторитет. Но сколько тех, кто за твою голову порты продаст. Хорошо малой ещё к нам попал… Игорь заходит в плохо освещенную комнату с рядами металлических шкафов и ему навстречу тут же бежит Яр, радостно раскинув в стороны руки. Игорь позволяет себя обнять, не задумываясь кладёт ладонь на растрепанную темную макушку и смотрит на малыша. Вредный и безбашенный просто не по годам, Гром уже не знает, что с ним делать. Он его и упрашивал, и объяснял, и в отделение водил, даже в допросной посидеть разрешил, а мелкому все ни почем. Теперь сбегать ему скучно, он просто к Грому приходит и под ногами путается. Бывало даже на вызов увязался не спросивши. Гром матерился на весь отдел, а тот только глазами невинными хлопал и по-детски гнусаво, словно вот-вот расплачется говорил: «я с тобой хочу». И сердце отчего-то не выдерживало. Брать его, конечно, Гром не брал, зато сажал за свой стол в управлении и разрешал с компьютером играться до его возвращения. А после по традиции уже в Радугу возвращал. На этот раз Яр пошёл дальше и умудрился оказаться в поле зрения команды Бустера, и вместо того, чтобы испугаться переломанных накаченных дядек, с порога заявил: «Да вы знаете кто такой Майор Гром?». Повезло, что эти-то как раз хорошо знали, вот и вызвали няньку за своим чадом. — Ты че учудил тут? — заставляя посмотреть себе в глаза, строго спрашивает Игорь. На них пялится тройка парней и Бустер, но Игорю так-то плевать, а вот поведение Яра уже начинает опасно натягивать нервы. Они у Игоря хоть и железные, но натянуты как струна. — Ну а че они тут затирают? Я тоже ментом стану. Как ты. — совершенно не задумываясь что говорит, произносит слова Яр. — Во дела, — смеётся Бустер, умиляясь — Да я смотрю у тебя смена подрастает, Гром. А ты, малой, не забывай, шо не все мы тут крысы подпольные. По понятиям живем, по братски. — Так, Бустер, ты давай не разводи мне тут лекций. — прерывает слишком воодушевившегося подельника Игорь, скорее на автомате, нежели осознанно поднимая мальчишку на руки, когда тот к нему потянулся. Дернул же черт приучить за каких-то пару раз. Игорь вроде и хотел отказать сначала, в первые-то разы по делу брал — то перенести надо было, то ускориться, а теперь что-то не давало лишить мальчишку последней детской ласки. — А ты только попробуй ещё в подобном месте оказаться. Жопу надеру. — снова посмотрев в голубые невинные глаза, прищурился Гром. За эти несколько месяцев, что Яр постоянно мелькает в его жизни, Игорь как-то привык к мальчишке, но теперь ещё более остро реагировал на его безумные выходки. — Ты гля какой бы батя отличный был, Гром! Да в тебе родительское сердце пропадает. — умиляется Бустер, глядя как пацан жмётся к Грому — А ты, малой, не промах. Подрастешь не пропадёшь. Можешь захаживать к дяде Игнату, я позволяю. — Даже не думай. — почти рыкает Гром, поднося сжатый кулак к острому носу мальчишки. Без лишней угрозы, но намёк всем ясен. Яр смеётся, давно перестав бояться Игоревых угроз, хотя и слишком его уважал чтобы намеренно ослушаться, а Игорь уже выносит его обратно в зал, чтобы покинуть это веселое место. Игнат в спину посылает едкие комментарии про батю, а у Грома щемит за грудиной, потому что Яр крепко прижимается, обнимая его за шею.

***

— Игорек… Эй, Игорек, заснул что ли? — зовет Грома стоящий за плечом Прокопенко. Игорь вздрагивает, отвлекается от монитора и оборачивается к стоящему рядом начальнику. — Да, Фёдор Иванович? — Ты вот что, Игорек, ай да к нам на ужин с Ленкой завтра. Посидим, выпьем… — Простите, Фёдор Иванович, — хмурится Гром, а Прокопенко замечает открытую вкладку товаров детского магазина — Не смогу завтра. Дела. — Это какие же? — охает начальник, указывая на монитор — Опять своего пацанёнка ловить будешь? У вас никак расписание? — Нет, ловить не буду. Не совсем. День рождения у него завтра. Вот, поздравить хочу. Прокопенко смотрит на Грома и чуть улыбается. Ожил с появлением этого беспризорника Игорек-то, ожил. Мальчишка словно из мертвых его воскресил, не смотря на то, что у обоих судьба трудная. Уж долго, долго Фёдор пытался за уши Игоря вытянуть, всеми силами образ Разумовского из его души вынуть, а даже у Юли это не получилось. Девушка хоть и была всегда рядом, оставалась только другом и давно уже с этой участью смирилась. А мальчишка какой-то смог. Видимо и правда судьба у Грома такая, и никуда ведь не денешься. Впрочем, таким переменам Фёдор был рад и всячески готов был поддержать названного сына. — Ты вот что, — тыкает пальцем в плечо майора Прокопенко — Ты и его с собой бери. Нечего всякой дрянью питаться. Ещё чего доброго в этот ваш Макдоналдс его поведёшь. Травиться только. А я Ленке скажу, она торт испечёт. — Ну что вы, Фёдор Иванович… — бубнит Гром, сразу сжавшись. Не хочется ему лишний раз Яра пугать, да и Фёдору Ивановичу с тетей Леной что за забота, лишние хлопоты — Да не удобно… — Неудобно спать на потолке. — безапелляционно прерывает Игоря начальник — Я сказал, что сделать. Как говорится, начальство сказало… — Подчиненные ответили «есть». — Молодец. Так что ждём тебя завтра. Вместе с мальчиком. Фёдор Иванович с улыбкой отходит, а Игорь возвращается к выбору безумных детских игрушек. Только почему-то ему кажется, что все это не то. В итоге Игорь останавливается на совершено дурацком наборе полицейского. Пластиковые наручники, американское удостоверение и почти не отличимый от настоящего пистолет. Грому и кажется что дарить такое ребёнку немного глупо, но он сам другого и не знает. Все эти камазы и роботы казались слишком детскими и вычурными. А Яр так часто говорил, что хочет стать полицейским как Игорь. Гром незаметно для всех улыбался, но в глубине души надеялся, что с возрастом это безумное, глупое желание пройдёт. Нет в его профессии романтики. Зато боли, слез и одиночества слишком много. Больше, чем крови. Тетя Лена с Фёдором Ивановичем принимают Грома с Яром радушно и весело. Елена сразу умиляется мальчишке, протягивая руку для знакомства, а тот только исподлобья смотрит, крепко сжимая руку Игоря и все же протягивает вторую незнакомой тете. Фёдор Иванович усмехается, по-отечески, добродушно смеётся, как эти двое друг с другом смотрятся и тоже знакомится с ребёнком. — Ярослав. — поправляет пацаненка Гром, когда тот представился привычным сокращением — Привыкай представляться полным именем. Оно у тебя вообще-то о солнце. При упоминании солнца сердце Игоря сжимается. У него оно было одно, упоенно любимое и, как оказалось, погасшее. Выжгло все в громовской груди дотла, до последнего уголечка. И теперь Игорь бродит во тьме. — Ну, проходите, давайте, быстрее. Ярослав, ты Оливье любишь? — подгоняет их в комнату тетя Лена. Она уже слышала от мужа об этом необычном парнишке, что пробудил их Игорька. И пусть Елена не была Игорю родной матерью, а все же сколько молитв было прошепчено за парня. И когда сердце того оказалось разбито, она уж и не знала чем помочь. Разве что в церковь сходить свечку поставить, а уговоры Игорь не слушал. — Люблю. — тихо говорит Яр, смущаясь такого внимания. Он, конечно, знал и Фёдора Ивановича и Дубина, но все равно такой приём настораживал. — Скоро ещё Юля с Димой подойдут, вот устроим тебе праздник! — улыбается Прокопенко довольно. — Фёдор Иванович, ну зачем.? — тянет Игорь, совсем не желая смущать малыша таким вниманием. Юлю Яр и вовсе всего один раз видел, когда та с очередного расследования в гости забежала. — У ребёнка должен быть праздник. — отвечает Прокопенко и спорить бесполезно. А праздник действительно получается не плохой. Небольшая домашняя посиделка в итоге повращается в шумное действо, когда появляются Юля и Дима. Пчелкина на удивление быстро находит общий язык с ребёнком, и Гром уверен, что даже огромная пожарная машина подаренная Юлей не главное в этом. Дима же в основном все время сидит на диване и насупившись пишет простыни сообщений в телефоне. Опять с Гашпаровым поругались из-за фигни какой-нибудь. Игорь не выдерживает и забирает телефон, Дима пытается забрать, дуется, жалуется Прокопенко, но тот привычно поддерживает Игорька. Дубин возвращается в реальность и долго жалуется, что Валентин опять не хочет его понять. И вообще, не любит. Юлька даёт советы, а чета Прокопенко качает головой, пока Игорь играет с Яром в подаренные парню игрушки. Ярослав быстро привыкает, и через пару часов исследованной оказывается вся квартира. Тетя Лена проводит его по всем комнатам и отвечает на вопросы, пока Игорь быстро уплетает салат и курицу. Ещё через час на пороге оказывается взмочаленный Гашпаров, испугавшийся того, что Дубин резко перестал отвечать. Дима с Валентином бурно ругаются в коридоре, хотя и стараются не кричать, а потом не менее бурно там же и целуются, за чем их и палят Игорь с Яром. Валентин в итоге тоже остаётся, а довольный Дима сидит прижавшись к нему. Время пролетает незаметно до самого вечера, и Игорь сам не замечает, как Яр заснул под его рукой. — Хороший мальчишка. Толковый. — тихо говорит захмелевший Прокопенко. Его всегда в такой кондиции на откровения и философствования тянет. — А ты не думал, Игорек, его себе забрать? Че обоим-то туда-сюда мотаться? А тут и он под присмотром, и ты. — Думаете, отдадут? — гладя малыша ладонью по голове, вдруг тихо отвечает Игорь. Он сам уже думал об этом, только всегда боялся дать самому себе ответ. Сможет ли, а что ему скажут, а опека куда пошлёт, а сам-то Яр захочет? Мыслей в голове роилось великое множество и Гром пугался их дикого гула. Главное, чтобы сам Яр захотел. У Игоря давно, казалось, ничего не осталось, с тех пор как его любимое солнце погасло, как сердце из груди вынули и вернуть забыли. Игорь не говорит о нем никогда, думать не пытается, а все же… И хочется попытаться довериться новому лучику света. Игорь как Икар, которого жестокое, любимое всей душой солнце уже опалило и он упал в океан. Игорь каждый день задыхается, захлебывается водами отчаянья и боли, только что на дно ещё не ушёл. И ничему похоже жизнь его не учит, раз готов бездумно снова обжечься. — Так заставим. — приняв решение, уверяет генерал — Уж если надо, мы… Да, ребята? — Конечно. — соглашается Дима, не обращая внимания как Валентин щипает его за бок. О собственном декрете Дубин слышать ничего не желал, а Валентин уже не знал как убедить. Семью уже хотелось, ведь они нашли своё счастье друг в друге. Дело за малым — дети, дом, семья. Только Дубин все почему-то сопротивлялся, вот и ссорились стабильно раз в месяц. Ссорились, расходились, мирились через сутки, ещё через неделю три дня не разговаривали, после чего едва ли не со слезами умоляли простить друг друга и жить вместе и умереть в один день. Юлька на это только предлагала сценарий для канала Россия писать и продать повыгоднее. Сама она была предана только работе и все ее заботы были о видео поинтересней. Иногда, конечно, она наведывалась к Грому, тогда они много пили, долго разговаривали, но никогда не спали. Игорь даже тогда наболевшим с ней не делился, и Юля поджимала губы, понимая, как же глубоки раны оставленные Разумовским. Быть друзьями нисколько ее не тяготило, так же, как отсутсвие кого-то еще позволяло с головой уйти в работу. — Надо тогда у него спросить. — кивает на спящего ребёнка Игорь, продолжая гладить по голове. Когда Игорь говорит о своей идее Ярославу, тот сначала даже не верит, смотрит прищуренно, даже злобно, боится, что Игорь обманет и ждёт, когда тот громко крикнет «я пошутил». Но этого не происходит, только Гром абсолютно так же смотрит на пацана с прищуром, затаенно ждёт ответа и боится, что тот откажется. Игорь и правда с ним даже жить стал, смысл что ли нашёл, цель какую-то. Хоть его оградить, вырастить, попытаться отдать последнее, чего, кажется, у самого уже нет. — Ты правда сейчас? — снова переспрашивает мальчишка, хотя сам едва не дрожит внутренне. Гром стоит перед ним ссутулившись, руки в карманы джинс спрятал и мнётся словно не взрослый. Они стоят на пороге детского дома, куда Гром привычно вернул мальчишку, и уже прощаясь Игорь наконец решился предложить. — Я тебя когда-нибудь обманывал? — смотрит на него Гром, а самому сбежать из-под этого тяжелого, взрослого, не по-детски подозрительного взгляда хочется. Он его правда никогда-никогда не обманет. И хотел бы просить о том же взамен. — Нет. — мотает головой Яр, да так сильно, словно та вот-вот отвалится — И папой тебя называть? — Ну, если захочешь когда-нибудь… — пожимает плечами Игорь, вздрагивая. Яр больше не насторожен, не боится, а похоже, действительно принял решение. — Ладно. — протягивает руку Игорю Ярослав, давая понять, что согласен. — Иди сюда! — смеётся Игорь, быстро сжав маленькую ладошку в своей, тут же притянув ребёнка к себе всем телом, чтобы крепко обнять. Яр смеётся тоже, обнимает в ответ, и похоже, они правда нашли друг друга.

***

Ещё пара лет пролетает незаметно в семейных хлопотах, веселых заботах и ежедневных делах. Жизнь неожиданно становится как у всех — ужин вечером с разговором о прожитом дне, летом на дачу к Прокопенко, зимой на санках с горки, уборка по выходным, на праздники к друзьям, на работу каждое утро. Дубин с Гашпаровым наконец поженились и перестали ругаться каждую неделю. Вся проблема в свадьбе и оказалась, что ребёнка Валентин просил, а замуж не звал, вот у Дмитрия и подгорало. А как все официально случилось, так и декрет у Дубина оказался не за горами. Игорь с Яром и Прокопенко весело проводили выходные на даче, когда Валентин позвонил с новостью, что Дима рожает. Голос мужчины сразу как -то насторожил, и Гром быстрее засобирался обратно в город. — Я с тобой хочу! — едва не топнул ногой Яр, когда Игорь уже вызывал такси. — Ну, Яр, останься с Фёдором Ивановичем, я Вальку сейчас нужен. А забирать Диму мы все вместе поедем, я тебе обещаю. — чувствуя, что мужчине сейчас нужно крепкое дружеское плечо, просил сынишку Игорь, а Фёдор Иванович только согласно кивал. — Ладно. — услышав обещание, что самое интересное он не пропустит, соглашается Яр дуя губы. Игорь быстро целует его в лоб и бежит к подъехавшему такси. Фёдор Иванович берет Ярослава за руку и просит не дуться, Валентину сейчас и правда поддержка нужна. А на малыша смотреть они потом все вместе поедут, это уж точно. Игорь вваливается к Гашпарову в квартиру тут же всунув другу в руки бутылку вискаря и две шавухи по-быстрому купленные на закусь. Валик сжимает в руке телефон, а на самом лица нет, одни темные глаза размером с блюдце и плещущийся в них ужас. — Все хорошо будет. Давно началось? — хлопнув мужчину по плечу, ведёт его на кухню Игорь. — Часа четыре как. Меня в роддом не пустили. Сказали потом приходить, когда палата будет заказана. Гашпаров на автомате достаёт из кухонного ящика стопки, потом зачем-то ставит чайник, предлагает Грому тарелку под шавуху. Тот конечно отказывается, просит Валика сесть и сам откручивает пробку на бутылке. Спустя еще час двое порядком захмелевших мужчин тяжело медитируют на лежащий рядом телефон. — А ты жалеешь, что своего не забирал? — спрашивает Валентин, когда Игорь сказал, что вся семья хочет с ним забирать Диму с ребёнком из роддома. — Пиздец как. — признается поплывший из-за крепкого алкоголя Игорь — Иногда как подумаю, какая только сука отказаться посмела… А потом понимаю, что иначе у меня бы его и не было. Игорь корчит рожи, пытаясь мимикой показать своё двоякое отношение. Он уже жизни не представляет без сына, без его голоса, лица, голубых глаз и недовольного «Пап!», когда ему кажется, что Игорь считает его слишком маленьким ребёнком. А Игорь и считает. Боится понимания, что тот все равно куда старше сверстников, что первые годы в Радуге даром не прошли и никогда не пройдут. Игорь гордится им и любит безмерно. — А я вот боюсь. Облажаться. Как его держать-то хоть? Эту кроху… — пытается прикинуть размеры ребёнка Валик и складывает руки на манер люльки, только те дрожат и он бросает эту затею. — Научишься. Это ж твоё. — Дима говорил, Яр тебя практически спас. У тебя что, ребёнок когда-то уже был? — Нет. — хмурится Гром и наливает им ещё по стопке чтобы не начать трезветь под эти тяжёлые разговоры — У меня был тот, от кого я хотел ребёнка. Давай ещё по одной. К концу бутылки они приходят к выводу, что все фигня и оба точно справятся потому что есть друг у друга. Соображают оба уже медленно и туго, поэтому, когда от Дубина, теперь уже Гашпарова, приходит смс, что у них родился биполярный сын ростом 47см и весом 3300, Валик с пару минут пытается прочитать, а потом ещё пять оба пытаются вникнуть в смысл информации. После чего радостно орут во все горло и кидаются поздравлять друг друга и обниматься, хотя с чего вдруг поздравлять Грома Валик об этом не задумывается. Они немедленно едут в роддом и потом ещё полчаса орут под окнами, выискивая нужную палату, чтобы Димка им помахал, потому что двух пьяных мужиков в отделение, конечно же, не пустили. Дима смеётся и машет им рукой, пытаясь отправить обратно, потому что подпирающие друг друга плечами и головами мужчины едва стоят на ногах. Потом он будет не единожды со смехом рассказывать всем родственникам и друзьям, как весь роддом задавал ему единственный вопрос: «А с чего это их было двое?». На выписку действительно явилась целая толпа. Родители Валентина, семья Дубина, Громы с Прокопенко и даже Юля. Все поздравляли молодых родителей и спешили сфотографироваться с младенцем. Только Игорь стоял чуть в стороне с Яром на руках и наблюдал за шумной компанией. Ярославу очень хотелось увидеть малыша, но родители молодых обступили Диму с детем на руках так плотно, что Игорь с Яром решили переждать. У них была самая большая и шумная компания на которую все вновь прибывшие папаши оборачивались. Игорь же просто смотрел на эту вакханалию со стороны и крепче прижимал к себе своего сына.

***

— Разумовский, на выход. — командует грубый голос в маленькое окошко железной двери — Свидание. Сергей удивленно вскидывает брови, но подчиняется. Слезает с койки и следует к открывающейся двери, сразу скрещивая руки за спиной. Сокамерники бросают на него взгляды, но тот даже не реагирует. Ещё при первом появлении в камере он расставил свои приоритеты — его никто не трогает и он никого не убивает. А уж на воле сочтутся. Сначала зеки решили, что куколка набивает себе цену, но после пары хороших ударов от Птицы, на то время ещё пахан быстро понял, что Разумовский не шутит. На этом вроде и договорились. За все восемь лет, это было первое свидание Разумовского. Он не представляет кто к нему пришёл и зачем. Адвокат был у него на прошлой неделе и лишь разводил руками на одни и те же вопросы про УДО. Маньяку осуждённому на пожизненное такого было не положено. Серёжа заходит в холодную, пустую комнату с одним столом и двумя стульями, терпеливо ждет пока конвоир снимет наручники и только тогда оборачивается на ожидающую его фигуру. В первую минуту он не верит собственным глазам, во вторую тоже. — Птица? — мысленно зовёт Сережа, хмурясь. Спрашивает, точно ли это не он, но второе сознание быстро материализуется рядом во всей красе, так же растерянно глядя на посетителя. — Привет, Сереж, — тихо здоровается Волков, сидя за столом — прости, что не добрался раньше. Разумовский в шоке садится на стул, смотрит на давно погибшего друга, хмурится, бесится внутренне Птицей, потому что этого просто не может быть. Олег давно мёртв, ещё Игорь сказал ему об этом, даже документы показывал, а Игорь бы не стал ему врать. — Как такое возможно? — все-таки спрашивает Сергей, недоверчиво рассматривая. Волков совсем изменился. Даже фото показанное Игорем было другим. Там Олег был моложе, без огромной бороды и менее раздавленным. В темных глазах поселилась тупая боль и холодное безразличие, их Разумовский различал легко и был уверен, что это вовсе не детские травмы и обиды. — Что именно? — спрашивает Волков, глядя на друга. — Ты же был мёртв. Мне твою похоронку показывали. — Лучше бы так и было. Они разговаривают все оставленное им время. Олег быстро рассказывает про армию, что ничего не знал, а как только получил серьезно ранение и комиссовали на гражданку, сразу стал искать его, Разумовского, а уж из интернета узнал всю необходимую информацию. Серёжа слушает и все ещё не верит, что такое возможно, но тут же цепляется за обещание Волкова помочь и рассказывает ему про УДО. Олег обещает разобраться. И обещание действительно сдерживает. Дело Разумовского неожиданно двигается с мертвой точки и его заявление на условно-дострочное наконец принимают. Бюрократическая процедура безумно долгая и коррумпированная с ног до головы, но Олегу каждый раз удаётся выйти на нужно человека, а в месте своего заключения прекрасно справляется Разумовский. Теперь у него есть связь с внешним миром, есть тот, кто поможет выбраться и беззаветно предан этому делу. У Олега никого кроме него не осталось. О своей истории он особо не распространялся, но Сергей с Птицей уже поняли, что с армией Олег не только работу потерял. Разумовский не спрашивает откуда у Волкова деньги, как тот выходит на нужных людей, почему им разрешают частые свидания. У Сергея есть цель. И эта цель — выйти отсюда, чтобы найти своего ребёнка. С помощью Олега на это уходит ещё практически год. Адвокат постоянно уверял, что должно пройти не менее двадцати пяти, чтобы Разумовский смог хотя бы попробовать понадеяться на амнистию, но благодаря Волкову получилось всего десять, и это ещё считая год в психушке. За свои долгие свидания они успели вкратце обсудить всю свою жизнь и заново подружиться, вспомнив, какими были когда-то в детдоме. Серёжа рассказал Олегу о своём ребёнке и Волков снова обещал помочь, параллельно с освобождением Разумовского разыскивая ниточки к его ребёнку. С поисками малыша было сложнее, так как за давностью лет уже точно могло не сохранится не только бумаг, но и тех, между кем были договорённости. Серёжа считал дни до своего освобождения и уже продумывал новый план, как будет искать своего ребёнка. Олег нашёл ему адреса тех, кому он очень хочет передать привет, и Серёже плевать, даже если придётся пытать этих людей за информацию. Птица, за эти годы практически слившийся с Серёжей полностью, лишь довольно потирал лапками за его плечом. Очень скоро они снова станут свободными. Разумовский старается сидеть спокойно в такси и не крутить головой от окна к окну. Он так давно не видел внешний мир, что светлая душа наполняется каким-то восторгом, страхом, радостью, настороженностью и интересом. Безумный коктейль чувств, который с лёгкостью подавляет Птица, давно привыкший брать все их эмоции под контроль. Это благодаря ему они спокойно прожили эти годы в тюрьме, а то, что их давно уже двое, лишило необходимости хоть в каком-то собеседнике. Разумовский с Волковым ехали на съемную квартиру последнего и напряжённо молчали, уткнувшись каждый в своё окно. От Олега несло спиртным и Серёжа хотел спросить, но ждал подходящего момента. В квартире Разумовский сначала двигается по стенам, ему уже непривычно такое огромное пространство и тишина. Олег скидывает свои вещи и идёт на кухню, Серёжа следует за ним. Странные чувства снова разрывают две части Сергея. Птица все ещё цепляется за страх, насторожённость и новый страшный мир, о котором они уже ничего не знают. Серёжа же чувствует какую-то безопасность, спокойствие, и пытается в полной мере осознать, что он по-настоящему свободен. — Коньяк будешь? — спрашивает Волков, достав бутылку из ящика. Быстро кидает на стол стопки и даже не задумывается о какой-либо закуске. Первая стопка опрокидывается в него ещё до того, как Серёжа ответил. — Тебе же не помогает. — морщится Птица, глядя на дешевую бутылку с мерзкой жидкостью. А Волков наливает уже вторую. — Плевать. Так меньше болит. Так будешь? Сергей согласно кивает и тянется к стеклу. Волков наливает им ещё и быстро чокнувшись «за свободу» они разом выпивают до дна. — Олег, пожалуйста, не надо. — останавливает руку Волкова с ещё одной наполненой стопкой Серёжа. Он смотрит на него полностью голубыми глазами и беззвучно умоляет остановиться. Это не выход. Уж точно не для него. Серёжа боится представить, что могло Олега так сломать. — Если переживаешь за дело, то не парься. Завтра поеду к этому твоему Рубинштейну… При упоминании доктора Серёжа вздрагивает, быстро отдаётся в объятия Птицы, привычно сливается с ним как с доспехом, как и привык за долгие годы в тюрьме. Птица укрывал его словно панцырь. На следующий день Волков правда отправляется в Форт, а Сергей гуглит новости, смотрит телевизор и всеми доступными способами изучает этот мир. Слишком многое изменилось за время его отсутствия и многие перемены удручают. Серёжа смотрит на Вместе и качает головой, Птица не позволяет плакать, хотя очень хочется выть от того, во что превратилось их детище. Все разрушено и обращено в пыль. Все идеи, все идеалы свергнуты. Все, за что так боролся Разумовский. Олег тоже возвращается с пустыми руками. Доктор оказался крепким орешком, и ни угрозы, ни взятки не смогли дать должного эффекта. Рубинштейн только лишь разводил руками и сочувственно уверял, что ничем не может помочь. Разве что принял Волкова за папашу разыскиваемого ребёнка. След прошедших войн навсегда остался на лице Олега, и опытному психиатру не составило труда его разгадать. На более Олег не поддался и быстро покинул доброго доктора. Серёжа с Птицей даже не удивляются и собираются наведаться к другой фигуре на этой доске. — Живо руки мыть! — кричит мужчина, взявшись за ручку двери своей спальни и чуть ее приоткрыв. Из коридора доносится детский смех и он сам улыбается шагая в комнату. — Какие милые детки. — раздается из угла, где стоит письменный стол, язвительным голосом и вошедший мужчина плотно закрывает дверь — А моего куда дел? Разумовский поднимает голову, что становится видно его лицо. Чёрная худи с глубоким капюшоном хорошо его скрывает, но сейчас он хочет чтобы человек смотрел ему в глаза. Серёжа пойдёт абсолютно на все, чтобы найти свой солнечный лучик. Бывший акушер отшатывается, узнавая. Он давно уже не работал в больнице с психами, давно забыл всех детей, которых передал социальным службам, а вот этого человека легко узнал. Сложно было забыть то безумие с каким этот человек не хотел отдавать своего малыша. И это безумие акушер понял только тогда, когда сам рожал первого, когда медсестра взяла в руки и долгие несколько минут не хотела отдавать. Мужчина был готов разорвать ее на части, только бы с ребёнком ничего не случилось. Так было и во второй раз. И в третий. И каждый раз он вспоминал того рыжего психа, сейчас радуясь тому, что всё-таки исполнил его просьбу. — Повторяю вопрос, — с Птичьими интонациями, шипит Серёжа — Куда ты отдал моего ребёнка? Серёжа уже готов угрожать. Он готов угрожать даже его детям, если придётся акушера пытать, готов запугать до смерти, только бы узнать, что стало с его сыном. — Детский дом Радуга. — отвечает акушер, глядя на темную фигуру в углу — Я передал, что вы просили. — Хорошо. — двигается к двери Разумовский, а мужчина перегораживает ему выход, закрывая собой ручку двери. — О, не бойся, — сверкая золотым взглядом, отвечает Разумовский — я их не трону. Ты же выполнил свою работу. И он легко отодвигает мужчину в сторону, быстро выходит в коридор и бесшумно исчезает из квартиры. Серёжа надеялся никогда здесь больше не оказаться. Но он никогда не планировал оказаться и в тюрьме, поэтому теперь принимал правила игры. Он ходил туда-сюда недалеко от забора Радуги и бросал хмурые взгляды на детдом. Его посещали собственные мерзкие воспоминания, но ещё хуже было от того, что здесь оказался его ребёнок. Серёжа видел во что снова превратилось здание и это бесило ещё больше. Всем всегда было на них плевать. И Серёжа пытался, пытался сделать их жизнь лучше, по-настоящему помочь, даже если всей душой ненавидел это место. И теперь он снова здесь. Меряет шагами ненавистный асфальт времён ещё его детства, смотрит на это отвратительное здание и тупо ждёт. Он не может даже туда заявиться, чтобы все узнать. Ни гордость, ни страх не позволяют. Даже бесстрашности Птицы не хватает на этот шаг. Ожидание венчается успехом, и Серёжа вовремя замечает выходящую из ворот фигуру. Татьяна Михайловна кутается в легкий плащ и шарф, шагая к остановке. Серёжа быстро приближается к ней, а та пугается, охает, хватается за грудь, когда Разумовский здоровается и начинает говорить. — Серёжа, это ты? — даже не верит своим глазам женщина, рассматривая рыжие волосы под капюшоном чёрной толстовки. — Да, Татьяна Михайловна, это я. У меня к вам дело есть одно. И сейчас Татьяна видит перед собой не взрослого человека с тяжёлой судьбой потерявшего все, а маленького светлого мальчика, который напуган, растерян и пытается идти наугад. Серёжа быстро сбивчиво рассказывает о своём деле, просит хоть как-нибудь помочь и отводит голубые глаза. Ему так стыдно признавать, что позволил лишить себя ребёнка. — Дай мне несколько дней, Сереж, — просит Татьяна Михайловна, мягко накрыв его руку своей — Я постараюсь что-нибудь узнать. Серёжа благодарит ее за помощь и обещает наведаться через пару дней, а затем растворяется в вечерних сумерках. Эти дни оказываются для Разумовского хуже, чем десять лет за решеткой. Он ходит по квартире, спотыкается об углы и не может найти себе места. Ожидание так безумно тяжело, что даже Птица не может помочь. У них вот-вот будет информация о сыне. Серёжа на это очень надеется. Обеими душами. Олег неожиданно напивается вдрызг и просто спит прямо за столом. Волков слишком огромен, чтобы Серёжа тащил его на себе, да и попытавшись растолкать друга и отправить на кровать был послан по одному интересному адресу. Серёжа и хотел бы узнать подробности судьбы друга, но нетерпение от собственных мыслей не позволяло сконцентрироваться на чём-нибудь другом. В указанный день Сергей опять топчется по проезжей части рядом с детским домом. Сегодня очень холодно, и он переступает с ноги на ногу пытаясь согреться в толстовке. Татьяна Михайловна пытается делать вид, что не спешит, но выходит плохо и она почти бежит к ожидающему ее парню. Пришлось перерыть кучу документов десятилетней давности, поднять архив, проследить дело ребёнка, свериться точно ли это так, как в бумагах написано. Разглашение подобной тайны — это статья, а она с замиранием сердца спешит помочь Разумовскому. Она протягивает ему руку со спрятанной в кулаке небольшой бумажкой, незаметно отдаёт через рукопожатие и очень спешит уйти, извиняясь, что большего дать не может. Их не должны видеть сейчас вместе, никто не должен узнать, что они творят. Татьяна все ещё до конца не решила будет ли ее поступок благом для указанного ребёнка. Сергей крепко сжимает бумажку в кулаке и быстро благодарит почти в догонку, тут же уходя в противоположном направлении, будто его здесь и не было. Уже за углом ближайшего дома он разворачивает маленький клочок и читает наспех записанный адрес. Серёжа не может поверить глазам, ведь знает его слишком хорошо.

***

Что-то не позволяет Разумовскому заявиться прямо в квартиру, и он зачем-то лезет на противоположную крышу, взяв у Олега армейский бинокль. Окно указанной квартиры большое и хорошо освещается, поэтому Сергей видит все, словно сам стоит там. За большим стеклом двое мужчин кружат и подкидывают на руках заливающихся смехом детей. Один старше, другой ещё совсем маленький. Оба ребёнка темноволосые, красные от смеха, цепляются за играющих с ними мужчин. Разумовский крепче сжимает зубы, когда к Игорю с ребёнком подходит Пчелкина, быстро треплет мальчишку по темным волосам и что-то с улыбкой им говорит. И мальчик тянется к ней, улыбается в ответ и что-то отвечает, а Игорь смеётся. В окне появляется фигура Прокопенко, он осматривает двор из окна, словно что-то почувствовал, но быстро оборачивается — его кто-то позвал. Серёжа видит как Дубин ставит на накрытый стол ещё один салат, а другой мужчина с маленьким ребёнком на руках быстро целует его в висок. Женщина в возрасте указывает всем на стол, и Разумовские читают по губам, что Игоря пора поздравлять. Серёжа закусывает губу, понимая, что они празднуют день рождения Грома. Игорь не отпускает с рук мальчишку и тот крепко крепко его обнимает, не собираясь слезать. Птица предлагает наведаться, устроить сюрприз, ведь они — лучший подарок, но Серёжа, глядя на ребёнка, не может им этого позволить. Все соединяют бокалы, а Серёжа в последний раз смотрит как Игорь улыбается. Гром неожиданно тепло принимает гостей на вот таком дне рождения. Он совершенно ничего не планировал, но семья как всегда все решила за него. Тетя Лена с Юлей отвечали за кухню, Прокопенко быстро разливал алкоголь, а Игорь с Валентином играли с детьми, пока Дима накрывал на стол. Наверно, это был лучший день рождения, потому что детский смех и крики наполняли квартиру, а Игорь совсем не чувствовал себя одиноким. Теперь у него был Яр. Прошло уже достаточно времени, чтобы обращение друг к другу как «отец» и «сын» перестало восприниматься как что-то необычное, и у них оказалась самая обычная семья. Игоря вызывали в школу за разбитые окна и носы одноклассников, Яр получал по жопе за двойки и вырванные страницы из дневника. Игорь продолжал работать и иногда Яр делал уроки прямо в управлении, сидя в допросной с Зайцевой, если папу вдруг вызывали на место преступления. Иногда косячил уже Игорь, по-привычке взяв дежурство на выходной и совсем забыв, что обещал сыну побыть дома. Тогда к ним могла приехать Юля и у девушки с ребёнком были целые сутки веселого отрыва, пока Игорь на работе. Юля продолжала помогать всем необходимым, и Яр считал ее и своей подругой, порой доверяя то, что, как ему казалось, не мог понять его отец. Пчелкина легко находила общий язык с мальчишкой даже когда они ссорились с Игорем и могла без проблем помирить отца с сыном, когда те вдруг дулись из-за какой-то фигни. — Дай сюда. — говорит Игорь Валику, когда Лешка на его руках заворочался, не желая засыпать. Мальчишка был таким крохотным и легким, что таскать его на руках даже в четыре года казалось плёвым делом. Яр с рук Игоря уже слез, отправившись что-то замышлять с Юлей и Прокопенко, поэтому теперь Игорь пытался помочь другу с укачиванием другого малыша. Гашпаров легко отдаёт сына Грому и принимается за свой салат, пока Дима тоже куда-то неожиданно делся. Родительство положительно сказалось на их семействе, и теперь Гашпаровы планировали второго, как только Лёша ещё немного подрастёт. Все их конечно же поддерживали и умилялись малютке Алексею, так похожему на папу Валика. Игорь мягко укачивает Алешку на своих руках, что-то непонятно бормочет, как всегда делал Яру в первые годы, когда мальчишку ещё мучали кошмары после перемены места жительства. Яр мог с криком подскочить ночью или придти к Игорю в слезах, холодными руками проверяя точно ли Игорь существует, правда ли рядом и ему это не снится. Тогда Гром скорее затаскивал его к себе, закутывал в одеяло как в кокон, обнимал крепко-крепко и долго говорил, что рядом и никогда-никогда его не оставит. — С днём рожденья!!! — вваливается обратно в комнату весёлая толпа с кучей шаров и огромной коробкой. Игорь сначала даже на них шикает, продолжая укачивать Лешу, но потом быстро смягчается, когда Яр бежит вручать ему ту самую коробку. Появившийся Дима забирает у Грома своего ребёнка, и теперь Игорь может открыть свой подарок. Только сначала крепко обнимает сына, благодаря, и уже вместе с ним распутывает красивые ленты. Внутри оказывается целый набор: свитер, Игорь безошибочно узнает тети Ленину вязку, новая кепка, тёплый шарф и портмоне. Семья дружно его поздравляет, а Игорь точно знает кто что из этих вещей придумал. Он благодарит всех по очереди, теряет Диму, который ушёл положить сына на кровать, и следующим тостом хочет выпить за свою семью. Яр привычно прижимается к его боку, а Игорь приобнимает его со спины. Разумовский вваливается в квартиру как взъерошенный воробушек. Быстро стягивает обувь, облокотившись о дверь, а потом босиком шлепает на кухню, где сидит Волков в ставшей уже постоянной компании бутылки. Птица небрежно опускает на стол небольшой торт и Олег поднимает на него затуманенный взгляд. — Закуска! — легко перерезая скрепляющие ленты ножом, поясняет Птица. От него разит весельем безумца и Олег даже в таком состоянии легко его различает. — По какому поводу пир? — У Игоря сегодня день рождения. Волков фыркает, предлагает другу вина и Птица даже согласно кивает. Разумовский запускает в торт столовую ложку, не режа и быстро пробует сладость. — И ты украл у именинника торт? — Это было бы меньшим за то, что он забрал у меня. Серёжа тяжело качает головой и пытается успокоиться. С одной стороны он видел достаточно, чтобы не переживать, а с другой — все равно болит. Волков игнорирует положенную для него в торт ложку, а вот наполненный до краев бокал с вином другу протягивает. Они со звоном соединяют стекло и каждый пьёт за свой непроизнесенный тост.