Я тебе это обещаю

«I was looking for a breath of life For a little touch of heavenly light But all the choirs in my head say, no oh oh To get a dream of life again A little vision of the sight at the end But all the choirs in my head say, no oh oh But I would need one more touch Another taste of heavenly rush And I believe, I believe it so oh oh oh»

— Florence And The Machine «Breath of Life»

      Мне снилась моя семья, наше обычное утро. Я лежала в своей кровати, притворяясь спящей, а солнечный лучик упал на стену. Я ждала мамочку, когда она придет меня будить. Вскоре послышались легкие шаги, шелест платья. Дверь тихонько скрипнула, и я закрыла глаза плотнее. Шаги приблизились, кровать немного просела. Послышался запах ирисов, именно так и пахла мамочка.       — Вставай, лучик, — шептала мне мама на ушко, поглаживая щеки и перебирая волосы, — вставай, сердечко мое. Новый день настал.       — Не хочу, — я сморщила носик и помотала головой.       — Надо, родная, надо. Папа тебя уже ждет.       — Папа? — Я радостно распахнула глаза, и посмотрела на маму, — правда-правда?       — Правда-правда, — тихо посмеиваясь, сказала она. Маму звали Виола. Она была настоящей красавицей: золотистые крупные кудри, которые она собирала в строгую прическу, когда выходила на улицу, обычно выбивались из нее, но не с самого утра. Изумрудные глаза с любовью смотрели на меня, а розовые губы радостно улыбались. Вся она светилась от любви и счастья, что делало ее неимоверно красивой, неземной. Мне так хотелось быть похожей на нее, хоть капельку.       — Тогда я встаю! — я вскочила с постели и как есть, в сорочке, побежала вниз по лестнице на кухню, звонко хохоча над своей шалостью. Я бежала, оборачиваясь, не догоняет ли меня мама, и с разбегу влетела в крепкие объятья отца. Он закружил меня, и мы вместе начали хохотать. Солнце заливало кухню, а мама стояла у двери, и улыбалась нам. Я посмотрела на отца.       — Что, хохотушка, опять хотела неумытая убежать? А вот и нет, конфетка, не получится в этот раз, неа, — сказал мне папа, улыбаясь, в его голубых глазах плясали смешинки. Я прижалась к нему сильнее и обняла за шею. Я знала, что этот большой человек, руки которого загрубели от тяжелой работы, никогда не причинит мне вреда. Наоборот, он был скалой, за которой можно было укрыться от любого шторма, а его плечо всегда готово было утереть мои слезы. Я отстранилась и внимательно посмотрела на отца. Его звали Ник, и вся округа знала, что, если попросить у этого черноволосого гиганта помощи, он никому не откажет. Папа редко бывал дома из-за работы, поэтому я всегда радовалась, когда у него был выходной.       — Я тебя люблю, папочка!       — И я тебя люблю, конфетка!       Он отнес меня в ванную. Что ж, умываться, так умываться. Я нехотя взглянула на себя в зеркало. Передо мной стояла пухленькая маленькая девочка лет пяти с черными вьющимися волосами. Она недовольно смотрела в глаза, которые заполнялись слезами.       — Что случилось, лучик? — За мной в зеркале показалась мама и, обняв меня за плечи, прижалась щекой к щеке.       — Мама, почему у меня такие глаза? Я не хочу! Меня называют страшилкой разноглазой!       — Ох, милая, послушай меня, — она развернула меня к себе и посмотрела в глаза, — не стоит слушать глупые байки людей. Мне очень нравятся твои глазки — они отражают нашу с папой любовь к тебе. Смотря в зеркало, ты всегда можешь знать, что мы всегда с тобой и смотрим на мир вместе с тобой: папа из правого глаза, я из левого. Гордись тем, что у тебя есть, поняла меня? — Она прижала меня к себе.       — Угу, хорошо, мамочка, я тебе это обещаю.       — Помни об этом, обещания нельзя нарушать, как бы тяжело не было…

***

      Я очнулась от пинка в живот, потом еще одного и еще, и еще. Дыхание перехватило, кровь стремилась покинуть свой юный сосуд.       — С пробуждением, зверушка, — с трудом восстановив дыхание, я подняла голову и увидела страшного мужчину. От него исходило то безумие жестокости, которое не присуще даже титанам. Хотя и внешний вид напоминал скорее титана, нежели человека — такой же несуразный и жуткий: выпученные налитые кровью глаза, рваный шрам через все лицо, горб, который возвышался над его головой, — что, не нравлюсь? — с этими словами меня пнули еще раз.       Кровь начала выливаться изо рта, смешиваясь со слезами. Мне дали пару минут на то, чтобы восстановить дыхание, затем мужчина схватил меня за подбородок и сказал:       — Добро пожаловать домой, зверушка, — в лицо дохнуло тухлятиной, — у тебя есть час на обживание, затем к тебе придет Док, — и, захохотав, вышел.       Рыдания вырывались из горла, пришлось закрыть рот ладошками в страхе, что тот мужчина услышит и вернется. Я огляделась: меня окружали каменные стены, только факел чадил на другой стороне коридора. Двери как таковой не было, вместо нее — железные прутья и амбарный замок. Забившись в уголок, продолжила горько плакать, надеясь, что вот-вот мама с папой заберут меня отсюда. В какой-то момент я снова отключилась уже от усталости.