Ханахаки

      Армин медленно съехал по стене вниз, умирая от очередного приступа кашля. Горло драло так, словно кто-то ковырялся в нем скальпелем. Арлерт жадно глотнул воздуха, будто в последний раз, иногда ему казалось, что способности титана его подведут, и он умрет от неизлечимой болезни раньше, чем пройдут положенные тринадцать лет, поправка, уже девять. Он убирает ладони от лица и видит привычную кровавую слизь с мягкими, утонувшими в ней, нежно-розовыми лепестками — символ его безответной любви.       Первое недомогание Армин почувствовал четыре года назад, когда Энни Леонхарт заточила себя в кристальную оболочку. Он списал внезапный приступ кашля на простуду, и успешно о нем забыл, ровно до того момента, пока сила Колосса не перешла в его владение. Тогда легкая симпатия к светловолосой девчонке переросла в нечто большее, но ещё неизвестное для него чувство. Он видел Энни другой… видел ее одиноким ребенком, видел ее плачущей, видел как она отчаянно прижималась к груди Бертольда в тот день, когда погиб Марко. Армин видел ее живой, и с каждым полученным воспоминанием Гувера все больше и больше думал о ней, а болезнь тем временем лишь прогрессировала.       Он начал кашлять кровью с тех пор, как стал навещать Энни, разговаривать с ней, зная, что та все равно не ответит. Ханджи разводила руками, не понимая, почему при его способности к регенерации, тело медленно умирало, а затем воскресало снова, и так по замкнутому кругу. Она посоветовала ему прекратить навещать Энни, а сама пообещала проверить одну теорию.       Армин не приходил к ней несколько месяцев, буквально ломая себя по кусочкам. Все его нутро тянулось туда, в подвал, но сила воли останавливала, пока в сгустках крови он не рассмотрел лепестки. Тогда Ханджи налила ему и себе земляничной настойки, велела выпить залпом, а после рассказала о мифической болезни под названием — Ханахаки. Согласно легенде несчастный влюбленный умирал от тоски по неразделенной любви, на последней стадии цветы разрывали легкие, вспарывали грудную клетку и прорывались наружу. Ханджи заверила его, что с силой Колосса ему это не грозит, но в единственном здоровом глазу читалось сомнение в собственных словах.       Так в мучениях прошли четыре года, пока Эрен не разрушил стены, а вместе с ними и кристалл Энни. В сердце появилась крошечная надежда, что его страданиям придет конец, но его отвергли, и теперь Армин чувствовал, как шипы рвут легкие. Он умрет быстрее, чем они доплывут до места назначения и остановят Эрена.       Арлерт посмотрел на свои перепачканные в крови руки, кожа лопалась, сквозь рваные края уже проглядывались бутоны роз, еще немного… Он закрывает глаза, боль становится невыносимой, словно его тело снова горит заживо, и в этот раз не появится спаситель с чудесной сывороткой, что вернет его к жизни.       Лепестки отчетливо ощущаются на языке — соленые, горькие… мягкие, как и его любовь к Энни.       — Армин?       Кто-то зовет его, кажется, трясет за плечо, но ему уже все равно.       — Армин, что с тобой, очнись! Очнись, или я тебе врежу!       Звонкая пощечина заставляет открыть глаза. Он уже умер? Иначе как объяснить застывшие слезы в холодных бледно-голубых глазах? Энни обхватывает его лицо ладонями, нежно гладит щеки и что-то говорит… говорит. У Армина получается лишь невнятно прохрипеть ее имя в ответ и выдавить понимающую улыбку. Он рад, что последнее, что ему доведется увидеть на свете — это она.       — Не смей умирать, — злобно цедит Энни сквозь слезы, не прекращая хаотично гладить его по щекам, — я… я так и не ответила тебе. Прости меня, прости…       Она прижимается к его губам своими — отчаянно, грубо, слизывая кровь, вжимаясь в него своим телом, чтобы почувствовать, как его сердце запускается заново, будто бежит, гонится к ней.       — Ты нужен мне, Армин Арлерт, пожалуйста, не умирай… — шепчет Энни, утыкаясь носом ему в плечо, сжимая в руках окровавленный воротник рубашки.       — Не умру, — обещает он ей, целуя невесомо в висок.       Лепестки опадают, так и не успев распуститься в груди.