
Описание
Бродить по болотам и степям, целовать друг друга украдкой, почти играюче. С первым лучом рассвета, червленым как бархат на белых плечах – растворяться в туманной мороси утра. Им ничего другого не оставалось.
Примечания
Недостекло. Очередное.
Не очень оригинально, но надо предупредить: Серый Волк(Сергей) здесь что-то вроде оборотня.
~
28 марта 2022, 12:44
Когда ветер пробегался над осокой и камышами, Иван слышал не сухой шелест переплетающихся листьев, а ласковое «Серёжа».
Царевич находил утешение от вечной скуки в своих ночных прогулках. Тетива лука отзывчиво звенела под пальцами, но стрелял с недавних пор Иван только по неживым мишеням.
Сергей рядом плёлся, ступая тихо, совсем одичав от своих перевоплощений.
— Меня не подстрели ненароком, — любил он шутить время от времени, намекая про обстоятельства их знакомства.
— Ну тебя, морда волчья, — дулся царевич, но лишь для виду. — И на том свете припоминать будешь?
Серый Волк обнажал острые зубы в улыбке.
— А как же…
Но в этот раз он молчал. Непохоже на него: только волю дай, языком молоть до утра будет.
Иван взглянул на него почему-то украдкой. Вот уж балаган! Они сегодня оба себя вели до чёртиков неестественно.
Внутри звякнуло упавшей косточкой осознание, он его спрятал подальше. Но чувство вины оскорузло затеснилось в груди.
Ещё и Сергей с озлобленностью проводил взглядом шевельнувшийся от зверушки какой куст.
— Отчего ты брови супишь? — не сдержался Царевич.
— Всё тебе поди да объясни, — ухмыльнулся колюче Сергей.
Иван ощутил терпкий запах лесной чащи: жимолости и дягиля, дыма.
Он оказался совсем близко, заставив ненароком отступить и припасть спиной к дереву.
Сердце Царевича забранилось с грудью, обаче — не от страха.
Сергей волком самым настоящим на него глядел: щурил глаза цветом что ишем, наклонялся ближе.
— Поздравляю с помолвкой, — его горячее дыхание пронеслось над ухом. — не серчай, что с пустыми руками.
Запрятанная мысль выскочила наружу. Под рёбра впилась колючая боль.
— Ты ведь знаешь, у меня не… — робко начал Царевич, теряясь под изголодавшимся взором.
— Выбора не было? — из груди Сергея выскочил осиротелый смешок. — Чушь.
Иван наклонил голову, лунный свет поспешил запутаться в пшеничных локонах.
— Тебе легко говорить. Со свету меня двор сведёт.
— А эта ведьма не сведёт, — покивал с напускным согласием Сергей.
— Может, и сведёт, — глухо согласился Царевич, уставившись за плечо другу.
Другу?
Он покосился на него: выражение лица Сергея неожиданно смягчилось.
Царевич вспомнил, какие неожиданно сладкие у него губы, и аж сам испугался. Кровь ломанула в голову.
— Я мог бы увезти тебя отсюда, за тридевять земель, — выдал с нахлёстом в голосе Волк. Он печально улыбнулся. — но ты ведь не согласишься.
— Не соглашусь, — безрадостно кивнул Иван.
Рядом с Сергеем тепло. Совсем не страшно. И от того противнее вспоминать лягушачью кожу.
— Жаль, — выдохнув, подвёл черту он.
Иван подался вперёд, вцепился в крепкую шею и с закрытыми глазами нашёл губы.
Горячее анисовой водки.
«Видел ли ты летучие корабли, Ваня?» — зазвучало в трепещущей от накипи чувств голове.
Не видел, да и шут с ними. Рядом с Сергеем он сам обретал схожесть с крылатым фрегатом, вот-вот поднимется в воздух.
Но им ничего другого не оставалось.
Донимать друг друга ласками, стаскивать усмешки, воровать оплавленные взгляды.
Пока ещё можно. Пока выкрик свадебных колоколов не избил небо. И до тех пор даже не страшно.
Прыгать в болото крамольных желаний. Путаться в алом бархате, срывать сустуг, изломом пальцев очерчивать изгибы черт.
Сергей к Царевичу припадает нежно, совсем не по-волчьи. Путается в злате кудрей, на выдохе шепчет глупости.
— Приятнее, чем с лягушками лобызаться?
Уж это последнее, о чём охота думать Ивану. Ему и так чудится, что вся его жизнь теперь — нескончаемое кваканье. Уродливая лягушачья песнь. Он льнёт в красноречивом поцелуе. Пленяет пряно-сладкие губы, возможно — в последний раз.
Им дозволено.
В последний раз — раствориться друг во друге каплей мёда в кипящем молоке. Сыскать в глазах неминуемое. Оставить на ладонях грезнъ поцелуев.
Их уже настигала заря, разбрызгивая румяные пятна влюблённого света.
Распрощаться безмолвно в шелесте осоки — столкнуться израненным взглядами — ретиво увести прочь.
Что им оставалось?
Царевич не обернулся, чтобы увидеть как скрывается за кустами и берёзами серая тень. Вдали зашумел птичий гвалт.
В перестуке собственного сердца мерещился волчий вой.