Автомойка

— Добрый день, господин Чон! — весело горланит парень, открывая большие ворота для въезда машины. — Добрый-добрый, — смеется Хосок, загоняя машину на большую площадку, залитую солнцем. Он выходит из машины, хлопая слегка массивной дверью джипа, обмениваясь привычным рукопожатием с Чонгуком, предоставляя ему свой транспорт. Они, кажется, знают друг друга с пеленок, проживая в соседних домах на улице Реджинии. И Хосок находит в этом парне замечательного друга. Жаль, что они несколько лет не общались, потому что Хосок уезжал на учëбу в Америку. Но зато сейчас он готов вернуться целиком и полностью в эти отношения, в надежде, что все будет как и прежде. — Да ты вымахал в настоящего Халка, Чонгук! — Хосок трепет его черные отросшие волосы и смеется солнечно, что Чонгук замирает с ведром воды и губкой в руке. — Ну, знаешь, не всем уменьшаться в обратную сторону, — язва в этом парне выросла вместе с мускулами и телом. Хосок смеется, переставая сутулиться. Дурная привычка уставшей спины за долгое время, проведенное за рулëм. — Помоешь мою детку? — Хосок хлопает рукой по капоту, осматриваясь, прикидывая куда можно присесть или остаться в машине. — Конечно, ведь для этого я тут и работаю, — он смеется и зачесывает отросшую челку, а Хосок невольно засматривается на его руку. Красивый стал, дьяволëнок, поди и девчонок вокруг него толпами. — Ну, рассказывай, как жизнь молодая-красивая, м? — Хосок нашел тенëк под козырьком, в паре метров от машины, и уселся на бочку, наблюдая, как Чонгук притаскивает необходимые приборы. — Как сказать… Универ окончил, да только чтобы набраться практики надо переехать в соседний город, — Чонгук налил розоватой жидкости в ведро с водой и вернул бутыль в ящик. — Вот летом и подрабатываю, чтобы было на что снимать квартиру и жить первое время, не обременяя родителей. — Похвально. Я тоже так думал, но все равно не уложился в отложенную сумму. Пришлось занимать и отрабатывать сверхурочно. — Тогда буду паинькой и брать больше чаевых, — Чонгук смеется, смотрит пару секунд из-под челки на Хосока, снимая со стойки шланг, меняя наконечник распылителя, и дергает кран подачи воды, заливая машину широкой струëй, смывая легкую пыль. — Ну, посмотрим, как хорошо ты помоешь мою детку. То, что происходит дальше, во вроде бы казалось совершенно стандартной ситуации, но Хосок моментально выпадает из реальности. Чонгук расстëгивает лямки комбинезона, снимая футболку, щелкая одной из джинсовых полосок с замочком на плече. Набирает во второе ведро мыльной воды, окатывая мягкой пеной машину. Возможно, Хосок бы и дальше продолжал трепаться о прошедшей жизни, если бы Чонгук не так порочно стонал, потягиваясь в места на крыше куда не достаëт или не протирал губкой фары, прогнувшись в загорелой спине, что у Хосока искры из глаз от непонятно откуда вылезших мыслей. Это же Чонгук… Его друг… У того пена по рукам течëт белыми разводами, кожа влажная, глянцем масляным блестит на солнце, что Хосоку и до удара солнечного недалеко. Если не уже. Капли по обнаженной груди стекают за ткань кармана, косо свисающего с одного плеча. Да к черту машину. Чонгук порок этого мира. Хосок еще ни разу не сходил с ума при виде девушек и парней, да и в отношениях успел побывать не раз, но это… — Хочешь чаю? — с какой-то коварной улыбкой спрашивает внезапно Чонгук, споласкивая руки от мыла у колонки, накачивая воду. — Да, можно… — выходит хрипло и Хосок прочищает горло, кашлянув. — Жарко сегодня. — Серьëзно? Я не заметил, — и взгляд такой невинно-милый, словно оленëнок перед Хосоком, а не вот это то, что было. — Холодный? — Да, было бы неплохо. Чонгук снуëт между холодильником в гараже и небольшим столом, закидывая в высокий стакан кубики льда, наполняя его доверху янтарной жидкостью и бросая апельсиновую дольку. Надо же, не забыл, что Хосок так любит. — Держи, — и подмигивает, опять загребая пальцами челку, открывая лоб, по вискам текут капельки пота, мокрыми дорожками поблескивая на солнце. — Спасибо, — Хосок стакан в руки принимает, живительную прохладу к голове прикладывает и глаза прикрывает от удовольствия. Чонгук на это смеется тихо, доставая шланг и включая опять рычаг. Хосок открывает глаза, и понимает, что зря. Чонгук в брызгах воды, как под душем, выглядит совсем запретно. Божеством в радужном свечении на солнце. Хосоку глаза яркостью режет, кровь закипает. Почему-то хочется снять до конца эту лямку с его плеча и прижать к машине всем телом, слизывать капли с его груди, поднимаясь по шее, прикусить нежную загорелую кожу… Но Чонгуку словно всë без изменений, соски на груди трутся о ткань, и он позволяет, наконец, лямке спуститься до локтя. Хосок готов в этом холодном чае утопиться. — Полировать воском будем? — он трясëт головой и брызги воды разлетаются по сторонам. — Угу, — только и находится что пробормотать Хосок, не отрывая взгляда от чужой спины. Мышцы под кожей перекатываются, напрягаясь, Чонгук наклоняется над капотом, натирая металл слишком быстро, рукой работает активно, что у Хосока темнеет в глазах. Он мажет взглядом по его пояснице, позвоночнику, соскальзывая вдоль ребер к рукам, покрытым венами и редкими узорами тату, кружащим голову. — Я закончил! — выдает звонко Чонгук, вырывая Хосока из пошлых мыслей. — Проверишь? В этом взгляде шоколада топлëного столько игривости, ни капли усталости, он смотрит, довольно улыбается, знает, гадëныш, какой эффект производит. — Нет, спасибо, Гуки, — голос надламывается, Хосок взгляд опускает на так и не тронутый стакан с чаем, покрывшийся испариной. — Чаевые я заработал? И будь проклят Хосок, в этом взгляде он видит вновь того парнишку, что со слезами провожал его в Америку. — Да, Гуки, ты молодец, — Хосок хлопает его по плечу, усмехается, понимая, что весь этот аттракцион ради денег. Надо же ему обольщать и разводить посетителей на лишние траты. Жук. Хосок сползает с бочки, разминая спину, отсчитывает наличку и отдает младшему. — Спасибо, господин Чон! — опять язвит напыщенно и смеется тихо, блестит мокрым торсом, медленно подсыхая на солнце. — Наглый мальчишка, — Хосок трепет его по мокрым волосам, на чуть больше положенного оставляя в них руку и пропуская влажные прядки. Они взглядами встречаются и молчат неловко. — Я поеду, ты хорошо постарался, — голос его стихает. — Хосок? — Чонгук цепляется за его футболку как в далëком детстве, когда хотел что-то сказать, но боялся. — Всë хорошо, Чонгуки. — Может…я могу чем ещë помочь, хëн? Хосок, конечно, может сказать, что, да, наверное? Потому что ты чертовски горячий и сексуальный, а штаны на мне тугие адски, и как теперь мне жить с мыслью, что вечерами буду дрочить на светлый образ своего друга, почти брата? — Оденься, сгоришь, — он на автомате кладет на обнаженное плечо руку, Чонгук вздрагивает и мурашками покрывается, глаза закрывает выдыхая резко. — Уже сгорел? — обходит со спины подходя почти вплотную, осматривая шею и плечи. — Не сгорел, вроде, — и выдыхает в верхние позвонки, выбивая из груди Чонгука тихое «хëн». — Сгорел, но от другого солнца, — шепчет едва слышно, что Хосоку кажется и слышится всë это. — Тогда спрячься от своих солнц, удар тепловой хватит и всё, а у тебя ещё вся жизнь впереди. Я поехал. — Хосок-хëн, — Чонгук смотрит на него совсем подавленно, болезненно даже. — Ты опять уедешь из города? — Да не собирался. У Чонгука взгляд меняется, светлеет, карамельный становится, что Хосоку стыдно за свои мысли. — Знаешь, приезжай к нам, как только вновь захочешь помыть свою детку. — Обязательно, Гуки. Спасибо за труд, — он садится в машину, включая зажигание, и под хриплый рев двигателя рвет с места, оставляя парня одного. *** — Чимин, ты тоже это видел? — Тэхен отошел от окна на втором этаже автосервиса, отбрасывая разводной ключ на полку. — Ахереть не встать, Тэ… Как теперь это развидеть… Брр, аж мурахи по коже, — Чимин ëжится, поводит плечами. — Как думаешь, если и я так мыть машины буду? — Пошли работать, стриптизер недоделаный, вон, две машины разобраны.