Leuchtturm

Посреди коридора буквально разворачивалась картина маслом. Позади Ягера раздались шаркающие шаги, и из-за его плеча на Йерлинга выглянул удивлённый Ивушкин. — Штандартенфюрер Ягер… их мус арбайтен… — тихо сказал он Ягеру и хотел обойти их небольшую компанию, чтобы вернуться в гараж, когда Йерлинг вдруг заметил его. — Погодите… так это он? Нет, не может быть… — мальчишка спал с лица и, задыхаясь, оперся рукой о стену коридора. — Ивушкин, подожди, — бросил ему Ягер, оттеснив себе за плечо и не сводя пытливого взгляда с Йерлинга, — а где ты оставил того, Йерлинг? Йерлинг помотал головой, пребывая в прострации. — Я спросил, где он, — повысил голос Ягер, сжав его плечо, словно тисками, и с силой тряхнул его, впечатав спиной в стену. — Там, в хозяйственном ангаре! — воскликнул Йерлинг, глаза которого расширились от страха — он никогда не видел Ягера настолько взбешённым. — Охрана! — рявкнул Ягер так, чтобы его услышали с улицы. Ивушкин недоумённо наблюдал за разворачивающимся перед ним представлением и едва успел убраться с дороги двух рослых эсэсовцев, которые спешили на зов командования со всех ног. — Немедленно в хозангар, там один… неполноценный, мёртвый или без сознания. Если второе, отволоките его в медицинское крыло, пусть врачи поставят его на ноги. Выполнять, — Ягер чеканил каждое слово, — а с тобой мы, дружочек Йерлинг, прогуляемся до командного пункта, — он расплылся в нехорошей улыбке, искривившей шрамы ещё больше. — Герр Ягер, вас пасиерт? — не выдержал Ивушкин неизвестности. Ягер глянул на него через плечо, уже позабыв, что он стоял там всё это время. — Ивушкин, возможно, один из твоя команда… Возможно, Йерлинг сделал что-то, — Ягер с сочувствием посмотрел на побледневшего Ивушкина, — я послать за он. Вернуться к команда. Быть готовый. Ивушкин хотел было сказать что-то, но быстро взял себя в руки и, кивнув, поспешно поковылял дальше по коридору, с ненавистью посмотрев на малолетнего душегуба. Ягер прикрыл его уход своей грудью, на случай, если Йерлинг захочет завершить начатое, но тот не предпринял новой попытки нападения. Лишь заметив защитный манёвр Ягера, потерянно покачал головой. — Я думал, вы настоящий профессионал, герр Ягер. Герой, образец для подражания. А вы… в свиноёбы подались? Чего ради?! Все ваши подвиги теперь пустой звук… как бы я хотел оказаться неправым! — Йерлинг был в шаге от истерики. Ягер улыбнулся. Склонился к самому его лицу. — Ты неправ, Йерлинг. Я не свиноёб, это меня ебут, — насладившись ужасом, отразившимся на лице курсанта, Ягер толкнул его к лестнице, — пошёл…

***

Вернувшись, Ивушкин потерянно уселся на гусеницу, повесив голову. Как просмотрел? Был слишком занят своими обжиманиями с Ягером? Он, командир экипажа… — Командир, чего смурной такой? — окликнул его Ионов, не чуя беды. Василёнок внимательно посмотрел на его сгорбленную фигуру. — Что приключилось, Никола? — Волчок попался ненормальному курсанту. Тот что-то с ним сделал… возможно, убил, — Ивушкин покачал головой и спрятал лицо в ладонях. — Что? — испуганно спросил Ионов. По гаражу разлилось молчание. — Твари, ох, твари… — пробормотал Василёнок. — Ягер отправил за ним охрану, — тихо сказал Ивушкин, — а курсанта этого наверно просто так не отпустит. — Да что ему Волчок-то? Это тебя Ягер за что-то уважает, а нас замечает только потому, что мы с тобой в экипаже, — процедил Василёнок. Ивушкин вспомнил о том, как Ягер заботливо предупредил его насчёт своего курсанта, который ревновал к нему. Но почему тот напал на Волчка? Ивушкин оглядел себя и быстро догадался: одинаковые робы, одинаково худосочное телосложение узника, коротко стриженные светлые волосы — разных оттенков, но нетерпеливый юнец предпочёл не разбираться… Кажется, целью был он, и Ягер, прекрасно это понимая, так или иначе избавится от угрозы. Но мысль, что Волчок стал жертвой какой-то глупой подростковой ревности, а значит, произошедшее косвенно было и на его совести, несколько деморализовала Ивушкина. — Ладно, — прочистив горло, Ивушкин с грехом пополам взял себя в руки, — теперь будет Волчок жить или нет зависит не от нас. Ягер сказал готовиться, значит скоро мы уходим. — Без Волчка? — насупился Ионов. — Конечно, с ним, — непреклонно ответил Ивушкин, — если он жив вообще… — уже тише добавил он. Помолчали. — Ладно, проводы-то недолгие, что нам тут собирать? Только кости свои. В любой момент уйти можем, — тяжело сказал Василёнок и пошёл драить корпус танка, чтобы чем-то занять минуты тягостного ожидания. Ионов тихо шмыгнул носом и скрылся в подсобке.

***

      По кабинету Гримма Ягер метался тигром, мельтеша перед глазами коменданта. Тилике примчался сразу же, как услышал об инциденте, и теперь с беспокойством наблюдал за ситуацией, вертя в пальцах папиросу. Йерлинг же ссутулился в кресле с таким видом, будто все его мечты разом пошли прахом. — Бросьте, Клаус. Можно подумать, будто бы вы переживаете за судьбу этих свиней, — наконец сказал Гримм. — Свиней, Вальтер?! Пусть свинопасы переживают о свиньях, этот мальчишка загубил мой эксперимент! Он вывел из строя члена экипажа танка, который должен был выйти против курсантов! Я уверен, Йерлинг позавидовал успеху товарищей, избранных для этой миссии — сам он неоднократно просил меня включить его в один из экипажей, но, по моему мнению, не был готов к столь ответственному заданию. Теперь я в этом уверен. Я отправляю его на гауптвахту на неделю и буду ходатайствовать за исключение его из гитлерюгенд. В элитном подразделении не место жалким завистникам. Йерлинг вскинул голову, услышав такое заявление — Ягер смотрел на него без капли сочувствия. — Вы! Спите с ними! Поэтому и добиваетесь моего отстранения! Хотите заткнуть меня? — не выдержал Йерлинг. — Если бы герр Ягер желал заниматься сексом при свидетелях, сомневаюсь, что он выбрал бы именно одного из курсантов, — Тилике рассмеялся, покачав головой, будто бы даже сама мысль казалась ему абсурдной, — и прошу заметить, что я, как его ближайший помощник, осведомлён о его личных делах. Курсант Йерлинг готов на всё, чтобы опозорить своего наставника, но всё больше позорит самого себя, это очевидно. — Вы задумывались о том, с кем я делю постель, курсант Йерлинг? — вкрадчиво поинтересовался Ягер. — Может быть, представляли, как я занимаюсь этим? Вот, значит, что означали все ваши взгляды, направленные на меня, а? Лучше бы думали об учёбе, может, и вам досталось бы место в экипаже, — осуждающе цокнув языком, Ягер отвернулся от него. Мальчишка не оставил ему выбора. Слишком длинный язык должен быть укорочен. Йерлинг, совершенно не умевший контролировать свои эмоции, смертельно побледнел, и Гримм, наблюдавший за ним, изменился в лице. — Вот значит, как… — Не губите меня! — взмолился Йерлинг. — Герр Ягер, я… — Я не настаиваю на… крайних мерах. Курсанта следует непременно исключить из гитлерюгенда, и пусть едет к себе домой заглядываться на соседских парней. Я, увы, неподходящий кандидат, — развёл руками Ягер. Пусть кровожадная часть его и кричала о том, что за покушение на жизнь Ивушкина, коим, по сути, являлось нападение на Волчка, и за неповиновение Йерлинга стоило бы отправить на его место с розовым треугольником на робе, где его удушили бы другие заключённые в первую же ночь, но всё же… Всё же, Ягер не хотел быть тем, кто обречёт другого человека на подобную судьбу. Пусть даже Йерлинга. — Вы слишком добры, Клаус. Эту скверну надобно давить в зародыше, — скривился Гримм, и в Ягере, ярком представителе «этой скверны», заклокотало глухое раздражение. Знал бы Гримм, что с ним самим спят лишь ради получения информации — держал бы рот на замке. — Йерлинг может ещё послужить нашему делу на своей ферме, Вальтер. Нам тут ни к чему скандалы, особенно после саботирования эксперимента, одобренного командованием, не находите? — сощурился Ягер. С минуту оба начальника молча буравили друг друга взглядами. — Ваша взяла, Ягер. В конце концов, мальчишка — ваша головная боль, — сдался Гримм, — позвольте спросить, что вы теперь намерены делать с экспериментом? Можно ли быстро заменить эту единицу? — Они уже сработались, и, боюсь, экипаж будет выбит из колеи этой потерей. Вы знаете, какие они дикие и необузданные, какой выдержки вы ждёте от этих… тварей? Сейчас они бесполезны, поэтому, с вашего позволения, я просто вывезу их в лес пострелять, а эксперимент сверну, пока не буду уверен в том, что курсанты… — он картинно указал на сгорбленную фигуру Йерлинга, — готовы к высокой чести предстать перед командованием и не испортить гениальную идею столь безыскусно. Гримм, которому уже надоела развернувшаяся в кабинете драма, в которой он даже не мог никого наказать, махнул рукой. — Это вы хорошо придумали, пустите их в лес и постреляйте, как зайцев, отведите душеньку. Очень уж вы нервный из-за этой неудачи с экспериментом... Я доверяю вашему профессиональному мнению, Клаус. А теперь, с вашего позволения, я займусь насущными вопросами, — подождав, пока все присутствующие откланяются, Гримм открыл ящик стола, где его дожидались карточки с полуголыми фройляйн.

***

      Под покровом ночи танкистов вместе с перевязанным обескровленным Волчком посадили в крытую грузовую машину. Волчок был плох, но жив — пуля Йерлинга прошила его плечо над сердцем — видно, Йерлинг не убивал ещё, и рука дрогнула, даже направляя пистолет на пленника, которого он и вовсе за человека не считал. Ягер не испытывал по этому поводу каких-то особых переживаний, но видеть надежду на лице Ивушкина ему было отрадно. В последний момент к ним в кузов робко заскочила и переводчица Ярцева. Ягер, закатив глаза, сделал вид, что не заметил этого манёвра. Тилике устроился за рулём, Ягер сел на место рядом с водителем, и они вывезли свой ценный груз с этой проклятой земли. На пустынной лесной дороге спустя несколько километров их ждала другая машина с хмурым неразговорчивым водителем. Распрощались. Василёнок и Ионов — в надежде никогда больше не встретиться с этой немчурой. Ивушкин же всё никак не мог отпустить руку Ягера, хотя рукопожатие не предполагало столь долгого контакта. Пока Тилике понимающе повёл рассаживать танкистов и переводчицу, вынужденных ещё и тащить на себе безвольное тело Волчка, Ивушкин, воспользовавшись этим, утащил Ягера за кузов и быстро поцеловал. — Дай адрес и телефон напишу… Бумажку, что-нибудь… — прошептал он, — если ты вдруг жив будешь… и я буду… Ягер благословил свою дисциплинированность и привычку везде носить с собой ежедневник и карандаш, наблюдая за тем, как Ивушкин старательно выцарапывает что-то на последней странице. Поцеловав его на прощание и не оглядываясь больше, Ивушкин так быстро, как это было возможно, забрался в кузов, поблагодарив Тилике, и машина дала по газам, унося их компанию в другую жизнь.

***

      Через два года Ивушкин переступил порог своего дома. Оказавшись на родине и немного оправившись, танкисты вернулись в строй, оставив Анну в медицинской части, где она начала ускоренное обучение на медсестру. На войне как на войне, не обошлось без потерь — в одном из боёв не стало Волчка, и без того ослабленного после ранения Йерлинга. А вернувшись в Москву, Ивушкин узнал, что в одном из обстрелов погибла мать. В квартире стало слишком холодно, пусто и тошно. Но Ивушкин продолжал жить назло всему. И однажды в его квартире раздался звонок, как награда за всё то, что ему пришлось пережить. — Коля, — сказал хриплый, усталый, но знакомый голос с заметным акцентом, — это я. Встречай. Трубка не упала на пол лишь потому, что Ивушкин успел поймать её за провод. Встретившись на перроне, они пошли в машину, едва перебросившись парой слов, как люди, которые видятся друг с другом каждый божий день. Рассекая по Москве, Ивушкин даже побаивался повернуть голову на пассажирское сиденье, чтобы это наваждение со своим кожаным чемоданчиком не пропало от резкого движения головы. Припарковав своего Москвича у дома и поднявшись в квартиру, он запустил туда нежданного гостя, и только когда дверь за ними захлопнулась, повернулся к нему лицом, цепко схватив за плечи. — Клаус, — прошептал он, не зная, имеет ли теперь право касаться его, как прежде, и ища ответ в выражении его лица. — Мы оба живы, и я с тобой. Это всё, чего я хотел, — Ягер удовлетворённо улыбнулся, и Ивушкин завороженно поцеловал эту улыбку, притянув его к себе и опустив ладони на его талию. Он ожидал недовольства или выговора — всё-таки, не один день прошёл с последней встречи — но Ягер охотно ответил на поцелуй, будто они начали с того, на чём прервались пару минут назад, и это было естественно, как возвращение в семью. — Раздевайся. Я налью выпить, — хрипло велел ему Ивушкин, оторвавшись наконец от тёплых губ, и, кое-как стянув ботинки, наступив по очереди на задники, исчез на кухне, — тебе идёт гражданское! — Да, и тебе… — Ягер улыбнулся, снимая куртку. Они расположились со стаканами на диване, соприкасаясь бёдрами. Заметив фотографию в рамке на серванте, Ягер кивнул на неё головой: — Мама? Ты говорил про неё, я помню. — Попала под бомбёжку на улице, — глухо сказал Ивушкин, — я уже не застал… — Прости меня, — зачем-то повинился Ягер. — Это не твоя вина. Рассказывай, как ты, как Тилике и ваши друзья? — Ивушкин хлебнул самогона и положил ладонь так, чтобы ненароком касаться его бедра. Заметив это, Ягер попросту обвил рукой его талию, не в силах делать вид, будто его на самом деле не тянуло к Ивушкину, как воду к лунному свету. Ивушкин смутился, но прижался ближе, тихо вздохнув.       Работа на разведку была в основном засекречена, но ни Ягера, ни Тилике не стали судить, признав их вклад в победу. Когда к лагерю подошли войска неприятеля, сверху был дан приказ расстрелять всех заключённых — конечно, они не позволили этому случиться. Охрану распустили, заключённые в скором времени были освобождены — те из них, кто дожил до победы — а Гримм благополучно застрелился у себя в кабинете. Его жена, взяв обратно свою девичью фамилию Вуйцик, исчезла из Германии вместе с детьми. Ягер не знал, куда она отправилась, но полагал, что на родину, в Польшу. Тилике же не так давно удачно женился. Ивушкин рассказал свои новости в ответ: об Анне, ныне одной из докторов московской клиники, о Василёнке, вернувшемся в Беларусь, о гибели Волчка и воцерковлении Ионова. Помолчав, они выпили не чокаясь. — Тяжело было без тебя. Привык я уже к тебе, Клаус, — Ивушкин отставил стакан, — только сейчас понимаю, как паскудно на душе было от незнания, где ты, что ты… Вместо ответа Ягер поймал его губы своими, чувствуя на них вкус крепкого алкоголя. Рано или поздно, он всегда появлялся там, где находился его Ивушкин. Только в этот, последний раз, Ивушкин позвал его сам.