Leuchtturm

***

      Ивушкина и команду грубо подняли с первыми лучами солнца и погнали в ангар, не дав пожевать даже тот скудный паёк, который выбил для них Ягер. Танк был практически готов к показному бою. Танкисты больше создавали видимость, чем реально работали, оттягивая момент истины, потому что план был настолько сырым, что совершенным самоубийством было приводить его в исполнение прямо сейчас: стоило им вновь заговорить о плане, как Василёнок мрачно качал головой, Волчок ехидничал, Серафим робко переводил взгляд с одного на другого. Ивушкин был в отчаянии, и после стольких неудачных побегов он готов был вырваться из звериных когтей нелюдей в серой форме любым способом, даже оставив в них своё бренное тело. Серафим говорил, так было можно. Когда-то в детстве Ивушкин думал обидчиво, будут ли скучать родители, если он вдруг возьмёт и умрёт. Заплачет ли мать, будет ли горевать по сыну отец. Теперь, когда он стал взрослым, подобные мысли сосредоточились на Ягере. Поплачет ли по нему фриц? Или найдёт себе новенького с иголочки Вольфа? Ангелику какую-нибудь он себе не найдёт точно — Ивушкин узнавал.

***

— Эй, Клаус, — позвал Ивушкин, поглаживая его по голове, которой Ягер прижимался к его худосочной груди, стараясь, однако, сильно не наваливаться. — М-м? — Вопросительно промычал Ягер, которому в принципе не хотелось думать, когда сухая рука Ивушкина лежала на его голове. — Тебе вообще нравились когда-нибудь женщины? — Решился спросить Ивушкин. Ягер задумался. — Один раз… в школа… я быть… семь лет, может быть. Я не помнить хорошо. — Понятно. А Аня мне вот сказала, что ты ее замуж звал. Женой стать. — Что? Анна? А… да… я быть пьяный. Моя любовь… запрет. Любовь к женщина — нет. Иногда это делать боль. — Аня в вашем понимании не женщина, а в первую очередь унтерменш, — напомнил Ивушкин. Ягер вздохнул, чувствуя неловкость. — Для меня не играть роль. Ягер не стал спрашивать Ивушкина о том же самом. И без того было ясно, что Ягер у него был первым мужчиной. Ягер мог бы переживать о том, что Ивушкин предпочёл бы ему любую женщину, или что сам Ягер не имел пару мягких грудей и не мог в теории родить ему детей… но Ягер не переживал. Какая разница, кого охотнее бы трахал Ивушкин, если через час, возможно, ему проломит голову охрана? У Ягера был только момент здесь и сейчас. И… он точно знал, что между Ивушкиным и Анной не было никаких отношений, кроме, может быть, дружеских. — Я бы звать тебя. — Куда? — Спросил Ивушкин недоуменно. — Замуж, — Ягер поднял голову, потёрся носом о его шею. — О как, — прокомментировал Ивушкин, который, вопреки ожиданиям Ягера, даже не разозлился, — и ты даже не… — Не пьяный. С тобой — другое. Ягер легонько поцеловал его в шею под подбородком. Ивушкин наклонил голову, и Ягер охотно подставил губы под ответный поцелуй. — Раньше я бы начистил тебе морду, видит бог.

***

Команда танка каждый день старалась уединиться в подсобке для продумывания плана. — Тухло, Микола, — в который раз сказал Василёнок, разглядывая «план», начерченный на песке, — без карты нам хана по-любому. Тем более, округу заминировали, Аня говорит. — Да. Либо по дороге, либо полетаем мы с вами, братцы, — мрачно сказала сидевшая тут же, на перевернутой бочке, Анна. — А я не в авиацию шёл, — усмехнулся Демьян. — Ой, не смогём… — пригорюнился Ионов. — Отставить, — устало велел Ивушкин, — мы сдюжим. Потому что некуда больше деваться. Либо так, либо помрём свободными людьми. По подсобке разлилось молчание. Ионов нервно ковырял грязными ногтями край ящика. Анна тоже притихла. Демьян и Василёнок были мрачны. Ивушкин же — предельно спокоен. — Я бежал не единожды. Я уже давно готов ко всему. Не бойтесь. Мы не расстанемся с жизнями просто так. Не теперь. — Ягер не дремлет. Шастает сюда, как по расписанию. Чудо, что он не заметил тогда припасы, — буркнул Волчок. Ивушкин прочистил горло. — Не о Ягере нужно волноваться, поверьте. Он… меньшая из зол. Василёнок прищурился на него. — Вступаешься за немца, Микола? Да что с тобой? Околдовал он тебя что ли? Али споил окончательно? Ивушкин замахал на него руками. — Типун тебе на язык, Степан! Но я знаю Ягера лучше вас. Вы знаете, он часто меня вызывал. О многом говорил. — И о чём же это он с тобой секретничал? — Подозрительно прищурился Волчок. — На курсантов своих жаловался, — Ивушкин посмотрел ему прямо в глаза, и Волчок стушевался, — не доверяете мне? Тогда бегите без меня. Я вам всё устроил… почти. Ивушкин решительно заковылял к двери, и Аня, соскочив с бочки, кинулась за ним. — Коля, постой! Но они не успели ничего обсудить. Ивушкин рванул на себя дверь и отшатнулся к Ане, которая инстинктивно удержала его за плечи. На пороге выросли двумя серыми тенями Ягер и его помощник Тилике. — Добрый утро, — неловко приветствовал их по-русски Ягер, попыхивая своей неизменной трубкой и стараясь смотреть только на Ивушкина. Позади послышалась возня. — Да чтоб мне провалиться, — раздался сдавленный голос Волчка. Тилике взглянул на него и нахмурился, решив, что самое время брать всё в свои руки. — Позволите, мы пройдём, — протолкнув начальника в каморку, Тилике плотно прикрыл за собой дверь и прислушался. Ягер замер под настороженными взглядами, вытянулся в струнку, будто рядовой на плацу. — Что? — Наивно переспросил Ионов, решив, что ему послышалась русская речь. — Доброе утро, товарищи, — обернувшись, на чистейшем русском заговорил Тилике. Ивушкин и Аня, стоявшие к нему ближе всех, шарахнулись от него к своим. — Какие мы тебе… — Волчок замолк, осознав, кто и на каком языке это сказал. — Ягер… что это? — Тупо спросил Ивушкин у единственного человека, который понимал, что происходит. Ягер выдохнул клубы дыма и посмотрел на Ивушкина с сочувствием. Василёнок, уловивший этот взгляд, удивленно прищурился. — Послушать Тилике, Коля. И вы, — Ягер мельком взглянул на экипаж. — У вас много вопросов, я понимаю, — Тилике мягко смотрел на узников, вводя их в ступор, — первый из них: почему я говорю на вашем языке. Дело в том, что это и мой язык тоже. Моя мать — русская женщина. Мой отец — этнический немец. А сам я коммунист. На лице Ивушкина отразилось смутное понимание. — Тилике… Герр… Твою мать, — Ивушкин растерянно провел рукой по бритой голове. Тилике поощрительно кивнул ему. — Можете звать меня просто Тилике, пока мы наедине. — Хорошо. Так что, вы… — Ивушкин снова замялся и бросил нерешительный взгляд на Ягера. Тилике довольно отметил то, как Ивушкин и Ягер цеплялись взглядами друг за друга в острой ситуации. Эта их крепкая связь явно была им на руку. — Ты… не фриц вроде него, получается? — Волчок ткнул пальцем в Ягера, заставив того смутиться. — Кхм… нет. Я изначально поступил на службу по заданию советского командования, — Тилике снова прислушался, высунув голову за дверь, но всё было тихо, — а герр Ягер только собирается присоединиться к нашим. — Ты… что? — Теперь Ивушкин в упор смотрел на Ягера. В два шага приблизившись к нему вплотную, он схватил Ягера за плечо. — Почему не сказал? Это ведь очень серьёзно, понимаешь ты, думкопф? Аня позади него сдавленно ахнула, команда заметно напряглась, но Ягер даже не попытался возмутиться нахальству Ивушкина. — Коля, ты бы поверить? Если я сказать, что хотеть… быть твоя сторона? — Да… — выдохнул Ивушкин, — ну, то есть… — он покосился на своих, гревших уши, — с доказательствами, конечно. — Герр Ягер не только вас спас от расправы, он не упоминал? Я, перебирая картотеку, как и положено подпольщику, постоянно сталкивался со следами его работы. И только недавно мы встретились в кабинете среди ночи. Это была моя работа, а он… делал это по своей инициативе. Ивушкин пораженно отпустил плечо Ягера, рука бессильно сползла по скользкой ткани его кителя до груди, но спустя мгновение убралась. — Ты… — прошептал он, и Тилике показалось, что он сейчас кинется на Ягера — либо ударить, либо поцеловать. Ягер стушевался от всеобщего внимания, чуть ли не поковырял землю носочком сапога и жалобно посмотрел на Ивушкина, который был его якорем… сейчас даже больше, чем обычно. У Ивушкина и вправду горело лицо, горели губы от желания поцеловать Ягера, и он уж было хотел увести его восвояси на глазах у всех, когда Тилике вновь заговорил: — Мы не хотим вашей смерти, которая будет, увы, неизбежной. Если у вас есть план, мы поможем его осуществить. Если нет, мы вместе его продумаем. — Притормозите, — хмуро сказал Василёнок, — мы вот так просто им поверим? Это немного остудило порыв Ивушкина. — Да, вы складно по-русски болтаете. Но где доказательства, что это не уловка? — Продолжал наступать Василёнок. Тилике озабоченно переглянулся с Ягером. — Ягер действительно спас мне жизнь. И не раз, — вздохнув, заговорил Ивушкин, — вы знаете, за мной множество побегов. Знаете, почему я ещё жив, хотя каждый раз попадался? Танкисты, Аня и Тилике воззрились на него. — Он был там. С самого первого лагеря. Будто ходил за мной по пятам. Из лагеря в лагерь. Я повсюду видел его рожу. Он лично вывел меня из пыточной и отвел в барак однажды, когда я и не знал его. Веришь, Степан? — Тебе верю, Микола, — наконец сказал Василёнок, — но почему? Почему? — Он посмотрел на Ягера, перехватил неприлично нежный взгляд направленный на Ивушкина, нахмурился. — Мне… стоит об этом знать? — Не стоит, — подал голос Тилике, — просто примите, как данность, что герр Ягер готов пойти даже на предательство. Василёнок встретился взглядами с Тилике. — А ваше командование знает, что ты по-русски болтаешь, как на родном? — Не знает, — спокойно отвечал Тилике, — и если вы кому скажете, меня завтра же к стенке. Я тоже рискую, рискую всей командой, разведданными, нашей победой, в конце концов! И говоря «нашей», я имею в виду нашу с вами, потому что я целиком и полностью, всей душой на стороне советского народа. Народа, среди которого я рос. — Так вы ещё и земляк… — Ионов от обилия чувств чуть не прослезился. — Наш… Наш, ребята! — Он в порыве радости схватил Тилике за плечи, но, поняв, что касается грязно-серой формы, с опаской опустил руки. Тилике улыбнулся ему ласково и в ответном жесте коснулся его локтей. — Юродивый ты всё-таки, Ионов, — пробормотал Волчок сзади. — Кл… гм, Ягер, он правду говорит? — Спросил Ивушкин у Ягера, и этот вопрос заставил все взгляды скреститься на Ягере. Ивушкин — по причине, неведомой экипажу — оставил последнее слово за ним, и экипаж затаил дыхание вместе с ним, ожидая вердикта Ягера. — Вчера нужно быть новые пленные. Их нет. Тилике всё решить. Я верить, — доверительно сообщил Ягер, и Ивушкин кивнул. — Комендант Гримм вчера будто с цепи сорвался, — Василёнок переглянулся с другими членами экипажа, — вот, значит, почему. — Верно. Мы с моими товарищами перехватили поезд с новой партией пленников, — вмешался Тилике, — он не получил их. Они были переправлены в безопасное место. Помолчали. Ивушкин снова посмотрел на Ягера. — А как быть с нами? Как же твоя идея с танковым боем? — Мне всё равно. Я не дать эти идиоты убить… sozusagen… талант. Найти другие. Не быть важно, Коля. Важно, что ты быть свободный, — проговорил Ягер тихо. — У меня… был план, — нерешительно сказал Ивушкин, и Волчок хлопнул себя по лбу. — Давай, командир, ещё Гримма подожди и выложи им всё, как на духу. — Это был мой план, — Ивушкин метнул на него предупреждающий взгляд, — не их. Я их особо не посвящал. Ягер закатил глаза. — Коля, ты думать, вы такие… оригиналь? Мы знать, что давать танк человек, который бежать много раз, опасно. Я всегда знать, что ты мочь бежать с танк. Танкисты хмуро переглянулись. — Идея самоубийственная, — подал голос Тилике, — но мы не ждали от вас другого, слишком мало у вас было возможностей. — Не нравится — предлагай, — насупился Василёнок, который и сам был любителем покритиковать решения Ивушкина, но фрицу… ладно, лже-фрицу… позволять это не собирался. — При нашем с герром Ягером содействии план становится проще. Вас можно вывезти в автомобиле, и никто, конечно, не будет проверять его, если за рулём будет один из нас. — А как вы объясните нашу внезапную пропажу? — Поинтересовался Ивушкин. — Можно объявить вас расстрелянными за попытку побега. — Передай им, что спросят с меня, мне и выкручиваться. Их это уже не касается, — по-немецки обратился Ягер к Тилике. — Герр Ягер говорит, что это уже его проблема, как обставить ваш побег, — пересказал Тилике его слова. — Что значит «его проблема»? — Возмутился Ивушкин. Нахмурившись, он глянул на Ягера. — Порядок, Коля, — успокоил его Ягер, — меня не найти, они не узнать, что это я. На самом деле, все свои надежды Ягер возлагал на свою неколебимую доселе репутацию, хотя прекрасно понимал, что репутация эта не вечна, и в конце концов может быть подорвана совершенно нелепым образом. «Ты не забыл, как приводил Ивушкина в пример Гитлерюгенду? — ехидно спросил Ягера внутренний голос. — Дай подумать, кто же из немцев здесь первый был бы готов помочь Ивушкину бежать?» — Затем вас постараются укрыть и вывезти за границу. — А Ягер? — Вырвалось у Ивушкина. Отряд посмотрел на него с непониманием: какое ему было дело до того, что станется с фрицем? — А я здесь. Помогать Тилике, — успокаивающе сказал тот. — Почему сейчас? Мне надо с тобой поговорить, — упрямства Ивушкину было не занимать. Тилике кивнул, не обращая внимания на недовольство экипажа. — Поговорите, я понимаю, вам многое надо обсудить, как… начальник с начальником. Мы ещё вернёмся к этому. — В кабинет? — Ягер вопросительно взглянул на Ивушкина, предоставляя выбор ему, и это действие сказало Василёнку больше, чем все речи лощеного адъютанта. — Давай, — согласился Ивушкин, нетерпеливо работая костылём по направлению к выходу, и Ягеру оставалось лишь последовать за ним, бросив последний неловкий взгляд на замерший экипаж.

***

— Что за чертовщина, Клаус? — Не выдержал Ивушкин, треснув кулаком по его же столу. — Я не понимать, Коля, — ему показалось, или Ягеру в какой-то степени нравилось происходящее? — Я знал, что ты, ну… не такой уж и плохой человек. Но работать на наших? Кто тебя укусил, бравого солдата? — Продолжал шипеть Ивушкин. — Почему ты ни слова не сказал мне? Не доверяешь? Ягер слегка заволновался, подался вперёд. — Коля, я… — Ты понимаешь, что станешь для них предателем? Ты, крестоносец чертов! — Ивушкин бесцеремонно дёрнул его за жалобно звякнувший железный крест. — Они тебя, конечно, убьют, если узнают. Но я не могу понять, зачем? Ты солдат, ты сам говорил. Служба — это ведь твоё… — Ты мой, — перебил Ягер, заставив Ивушкина приоткрыть рот от удивления, — ты тоже мой. Я служить с убийцы. Они убивать ты, твои друзья, твои люди. Я не видеть… достоинство. Но не могу выбирать. Теперь могу. — Ты правда спасал других людей всё это время? — Спросил Ивушкин, пристально глядя на него. Ягер смущённо кивнул, и Ивушкин, обхватив ладонями его лицо, долго и нежно поцеловал, сбивая ему дыхание. Поддавшись порыву, он закинул руки на плечи Ягера, обнимая его за шею и прижимая его ближе. Костыль со стуком упал на пол. Ягер отступил, потянув его за собой, упёрся задницей в край стола. — Я хочу, чтобы ты выжил. Чтобы мы оба выжили. Пусть Тилике бережёт тебя. Мы должны пережить войну. Я хочу видеть тебя в обычной, мирной одежде, не в этом убожестве… — он небрежно покрутил пуговицу на его сером кителе. — Ты хотеть… видеть меня после война? — Спросил Ягер, не веря самому себе. Ивушкин кивнул, закусив губу. — Я надеюсь на это. Ягер окончательно уселся на свой стол, чего обычно себе не позволял, и Ивушкин, вклинившись между его ног и подхватив их под бёдра, вновь требовательно поцеловал его. Их стояки соприкоснулись, и Ивушкин размашисто потёрся об Ягера, подтянув его за бёдра к себе и вжимаясь в его промежность своей. — Ты красивый. Мне нравится твой член, — внезапно сказал Ивушкин, для наглядности погладив его сквозь штаны, — и твоя задница. И грудь, — продолжил он, сжимая называемые части тела Ягера. — Я мужчина, — напомнил Ягер, накрывая своей ладонь Ивушкина, мявшую его выступающую грудную мышцу. — А я не слепой. Клаус, мне не нужно уточнять это после того, как я сказал, что у тебя неплохой член, — Ивушкин засмеялся. — Я думать, тебе нравиться женщины, — Ягер попытался не выдать своего разочарования в этом факте. — Мне нравишься ты, — признался Ивушкин, — а значит и всё, что у тебя есть: твёрдая грудь, член, мышцы, щетина… и задница, о да. Но только твои. — А если бы я родиться женщина? — Провокационно усмехнулся Ягер. — Я бы женился на тебе, моя дорогая фрау, и мы бы делали маленьких ивушкиных и ягеров с глазами, как у тебя, — сказал Ивушкин то, как чувствовал. — И как у тебя, — Ягер откинул голову назад, чувствуя, как руки Ивушкина по-хозяйски сжимают его грудь под рубашкой. Он прежде не придавал большого значения таким прикосновениям, но теперь почему-то они здорово его завели, — я хотеть быть… твой муж. Или жена. Как угодно. Подумав, Ивушкин оторвал от своих лохмотьев торчавшие нитки и решительно взял Ягера за правую руку. — В Германия слева, — торопливо проговорил Ягер с подозрительно блестевшим взглядом и протянул левую руку, будто боясь, что тот сейчас вообще передумает. На безымянном пальце левой руки у него красовалось кольцо с черепом, точь-в-точь как на его фуражке, и Ивушкин недолго думая стянул его, отбросив на стол куда-то за спину Ягера. Кольцо покатилось по нему с тихим звоном, но в голове Ягера звучали лишь колокола. — Хочешь ли ты быть со мной всегда? — Хрипло спросил Ивушкин, позабывший все ненужные сейчас свадебные клятвы, наматывая нитки на безымянный палец Ягера и затягивая неровным узлом. — Да, — выдохнул Ягер, любуясь «кольцом». Дотянувшись до ящика стола, он вытащил оттуда острый кинжал, подарок одной из шишек, отметив, что Ивушкин даже не шелохнулся. Доверяет. Откромсав кинжалом тонкую полоску ткани от своей рубашки, он таким же образом повязал её на безымянный палец Ивушкина на правой руке. — А ты… быть со мной? — Да. Ивушкин объяснил кусок ткани на пальце обещанием какой-то московской барышне, о которой прежде никто из товарищей и слыхом не слыхивал. Ягер вышел из кабинета, вернув на место кольцо с «мертвой головой», найденное где-то под сервантом. Под массивным перстнем ободком серели намотанные на палец нитки.