Чистое сердце

Сюэ Ян прислушивался к мерному постукиванию палки о камни; баобэй от скуки барабанила по ним приглянувшейся в начале пути веткой, обходя стороной высыхающие лужицы. Девочка неумело затянула в высокий пучок непослушные волосы и напевала под нос неугадываемый мотив. Чэнмэй нес неспешно на спине вязанку дров. Приближающаяся зима обещала быть суровее предыдущей. Он остановился у небольшого холма, поросшего дикими яблонями. От гниющих фруктов шел сладковато удушливый прелый запах. Солнечное марево застилало горизонт, выуживая из переплетенных кустарников длинные извилистые тени-спруты. Осенний жар еще не отступал в полуденное время; дети по-прежнему плескались в водоемах, старики рыбачили и женщины, засучив длинные рукава, полоскали одежду. Их звонкие голоса рябью проносились над водной гладью. Чэнмэй стер рукавом выступивший на лбу бисер пота и слабо улыбнулся, рассматривая мозолистую ладонь с недостающими пальцами. Подростком он часто стеснялся показывать свою изуродованную конечность, но А-Лун привил ему способность видеть красоту во всем. Даже в самом А-Яне. Баобэй шлепнула палкой о край лужицы, и темные капли разлетелись во все стороны, задев босые ноги Чэнмэя. Это напомнило ему о том дне, когда он бежал, не разбирая дороги, после осознания потаенных чувств к своему шишу. Тогда ему едва исполнилось десять, и в городе появились ученики Баошань Синьжэнь. А-Лун в тот день был необычайно одухотворен и рассказывал ему истории про покровительницу брошенных детей. В красках описывал ему библиотеки и занятия, словно уже побывал там. Он хотел уйти вместе с учениками на гору, звал А-Яна с собой, но тот, узнав про необходимость послушания и должного смирения, воспротивился этому и не желал отпускать А-Луна. Чэнмэй в сердцах выкрикнул о том, что его шишу никогда не сможет понять, что значит оставить любимого человека, и лишь после этого осознал, в чем именно он признался. А-Ян, обуреваемый эмоциями, не дал высказаться А-Луну и позорно сбежал. Он скитался до глубокой ночи, борясь со смутной тревогой, что по возвращении шишу безжалостно выставит его за порог. Или что еще хуже – и вовсе никогда больше не заговорит. Но когда он тихо проскользнул в дом, А-Лун ждал его, сидя за столом. Он улыбнулся А-Яну и ничего не произнес. Тьма липко обволакивала трепещущее сердце Чэнмэя, коготками раздирала его горло,пощипывала заволакиваемые слезами глаза. Шишу подозвал его ближе, усадил рядом и сжал ладонь в своих. Замерзшие пальцы опалило теплым дыханием, согрело их. В жар бросило А-Яна, и обеспокоенный А-Лун поинтересовался, не заболел ли он, приложив ладонь к вспотевшему лбу Чэнмэя. Тот лишь отчаянно замотал головой. Слова рвались наружу, выжигали легкие и сталкивались об онемевшие губы. Он не мог. Он просто не мог признаться. Опустив глаза, Чэнмэй всхлипнул и сказал, что хочет сладостей. Шишу, казалось, не поверил ему. Тень сомнения не рассеялась и после того, как он улегся спать. Ян чувствовал пристальный взгляд А-Луна на себе, но продолжал притворяться сонным. На следующее утро ученики Баошань Синьжэнь покинули город, а его шишу остался с ним. Чэнмэй видел, с какой грустью тот наблюдает за удаляющимися фигурами из окна, но Ян держал губы плотно сомкнутыми: он знал, что если разрешение выпорхнет из его рта, то А-Лун тут же покинет его. Баобэй ушла далеко вперед. Она останавливалась, срывая цветки, и оплетала палку. А-Ян, поправив перевязь, последовал за ней. В доме царила прохлада. Забитые окна не пропускали ни единого светового лучика, в комнатах пахло травами и расплавленным воском. Баобэй оставила палку у входа и наказала А-Яну не выбрасывать ее «меч». Чэнмэй лишь нарочито глубоко вздохнул, но язвить не стал. С того самого дня он перестал пользоваться темной энергией. Проводил ритуалы очищения, что обучил его шишу. Безвозмездно помогал избавляться от скверны приходящим людям. Оставленные рукописи А-Луна по целительству было тяжело освоить, но простейшие снадобья от хвори, любовных недугов и сезонных немочей, Чэнмэй раздавал жителям города И. Он так и остался здесь. Не смог покинуть их последнее совместное пристанище. Не смог смириться с тем, что его шишу больше нет рядом с ним. Тьма внутри А-Яна пробуждала в нем силу, способную сокрушить все живое вокруг. Ночами она терзала его душу видениями о запретных ритуалах воскрешения, переселения одного тела в другое. Нужна только жертва. Плоть и кровь невинного. Шептала ему о той жизни, где он и шишу путешествуют вместе. Где они – единое целое. Неделимое. Ему нужно лишь поддаться зову тьмы. Указать путь. И она поможет. В одну из таких ночей А-Ян очнулся возле мирно посапывающей баобэй. Тьма тянулась к ребенку, норовя соскользнуть с пальцев тончайшими паучьими нитями. Чэнмэй отпрянул от кровати девочки и с силой ударил себя по щеке. Перед глазами замелькал калейдоскоп искр, во рту ощутимо растянулся на языке металлический вкус. Ян вернулся в свою комнату и заперся изнутри. Дрожащими руками он нажал на акупунктурные точки и ощутил, как течение энергии замедлилось в его меридианах. Успокойся, А-Ян. Ты не причинил вреда невинной. Никто не посмеет завладеть твоим разумом, ведь ты мне обещал, - спокойный голос шишу в голове Чэнмэя расслабил тело; он смог вздохнуть полной грудью и лечь, свернувшись, на кровати. Руны в кромешной тьме, едва начавшие сиять, испускали теперь лишь слабое лазурное свечение. Комната-клетка, в которую запирал себя добровольно каждую ночь А-Ян, могла сдерживать его нарастающее беспокойство и влияние тьмы. Но это пока. Все явственнее он ощущал, как истончается та грань, через которую он способен переступить, не опасаясь обернуться. Решение зрело несколько недель: если он пойдет на такой шаг, то для баобэй избранный им путь может показаться слишком тяжелым. И если он был уверен, что сможет защитить ее от всех внешних напастей, то сомневался в том, что способен уберечь малышку от собственной тьмы. Помощь пришла от тетушки Ло – бездетная женщина часто играла с девочкой, разрешала ей раскрашивать марионеток и с удовольствием присматривала за ребенком, пока ему и шишу приходилось покидать город И. Тетушка Ло уверила А-Яна в том, что баобэй для нее стала, словно родная дочь, и готова была взять ребенка к себе. Сам Чэнмэй не сильно привязался к баобэй, но она была той нитью, что помогла ему быть ближе к шишу. А-Лун стал мягче и терпимее, больше улыбался и чаще закрывал глаза на шалости, как он выражался, «обоих детей». Баобэй проснулась раньше обычного: поскуливание прибившейся уличной собаки и едва различимый успокаивающий голос А-Яна смешивались воедино. Малышка натянула сбившееся одеяло до груди и потерла глаза. Сон еще не развеялся: ей все мерещилась дымчатая фигура шишу, стоящего рядом с трепавшим за ухо собаку Чэнмэем. Горькая улыбка Сяолуна расстраивала баобэй; ей все хотелось попросить шишу вернуться, ведь тогда все станет, как и прежде, но она почему-то знала, что тот ее не услышит. Едва она сморгнула видение, как Ян потянулся и повернулся к ней. Собака у его ног завиляла хвостом и села в ожидании. - Надо же… хотя бы животным ты нравишься, - пробурчала проваливающаяся в очередной сон малышка. Сквозь негу ей показалось, что Чэнмэй ей что-то сказал. Что-то важное. Но она не смогла расслышать. И это были последние слова. Слова прощания. Покидая город И, А-Ян задержался у заброшенного домика на окраине. Того самого, что навевал смутные ощущения тревоги и грусти. В предутренней сизой дымке он толкнул рукой скрипучие ворота и очутился в заросшем дворике. Пустынном, но в то же время напоенном чужими воспоминаниями. А-Ян ощущал, как соприкасается с ними, как они замерли в этом застывшем воздухе. Будто кто-то запечатал их здесь, заставил стать частью этого места. Краем глаза он уловил движение. Кто-то проскользнул внутрь дома. Чэнмэй осторожно приблизился к двери и прислушался. Давящая тишина. Он приложил ладонь к шершавой деревянной поверхности. - А-Чэнь, тебе вновь положили меньше зелени! – недовольство отозвалось знакомыми отголосками внутри Яна. Тихий смех в ответ. Неясное предвкушение захлестнуло Чэнмэя, и он толкнул дверь, поспешно переступая порог. Внутри никого не было. Лишь слабый запах еды. Или ему показалось? Он прошелся по комнате и остановился напротив наваленных друг на друга вырезанных досок. - Ненавижу! Ненавижу тебя. Как ты мог? – девчачий голосок, наполненный разочарованием и страхом, зазвучал сверху. Над Яном были лишь захваченные в плен паутиной и пылью балки. - Знаешь ли ты, кого ты пронзил своим мечом? – знакомый голос разлетелся безумным смехом у него за спиной. Ян бросил кинжал не глядя, целясь в невидимого врага позади. Острие вошло в сухую ставню. - Что здесь происходит? – Чэнмэй пошатнулся. Пространство вокруг него сжималось и давило, вынуждая опуститься на колени. Взгляд зацепился за полустертые темные пятна на полу в углу. - А-Лун? – задав вопрос, А-Ян осекся: как его шишу мог быть здесь? Но что-то отозвалось. Что-то, прятавшееся внутри этих бурых пятен. Это кровь шишу. А в ней что-то еще. Амулет на груди Яна дернулся, ненавязчиво потянув хозяина в сторону. - А-Лун?? – все еще не веря, но громче произнес Ян. Амулет сверкнул, рубиновыми бликами отозвались пятна. Чэнмэй подполз к ним и прижал ладонь к высохшей крови. Под пальцами пульсировало тепло, волнообразно разрастаясь под ними. Ян снял амулет и, секунду поколебавшись, приложил его к полу. Светлая необузданная энергия заструилась вокруг юноши; перед его глазами возникли воспоминания его А-Луна. Нет, не так. То были расплывчатые видения кого-то, отдаленно напоминающего его шишу. Но в них был Ян. Но что-то было не так с ним. Тьма, с которой он так отчаянно боролся, беспрепятственно струилась по меридианам, гармонировала с его ужасающими поступками. Тот Ян убивал невинных и не ощущал никакой вины. Тот Ян вырезал язык и ослепил девочку. Тот Ян не питал чистых чувств к шишу; скорее, он желал заполучить его для грязных и немыслимых дел. Тот Ян не был настоящим Чэнмэем. Он был ошибкой. Озлобленной и взращенной самой тьмой. Что-то вытолкнуло из рваных воспоминаний юношу. Он сжал амулет и ощутил, как внутрь камня просачивается чистая светлая энергия. Знакомая и такая родная. - Шишу, - он не мог в это поверить. Сжимая в руках мерцающий алым амулет, Чэнмэй поднялся. В его мыслях копошились безумные идеи, но он заставил свое сердце успокоиться. Теперь он действительно был уверен в своем плане по возвращению шишу. Еще во времена неудачного переворота, затеянного кланом Вэнь, А-Лун и он столкнулись в своих скитаниях с двумя заклинателями. И хотя Чэнмэй отговаривал шишу разделить еду с путниками, заявившимися в их разбитый лагерь посреди ночи, А-Лун был радушен. Он вел неспешные беседы с ними, будто давно знал их. Один молчал и лишь изредка изрекал свое «мгм», а вот второй… Ко второму А-Ян как раз и направлялся. Спустя несколько лет после их встречи в том лесу по миру заклинателей, словно оползень, прошел слух о некоем темном заклинателе, кто смог вернуться в мир живых. Имя, что внушало страх и ненависть. Имя, что могло стать спасением для А-Луна. Чэнмэй толкнул дверь, и искрящиеся солнечные блики на миг застлали его взор. И ему показалось, что у высохшего колодца стоит человек с повязкой на глазах и протягивает ему руку. Порыв ветра развеял видение, и А-Ян вновь оказался один. Он втянул разогревающийся утренний воздух в себя и уверенно произнес: - Шишу, в этот раз позволь мне спасти тебя. Послесловие от автора Вот и закончилась первая часть истории о Сюэ Яне и Синчэне(Сяолуне). Надеюсь, я минимизировала количество возможных неувязок в поведении героев и смогла показать вам историю, несколько отличающуюся от прежде прочитанных. Жаль было расставаться с шаманом Гу и обрекать его на бесславный конец, но все же Жертвенный огонь не смог бы преодолеть и самый лучший ученик Баошань Саньжэнь. В этой части я лишь затронула моменты общего прошлого Яна и даочжана, но надеюсь, что во второй смогу более детально (откровенно) обрисовать события, что смогли сблизить наших героев. Конечно же, вы уже догадались, к кому отправляется за помощью Чэнмэй, но не стоит забывать, что в этой реальности претерпел изменения не только он... Огромное спасибо за поддержку и развернутые комментарии oxydiablo: ваши слова вселяли в меня надежду, что не зря я предприняла попытку реализовать идею на бумаге. И благодарю всех тех, кто читал и ждал продолжения истории нашей парочки. Что ж... Увидимся во II части!