Уединение

      Он сжал руками спинку кровати сильнее, ощущая приятное давление сзади. Упасть бы ему все равно не позволили — это Боруто Узумаки прекрасно понимал. Его лоб вспотел, непослушные светлые волосы облепили его, и их хотелось смахнуть с лица, но ладоням было не до этого. Парень прикусил губу, честно стараясь сохранить какие-то зыбкие остатки гордости и хотя бы не стонать во весь голос, но выдержка подводила.       Совершенно обнаженный и охваченный сводящим с ума возбуждением, он ощущал, что порой просто теряет связь с реальностью. Поразительное чувство. Чужие руки между тем держали его крепко. Гибкие до безумия, способные растягиваться на черт знает вообще какую длину, они были словно везде и сразу. Этими руками Мицуки орудовал весьма умело. Правая скрутилась кольцом вокруг живота Боруто, так что теперь пальцы касались подушечками чуть выпирающего живота, а левая была выше, ее передвижения улавливались не так точно.       Узумаки жмурился, все еще стесняясь своих эмоций. Он опустил голову, словно желая спрятаться за собственной челкой, и сосредоточился на проникающих движениях сзади. Член Мицуки внутри уже не ощущался как что-то инородное, он плавно проходился по растянутым мышцам, то и дело задевая простату, и каждое такое прикосновение заставляло скулить от наслаждения.       В какой-то момент Мицуки немного ускорился. Пальцы его левой руки оказались на груди. Боруто распахнул рот, ощутив это сперва словно мимолетное прикосновение, а потом позволил себе посмотреть вниз. Чужие пальцы накрыли твердый сосок, потом подушечка указательного мягко потеребила горошинку соска. Узумаки выдохнул через рот и вновь зажмурился. Прежде он мог только догадываться, насколько у него чувствительное тело. Трогать его самому было и в половину не так приятно, как отдаваться в умелые и всегда такие нежные руки Мицуки. Их связывало полное, безоговорочное доверие, поэтому Боруто и мог расслабиться, сосредоточившись на ощущениях.       Легко уловив его реакцию, Мицуки улыбнулся и продолжил пощипывать сосок. Эту улыбку Боруто не видел, но ощущал, сложно даже сказать, как именно. Он просто знал, какие эмоции у Мицуки, чувствовал его как самого себя. Особый уровень близости, который никогда не ограничивался плотскими утехами. Скорее все эти утехи были просто приятным дополнением.       — А-ах…       Член внутри особенно удачно прошелся по простате. Боруто сжался, а Мицуки вошел на всю длину, крепко вжался мошонкой в его промежность и замер.       — Тебе нравится?       Узумаки прикусил губу. Он был не в состоянии общаться в такие моменты, и Мицуки это знал, но все равно смущал вопросами. Кажется, красного от смущения Боруто он находил особенно очаровательным. С самого начала их отношения были особенными.       Боруто открыл глаза, ощутив, как Мицуки прижался грудью к его спине и потянул на себя, чтобы коснуться губами шеи. Это тоже было весьма приятно. Сглотнув, Узумаки приподнял голову, позволяя трогать себя везде, где Мицуки мог бы достать. А он много где мог, это Боруто тоже хорошо знал. Прикосновение языка заставили на миг забыть обо всем прочем, но когда пальцы сжали сосок чуть сильнее, Узумаки беспомощно пискнул. До чего же это необычное чувство, когда с твоим телом играют как вздумается, а ты ощущаешь себя самым дорогим и стоящим в мире музыкальным инструментом, о котором кто-то мечтал всю свою жизнь и за который был бы рад и душу продать.       — Датте…баса…       Боруто задрожал, а Мицуки снова принялся в нем двигаться, теперь вбиваясь куда резче. Руки задрожали. Возникло ощущение, что член внутри немного увеличился. И ведь так оно и могло быть, а Узумаки и вовсе бы не был против, пусть он и не признал бы никогда подобного. Слишком стыдно, в конце концов.       Левая рука Мицуки скользнула повыше, пальцы осторожно обхватили подбородок. Мгновение, и вот хватка стала сильной и властной. Боруто распахнул рот, ловя им воздух.       — Взгляни на себя, солнце мое, — шепнул Мицуки ему на ухо, все так же двигаясь в нем и не замедляя темп. — Ты так прекрасен.       Узумаки не хотел бы видеть себя со стороны, но все же подчинился и посмотрел вперед, а после ожидаемо наткнулся на свое отражение в зеркале, висевшем как раз на противоположной стене. Он выглядел развратно и пошло, волосы растрепались, взгляд помутился, губы влажные, язык чуть высунутый. Но все это безобразие Мицуки в самом деле находил прекрасным.       Боруто мотнул головой и снова опустил глаза, теперь уже не в силах выдержать полный искренней влюбленности взгляд Мицуки. Он умел быть одновременно и нежным до умопомрачения, и страстным до дрожи в коленках, а Узумаки наслаждался всем спектром проявления любви к себе, хоть и продолжал краснеть от смущения, боясь показать всю гамму своих собственных эмоций.       Впрочем, Мицуки в этом не нуждался, им не были нужны слова, чтобы выразить в полной мере чувства.       Правая рука закрыла его член совершенно внезапно, Боруто упустил этот момент. Немного холодные пальцы Мицуки обхватили ствол у основания, а потом медленно скользнули выше, к головке. Узумаки задрожал. Его телу хотелось разрядки, оно было напряжено, словно тетива натянутого лука, и это долгое напряжение могло в какой-то момент стать просто мучительным. Но не становилось, Мицуки приноровился понимать, когда можно позволять ему достичь пика.       — Да… а-ах…       Ладонь полностью обхватила член, пальцы шаловливо прошлись по яичкам, так что Боруто встрепенулся всем телом, уже и не зная, на каких ощущениях лучше сосредоточиться. Ведь порой удовольствие и правда может быть нестерпимым. Он зажмурился, ощутив влагу на глазах. Плакать от того, что тебе очень хорошо — такая глупость. Узумаки задрожал всем телом, когда по нему прошлась яркая истома, точно следуя по всем нервам и достигая каждого участка, заставляя на время выпасть из реальности и потерять чувствительность, вообще любую.       Боруто и сам не понял, как оказался лежа на спине и под легким одеялом. Оргазм в самом деле заставил его на какое-то время просто выпасть прочь из реальности, а Мицуки вполне ожидаемо уложил его на кровать, а сам лег рядом. Теперь его рука мягко поглаживала волосы Узумаки.       — Мое солнце, ты в порядке?       Его нежный голос тут же окутал своим теплом, так что Боруто смущенно отвел взгляд.       — Ага.       Наверное, это смущение никогда его не оставит. Не важно, сколько пройдет времени и как долго они с Мицуки будут состоять в отношениях, он все равно будет краснеть, словно с ним все в первый раз.       — Тебе пока не нужно идти домой?       Мицуки оказался чуть ближе. Узумаки повернул голову, чтобы убедиться в том, что он в самом деле сам придвинулся, а не удлинил руку.       — Вечером. Вместе пойдем, мама обещала устроить праздник. Словно я опять маленький ребенок.       Он усмехнулся, а Мицуки прошелся пальцами по шраму на его лице, осторожно очертив от брови до щеки.       — Для нее ты всегда будешь ребенком. Принести тебе воды?       Боруто тут же закивал, понимая, что в горле просто пересохло, а вставать самостоятельно он бы пока не рискнул. Мицуки поднялся на ноги, а Узумаки подтянулся повыше, чем лечь удобнее. Сегодня у него день рождения, вполне возможно, что соберется вся семья и его самые близкие друзья, хотя Боруто давно перестал вкладывать какой-то особый смысл в этот праздник. Пока он домой не пойдет, уединение с Мицуки было заслуженным отдыхом. Нет ничего приятнее, чем неподдельная нежность любимого человека и просто его компания.       Он наткнулся плечом на фотографию в рамке, которая, кажется, вообще всегда находилась здесь, рядом с подушкой. С этой фотографии на мир смотрело его собственное, еще очень юное лицо. Взгляд ясный, совсем по-детски наивный, улыбка озорная, и на лице еще нет шрама. Узумаки взял рамку и тут же переложил ее на прикроватную тумбу. Хватит и одного Боруто в постели Мицуки.       Ему было хорошо, и он это заслужил. Хотя бы на один этот день, в свой праздник.