я хочу представить, что никогда не было клуба пентагон

      нам гю и не думал, что пустит кого-то вроде таноса в свой дом. танос тоже, вроде как, понимает, что удостоился чести, поэтому молча стягивает свои дорогущие кроссовки, с которыми он носится, как с писаной торбой, и ставит их у входа настолько аккуратно, насколько бывший наркоман может.       нам гю ничего не говорит, но мысленно хихикает над из неоткуда взявшимися манерами таноса.       танос замечает тянущееся в улыбке лицо нам гю и ухмыляется.       — что такое, нам гю? — лицо таноса под воздействием улыбки становится пугающе видоизменённым. несколько очень явных морщин мягко разглаживаются, оставляя на своём месте едва заметные полосы.       — ты смешной, су бон, — говорит нам гю, опираясь о стену коридора. — такой милый, когда не… — он запинается, и внезапно слишком сильно распахивает глаза, — неважно.       танос фыркает, но, очевидно, всё понимает.       — нет, я всё такой же придурок, вот увидишь, — предупреждает он. — если надеешься на другое, лучше сразу меня выставляй.       — ещё чего, — фыркает нам гю, возвращая на место выпавшую из-за уха прядь. — не для этого я тебя сюда притащил.       — не больно то ты меня тащил, — замечает танос. — я сам сильнее тащился.       — ага, — улыбается нам гю. со времен игры он изменился во многих вещах. то, что больше всего подмечал танос — его отросшие волосы. о зависимостях они предпочитали помалкивать.       — мы будем с тобой как в той ебаной сказке про девку с заколкой и мужика с часами?       странно после всего произошедшего сидеть на кухне. дом ощущается необычным местом. танос открывает соджу, нам гю залипает на лампу над столом. удивительно, он ведь видит её каждый день, но сегодня её свет падает на таноса, и это уже что-то новое. что-то ошеломляюще новое.       нам гю думает о том, сколько смертей ему удалось пережить. чужих, своих. если бы он был кошкой, сколько жизней у него бы осталось? быть может, он израсходовал восемь, и это последняя? и неужели эта последняя нужна ему, чтобы пить у себя на кухне соджу с придурком репером?       — о чём задумался, нам гю?       первая особенность таноса после рехаба — он отлично помнит его имя и постоянно его произносит.       — забей, — хмыкает нам гю. — рюмки на верхней полке.       — слева, справа? — танос поднимается, чтобы достать, и сейчас лампа отчётливо светит ему на плечо.       — справа.       танос больше не красит волосы в фиолетовый. он тянется за рюмками, и нам гю разглядывает его тёмный затылок, к которому по шее проходит чёрная полоса татуировки. в глубине души, нам гю уверен, настолько глубоко, что он никогда не поднимет эту тему, ему нравились волосы таноса тогда. но сейчас тоже хорошо.       — тут много, какие брать?       — бля, да любые, — нам гю отмахивается. — какие больше нравятся.       — я бы и из твоего рта выпил, — невзначай говорит танос, – мне, может, это больше нравится, – и нам гю хрюкает от смеха, параллельно планируя, что со стола он может кинуть в таноса и попасть.       — начнём с рюмок, пожалуй.       танос ставит на стол две рюмки фиолетового стекла, и нам гю теперь разглядывает его пальцы. да, ногти он всё ещё красит, сегодня они просто зелёные.       танос разливает соджу, нам гю пытается собрать волосы. с тех пор, как он их отпустил, ничего более раздражающего в его жизни, чем они по всей квартире, нет.       они выпивают по рюмке.       — заплести тебе косичку? — внезапно выдаёт танос, и нам гю недоверчиво смотрит на него.       — чего? — сомневающееся от нам гю.       — чего? — слегка обиженное от таноса.       — ты разве умеешь? — хмыкает нам гю. — я и сам не уверен, что умею, а ты…       — проще простого, я всё умею.       танос подскакивает, и откуда в нём столько энергии, и переставляет табуретку за спину нам гю. нам гю слегка напрягается, он не в восторге, когда кто-то подходит к нему со спины, но молчит, позволяя таносу продолжать.       пальцы су бона касаются головы нам гю и ему хочется ещё выпить.       — нам гю, — ну вот опять. — признаюсь, я очень хотел потрогать твои волосы, baby, they're beautiful. я люблю их.       — ну прекращай, — фыркает нам гю. — развёл тут, романтика, на хую два бантика.       — сделай мне скидку, sweaty, я раньше не встречался с мужчинами, — оправдывается танос.       — айй, так говоришь, будто я встречался.       танос недоверчиво перевешивает голову через чужое плечо.       — я думал, да?       — нет, — отрезает нам гю. — мой первый опыт это тупой репер, с которым я познакомился, когда мы оба чуть не сдохли.       — поверь мне, мой тоже не сахар, — фыркает танос. — вспыльчивый прилипала, который башку не моет.       нам гю тянет руки к таносу, хватая его за шею сзади.       — делай вид, что тебе не нравится моя тактильность, и моя башка, которую ты сам трогать полез, — говорит он, притягивая таноса к себе так, чтобы говорить прямо ему в ухо. — можешь соврать, я тебе разрешаю.       — обожаю тебя, — шипит танос, отчасти потому, что нам гю слегка перекрыл ему воздух. — а мы можем попробовать собачий кайф в другой позе?       нам гю смеётся, отпуская таноса. тот тут же подпрыгивает, отстраняясь, но далеко не отходит, тянет руки к волосам, протягивая отдельные пряди сквозь пальцы.       — я бы оставил распущенные, — говорит он.       — я соберу хвост.       — пожалуйста.       нам гю оценивающе разглядывает таноса, будто решая, стоит ли сделать, как он хочет.       — ладно, — усмехается он.       танос подходит ближе, продолжая дёргать чужие волосы. дёргать, в плане самом нежном, слишком уж бережном, в перебирании и наматывании на пальцы.       нам гю поднимается, потому что последнее, что делает танос — кладёт ладонь ему на темечко, надавливая и пальцами прочёсывая волосы. он в полный рост и может укусить таноса за подбородок. или за что угодно другое, не принципиально. просто хочется.       танос замирает, в его глазах проскальзывает что-то от старых залипаний и недопониманий происходящего, он смотрит на нам гю пристально, стараясь прийти в себя.       — танос, — нам гю привычно хватается за его плечи. танос смотрит в глаза, не отлипая. — ты чего?       — ничего, — отвечает он на автомате, — пиздец это всё странно.       он обводит комнату пальцами одной руки, и нам гю понимающе кивает.       — я же чуть не сдох тогда, — танос кривит лицо, потирая шрам на шее. — ты знаешь.       нам гю опять кивает. он перекладывает руки на плечи таноса, тянется, прикладываясь щекой к шее. шея таноса горячая, что в целом очень приятно. танос кладёт подбородок на голову нам гю, приобнимая его в ответ, слишком уж бережно. и в кого он превратился после рехаба?       — су бон, — говорит нам гю, и его тёплое дыхание щекочет чужую шею, — соджу говорит нам нужен поцелуй.       они сто лет не целовались. танос, до ужаса впечатленный всеми событиями, так вообще к нам гю лишний раз не подходил. нам гю в свою очередь, лишившись такого сильного желания постоянно держать что-то в руках и мять, вечно кусал ногти и обгладывал пальцы, но таноса практически не трогал. до сегодняшнего вечера.       — алкоголь никогда не ошибается, — хихикает танос, но нам гю узнает в его голосе нотки неуверенности. танос, который не знает, взять ему латте или капучино, гуччи или луи витон, и наконец, поцеловать ли парня, зная, что ты не под кайфом? или нет.       они оба знают, что рюмка соджу может сказать им не более чем «выпейте ещё».       на мгновение они расцепляются, распадаются, как частички пазла, и смотрят друг на друга. танос неуверенно, нам гю с подозрением.       — я хочу представить, что никогда не было клуба пентагон, — признаётся нам гю, сцепляя пальцы. он гнёт их из стороны в сторону, беспощадно.       — я хочу, чтобы не было никаких игр, — эхом отзывается танос. он отводит глаза и смотрит в пол. — никогда.       — давай.       нам гю целует, потому что иначе и быть не могло. здесь, на его кухне, такой странной, такой невозможной, после всех пережитых событий, которых, как они договорились, больше не существует, и когда в свидетелях у них открытая банка соджу и пара рюмок, они целуются в первый раз. потому что прошлого не существует.