ʀᴏᴏᴍ ꜰᴏʀ ᴛᴡᴏ

Его план был точен и выверен, как механизм швейцарских часов. Простой, будто задача из учебника для первоклассников, и в то же время нелепо наспех сшитый из обрывков импровизации. В этом был весь Атсуму: он верил в хаос, верил в интуицию, которая, как ни странно, еще ни разу его не подводила. Вот и сейчас он полагался исключительно на свое чутье. Однако один существенный элемент выбивался из стройной картины его замысла — недоставало того, кто оживил бы задуманное. План Атсуму нуждался не просто в напарнике, но в безрассудно смелом человеке, способного действовать без лишних вопросов, даже если затея граничила с безумием. Ему требовался не союзник, нечто большее: тот, кто не побоится рискнуть ради чужой идеи. Такой же отбитый, ну, может, и не отбитый, но человек, который лишнего не спросит, а просто самоотверженно поможет в его не особо деликатном вопросе. Время и спешка поджимали, подвязывая на нитях паники мысли Мии. Совесть проснулась, жадная, как псина, что неделями не видела еды. Она терзала душу, впиваясь клыками сомнений в самое сердце. Тсуму больше не мог терпеть это гнетущее, удушающее молчание — его нужно было разорвать любой ценой. Нужна подмога. Срочно. — Эй, Суна. Ты мне друг? — сверкая улыбкой, наглец нарисовался за спиной Ринтаро. Тот нехотя поднял взгляд. Медленно реагировал, как будто его тянули из болотного топи, еле-еле выдернулся из своих мыслей. Послышался резкий щелчок блокировки экрана — звук короткий, как знак окончания чего-то важного. В прищуре глаз парня сразу проявился узор недоверия и он лениво так, словно уставший кот, сунул телефон в карман шорт. Наверное, Суна сразу готовился к побегу. Ринтаро не то чтобы откровенно не доверял Мие, но держался настороже. Он давно научился опасаться бесчисленных затей Тсуму, которые, как того полагало правило общения с Атсуму Мией, заканчивались одним и тем же — последствия окатывали ушатом холодной воды даже тех, кто не был поблизости. Суна знал это лучше других: особняком вроде бы держался, но эти авантюры неизменно захватывали его, оставляя за собой лишь рваную вереницу беспорядков и дурацкое послевкусие. — Предположим? — Так «да» или «нет»? — Зависит от твоих намерений в данный момент. Атсуму поморщился и вгляделся в бесстрастное лицо Ринтаро. Вот же хитрый лис. — Так сложно сказать «да»? Я так надеялся на нашу дружбу, друг! В звучном выдохе Ринтаро звучит сожаление и осознание безнадежности. По-кошачьи лениво взглядом окинул это неугомонное бесчинство, пережевывая свои лаконичные мысли. — Чего тебе надо? — Можешь мне врезать? Суна опешил. На обычно спокойном лице проскочила беглая тень отвращения. — Ты придурок? Нет, стой… Ты придурок.— утверждение выдал скучающим тоном, скрипнув чуть зубами. Идиотизм зашкаливал и абсурдность просьбы Мии сейчас не смешила. Раздражала только. — Так врежешь или нет? Мне это очень важно. Почему в голосе этого идиота сквозит сталь? Будто есть смысл в этой просьбе, будто намерения какие-то серьезные у него. Секунды тянулись лениво, словно сами устали от этой сцены, а Ринтаро торопился ускользнуть. Надо успеть сбежать до того, как этот ходячий генератор харизмы начнёт применять своё обаяние. Боковым зрением Суна уловил короткое движение и тихо выдохнул — не успел. Покорно, трепетно Атсуму сложил ладони у груди, словно в молитве. В глазах такая трепетная надежда блестит, что Ринтаро вдруг стало жарко. Щёки вспыхнули краской смущения, шаг невольно ускорился, а взгляд метнулся куда угодно, только не на Мию. В спешке Ринтаро даже ухитрился споткнуться на ровной земле. — Ты псих, — последовал лаконичный ответ. До конца дня Ринтаро Атсуму больше не видел. ~~~~ Впрочем, Атсуму не растерялся. Он знал: есть человек, что поневоле скован с ним кровными узами, и он не бросит в беде, не станет задавать лишних вопросов. Если потребуется — поддержит, даже жестко, без лишних слов. Эта его черта характера не всегда вовремя пробуждалась, но именно сейчас Атсуму нуждался в этой жесткости. А еще мысль о том, чтобы просто так прийти к тебе в медпункт, казалась худшей из идей. В голове у Атсуму заело будто: ты проигнорируешь его снова, даже взгляда не бросишь, как будто он для тебя пустое место. А вот синяк на скуле — пусть слабый, но всё-таки повод привлечь твоё внимание. Поймать тебя, постараться удержать наедине. Наконец сказать то, что давно мучило его, — хотя бы попытаться! Ты даже не понимаешь, на какие ухищрения и унижения он был готов ради разговора с тобой. А Атсуму понимал — произошедшее между вами было неправильным, и виноват в этой непростительной глупости лишь он. Осознавал всё до скребущейся в горле тошноты, до бессонницы, до гнетущих каждодневно мыслей. Хотелось бы всё забыть, перестать гонять в голове до мельчайших деталей этот день, но перед глазами стояла ты. Сердце сбивалось с четкого ритма марша, а предательский румянец жёг юные щёки. Виной тому воспоминания: твоё тихое и рваное дыхание, неловкие касания рук, скользящих по его коже, судорожный стон и прикусанные губы. Ноги подкашивались и Мия замирал, пока внизу живота узлом пульсировало сладкое желание. Что это было между вами? Наваждение? Простое желание ваших тел? Может, притяжение даже? Ведь ты подалась навстречу тогда, блестела глазами пьяно, царапалась так сладко. Мучая себя вопросами, Мия утратил в буднях былого себя. Беспечность его обычная сошла на спад, серые краски сгущались и совесть душила. Взглянуть тебе в глаза он боялся до дрожи, но отчаянно искал способ сделать это. Любой предлог казался ему подходящим — даже такой глупый, как синяк. Лишь бы ты посмотрела на него. Лишь бы ты перестала убегать. Лишь бы извиниться и покаяться. ~~ В тот день кто-то расщедрился на мясо. Гомонящая толпа счастливо высыпала на площадку у основного кампуса, а Тсуму с каким-то равнодушием скользнул по разноцветным пятнам пустым взглядом — знал заранее и безнадежно, что тебя здесь не будет. Ты упрямой барышней отсиживалась на дежурстве в медпункте — проходил мимо и успел скользнуть по тени твоего профиля в окне. Сунув руки в карманы, волейболист уверенно нырнул в толпу знакомых второгодок. Где-то тут должен быть его брат. Там, где еда, всегда найдется Осаму. Оно и верно. Близнец нашёлся у одинокого мангала неподалёку от столов. Погруженный в свою стихию Осаму сосредоточенно, даже с некой любовью и обожанием в глазах переворачивал куски мяса на решётке. Те аппетитно шкворчали, источали аппетитный аромат, смешиваясь с дымком от углей. И выглядел он, как и всегда, спокойно и невозмутимо — полная противоположность брата. Саму был в своем лучшем расположении духа. Хитрым лисом, тихим вором подкрался персональный источник бед. Сверкнув криминально самоуверенной улыбкой, он нарисовался перед братом. Осаму нагло проигнорировал его присутствие, но мясо пододвинул к себе. Фальшь в оскале брата близнец прочел начисто. Никакие ухищрения не помогут — Осаму через себя чувствовал, как брата ломала вся странность ситуации. Молчаливый разговор никак не начинался — Тсуму застыл столбом, не теряя фирменной улыбки, которая теперь больше напоминала гримасу человека, не знающего, как объяснить собственное поведение. Даже своему близнецу. — Эй, Саму, — он чуть замешкался, закидывая под неодобрительный взгляд брата в рот кусочек мяса. Еще и выбрал же самый аппетитный, сочный, раздражая этим родственника. Зажевал задумчиво, вперив бесстыжие глаза на вторую порцию. — Ты же мне брат? Наверное, у тебя скопилось много злости ко мне. Бешу тебя постоянно и всё такое. В общем… Врежь мне хорошенько. Осаму замер с щипцами в руках. Солнце скользнуло в стали, ударило в глаза. В темных бровях пролегла тень недоверия, а взгляд метнулся к Атсуму так медленно, будто пытался понять, не ослышался ли он. Снова придурошные выходки или план гения? Ментальная нить разговора никак не могла нащупаться, но смутно, на задворках сознания, Осаму чувствовал — в нём сейчас нуждаются. — Повтори. Чего тебе надо? — Ну, врежь мне. По-настоящему. Очень нужно, — Атсуму в свой голос вкладывал беспечную уверенность, будто такая просьба была чем-то абсолютно обыденным. Понимал, почему Осаму замешкался — получать тумаки добровольно то еще безумие. Одно дело, когда заслуженно выводил брата из себя, но сейчас как-то не вязалась с привычном укладом дел его просьба. — Ты издеваешься? Иди отсюда и не порть мне аппетит, — в голосе Саму прозвучало глухое недоумение. Он выпрямился даже, а рука перехватила щипцы удобнее. Угрожающе, будто защищал своё мясо. — Осаму. Разок. Жалко, что ли? Сотни раз так делал ведь. Атсуму не отставал. В уголках его глаз пролегла решимость, а Осаму знал брата, как никто другой. Если эта пиявка присосётся, то лучше позволить ей получить своё, дождаться, пока сама не отвалится с неприятным чмоканьем. Удара просит? Что же… Действительно, в первый раз, что ли? Бережно, почти с трепетной нежностью щипцы переложили на тарелку. Та дзынькнула капризно, навевая какое-то игривое напряжение. Осаму аккуратно вытер руки о фартук. На обычно спокойном лице теперь тонкая вуаль смеси усталости и насмешки, словно Саму понимал, что разговор с братом всегда приводит к одному и тому же. Взгляд его стал тяжёлым, будто жар раскаленного солнца в бестенье. — Ты сам попросил. Атсуму приподнял брови в своем дебильном озорстве. Это единственное, что ему оставалось — шанса на остроумный ответ уже не было. Мрачно усмехаясь, Саму через весь стол метится тяжелым кулаком в лицо, похожее на его собственное. Удар вышел точным, резким, почти изящным — таким, что даже сам Осаму невольно отметил его. Кулак с глухим звуком врезался в скулу, плавно скользнул вниз, задев угол губ. Близнец качнулся назад, лишь на миг теряя равновесие; в его глазах вспыхнули кротко звёзды. Рука дрогнула и метнулась к лицу, ощупав знакомую пульсацию и жар щеки после удара. А внутри, в глубинах души Атсуму, зажглось хищное, сладкое торжество. Наконец-то. — Ну, порядок! Ты лучший брат на свете! Тсуму улыбается — ярко, ослепительно, как полуденное солнце, заливающее всё вокруг своим теплом. Грудь так тяжело вздымается, словно не может вместить в себя переполняющую радость. В его глазах — восторг, почти детский, а взгляд, обращённый к брату сплошное восхищение. Первый пункт плана смело вычеркнут. Осталось идти дальше. — На здоровье. Осаму выглядел одновременно раздражённым и озадаченным. Как-то тяжело выдохнул, вытирая руку о шорты, будто смывая с себя абсурд этой ситуации. Пульсация мыслей его сплелась наконец с мыслями брата. Провожает взглядом широкие плечи удаляющегося вдаль близнеца, а в голове рваными фразами продолжается диалог. — И зачем это тебе нужно было? — Это очень важно. — Ты же извинишься перед ней? — Я очень постараюсь. Осаму какое-то время молчит, переворачивая подгоревшее мясо на решетке. Вглядывается в своё отражение в стали щипцов, и видит в нём Атсуму. — Уж постарайся, балбес, — пробормотал он себе под нос. Аппетит пропал, и даже мясо, обычно такое для него святое, больше не радовало. Волнение за брата оказалось сильнее.