Only one glance

Красный — это цвет крови, обложек любимых книг Эдгара и фрака японского паренька, который под конец спектакля забежал в зал. Красный — цвет боли, агрессии, и, в случае Рампо, безудержного восхищения, которое вызвано необыкновенностью сегодняшнего дня. Опоздавший молодой человек юрко присаживается на место слева от Эдгара, стряхивая со своей рубашки невидимую пыль.       Семья Эдогава — одна из самых богатых семей Японии, которая переехала в Европу из-за банальной скуки. Смена обстановки и резкий переезд довольно сильно взбодрили каждого в семье, поэтому сейчас все скитались в поисках новых ощущений. И Рампо, кажется, начинает их находить.       Эдогава Рампо — паинька, коим прозвали его японские родственники, но в свете менталитета новой страны он совсем потерял данное звание. Он старший ребёнок в своей семье, и, к своему сожалению, все конфликты приходится решать только ему. Отец всегда в работе, мать воспитывает двух младших сестёр, поэтому самые хлопотные работы достойно переходят в руки Рампо. При встрече с ним на улице каждый мимо проходящий человек удивляется странной косолапости парня, чего Эдогава в своём детстве очень стеснялся.       Лёгкая улыбка трогает губы Эдгара, когда маленький японец театрально вздыхает и вытирает со лба невидимый пот. Будто он — главный герой, опоздавший на свой спектакль. Один взгляд на Эдогаву заставляет опешить от раскрепощённости парня. Рампо кидает взгляд на зал, который, на удивление, оказывается совсем пустым. Только копошения в ложах создают видимость присутствия других людей.       Спектакль, на представление которого попал Рампо — оказался детективом с относительно плоским юмором. Довольно странное сочетание жанров, которое не имеет никакой логики. Единственное, почему Эдогава до сих пор не ушёл из зала так же резко, как и вошёл — это желание почувствовать что-то новое. Театры в Японии его никогда не удивляли, зачастую даже совсем разочаровывали. Поэтому, заставив себя прийти в театр, он ожидает более интересной развязки сюжета от европейских драматургов, нежели от японских.       — Девушка, вы сейчас мне утверждаете, что сидели в своей комнате до десяти часов вечера? — детектив со сцены снимает свои очки, потирая переносицу.       — Всё верно.       — Но почему тогда ваша же мать утверждает, что видела вас в сопровождении молодого Патрика на кухне в полдевятого?! — по залу расходится звонкий крик актёра. — Почему, совершив убийство, никто! Никто из вас не удосужился создать твёрдое алиби всей своей семье?       Эдгар Аллан По, внимательно наблюдающий за игрой на сцене — единственный сын малоизвестной джентри семьи. Он не отличается любовью к конфликтам, предпочитает тихие мероприятия и спокойные вечера, проведённые за написанием очередных детективов. Одинокий писатель и иллюстратор, которого совсем не гложет его семейное положение. Эдгар привык черпать вдохновение из окружающего его мира и из отличных от его стиля произведений. В связи с этим для себя он всегда выбирает что-то нестандартное. Как, например, этот слегка странноватый спектакль.       Последняя героиня на сцене даёт свои показания, детектив записывает их. Из-за кулис выходит весь актёрский состав, откланивается, и зал уходит на антракт. Рампо уходит почти самый последний из-за долгого размышления о том, стоит ли оставаться на второе действие спектакля.       Ходить в театры одному — возможно, самое глупое решение, которое совершал когда-либо Эдогава. Антракт длится пятнадцать минут, и на протяжении этого времени скитаться по зданию театра довольно тяжело. Но, всё же встав со своего места, Рампо направляется в кафе при театре, дабы взять себе лёгкий перекус в виде чашки сладкого зелёного чая.       Заходя в корпус кафе Эдогава непроизвольно морщится — люди стоят в огромной очереди, огибая столы и занимая почти всё пространство. Желание на перекус отпадает. Совсем. Поэтому Рампо приглядывается к гостям, сидящим со своими лёгкими перекусами. И вдруг взгляд его падает на мужчину, который сидел рядом с ним на спектакле.       Эдгар, слабо помешивающий ложкой сахар в своей кружке кофе, одет был совсем по-обычному. Так же, как и остальные люди, пришедшие в театр. Но что-то сильно приковывало к нему взгляд Рампо. Белый шейный платок с такой же белой рубашкой лишь слегка выбивались из-под тёмно-синего пиджака, в который "укутался" сам Эдгар. Серые, от частой стирки, перчатки были откинуты на край стола, а сам американец обхватывал кружку руками, дабы согреться. Из-под его густой чёлки было заметно, как светло-серые глаза бегали от рассматривания посетителей, до кофе, и обратно.       — Извините меня, сэр, если я вам помешал, — аккуратно подходя к столу, заводит диалог Рампо. — но не могли бы вы уделить мне немного времени и вашего внимания?       Аллан машинально подскакивает от, как ему кажется, довольно резкого обращения. Убирая немного чёлки с глаз, Эдгар жестом призывает новоприбывшего гостя присесть напротив него. Рампо почтительно наклоняется вперёд в жесте благодарности, и Аллан только замечает. Красный бархатный фрак, ярко-белая накрахмаленная рубашка и чёрный галстук-бабочка. В голове появляется образ опоздавшего на спектакль парня на соседнем от Аллана месте. Воздух из лёгких предательски быстро "выбивается".       — Мне показалось, что именно ваша компания будет мне самой приятной из всех людей, что здесь присутствуют.       Уши Эдгара начинает слегка тянуть из-за смущения.       — Да что же! Вы мне льстите, — улыбаясь и протягивая руку, отвечает Аллан. — Моё имя — Эдгар Аллан По, приятно познакомиться! — улыбается ещё шире.       — Рампо Эдогава! — немного привставая, в ответ протягивает руку японец. — Взаимно! Хотелось бы узнать ваше мнение насчёт сегодняшнего спектакля. Что о нём думаете?       Эдгар замялся, ведь не знал, как можно тактичнее ответить на вопрос, не задев при этом постановщиков, драматургов и людей, которым нравится данное произведение.       — Я... хм. Хороший вопрос. Не вижу я в нём чего-то такого невообразимо прекрасного. Довольно посредственная постановка. Нравится в ней то, что убийцу на данном этапе найти невозможно. Но пока что, заслуживает внимания лишь актёрская игра. Считаю, что она вышла шикарной.       — Я полностью с вами согласен! Я думаю, что... — громко выплёскивая эмоции и почти вскрикивая объявляет Эдогава. Аллан быстро прикладывает указательный палец к своим губам, показывая, что совершать такие выходки больше не стоит. Несколько пар людей оборачиваются на громкий возглас и Рампо непонимающе смотрит на нового знакомого.       — Вы же, если я правильно понимаю, приезжий или турист, верно? Ох, наверное вы совсем не знакомы со здешним этикетом! — театрально вздыхает Эдгар. — Совсем неприлично громко разговаривать, понимаете? Здесь с этим довольно строго.       — Прошу меня впредь извинить. Спасибо, что оповестили, — неловко улыбаясь, тараторит японец.       Эдгар Аллан неприлично долго рассматривает каждую деталь своего собеседника, чего второй, к счастью, совершенно не замечает благодаря длинной чёлке, которая оказалась опущенной обратно на глаза к середине диалога. Внешность японца стала для Эдгара очередной необыкновенностью за день. Волосы, пушащиеся, как казалось, от любого прикосновения, очень выделялись на фоне всех остальных, кто находился в здании театра; брови, подрагивающие от любого действия, придавали его словам ещё большую эмоциональную окраску; а очки, небрежно спадающие на кончик носа, хорошо подчёркивали своими бликами красоту глаз, цвета соснового леса: и всё это неимоверно притягивало взгляд Аллана. Но, если честно, то каждый посетитель театра успел пару раз оглянуться и остановить свой взор на этом парнишке. Внешность его была поистине волшебна.       — И не поверите, мне вновь пришлось всё это... Сэр.. Вы меня слушаете?       Со стороны показывается одобрительный кивок, а сам Аллан отбивает желание крайний раз взглянуть в глаза оппонента.       — Спасибо. Так вот, мне пришлось вновь разбирать эти документы, а в итоге оказалось, что моя сестра нарисовала на них пару цветочков и выкинула под стол! Сколько же было скандалов и криков — и все адресованы мне! Как же Вам повезло быть единственным ребёнком! Я бы на вашем месте...       Длительный монолог Рампо перебивает звонок, оповещающий о заходе в зал средним рядам. Эдгар вновь вздрагивает. Пятнадцать минут антракта с Эдогавой пролетели совсем незаметно.       — Нам пора, — тихо проговаривает Аллан, попутно вставая со своего места. — Сейчас начинается второе действие спектакля, — американец забирает со стола перчатки.       — Точно, вы правы. Приятно было провести этот антракт в вашей компании, сэр Эдгар По.       — Взаимно, — запинаясь от смущённости, говорит Эдгар. — Надеюсь, продолжение представления нас не разочарует.       Постельные шутки — последнее, чего можно было ожидать в спектакле. Из жуткого детектива всё переросло в... комедию? Убийцей оказывается девушка, которая даже не имела никакого мотива на преступление.       — Сэр, извините, что отвлекаю в который раз... — полушёпотом пытается завести диалог Рампо. — Мне кажется, что совсем нет смысла находиться на этом спектакле дальше. Я собираюсь уйти. Не затруднит ли вас рассказать о том, где я смогу встретиться с вами вновь?       Эдгар поворачивает голову в сторону Рампо, мысленно краснея от того, что кто-то хочет встретить его снова. Кто-то не хочет забывать его, как ночной кошмар.       — Я планирую пойти через два дня на балет, в котором будет играть сестра моего отца. Представление в шесть часов вечера. Я буду рад увидеть вас ещё раз, сэр Эдогава. Хорошего дня, спасибо за компанию!       — Нет, это вам спасибо, что вы готовы были разделить со мной этот антракт. До встречи, я надеюсь.       С уходом Рампо Эдогавы, кажется, уходят и все привычные краски. Эдгар чувствует странные ощущения, что-то между тоской и воодушевлением. Сердце болезненно не сжимается, а уши предательски не краснеют. Аллан совсем не находит описания своим эмоциям. Спектакль так и остаётся недосмотренным, ведь его мысли никак не покидал образ японца во фраке, цвета крови, боли и агрессии.       А Эдгар и не жалуется вовсе.       На момент выхода из театра Аллана По встречает кучер их семьи, приглашая американца с комфортом доехать до дома, чем добираться самоходом. Этот кучер, по поручению ранее, передал Эдгару новую бумагу с таким же новым мягким карандашом для выполнения эскиза иллюстрации. Вдалеке неприятно раздаётся гудение грома. Аллан ещё пару часов назад продумал полную композицию этой иллюстрации, и по приезде домой был готов выполнить заказ за четверть дня. Но, начиная вырисовывать заказ на бумаге, американца не покидает странное желание. Мысли переполнены новообретённым знакомым, а Эдгар боится забыть некоторые детали его лица до следующей встречи.       На эскизе иллюстрации — обычная женщина. Но черты её внешности почти полностью копируют внешность Эдогавы Рампо: губы её улыбались маленькой насмешливой полоской, глаза прикрылись в хитром прищуре, а на щеках виднелась небольшая россыпь веснушек. Ещё свежие воспоминания об образе японца помогли досконально передать нужные эмоции на бумагу и привнести нужную атмосферу.       Глядя на нарисованную женщину на эскизе, Эдгар невольно улыбается.       Через пару минут приходит осознание того, насколько глуп этот поступок. В области желудка и горла появляется чувство тошноты. Такое воодушевление было для писателя слишком странным из-за несвойственной резкости. И из-за несвойственного желания перенести чей-то образ из своих мыслей на бумагу. Несколько минут назад казалось, что эта идея безупречна, но сейчас Эдгар прибывает в замешательстве. Волна огромного чувства отвращения окутывает Аллана, поэтому он агрессивно-быстро комкает лист с эскизом принимаясь рисовать новый.       Чувство неприязни к собственному поступку не покидало Эдгара даже после того, как он убрал скомканный рисунок подальше. Впервые сталкиваясь с подобной ситуацией, американец запросто разрывает лист на кучу частей, засовывая их по своим карманам.       — Сэр Генри, отвезите меня побыстрее домой, умоляю.