Зависимость

Пятница вдыхает в людей кислород, она их спасательный канат и подушка безопасности. В пятницу, по сведениям органов Всемирного Здравоохранения, происходит больше всего смертей. Вечер перед выходными — незакрытый люк посреди оживлённой улицы. Слишком много персон оказывается в темноте своего непонимания, где они находятся и как сюда попали. Пятница открывает свои врата нараспашку после шести. Праздник начинается ближе к восьми. Блевоты на улицах возле мусорных баков становится больше к одиннадцати. Финишную прямую всегда видеть намного приятнее, чем запоздалый старт без оваций с трибун. Ночь с пятницы на субботу начертана на бутылках дорогого виски, кислотными граффити на бетонных заборах, на пачке красного Мальборо вместо «Курение убивает». «Пятница оживляет» — чёрным по белому. Ночь оказывается сегодня невероятно тихой. Привычный гул машин не выделяется на первом плане, а крики местной алкашни уже вошли в привычку. На небе ни облачка, ясный день — ясная ночь. В Москве не бывает звёзд. Здесь жёлто-грязный дым сидит в облаках и качает ножками, зажимая сигареты между пальцами. Дым убивает чужие надежды и не позволяет мечтать, смотря куда-то вдаль ночного неба. Загадывать желания на падающие звёзды уже не актуально. Молиться люди тоже разучились, предпочитая ходить по воскресеньям не в церковь, а за опохмелительным пивом. Мечты не сбываются: их либо выкидывают, либо пропивают. Серёжа обычно глотал джин и запивал мохито. Жить в России — значит быть алкоголиком — именно так ответило семьдесят пять процентов населения Европы в опросе о самой алкоголезависимой стране мира. Серёжа не придерживается этого мнения и пишет комментарий, что девяносто. Остальные десять просто закодированы. Россия всегда пьяная, любит играть в покер и курить за гаражами купленную у америкосов травку. Она сдирает костяшки пальцев о чужие ебальники и ругается матом намного выше трёх этажей. Её любят только патриоты и алкоголики. Сергей явно к первым не относится. Вывеска «Black cherry» в глазах Серёжи отражается кислотно-розовым, режет по роговицам и блестит у него на скулах. Сразу же ударяет запах сигаретного дыма, смешанного с кисловатым запахом дешёвой травы, чьих-то остатков ужина, размазанных по обочинам, и алкоголя. Разного. Серёжа чувствует пиво, бельгийское, дорогое, ягодный ромовый пунш, который ему никогда не нравился, и резкий шартрез. В голову бьёт, как будто битой, и ноги становятся ватными, когда Сергей двигается по знакомой дороге. В этом клубе он постоялец по пятницам — пропускают с улыбкой и пожеланиями хорошего вечера. Сергей слишком устал, чтобы улыбаться в ответ. Сейчас у него две цели: напиться и закурить. Россия не та страна, где звёзды показываются из выхлопных газов заводов и дорогих тачек с рублёвок. Серёжа это давно уяснил и не открывает окна в своей скромной квартире, потому что на улице в разы больше душнилы, чем в его обкуренных, пожелтевших обоях. Лучше задыхаться, чем собственноручно пережимать себе горло. Медленная смерть, куда лучше быстрой и внезапной. Когда хочется жить — время продлевать само разумеющееся. Серёжа хочет жить, потому что второго шанса не выпадет поменять карты и попытать удачу на игральном столе. Если кинуть в пас — точно всё будет кончено. Поэтому он предпочитает неторопливое истязание, насилие над печенью и пытки над лёгкими. Так не тяжело играть до конца. Карты раздаются только один раз — жизнь даётся только на один срок. В клубе душно, громко и дурно. Танцпол забит разгорячёнными, пьяными людьми, что в софитах огней прыгают и трутся друг об друга под биты, даваемые диджеем. Они как анчоусы в банке — тесно прилегают друг к другу, влажные и по-своему уродливые. Серёжу от этого воротит, и он двигается к барной стойке, сталкиваясь с пьяными и развеселёнными телами, которые всячески пытались его утянуть за собой. На трезвую голову — точно нет. Он не приходит сюда повеселиться или снять кого-нибудь на ночь, он любит здешний дешёвый алкоголь и косяки всего за пять баксов. Клуб для бедных, что сказать. А ещё тут не поют песни про любовь и не врубают американский шансон. Серёжа ненавидел оба этих существенных фактора. Любовь — бутылка крепкого виски. Сергею никогда не хватало на него денег. Пиво. Водка. Шнапс. Дорожка. Косяк. Дорожка. Вот вам и заменитель пьяной иллюзии, о которой пишут высокие лбы мировой литературы и восхваляют её до небес. Все знают, что писатели либо алкоголики, либо психованные. Поэтому Сергей в школе обожал литературу. О любви говорят, как о высшей степени счастья, но у Серёжи сердце — колючая проволока, об неё все пальцы протыкают и рвут штанины. Но не так давно туда врезался мотылёк и продолжает царапать свои нежные крылышки об стальные колючки. Этот заблудший мотылёк — выпитый стакан голубого абсента, который всосался в его кровь, как спидозные клетки. Не выветривается даже после выпитых трёх пачек аспирина. Остаётся глушить один алкоголь другим и резать свои лёгкие наркотиками, которые дарят ощущение лёгкости в кровеносных сосудах. Нет никаких бабочек, нет ничего, что от них оставалось. Сергей топит любовь и боль алкоголем, сгорая в розовых и фиолетовых огнях. Здесь работает больше самовнушение. Он уверен, что таким образом точно получится забаррикадировать путь к его сердцу. Рёберная клетка уже не спасает, бабочки протискиваются между ними и прилипают к сердцу, перекрывая сердечные сосуды. Сердце замирает. Рисует образ влюблённости. Серёжа заказывает пиво и водку сразу. Гомон и громкая музыка бьёт по вискам, пока он осушает стакан с бельгийским золотом. Греет его остывшие, пустые вены. Алкоголь по рельсам-артериям катается от горла до кончиков пальцев, согревая и выбивая незваных жителей в его рёбрах. Любви не бывает. Как и звёзд на небе, как и желаний. А если вы видите что-то похожее по ночам, то это всего лишь простреленное пулями небо, где убиты все жившие ранее мечты. Серёжа их собственными руками застреливает, игнорируя дождливые слёзы и космическую пыль, которая застилает его глаза блестящей плёнкой. Пытается ослепить. Любовь — слепа. Алкоголь приятно разрезает язык, горло, и Сергей уже начинает себя чувствовать лучше. Все проблемы утекают вместе с ним, все душевные терзания, которые преследовали его целую неделю. Жить от пятницы до пятницы — одно из решений всех неприятностей. Сергей так и живёт. Неделями зарабатывает стримингом, общается с людьми и валяется в постели. Но в такие вечера он забывает абсолютно обо всём: и какая у него норма алкоголя, и как называется последний просмотренный им сериал. Он отпускает всё, очищает голову и запивает всё бухлом. Можете утверждать, что у него алкогольная зависимость и пора бы ему войти в те десять процентов закодированных. Но скажу вам так: зависимость лечится зависимостью. Серёжа сам себе выписывает лекарства и заказывает две стопки шнапса. Поджигает сигарету с травой. И вдруг понимает, что дозировку он немного не рассчитал, потому что больное сознание начинает рисовать призраков размытыми аэрографами. В толпе розово-сиреневых пришельцев танцует его зависимость. Его марихуана, его героин, его никотин. Его застреленная любовная иллюзия, в которую он перестал верить. Ваня танцует, как будто один во всём мире. Его облизывает свет ламп, прыгает по его скулам и волосам, пока он тянет руки вверх и двигается в такт тяжёлых битов. На его лице — улыбка слаще зефира, пьяная, обкуренная, которая будет сниться Серёже на повторе, пока он не сойдёт с ума от собственного воображения. Его глаза прикрыты, и только ресницы трепещут, как лепестки на ветру, отбрасывая на румяные щёки танцующие, витиеватые тени. На его шее чокер-ошейник из секс-шопа сдавливает его горло до остановки кислорода. Серёжа хочет видеть там собственные пальцы. Сергей думает, что ему мерещится. Потому что это невозможно. Невозможно, блять, то, что Ваня может быть в таком месте, где шлюхи кочуют на парковках, а наркота в кармане у каждого. Ваня не пьёт, не курит и не танцует на людях. Это не Ваня. Это плоть его ебанутого воображения. Он запивает глюки фруктовой водкой и идёт на танцпол, зажимая сигарету между зубами. Сука, не показалось. Лучше бы он оказался шизиком, чем увиденное стало правдой. Ваня не замечает его в отдалённости, он отдаёт музыке всего себя, растворяется в ней, как лёд в бокале с виски. Он становится с ней одним целым, ловя ноты в кулаки вместе с играющим светом. Он не танцевал как все: его плавные, грациозные движения так сильно выделялись на фоне бушующего стада, что его нельзя было не заметить. От него исходит блаженство и кайф, и Серёжа не знает, что делать: поддаться порыву, либо сбежать, как последний трус. Делая затяжку, он уверенно расталкивает толпу и пробирается к объекту своей потенциальной зависимости. Сердце в пузырьках газа бьётся быстро-быстро, когда остаются считанные метры. В голове каша, в глазах — отчаяние, граничащее с восторгом и надеждами. Иллюзия перекрывает ему истинный круг обзора, завязывая ему глаза чёрной лентой. Серёжа чувствует на языке омерзительный вкус от всего выпитого, и его невыносимо тянет блевать, но он сдерживает тошноту, дрожащими руками хватаясь за плечи Вани. — Ты один?! Ваня в ответ слащаво улыбается. — С друзьями и со своим бухлом. Он горячий, как раскалённый металл. Ожоги второй степени покрывают его ладони, пока Ваня поднимает на него свои глаза. Большие, блестящие, сияющие, как бенгальские огни. Если Сергей обстреливает небо, то на эти две зеленоватые звезды пушка не поднимается. Рука быстрее сломается, чем он спустит курок. У Вани взгляд обдолбанный, разнеженный и Серёжа не хочет думать насколько влюблённый. Алкоголь стучит по голове, в глазах мутнеет, но улыбка Вани остаётся в его мыслях игриво-красивой. Хочется его поцеловать. — Я думал, ты не танцуешь, — чтобы Ваня его слышал, Серёжа приближается к его уху, неосознанно цепляет губами мочку. Мурашки по позвоночнику бегают туда-сюда, пока Ваня в ответ смотрит пристально, вызывающе. По-блядски совсем. Сергей его не узнаёт. Из-за этого сходит с ума. — Я танцую, когда хочу привлечь внимание, — они слишком близко друг к другу. От Вани пахнет духами и дурью. От Серёжи — табаком и алкоголем. Для них обоих это сильнее любого афродизиака, сильнее, чем все зависимости мира. — Моё? — Серёжа ухмыляется, и тянется руками к чужой талии. Он снова рофлит, но не ожидает услышать такой ответ: — Кто его знает, — Ваня танцует в его руках, пожимая плечами. Сергей хочет рвать его на части. Ошейник на шее, пропитанную куревом рубашку, нежную кожу с родинками-созвездиями. Серёжа чувствует себя голодным и жадно осматривает Ваню, делая последний вдох самокрутки. Ваня глаз не отрывает, облизывается и танцует, виляя бёдрами то вправо, то влево. У Серёжи срывает тормоза. Он целует его, пока Ваня проглатывает сладковатый дым, хватается за его плечи и жмётся ближе, чтобы дискотечный свет не проникал между ними. Сергей не верит до сих пор происходящему и пальцами проводит по чужому телу, надавливает на тонкую талию, сжимает поясницу, пока Ваня чуть ли не стонет в ответ, оттягивая кучерявые волосы и закатывая глаза. Им плевать на сотню людей вокруг них, на собственную бессознательность, на чувства, с которыми они так и не определились. Хотели ли они этого? Возможно. Но точно не обкуренными в клубе на окраине Москвы. Не так яростно долбиться языками и кружиться под непонятную музыку. Уши закладывает, кислорода катастрофически не хватает, когда они отрываются друг от друга. У Вани зрачки расширены, в них Сергей тонет, как в чёрных дырах посреди космоса. Забывает обо всём на земле. Эту зависимость не поменять на другую. От неё хер избавишься, потому что эти вишнёвые губы слаще любого ликёра. Ваня — этиловый спирт, с крепостью около ста градусов. И дешёвые заменители никогда его не заменят. Сергей пытался бежать, а Ваня всегда прятался. Но эта пятничная ошибка в сигаретном дыме застрянет у них в мозжечках и не исчезнет до тех пор, пока они не излечатся. — Потанцуем? — Ваня тянет его за руку глубже в толпу, и Серёжа теряет весь свой рассудок в последнем выкуренном косяке. Сергей понимает, что такого больше никогда не повторится. Всё кончится, как кончится этот вечер. И этот Ваня — неизвестный никому призрак — больше никогда не появится в этом измерении. Сергей знает, поэтому следует за ним и танцует, пока ноги не подкашиваются. Смотрит ему только в глаза — не отрывается, пытаясь запомнить каждое мгновение, каждый блеск в этих бездонных зрачках. Умирает. — Я люблю тебя. Ваня не вспомнит этих слов, сказанных ему между поцелуями. Серёжа продолжит топить зависимость в дешёвом дыме и алкоголе.

The End.