Жажда мести

Пусть пепел пожара с собой унесёт Инфернальный твой маскарад, Мне не жаль, я отдам тебе всё, Забирай и проваливай в ад! Передай Бафомету «привет», И спасибо за всё, чего нет (И стражи сгорают в огне!) Жги, режь и круши, бей и души То, что осталось от моей души. То, чем любил — я так решил, Я не хочу с ней больше жить. Оставь мне всю боль и шрамы на коже Как память о прожитом. Жги, режь и круши, бей и души. Хочу быть как ты — без души! RAVANNA — Жги

      Путь до замка Лаир, — да и до Солсетура в целом, — занял немало времени. Лютер загнал не одну лошадь, прежде чем достиг своей цели. Он практически не останавливался на ночлег. Спал в седле. И своим людям запрещал устраивать привалы.       Они отставали от князя, а потом всё равно догоняли его.       Взмыленные лошади едва перебирали копытами, чуть ли не заваливались на бок. И тогда их меняли на новых, которых выкупали в деревнях и на постоялых дворах.       Солсетур встретил Лютера неприветливо. Холодными дождями, ветрами и вестью о кончине короля Вилмара Миркюра. Теперь власть была сосредоточена в руках регента, лорда Рандольфа Анлафа, который до этого занимал пост Второго Советника. Он представлял интересы кронпринца Кёрина, который пока еще был младенцем.       Но всё это для Лютера было не таким уж и важным. Куда больше его волновал молодой вдовец.       К замку Лаир они прибыли только поздним вечером, практически ночью.       Лютер надеялся, что гонец, которого он послал вперёд, успел предупредить солсетуринов о его приезде.

***

      Яро с трудом сдерживался, чтобы не наорать на Рандольфа.       Еще с утра у него было чудесное настроение. Он побывал на совете, наблюдая за тем, как регент медленно, но верно старается возвеличить Солсетур. Проведал несколько храмов, выслушал просьбы нуждающихся, — хотя этим обязан заниматься либо регент, либо король или же королева, а не принц-консорт, — а также провёл время с сыном.       Яро нравилось брать Кёрина на руки и прижимать к себе. От маленького омеги пахло не только молоком, но и чем-то смолянисто-медовым. Мальчик сучил ручонками: то тянулся ими к драгоценным пуговицам на камзоле Яромира, то к его выбившимся из прически волосам. Улыбался беззубым ртом, порой пускал слюньки и забавно косил большие тёмно-синие глаза.       «Мой сыночек», — тепло улыбался Яро, прогуливаясь с ним по покоям.       Слуги обычно старались не лезть, терпеливо дожидаясь, пока принц-консорт сам соизволит обратить на них внимания.       Этот день мог бы закончиться хорошо, если бы не внезапные гости, о чьём визите Рандольф соизволил сообщить на ночь глядя. — И вы намерены впустить его в замок? — слишком резко спросил омега, сжимая кулаки. Его потряхивало от гнева. — Уже впустил, — достаточно холодно ответил лорд-регент. — Гонец прибыл еще на рассвете, предупредив о визите князя Лютера Витолда. Разве я имею право отказать гостю? Тем более, когда на улице ночь. — Ты мог бы посоветоваться со мной! — Зачем? Всем, что касается замка и страны — распоряжаюсь я. А твой удел, омега, заботиться о нашем будущем короле. Или есть причина, по которой князь Лютер не достоин чести пребывать в Лаире?       Яро хотел было ответить, но вовремя прикусил язык.       Нельзя, чтобы Рандольф узнал правду. Никто не должен её узнать.       «Но ведь узнают! — возопил голос разума. — Лютер не станет молчать, и любезно расскажет всем о том, кто ты на самом деле». — С какой же целью прибыл Лютер? — омега постарался успокоиться, взять себя в руки. — Приехал поздравить нашего почившего короля с рождением долгожданного наследника. Но, похоже, что теперь вместо поздравлений выкажет вам своё соболезнование по поводу утраты твоего мужа.       Из груди Яромира вырвался неприличный смешок. — Соболезнование? Нет. Скорее этот ублюдок только позлорадствует. Где он сейчас? — Отдыхает с дороги. Скорее всего, омывается. Пока еще не совсем поздно, поэтому я пригласил его на ужин. Боюсь, что тебе придётся присоединиться к нам. Принц-консорт обязан выказать своё гостеприимство. Даже такому человеку, как князь Лютер. Заодно ты лично сможешь поздравить его со вторым удачным браком на леди Суви Арртери.       Яро закатил глаза. Шумно вздохнул, поджал губы. — Хорошо. Я проявлю великодушие к нашему гостю. — Вот и славно.       Рандольф прошел мимо него, покидая покои.       Только после его ухода Яро позволил себе психануть. Столкнул с высокого мраморного столика нефритовую фигурку карпа в брызгах воды, которая разбилась на крупные куски.       Как же ему хотелось, чтобы на месте фигурки оказался Лютер…

***

      После купания Лютер чувствовал себя гораздо лучше. Напряжение спало, усталость отступила, как и терзавшее до этого волнение.       Он даже позволил себе засмотреться на тамошних омег, которые помогали ему с омовением. Они отличались друг от друга типом фигуры, формой лица и цветом глаз. И только цвет волос, — распущенные или же собранные в две косы, — был у них одинаковым — красный, словно кровь.       Они переговаривались между собой, заискивающе улыбались князю.       Только сам Лютер смотрел на них скорее как на диковинок, чем на потенциальные любовные интересы. И то из-за цвета волос.       После купания альфа позволил слугам помочь себя одеть в чистые одежды. Черные штаны заправлялись в кожаные черные пулосапоги, начищенные до блеска и украшенные серебряными тонкими цепочками. Поверх шелковой алой рубашки с богатой вышивкой на горловине и манжетах, надевался кафтан из иссиня-черной парчи. Пуговицы из белого золота были инкрустированы гранатами.       Волосы цвета спелой пшеницы, отросшие ниже подбородка, были зачесаны назад. Гладковыбритое лицо казалось менее суровым и уставшим.       Оставшись довольным своим внешним видом, Лютер вышел в коридор.       Мариан Парамон, тоже отмытый и сменивший пыльную дорожную одежду на более чистую, терпеливо ждал своего князя в коридоре. Там же был и кастелян Стрейми Расле, который на ломанном эггрундском попросил гостей следовать за ним. Он сопроводил их в просторную трапезную, чьи полы были устланы узорчатыми коврами, стены обтянуты гобеленами с природными мотивами, а потолок украшала лепнина в виде растений.       Длинный дубовый стол был накрыт на четыре персоны.       Красноволосые слуги поставили графины с вином, ягодными и фруктовыми напитками, прежде чем выстроиться вдоль стены. — Хорошо, что нас не оставили ночевать на улице, — тихо заметил Мариан. При нём не было оружия, что явно тревожило капитана княжеской стражи. Зато под камзолом была надета кольчуга. — Говорят, что солсетурины не особо жалуют чужаков. Лютер никак не отреагировал на его слова.       Уже собирался пройти к столу, как кастелян громко объявил о прибытии лорда-регента и принца-консорта.       Князь тут же вперился в них взглядом.       Рандольф Анлаф был облачен в тёмно-фиолетовую парчу, украшенную серебряной вышивкой. На шее его висел медальон из белого золота, на котором была изображена коронованная гадюка.       Его Лютер окинул мимолётным взглядом, всё своё внимание обрушив на принца-консорта. Да, его догадка подтвердилась.       «И как тебя только занесло сюда, Яро?»       Яромир, одетый в изумрудный шелк, который безупречно сидел на относительно стройном теле, был украшен вышивкой золотых лилий и ласточек. Талию обхватывала золотая цепочка шириной с большой палец руки, чья свободная часть свисала спереди и заканчивалась на уровне паха омеги. Перстни, серьги, роскошное колье и диадема сплошь были золотыми, украшены изумрудами в обрамлении бриллиантов. Каштановые волосы собраны в прическу, которую удерживали заколки с золотыми лилиями.       На мгновение из головы Лютера вылетели все мысли. Он только и мог, что стоять, едва дыша, наблюдая за тем, как приближается красивый омега.       «Еще прекраснее, чем в день нашей первой встречи… Еще прекраснее, чем в муках… Яро…» — Князь Лютер, мы рады принять вас, — первым заговорил лорд-регент. — Полагаю, вы уже знаете, кто я. Поэтому позвольте представить вам Его Высочество, принца-консорта Яромира Роара. «Роар… Так ты им представился, Яро?» — Для меня честь быть представленным такому прекрасному юноше, — с фальшивой улыбкой Лютер принял протянутую омегой руку, чтобы коснуться губами холодных, нервно подрагивающих пальцев. — Примите мои поздравления и соболезнования. Наверное, неприятно остаться вдовцом в столь юном возрасте. — Как и вы примите мои поздравления, — с лёгкой улыбкой парировал Яромир, хотя его глаза выражали только ненависть. — Боги будут великодушны, даруя княгине Суви мудрость не посрамить честь мужа.       Всё очарование от встречи тут же прошло. Разум Лютера прояснился, а из груди вновь поднялся вихрь из ненависти, презрения и отвращения.       «Сволочь. Молись, чтобы я не убил тебя, тварь». — Пройдёмте к столу, — вмешался Рандольф, делая вид, будто ничего не слышал. Он неплохо говорил на эггрундском, но всё же в его голосе преобладал акцент.       Лорд-регент занял место во главе стола. Яромир сел справа от него. Лютер и Мариан — слева. — Вы проделали столь долгий путь, князь, — заметил Рандольф, отрезая небольшой кусок зажаренной с пряностями оленины на кости. — Неужели всё ради того, чтобы лично поздравить нашего почившего короля с рождением наследника? — Именно так, — Лютер не спешил прикасаться к еде. Он не сводил колючего взгляда с омеги напротив. — Рождение долгожданного первенца всегда воспринимается как праздник. Тем более, как мне известно, боги не были особо благосклонны к Вилмару. И только на исходе его жизни решили проявить свою милость. — Порой дело не в богах, княже, а в людях. Если человек не желает сходиться с кем-то, то откуда же взяться наследнику? — Интересно, что же заставило человека изменить своё мнение? — Лютер стиснул в руках столовые приборы. — Ваше Высочество, чем вы покорили короля Вилмара?       Яро сделал глоток крепкого сладкого вина. Еда, несмотря на привлекательный внешний вид и аромат, не лезла в горло. Зато вино потреблялось с лёгкостью. — Его Величество решил, что наконец-то настало время исполнить свой долг перед страной, дабы она не погрязла в войне за трон, — холодно ответил омега. — Это понятно, но почему его выбор пал на тебя? Неужели в Солсетуре не нашлось ни одного омеги, который бы… — Уважаемый князь! — одёрнул Лютера Рандольф, у которого в отличие от всех не было проблем с аппетитом. — Прошу вас, воздержитесь от резких высказываний. Его Высочеству сейчас нелегко. Для молодого омеги столь скорая утрата мужа — трагедия. — Да, действительно, трагедия… — без особого раскаяния пробормотал князь. — Сменим тему. Уважаемый лорд-регент, буквально пару лет назад я отправлял письмо королю Вилмару о нашем сотрудничестве. Увы, он ответил отказом. И раз теперь вы вместо него, то может, имеет смысл обсудить наши взаимовыгодные отношения? — А нужно ли? — бета сделал небольшой глоток вина, разбавленного фруктовым соком. — В Солсетуре далеко не все решения король принимает единолично. Всё, что касается отношений с соседями и прочим — тщательно обсуждается на Совете. Ни Совет, ни Его Величество тогда не увидели необходимости в отношении с Северенским княжеством. — Разве вам никогда не хотелось наладить хотя бы торговые отношения с одним из княжеств Эггрунда? — Дорогой гость, — Рандольф жеманно улыбнулся, сузив глаза, — если Солсетур когда-нибудь захочет каких-либо отношений с Эггрундом, то сделает это через войну. Зачем устанавливать какие-то торговые отношения, когда проще подмять небольшое княжество под себя?       Напряжение за столом возросло до предела.       Мариан смотрел на Рандольфа угрюмо, стиснув челюсть.       Внутри Лютера закипал гнев. Но сейчас нельзя действовать опрометчиво. Еще одну войну Северен не переживёт. А с таким противником, как Солсетур, княжество сравняют с землёй в считанные дни. — Даже если в этом княжестве поклоняются тому же богу, что и в Солсетуре? — Лютер всё же заставил себя прикоснуться к ужину. На его взгляд мясо оказалось слишком пряным и мягким. Не достойным его. — Даже если, — лорд-регент покончил с олениной. Перешел к гарниру, тушенным овощам в сливочно-чесночном соусе. — Но я надеюсь, что этого не случится. Не вижу смысла портить отношения с соседями. Насколько я знаю, теперь Източенское княжество принадлежит вам. Пусть боги Эггрунда будут милостивы, и княгиня Суви дарует вам крепких сыновей, которым всё это потом достанется. — Благодарю. Уверен, что так и будет. Ваше Высочество, дозволено ли мне будет составить вам компанию на прогулке? Пусть не сейчас, а завтра… — Н… — хотел было ответить Яромир, но вмешался Рандольф. — Его Высочество вряд ли откажет. Да и к чему ждать завтра? В садах, пусть не так красиво, как днём, но тоже хорошо.       Омега непонимающе посмотрел на бету, но тот только шире улыбнулся.       «Что ты задумал, Рандольф?» — одновременно подумали Яромир и Лютер, обменявшись неприязненными взглядами.

***

      Яро поёжился под горностаевым плащом. Не то от холода, не то от обуревавших его эмоций. Он не понимал, на что рассчитывает Рандольф, так нагло подталкивая его к Лютеру. И опасался, что всё это может сказаться на его спокойной жизни.       Дорожка в саду освещалась за счет масляных ламп, подвешенных на высоких бронзовых столбах.       В воздухе пахло морозной свежестью, сырой землёй и опавшей листвой.       Рядом, чуть держа дистанцию, шел Лютер. Пока он не спешил заводить разговор.       Позади следовали стражники: как королевские, так и княжеские. — Чем ты их околдовываешь? — наконец-то заговорил Лютер. — Я, Аскольд, Орест, Вилмар, Сонбахар… Говорят, что на тебе есть метка бога. Что ты носишь его цвета и часто приносишь ему жертвы. Ты хоть знаешь, кому служишь?       Яро не спешил отвечать. — Не знаешь… С его помощью я до сих пор жив. И с его помощью я вершу свою месть. — Кому и за что ты мстишь? — омега резко остановился. Посмотрел на альфу с такой ненавистью, что если бы взглядом можно было убивать, то Лютер давно бы упал замертво. — Ты безумен. Ты искалечил мне жизнь за то, чего я не совершал. Зато оставил в живых женщину, которая плела против тебя интриги, изменила тебе и желала твоей смерти. Зачем ты приехал? Хочешь и здесь попытаться уничтожить меня? Только в этот раз ничего не выйдет. Я — принц-консорт. И если со мной что-то случится, то Северен ждёт новая война. Еще более страшная, чем с Източеном. — Храбришься, потому что думаешь, что здесь ты в безопасности? — усмехнулся князь. — Наивный омежка… Пока ты нужен солсетуринам, они тебя не тронут. Но как только ты перестанешь быть полезен, они избавятся от тебя. Подстроят твою смерть. Скорее всего, отравят или еще чего. — Удивительно. Тебя беспокоит, что со мной станет. Что, переживаешь, что если я умру, то не от твоих рук? — Как же я тебя ненавижу… — проскрежетал Лютер, сжав кулаки. — Взаимно. — Ублюдок… — альфа ощерился. Будь они наедине, он бы с радостью причинил омеге вред. Скорее всего, попытался бы изнасиловать. Или просто избил. А может, и прирезал бы. Ведь не зря же Лютер спрятал в рукав кафтана короткий тонкий стилет, больше похожий на спицу. — Если это всё, то я хотел бы вернуться к себе, — Яро отвесил небрежный поклон. — Меня заждался сын. — Сын… — Лютер скривился, словно бы съел что-то кислое. — Чей он? Действительно ли от Вилмара? Или Орест всё же оставил тебе прощальный «подарок»? — Кронпринц Кёрин рождён с благословения Сонбахара, — омега старался выглядеть невозмутимым. — Он истинный наследник рода Миркюров. — Вот как… — короткий смешок сорвался с губ князя. Подойдя практически вплотную, Лютер зашипел в лицо Яромиру. — Какая же ты мерзкая шлюха… Считай, что пока что тебе повезло. Живи и радуйся тому, что у тебя есть. Но помни, что я всё равно приду, чтобы свершить свою месть. Я отниму у тебя всё. Еще раз. А потом убью. Не сейчас, но очень скоро. Клянусь, я дождусь, когда солсетурские псы решат избавиться от тебя.       Резко отстранившись, он круто развернулся, быстро зашагав прочь.       Княжеская стража поспешила за своим Государем.       Яро с тревогой посмотрел на солсетуринов.       Те казались каменными изваяниями с непроницаемыми лицами.       Вцепившись в края плаща, принц-консорт заспешил вернуться к себе. Он продрог до костей и хотел поскорее оказаться возле камина, дабы согреться.       Яро стоило усилий, чтобы не перейти на бег. Уже не скрывал тревоги и страха.       Но до покоев так и не сумел дойти.       Рандольф перехватил его в коридоре на полпути. — Ваше Высочество, вы явно замёрзли. Не желаете ли выпить подогретого вина с пряностями? Заодно обсудим дела государства.       Яро только кивнул. Он проследовал за лордом-регентом в его покои. Не снимая плаща, сел за круглый столик. Обхватил ладонями чашу с горячим вином, грея их. — Видно, что вы знакомы с этим князем, — заговорил Рандольф, сев напротив. — Что вас связывает? — Только ненависть и желание мести, — не отрывая взгляда от чаши, ответил Яро. — Насколько сильна твоя ненависть? — Достаточно, чтобы желать этому человеку смерти. — Это хорошо. Честно сказать, меня раздражает этот князь. И что-то мне подсказывает, что мы его еще увидим. Разумеется, если не надумаем сделать так, чтобы он больше никогда не выбрался из своего убогого княжества.       Яро молчал. С минуту удивлённо смотрел на регента, переваривая его слова. — Несчастный случай… Никто от него не застрахован. — Я могу нанять людей, которые убьют его, — светло-зелёные глаза Рандольфа загорелись странным огоньком. — Нет. Не нужно убивать. Есть вещи гораздо страшнее смерти. — Что же?       Яро всё же сделал пару глотков горячего вина с пряностями. Воображение живо рисовало предстоящие унижения и мучения Лютера.

***

      Морщась, Эсфирь старалась не думать о происходящем. Её тошнило от запаха навоза и конского пота, коим пропах дурак-конюх. Хоть Ероним и был альфой, но его природный аромат был практически неслышим.       Девушка морщилась от боли, когда его огромный член буквально разрывал её влагалище, из-за чего Эсфирь потом кровила несколько дней к ряду. Но всё это было необходимо ради исполнения плана.       Среди служанок и слуг-омег, охочих до грубых ласк Ероним пользовался популярностью. Девушки, краснея, пересказывали, как конюх с упоением сосал им грудь и языком ласкал клитор, заставляя их скулить от удовольствия. Омеги не отставали, с горящими глазами рассказывая, как умело Ероним им отсасывал. А потом все вспоминали, как грубо и долго их брал альфа, после чего наступала тишина.       Говорили, что Ероним за секс был готов выполнить любое поручение, чем бесстыдная прислуга и пользовалась. В основном поручения были безобидными: отвезти семье немного серебра, продуктов. Помочь ночью покинуть Эдель. Или же проучить выскочку, которая слишком сильно подлизывалась к новой княгине.       Не так давно Рута, та самая преданная Рута, которая прежде служила Эсфирь, а теперь лобызала руки княгини Суви, подверглась нападению.       Её избили так, что лицо заплыло и превратилось в сплошной синяк, напоминая перезрелую сливу. Помимо этого изнасиловали, причем как в переднее отверстие, так и в заднее, сильно порвав.       Эсфирь не было жаль Руту. Скорее, она даже порадовалась, что бывшую служанку так жестоко наказали.       Ероним глухо прорычал, кончая. Мокрыми губами прошелся по обнаженному плечу Эсфирь, слюнявя кожу.       Неохотно отстранился, рукой провёл по члену, почесал яйца. Несколько тёмных лобковых волосков остались на его пальцах.       Ероним был огромен и волосат, как медведь. Густые тёмные волосы переходили в пышную бороду. Глубокопосаженные карие глаза блаженно горели.       Конюх мог бы считаться красивым, если бы не был таким глупым. Порой он вёл себя как обычный мужчина, а порой мог стоять без дела, пуская слюни и бездумно трогая себя через штаны. — Ты сделаешь, как я сказала? — одёрнув юбку платья, Эсфирь встала с сена. Поморщилась от боли в саднящем влагалище. — Да, — буркнул Ероним. — Когда? — Хоть сегодня! Но сделай. — Сделаю, — альфа неспеша натянул штаны. Глупо засмеялся.       Закатив глаза, девушка побрела от него прочь. Ей стало любопытно, как же Ероним исполнит её просьбу.       Прижимая к груди калеченную руку, Эсфирь шла через двор. Через черный ход для челяди вошла в Эдель.       С того дня, как её лишили руки по милости Суви, вход в покои княгини стал закрыт. Эсфирь нагружали самой грязной и неблагодарной работой. Одни слуги смотрели на неё с презрением и злорадством, другие сочувствовали.       Вплоть до самого выздоровления ключница Биляна часто навещала бывшую княгиню. Приносила ей еду, воду и лекарства. Поучала, как надо вести себя, чтобы не лишиться второй руки, или чего хуже — головы. Пыталась рассказывать про дочь, но Эсфирь тут же впадала в истерику, не желая ничего знать про Злату.       «Лютер вернётся. Он обо всём узнает. Он заставит эту суку пожалеть о том, что она сделала», — твердила себе девушка. Ежедневно, ежечасно.       Сука Суви не остановилась на отрубленной руке. Она приказала поселить Эсфирь в общей комнате для низшей прислуги. К ним относились девушки и омеги, которые занимались отмыванием котлов, уборкой золы из печей и навоза.       В небольшой комнате, где вповалку спали с две дюжины слуг, чьи соломенные лежанки близко теснились друг к другу, стоял спёртый воздух. Они не всегда мылись в конце рабочего дня, поэтому запах потных тел мешался с грязной одеждой и газами, безудержно пускаемыми слугами.       Эсфирь поморщилась. Ей хотелось плакать. Не для такого она рождена.       Её удел ходить в дорогих тканях, мехах, носить украшения из благородных металлов и самоцветов. А не чистить котлы от гари и вычищать из печей золу.       Пробравшись к своей лежанке, Эсфирь свернулась калачиком под тонким пледом. Глаза снова увлажнились. От жалости к самой себе захотелось плакать.       Девушка так и уснула, громко всхлипывая.       Проснулась Эсфирь от криков и того, что кто-то из слуг запнулся об неё. — Пожар! Горим!       Морщась от боли, девушка медленно заставила себя встать с соломенной лежанки. — Быстрее! Бежим!       Кто-то схватил Эсфирь за руку, выводя в коридор, а затем и на улицу.       Коридоры наполнились едким дымом, от которого слезились глаза и першило в горле.       Выбежав на улицу, Эсфирь зашлась кашлем. — Горим! Воды! Скорее, воды! — Ужас какой! — воскрикнула Биляна, прижимая к груди плачущую Злату. — Что случилось?       Ключница посмотрела на Эсфирь с такой злобой, что последняя невольно попятилась назад.       Слуги и стража пытались сбить пламя, то таская воду, то рассыпая песок.       Эсфирь отошла в сторону. Спряталась за спинами знати и жрецов, которые громко обсуждали случившееся.       Из их разговора девушка узнала, что пожар вспыхнул в покоях княгини, а затем в еще нескольких комнатах на разных этажах.       «Неужели это…?» — Эсфирь едва не пискнула от восторга, когда поняла, чьих это рук дело. Теперь она молилась, чтобы огонь причинил как можно больше вреда этой суке Суви Арртери. Хотела, чтобы личико княгини стало обожженным, а волосы и вовсе пропали. Мечтала, чтобы Суви стала так уродлива, что на неё ни один бы мужчина не взглянул.       Мечтала…       Огонь удалось обуздать лишь к утру.       Всех слуг согнали устранять последствия пожара.       О том, что нужно бежать, Эсфирь поняла после того, как стражники вывели во двор избитого дурака-конюха Еронима.       Практически сразу девушка выронила ведро с грязной водой. Бросилась к воротам, надеясь сбежать.       «Я им не дамся! Они меня не получат!» — твердила себе Эсфирь. Она была уверена, что сможет миновать ворота, которые никем не охранялись.       Боль, пронзившая спину, заставила вскрикнуть и упасть на землю. — Нет-нет-нет! — ногтями впиваясь в землю, подтягиваясь на руках, девушка продолжала ползти ровно до тех пор, пока её пинком не отбросило в сторону. — В этот раз ты доигралась, девка, — Войтек Лоиз даже не соизволил подойти к ней. Кивнул двум крепким альфам-стражникам. — В темницу её. На хлеб и воду, хотя, видят боги, ты этого не достойна. — За что? — вскрикнув от боли, Эсфирь попыталась дёрнуться. Её скрутили. Выдранная из спины стрела вновь заставила зайтись криком. — Я ничего не сделала… Я не… — Дурак сдал тебя! — заместитель капитана княжеской стражи был безжалостен. — Едва его схватили, как он назвал твоё имя. Или ты действительно думала, что тебе всё сойдёт с рук? — Он лжёт! Я ничего… — кулак в железной перчатке заставил её умолкнуть. — Уведите её.       Голова закружилась, отчего Эсфирь повисла в руках стражников.       «Лютер не даст мне погибнуть! — уверяла она себя, пока её волокли в темницу. — Он спасёт меня. Он любит меня. Он не позволит погубить свою Звёздочку!»

***

      «Я хочу забрать его!» — эта мысль не давала покоя князю с того самого вечера, когда они гуляли с Яромиром в саду.       С нею Лютер засыпал, с ней же просыпался. С ней же покидал замок Лаир.       Но зачем? Чтобы — что? Что он станет делать с омегой, если заберёт его?       Снова заставит его страдать? Или же в этот раз снизойдёт до того, чтобы исполнить данное «тому» Яромиру обещание в «той» жизни?       Лютер не мог дать точный ответ на эти вопросы.       Он пытался призвать Сонбахара. Сначала молил явиться и объяснить, что всё это значит. Потом приказывал, угрожал. Но так ничего и не добившись, пообещал перестать возносить кровожадному богу жертвы.       Сонбахар не откликнулся.       Это напрягало Лютера. Заставляло нервничать и опасаться, что бог отвернулся от него. — Государь? Вы в порядке? — Мариан ехал рядом, почти постоянно натягивая поводья. Отчего-то его кобыла всё время порывалась бежать вперёд. — Д-да, — растерянно ответил князь. Если в Солсетур он мчал, не желая останавливаться для отдыха, то возвращаться в Эдель не спешил.       Они начинали свой путь с полудня и шли до самых сумерек, после чего останавливались в постоялых дворах или деревнях, где за золото были рады не только предоставить кров и ужин, но и выделить девушек с омегами для утех. — Вы сам не свой после визита к солселурскому двору, — заметил капитан княжеской стражи. — Может, не стоило нам так быстро уезжать? — Если бы мы задержались там еще ненадолго, то я вряд ли бы потом смог совладать с собой. — Вы бы убили мальчишку? — Я… не знаю… Я уже ничего не знаю, Парамон. — Нужно было убить его в самом начале, — буркнул Мариан.       «Нужно… было…» — Лютер сжал поводья. Скрипнув зубами, послал коня в галоп. — Не преследуйте меня! Езжайте в Эдель! Встретимся там!       Мариан что-то крикнул ему в след, но князь его не слышал. Собственные думы одолевали его настолько сильно, что заглушали всё вокруг.       «А ведь это мог быть наш с Яро сын…» — в который раз за день пронеслось в голове.       Перед отъездом из Лаира, Лютер имел возможность видеть, как Яромир ухаживает за сыном на прогулке. Нежная улыбка, ласковый взгляд…       «Он любит этого ребёнка. Ребёнка, рождённого, не то от старого короля, не то от этого лицемерного бога. Смог бы он полюбить моего ребёнка? Улыбался бы он так же нашему сыну?»       Альфа серьёзно задумался. Воспоминания о том, что Яро сделал с его детьми в «той» жизни, заставили нахмуриться.       Об Эсфирь он тоже вспомнил. О той женщине, которую он любил и, которая, была верна ему в «той» жизни. В этой же, ему досталась лживая змея с манией величия, которая посмела уничтожить всё то, что Лютер так старался вернуть, возродить заново. Он строил своё хрупкое счастье, напоминавшее замок из песка, песчинка за песчинкой, который в одночасье снесло волной под именем Эсфирь.       Конь, мчавший со всех ног, не заметил натянутую через дорогу цепь с шипами. Запнулся об неё, из-за чего кувыркнулся через себя.       Всё произошло так стремительно, что Лютер не сразу понял, что случилось. И только боль в ногах отрезвила его.       Конь завалился на бок. Силился подняться, суча копытами.       Внезапно появившиеся мужчины, одетые в черную кожу и бурый мех, чьи головы покрывали медвежьи морды, обнажили оружие.       Один из них метнулся к коню, чтобы огромной секирой перерубить ему шею.       Хлынувшая фонтаном кровь попала на корчащегося от боли Лютера. — Что вы делаете? Кто вы такие?!       Мужчины не собирались отвечать на его вопросы. Трое из них поспешили высвободить князя из-под коня. Они бесцеремонно обрезали стремена.       Лютер взвыл от боли, когда его вытянули из-под животного. Правая штанина потемнела и стала влажной от крови. Рванув ткань, альфа с ужасом увидел, что сломанная кость голени пробила плоть ниже колена. — Проклятье… — от вида торчащей кости Лютеру поплохело. Он тревожно обернулся, ища взглядом хоть кого-нибудь из своего сопровождения. Не могли же они в самом деле послушаться его приказа и бросить князя одного?! Или же… — Поднимите его! — рявкнул один из «медведей». — Я — князь Северена! — прорычал Лютер. — Князь? С каких же пор князья одни разъезжают по лесам?       Грянул дружный гогот.       Лютер попытался уползти, подтягиваясь на руках.       Один из «медведей» выбежал вперёд, занеся секиру высоко над головой.       Острое лезвие со свистом опустилось, перерубив ногу чуть выше щиколоток.       Князь зашелся нечеловеческим воплем. — Куда же ты так спешишь? Мы только начали, — не переставал ржать главарь, брызгая слюной. — Снимите всё с него.       «Медведи» подчинились. Они срывали с Лютера одежду, украшения. Едва не сломали пальцы, когда пытались стянуть перстни. Короткий меч в кожаных ножнах, украшенный лазуритами, передали главарю. — Ублюдки! Вы за это ответите! — выл Лютер, дрожащими пальцами пытаясь зажать кровоточащую рану. Даже воздух, просто слегка касаясь обрубка, и то причинял сильную боль. — Перед кем же? Никто тебя не спасёт, — главарь «медведей» снова зашелся смехом. А потом внезапно умолк, пристально разглядывая Лютера. — А ничего так… Хорош. Не омега, но всё же… — Ч-что ты несёшь?! — Повеселимся немного. Парни, переверните его. Лицом вниз. — Что? Нет! Нет!       «Медведи» подчинились. Один из них пнул Лютера под рёбра, переворачивая на живот. Альфу заставили вытянуть руки вперёд, чтобы один из разбойников мог сесть на них коленями, прижимая к земле. Кто-то подкатил бревно, поместив его под животом князя так, чтобы зад был приподнят. — Нет! Пустите! Пустите меня! — не своим голосом орал Лютер, понимая, что его ждёт. — Я — альфа! Альфа я! Не омега! — Альфа, бета, омега, женщина — всё одно, — ответил главарь, достав из ножен узкий кинжал. — Задницы у всех одинаковы. Все они узкие и говнистые.       Князь вырывался. Кричал, умолял и проклинал, но его не отпускали.       А когда между ягодиц, прямо в анальное отверстие вошел клинок, то и вовсе едва не потерял сознание от боли. В глазах то темнело, то перед ними вспыхивали мириады звёзд.       Главарь двигал кинжалом вперёд-назад, прокручивал его в обе стороны, расширяя дыру.       Обильно текла кровь, набегая в лужицу. — Нет ничего лучше мокрого зада, — рассмеялся главный «медведь», убрав кинжал. На этот раз он использовал свой член, проникая в изувеченный зад. Благодаря крови двигаться было легко и приятно, отчего мужчина порыкивал.       Лютеру казалось, что он сойдёт с ума. Он не знал, куда себя деть от боли и позора. Хотелось немедленно умереть, лишь бы не испытывать, не переживать ничего подобного. — Чего же ты притих, князь? Неужели уже сломался? — ржал главарь, пыхтя от удовольствия.       Его «медведи» гоготали рядом, потешаясь и обсуждая то, как «забавно вздрагивает» Лютер от толчков. — Х-хватит… прошу… Не надо! — только и мог, что умолять князь.       Тот, что коленями прижимал руки Лютера к земле, отстранился. Но лишь для того, чтобы ударить по наружней стороне ладоней обухом от топора, ломая и дробя кости.       Снова крик боли. Снова мириады звёзд перед глазами, а затем и долгожданная темнота.       Лишь на мгновение.       После чего боль вновь пронзила разум князя, волной растекаясь по всему телу.       Главарь «медведей» кончил с протяжным хрипом. Отстранился, вытирая член от крови и кала об тряпицу, которая служила ему вместо носового платка. — Немного «приукрасим» князька и можно уходить.       Лютер продолжал скулить от боли. Зашелся воплем, когда его принялись избивать. Лезвия от топоров вгрызались в плоть, вырывая куски. Обух ломал кости.       Князь утопал в боли. Захлёбывался ею.       Всё это напомнило пытки из «той» жизни.       А ведь всё должно было быть совсем не так. Всё должно было быть иначе…       Удар по лицу оглушил. Снова всё потемнело, а звуки стали приглушенными.       Рот наполнился кровью, от которой начало подташнивать.       Внезапно «медведи» подняли крик.       Их главарь отдавал команды, рыча, как самый настоящий зверь.       Ржали лошади. Звенела сталь.       Из последних сил Лютер заставил себя разлепить веки и сфокусировать взгляд, чтобы заметить Мариана, кидающегося на одного из «медведей».       Только после этого князь позволил себе потерять сознание…

***

Зима 341-го года.       Эсфирь дрожала от холода.       Куталась в тонкий плед, тщетно пытаясь согреться. Прижимала к груди колени, прислушиваясь к звукам вокруг.       Тишину темницы нарушал писк снующих по полу крыс. Эти наглые твари бесстрашно кидались на девушку, пытаясь укусить.       Эсфирь раскачивалась из стороны в сторону, глядя на прутья железной двери. Там, где-то в одной из камер стонал от боли Ероним. Его едва не засекли до смерти, допрашивая о причинах поджога, но всё же оставили в живых, дабы позже он предстал перед судом князя и мог свидетельствовать против себя и Эсфирь.       Несколько раз в темницу спускалась Биляна. Она не спрашивала, почему девушка так поступила. Только предупредила, чтобы Эсфирь мужалась. Потому что княгиня Суви этого так не оставит.       Да, она жива. Но сильно пострадала в огне. Шелковая сорочка вспыхнула прямо на ней. Лекарям пришлось отдирать куски ткани вместе с кожей. Пострадало даже лицо Суви, а сильно опалённые волосы пришлось остричь практически под корень.       Биляна заметила, что княгиня настолько сильно изуродована, что Лютер теперь вряд ли посетит её ложе. Разве что будет сильно пьян.       Однако это мало радовало Эсфирь. Она хотела смерти Суви, а не просто сделать её уродиной.       Девушка прикрыла глаза, баюкая культю, прижимая её к груди.       Глаза защипали подступившие слёзы. — Лютер, вернись ко мне, — едва слышно прошептала Эсфирь. — Защити меня. Спаси свою Звёздочку.

***

      В замке было неспокойно.       Слуги и лекари заполонили княжеские покои, пытаясь спасти своего Государя.       Они все были напряжены. Перекрикивались, отдавали приказы, ругались.       Слуги приносили и уносили тазы с тёплой водой, рвали простыни для перевязи. Лекари вливали в горло князю маковый отвар и прочие лекарства, которые должны были уменьшить боль и дать ему немного поспать.       Мариан отрешенно смотрел перед собой.       «Не нужно было оставлять его одного».       Они и не оставили. Позволили Лютеру уехать вперёд, почувствовать свободу, а сами плелись следом. Вот только в какой-то момент потеряли из виду, а потом услышали крики.       Они опоздали. Нашли князя, когда разбойники уже сделали своё черное дело.       Да, Мариан и его люди перебили всех, кто носил медвежьи шкуры. Но это мало что исправило.       Эти ублюдки успели изувечить князя за столь короткое время.       Мариан загонял лошадь, не помня себя. Прижимал к себе завёрнутого в плащ Лютера. Боялся, что не успеет доставить его в замок.       Но успел…       Кто-то пытался допросить его о том, что произошло, но Мариан не спешил с ответом. Он молчал, отрицательно качая головой.       Один из слуг вскользь бросил о пожаре и пострадавшей княгине, но капитану княжеской стражи было плевать.       Если не станет князя, то Северен погрязнет в беспорядках и в кровопролитной войне за трон. А этого нельзя допустить. Поэтому Лютер должен жить. Неважно, в своём уме или нет, главное чтобы остался жив. — Что случилось с князем, Парамон? — голос Лоиза заставил альфу прийти в себя, вырваться из неутешительных дум. — Разбойники… Нам было приказано… Не думал, что всё обернётся так. — Приказ, — сплюнул бета. — Молись, чтобы князь выжил, иначе тебя казнят. Хотя, если князь выживет, то не факт, что он забудет о твоём промахе. — Думаешь, что я не знаю? — внезапно ощерился Мариан, резко повернувшись к Войтеку. — Не действуй мне на нервы. И без тебя тошно.       Наступившее молчание продлилось недолго. Ровно до того момента, пока слуги снова не засуетились, меняя воду и тряпки. — В покоях княгини сейчас такой же переполох, — вновь заговорил Войтек, скрестив руки на груди. — Эта сучка Эсфирь подговорила дурака-конюха устроить поджог в замке. Несколько комнат сгорели. Погибли две служанки. Сама княгиня сильно пострадала. Она больше не такая красотка. — Девка настолько обезумела, что посмела покуситься на княгиню, — не спрашивал, а констатировал Мариан. Ему не было жаль Суви, хотя та и не особо виновата в том, что с ней произошло. — Сучка ударила княгиню, а та велела отрубить ей руку. Полагаю, что всё случилось из-за этого. Боги будут милостивы, если сохранят жизнь нашему Государю и позволят ему свершить справедливый суд. — Если… — кивнул Парамон. Попытался заглянуть в княжеские покои, но кроме спин и голов лекарей да слуг ничего не смог увидеть. — Расскажи про Солсетур. Что там интересного? Государь нашел то, что искал? — Да. Тамошний принц-консорт — омега, которым одержим наш князь. — А мальчишка не промах, — коротко рассмеялся Войтек. — Везде найдёт способ, чтобы пристроиться. И как князь до сих пор не привёз его обратно? — Чтобы развязать войну с Солсетуром? Тамошнему регенту много причин для этого не надо. Достаточно лишь нескольких слов. — А что же бог, которому служит наш князь? Тоже стал глух и слеп? — Возможно… — Мариан сжал кулаки, пытаясь унять дрожь в руках.

***

      Ему снилось прошлое, которое можно было бы назвать видением.       Ему снилось будущее, которое никогда не наступит.       Ему снилось настоящее, которое не существует.       В прошлом любимая Эсфирь была старше, красива и мудра, а их дети — Демьян и Таша живы. Они бежали навстречу отцу, радуясь и смеясь.       В будущем Лютер видел рядом с собой Яромира. Улыбчивого и любящего, с округлившемся животом, в котором носил их общего сына.       В настоящем князь вернулся домой, где Суви обрадовала его известием о своей беременности. Там же Эсфирь бросилась к нему в ноги, моля простить и обещая всегда любить.       Эти сны были прекрасными. Каждый из них был по-своему приятен Лютеру. Но длились они недолго. Между ними вклинивалась невыносимая боль, зловещая тьма и могильный холод. Дети рассыпались прахом, а женщины и омега мгновенно тлели, превращаясь в страшные трупы.       А потом приходили они… Медведи с человеческими лицами и голосами. Их когти-топоры рвали его на куски, отсекая ногу и ломая руки. Один из них навалился на Лютера, проникая своим членом-кинжалом в тело, увеча.       Князь пришел в себя от собственного вопля. Он продолжал кричать даже тогда, когда увидел над собой светлый потолок. — Государь, всё хорошо! Всё позади! — затараторил чей-то голос. Чьи-то руки давили на его плечи и грудь, заставляя лечь обратно.       Кто-то стал вливать ему в рот маковый отвар. — Успокойтесь, Государь! Выпейте. Вам станет легче. Скоро всё закончится. Скоро…       Лютер снова проваливался в сон.       Порой ему снилось, как он горит на площади, прикованный к железному столбу.       А потом он приходил в себя, запоздало осознавая, что жар источают его раны.       Рядом всегда кто-то был. Слуга, лекарь, кто-то из жрецов, советников. Даже Мариан. Они все о чем-то спрашивали, но Лютер их не слышал. Закрывал глаза, позволял в себя влить маковое молочко, какие-то травянистые отвары, после чего снова засыпал.       Резко распахнув глаза, альфа с трудом осознал, что сейчас властвует ночь.       В спальне было душно. Не хватало воздуха.       Лютер сдавленно простонал. — Государь? — робко спросил слуга, спешно приближаясь с зажженной масляной лампой. — Вам уже легче? — Окно… открой, — проскрипел князь, морщась от отвращения. Его тело было мокрым и липким от пота, и к нему неприятно липло постельное. — Душно… — С-сейчас! — слуга немедленно бросился исполнять приказ. Распахнул окно, позволяя холодному воздуху проникнуть внутрь, наполнить спальню столь желанной прохладой.       Лютер шумно вздохнул. Поднял обе руки, разглядывая бинты, обвивающие кисти. Попытался пошевелить пальцами. Они плохо слушались, но всё же.       Но не это заставило альфу побледнеть. — Одеяло… Откинь его. Я хочу взглянуть на свои ноги. — Государь… — замялся слуга, в чьих руках задрожала масляная лампа. — Живо! Покажи мне ноги, сука, не то я велю казнить тебя!       На удивление, орать было легче, чем говорить.       Всё же слуга подчинился, едва не выронив лампу. Сдёрнул с Лютера одеяло.       Одна нога была туго забинтована, с прикреплёнными со всех сторон досками, которые фиксировали её в одном положении. Вторая же, лишенная нижней части выше щиколотки, внушала альфе самый настоящий ужас. — Нет… Нет! — Лютер ухватился за ногу, подтянул её к себе, дрожащими руками ощупывая культю, сильно давя на неё, из-за чего повязки становились влажными. — Нет! Нет-нет-нет! Так не должно быть! Сонбахар! Ты же обещал! Ты обещал!       Слуга попятился назад. От криков князя по спине пробежали мурашки.       Лютер уже не обращал на него внимания.       Истерика и безумие овладели им, заставляя быстрые слёзы течь по лицу.