Нет другого бога

Глаза недовольно поморщились в ответ на пробуждающий звон сверлом, который выступал будильником не только для Ильи, но и будто для всего дома. Мужчина перевернулся на спину, по вынуждению смотря на потолок, хотя хотелось на красоту горного Алтая. Он и сосчитать не может какая это по счету бессонная ночь, так не к месту сбившая режим. Казалось за эти часы, которые надо выделять для сна, он просветлился не хуже тех самых различных участников сект, которые наглухо оглупели, что ставят себя на уровень Будды. Ларионов приподнялся с кровати, чтобы по-будничному умыться, рассматривая новые морщины, сварить очередную кружку травяного чая, потому что от кофе испытывает сердечную растерянность, одеться во что-то, что не лежит в стирке и встать около окна, пока лучики светлого множатся, а на фоне проигрывается очередной подкаст. Потому что в тишине невозможно крутиться на этой земле, в полном безмолвие он бы давно слетел с Земли и вертелся спутником вокруг неё, не вникая суть дел планеты. Мозг давит на виски сильнее чем шапочка для плавания, и вовсе не дает расслабиться и открыться миру. Выползая из квартиры, заглядывает в телефон, и идет к машине — хорошей, но староватой, восьмилетней давности, которая рассчитана на долгие поездки в путешествия нон-стопом, где целый мир — дом, а съемная квартира — убежище, подвал. Только уже 4 года она припаркована к съемному жилищу вглуби Петербурга. Перестала выполнять свое предназначение и постепенно начала расстраиваться по этому поводу, периодически выводя из строя двигатель. И по-привычному сжать руль крепче чем надо, тревожно поглядывая на обручальное кольцо. Дорога до школы муторная, прилипчивая и туманная. Оставшийся остаток дня проходит с ощущением происходящего с чувством, что он на дне океана, а все голоса слишком глухо звучат, чтобы достучаться до него. Единственный голос, который приводит его в чувства — требовательный от лучшей подруги, вежливо ворвавшейся в личное пространство. Постучалась, присела на мягкое кресло напротив, закинув одну ногу на другую и поправив платье, начала щебетать про педагогический состав. Спустя пять минут беспрерывного монолога, рыжая женщина беспокойно взглядывает на друга: — Илюш, ты в порядке? Сегодня по-истине не очень выглядишь. Ларионов улыбается и взъерошивает волосы, думая как Вера не устаёт подмечать состояния людей и пытаться их исправлять. У неё и своих дел по горлу, так она еще успевает устраивать получасовые посиделки, каждый день ухаживать за собой, а также заботиться, как крестная мама об обывателях школы. Какая-то неземная матушка Тереза получается, только без обмана и ханжества. Вера Михайловна Сотникова такая какая есть: рыжая кошечка, требующая такое же количество ласки взамен на всю её доброту и целительный дар. Днем до упаду работает, истаптывая пятки от жмущих каблуков, а по ночам, как влюбленная дурочка, машет уставшими ножками в воздухе, читая очередной роман и прикусывая его конфетами из Красного и Белого. — Ну спасибо, — саркастично хмыкает Илья, — бессонница. — Опять? Да ты что? А что же это психолог с бессонницей справится не может, — она удивленно хлопает накрашенными ресницами, поправляя жемчужные бусы на шее. — Вер, даже психолог себе помочь не может. Мы ж не какие-то сверхъестественные существа, — горько усмехается Ларионов, помешивая травяной чай ложкой, звучащей как колокола церкви. — Тут кроется одиночество, Илюш, — обеспокоено тихо настаивает подруга, положив ему руку на плечо, — обыкновенное человеческое тепло. Ты слишком много отдаешь, а взамен ничего не получаешь. Может в отпуск сходишь? — Ни за что, Вер, пойми причина не в этом. Просто долбанная физиология решила поиздеваться надо мной. Я почти в полном порядке. Сотникова недоверчиво посмотрела на него и помотала головой от того насколько её друг безнадежный трудяга. Она давно поняла, что спорить с ним по поводу того, что он много на себя берет — бесполезно, он все больше и больше будет брать работу, чтобы всегда оставаться при деле и резко не падать в холодную прорубь, из которой тяжко выползти. Илья взглянул на часы и прогнал свою подружку, потому что его ждало увлекательное продолжение истории мальчика Алексея. — Леша, здравствуй, — дружелюбно здоровается психолог, кивая на кресло, где минуту назад сидела Вера. Мальчик все чаще смотрит в глаза мужчины, охотнее идет на контакт и с энтузиазмом делится некоторыми вещами, замалчивая другие — постыдные, неприятные, трогающие за живое. Как бы Илья не хочет навредить мальчику, ему все равно приходится настырнее пробираться через огромный камень путаницы, творящиеся в голове школьника. Ситуация походит на хирургическую операцию, которая включает в себя некоторую жестокость и кропотливую осторожность для спасения и улучшения организма. — Так что Петя тебе сказал? — задает наводящий вопрос психолог, склоняя голову набок. — Сказал, что семья моя сгниет, — мальчик обиженно складывает руки на грудь и всматривается в окно, где ветвь стучится об стекло от взбунтовавшего ветра, который предвещал очередное заливание слезами Бога. Илья внутри схватила кручина из-за осознания жестокости детей, в которой они впрочем и не виновны. Этакая детская версия игры в покер, где вытесняют более скромных, добрых, не умеющих хитрить, метко плюясь в их открытое сердце. Ларионов внутри скручивается, чуть не выплевывая пульс, но сохраняет лицо, как и присуждено профессионалу, следующему объективности. Разговор вопринимает слишком грузно, с каждой секундой впадая в тихий ужас, схожий на момент, когда лежишь в голой ванной, боль совершенного действия перекрывает неудобство конечностей на холодине, пульсируют даже веки, и только слышишь тихие капли воды, вонзающиеся не хуже ножа бабочки и в голове лявра-мысль будто бы ты единственный, кто способен прочувствовать безжалостность мира. — Вчера он меня снова обидел, — признанься мальчик, чуточку бурча себе под нос. — Так, так, так… Расскажешь поподробней об этом? — ласково просит, скрывая сильный неподдельный интерес, будто бы открывая путь к одной из концовки сюжетной игры. — Я вчера выхожу в магазин. Иду, а слышу сзади смешки, — тихо рассказывает, ежась от воспоминаний. Как Илья вышел из школы, так стал жертвой хлынувшего дождя, предвещавший библейский потоп. Он рыкнул от усталости и подлянки от вселенной. Видимо карма за отработанные лишние рабочие часы сработала. Ноги окутывал мороз, а одежда катастрофически облипала субтильное тело, заставляя всхлипывать от резкого холода. Сел в машину, громко захлопнув дверь. Если поездка до школы была завязкой эмоционального состояния, то обратный путь оказался кульминацией для удрученного состояния. В голове отбивали чечетку мысли о наказании от бога, будто бы он подслушал разговор о злобы человечества и решил всех наказать, устроив второй всемирный потоп. Этакой бунтарь-революционер, делавший всё, чтобы люди поверовали вновь, что он всесильный, а не недоучка и крохотный божик. История мальчишки все больше придавливала к гробу, забивая его крышку гайками, чтобы уж точно не смог выбрался из подавленного дна. Обдумывая каждую деталь, вздох, нервное движение ногой рыжего, как летний закат, мальчишки, он доводил до конца сборки пазла, но вставляя одну часть в другую, следующая отпадала, не соответствуя целостной картине. С нервным мандражом он домчался до квартиры и жидкостью затек в ванную комнату, чтобы спешно снять мокрую одежду и встать в горячий душ для расслабления тела. Вместо этих ощущений, мужчина будто загнал себя в угол, напрягаясь от горячего града падающего на напряженные широко-худощавые плечи. Протерев глаза, он протяжно выдохнул, стараясь вывести весь токсичный шлак из своих легких, который мешает жить по-полной. На секунду даже показалось, что Илья стоит под водопадом Куанг Си, а ночное небо укрывает своим одеялом шалость двух влюбленных, только поженившись, познающих жизнь руку под руку. Мужчина ни о чем в первые за свои 25 лет не думает, ловя взглядом незаменимые глаза в цветом серости грозовых туч, а женщина плавно стекает по камням, предоставляя лунным лучам красивую грудь. Элегантная нежность, детский смех и воздушность шальной ночи въедаются в воспоминания, не хуже чем героин в вене. И вот, он жмурится, на ощупь выходит к драгоценной юной фигуре, ластится, открывает глаза, а под собой ощущает кафельный пол и лбом упирается в запотевшее стекло душа. И нет, не плачет, а обречено закатывает глаза, моля о душевной пощаде непонятно у кого. Наверное, у себя. Накинув легкий свитер, застиранный до потертостей, Ларионов присаживается на мягкий коврик, и решается написать классному руководителю 7 класса, чтобы осведомить, как тот просил. Долго взвешивая «за» и «против», неуверенно набирает сообщение: «Добрый вечер, Владислав. Сегодня говорил с Алексеем. Узнал много нового.» Отправляет, и долго ждать не приходится, через минуту приходит: « Здравствуйте, Илья). Ждал твоего сообщения» Влад блаженно расплывается в улыбки, когда высвечивается баннер с сообщением от коллеги. С сигаретой во рту он быстро печатает ответ без глубоких раздумий. На минуту отрываясь от телефона, смотрит как дождь лопается об асфальт, заставляя внутренности сминаться от мощи. Даже для голых пяток осенний балкон не отдает холод, а раздразнивает, подталкивает на какую-то конкуренцию, свершение. «Информация просто с ног сбивающая! Всё думаю о ней и всё больше нахожу необъяснимых вещей. Даже для ярого скептика много намеков на какую-то мистику.» Череватый хмыкает, туша бычок об пепельницу, и выходит с балкона, чтобы сесть за рабочий стол, вечно обложенный непонятными вещами от школьных тетрадок до газетных вырезок не сегодняшнего века. Сердце невероятное приземляется, вынуждая чувствовать минуту происходящую прямо здесь и сейчас. Хочется схватить желанное в эту же секунду, поэтому оживленно отправляет мысль: «Илюш, может встретимся на выходных? Так будет удобнее всё обсуждать» Ларионов поднял уголок губ от формы имени. Весь день который казался пасмурным засиял маленькой радостью, выросшей из любопытства. По крайней мере, они с Владом связаны одной целью, которая является секретом для всех и это делает их разговоры интимными. Есть какая-то притягательность к их встречи, как к какой-то загадке. Хочется видеть, изучать, слышать, погружаться в эту атмосферу. Грудная клетка непривычно загорелась, подталкивая на более глубокие мысли и жажду нового. Щенком хочется прыгать, очень многого написать, но вместо этого посылает сдержанное: «Мне нравится твоя идея, Влад. Спокойной ночи.»