Что в имени тебе моем?

Арс проснулся с ужасной, но уже привычной головной болью и пересохшим, першащим горлом. Попов по стенке дошёл до кухни и огляделся. Никого. И дверь была заперта. Арсений было понадеялся, что Антон всё-таки пришел к нему. «И правильно сделал, что не явился, — виновато подумал мужчина. — Словно у него нет своих проблем». Арсений никогда не имел отвращения к проституткам, он прекрасно понимал, что не от хорошей жизни идут работать в бордель. Мужчина скорее питал к ним жалость, нежели омерзение и ненависть. Так что быть обузой не хотелось. Арсений уселся на диван и вздохнул. До начала репетиций оставалось всё меньше дней, а он не то что сценарий не прочел, он даже посмотреть на него не в состоянии — буковки скачут. Но сегодня что-то поменялось. Произошло что-то, что наконец вытолкнуло его из норы горя и тоски. Сон. В его прояснившейся голове всплывали осколок за осколком мутные воспоминания. Ему снилась Алёна, добрая и понимающая. Она словно вновь была здесь, в этой квартире, рядом, протяни руку — и можно забрать её в реальность. Она его поцеловала, словно на прощание, а он ей дал обещание прекратить гробить себя. Может, это был знак? Арс, честно говоря, был далек от всего эзотерического, а религию ценил лишь со стороны философии и искусства. Потому все сказки о покойниках, являющихся во снах, он считал по меньшей степени бредом впечатлительного человека. Когда умирает близкий, это достаточное эмоциональное потрясение, чтобы поехать крышечкой кипятильника. Тем не менее, Попов действительно задумался о том, как бы отреагировала Алёна, увидев его. И как она была бы разочарована, узнав, что её смерть разрушила жизнь любимого человека, соулмейта. И как она так же молила бы взять себя в руки. Он не мог оплакивать Алёну вечно. Спасают, как известно, люди. И время тоже — лечит, стирает боль, превращает проблемы в мелкие неприятности, а горе от смерти дорогих людей — в светлые воспоминания о них перед сном. Но ждать Арсений не мог, не наедине с собой точно — еще пара дней в квартире наедине со своими мыслями, и он увидит Алёну раньше, чем планировал. Хотелось чьего-то присутствия, а звать было катастрофически некого. Дима, брат Алёны, был разбит и сам не в лучшем состоянии. Зохан был в Питере, с ним удастся разве что по телефону поболтать минут пять. А остальным Арсений не доверял настолько, чтобы изливать душу. И опять он возвращался к Антону. Не врал тот, когда сказал, что проститутки идеальные слушатели. Попов взял телефон и набрал Антону сообщение «извини за вчерашнее, приходи сегодня вечером, если можешь». Не то чтобы он очень доверял хастлеру, но тот хотя бы уже в курсе ситуации, видел его в плачевном состоянии и, что греха таить, очевидно знает людей гораздо хуже, чтобы в сравнении Попов с его проблемами с алкоголем и кукухой выигрывал. Ему все еще было немного стыдно перед парнем, что дергает его с работы, но рассудил, что не заставляет, и если парень пошлет его в далекое эротическое, то Арсений сотрет его номер и просто больше не станет докучать своими проблемами.

***

Антон проснулся по будильнику и протёр глаза. За окном вечер опустился на город, а потому комната находилась почти в кромешной тьме. Шастун вздохнул, у него болела голова и ломило тело, но работа не собиралась щадить слабаков и лентяев. Он поднялся и включил свет, почти болезненно морщась от рези в глазах. Проверил телефон. «Ёп твою, надо занести деньги», — утомленно подумал Антон при виде сообщения от Эда. Он терпеть не мог появляться в кабинете босса. Этого ненормального мужика, который на полках коллекционировал разрушенные жизни людей. Он был лишь шестерёнкой настоящей мафии; тем не менее, дела, где была записана вся информация о «сотрудниках», а главное, все их долги, хранились именно под его строгим присмотром. Он любил доставать их, чтобы напомнить строптивцам их место. Антон тоже не раз видел перед глазами сумму, за которую он был здесь. Завидя сообщения от Арсения, Шаст был готов к тираде по поводу прошлой ночи. В конце концов, притворяться мёртвыми возлюбленными было как минимум аморально и как максимум заслуживало разбитого носа. Тем не менее, Попов лишь просил прощения за вчерашнюю ночь. «Он помнит и извиняется? Или он не помнит вовсе…» — гадал Шастун. Уж лучше был бы второй вариант. На сообщение же Антон ответил отказом, — заказы не ждут, — но заверил, что зайдёт, если будет свободная минутка. И отдельно добавил, чтобы Арсений держался подальше от бутылки. Шасту надоело видеть того пьяным и хмурым, словно клиентов ему недостаточно. Если уж тот хочет поговорить, то пусть делает это просохшим. Одевшись, Антон сел в такси и доехал до клуба. Тот ещё был закрыт, но кто-то уже подтягивался: сутенёр, Стас, которому, казалось, просто доставляло удовольствие просиживать штаны в этом месте и смотреть на несчастных работников, и Оксана, которая в данный момент распределяла онлайн-заказы по проституткам. Шастун планировал к ней заскочить, чтобы напроситься на клиентов подороже, как и всегда, в общем-то. Первым делом Антон переоделся в «рабочий костюм». Он привык делать это заранее, пока не разобрали все самые лучшие (читай: те, что не натирают каждый сантиметр кожи), и пока гримерка не кишит парнями и девушками, которые все в одну кучу, толкаясь у зеркала и прыгая, чтобы влезть в одежду, делая друг другу макияж, создают такую какофонию из звуков и запахов, что выходишь из комнаты, словно накурившись чего-то крепкого — глаза слезятся и голова гудит. Выбрав себе просвечивающую черную майку и узкие джинсы, Шаст осмотрел себя в зеркале почти лениво, скорее для галочки, и направился к Окси. Та приветливо махнула ему рукой, подзывая к себе для объятий, когда он зашел. — Ну что, каких тебе сегодня клиентов? — улыбнулась она, кивая на компьютер. Они выглядели, будто говорят о хлебе в продуктовом. Привыкли. — Знаешь, чего-нибудь не грубого, но подороже, — прикинул Антон, решив, что после вчерашних сессий его спина должна немного восстановиться. Более того, эти псевдодоминанты такие собственники, что вряд ли потерпят чужие раны на их игрушке. — Значит, буду рекомендовать тебя групповым, — решила девушка, и Шастун согласно кивнул. — А где Егор? Он обычно всегда рано приходит. — Он написал мне, что не придёт на распределение номеров. Может, что-то случилось, — Оксана помолчала и осторожно добавила. — Он в последнее время паршиво выглядит, ты не замечал? — Это Крид-то?! — удивился Антон. — Да он отжигает на сцене так, что под конец его трусы выглядят, будто ограбили банк, — фыркнул он весело. — Это на сцене, — покачала головой Суркова. — Я недавно видела, как он замазывает круги под глазами. Тёмные такие, набухшие. Мне кажется, он почти не спит. Шаст вздохнул. Политика публичного дома гласила, что не стоит лезть в чужие дела. Мало ли кто и что творит за дверями борделя — это их проблемы. Они не друзья, они не могут помочь друг другу, так какой смысл? Тем не менее, Шаст прочувствовался беспокойством Оксаны и сам задумался — может, Егору нужна помощь? Хотя бы моральная поддержка. Тот всегда идеально выглядит и в хорошем настроении, но кто знает, что за этой лощеной картинкой. — Я постараюсь узнать у него. Но ты же знаешь Крида… — Да, — вздохнула девушка. — Сто замков, ни одной отмычки. Антон усмехнулся. Ему подумалось, что отмычка как раз-таки была. Маячила за баром каждый божий день. Но вот это уже точно не его дело. Получить от Эда было вдвое хуже, чем от какого-то стриптизёра. Скруджи как минимум знал, где Шастун живёт. Махнув Окси, Антон направился к Стасу — должен был передать деньги, пока мужик не разбушевался на пустом месте, как он любил делать. Шастун без стука вошёл, очень быстро положил пачку денег и, почти не глядя, попытался поскорее выскользнуть из кабинета. Он всегда проворачивал этот трюк, чтобы Шеминов не решил его припахать к чему-то или доебаться. В этот раз его, к сожалению, окликнули. — Подожди, я должен пересчитать, — сипло сообщил голос. Антон даже не обернулся, лишь замер, ожидая сигнала, чтобы тут же выскочить вон. Полки, заставленные папками с делами проституток и стриптизёрш, табачный дым и желтый, тусклый свет большой плоской люстры на низком потолке давили и вселяли желание бежать на улицу, чтобы глотнуть воздуха, чтобы увидеть бескрайнее небо и почувствовать, что ты не в клетке, не в этой камере пыток, прикрытой роскошным дерьмом. Сигнала всё не следовало. Зашуршали бумагами, послышалось задумчивое «хм». — Здесь недостает суммы за последний заказ. Малыш, ты меня пытаешься обмануть? Вопрос послал по телу Антона мурашки. Хотелось закричать и забиться в угол. Как он мог забыть про то, что Арсений был вписан в клиенты… Где теперь Шаст возьмет деньги?! Он должен был сообщить вчера, что заказ сорван, теперь ему уже никто не поверит — только лишние расспросы пойдут, и в итоге влетит вдвое больше. Блять! Паника подступила в горлу, но Антон не мог позволить себе потерять контроль над ситуацией и заистирить. Он резко выдохнул и развернулся, невинно улыбнувшись. — Нет, босс, ну что вы, — почти приторно протянул Антон. — Боюсь, я просто забыл сумму дома. Я принесу вам её завтра же. Сутенёр нахмурился и покачал головой. Чиркнул зажигалкой в руке, лишь играясь, и в глазах мелькнули черти, жаждущие насилия, беспощадного и увеселительного. — Знаешь, Нарцисс, я ведь тебя избаловал. Такая хорошая шлюшка, думал я, приносит мне деньги исправно, и суммы такие достойные. Работал так, словно у тебя это в крови, — хищный взгляд нарочито соскальзывает на имена на теле, и по губам ползет ухмылка. — Ты абсолютно свободен в выборе клиентов, работаешь, как пожелаешь: нет ни графика, ни установленной планки дохода за ночь. Сам себе хозяин, можно сказать! Но, — мужчина поднялся и взял с полки папку с делом Антона. У Шаста по спине пробежал холод. Только не это. — Видимо, ты забыл своё место. Забыл, что принадлежишь мне. Мужчина пролистнул пару страниц, даже не глядя, и, посмеиваясь, поднёс зажигалку к листам. Антон сглотнул, судорожно пораженный глупой надеждой, что одно неверное движение уничтожит документ. Уничтожит оковы. Сутенёр уловил блеск в чужих глазах и нарочито покрутил колесико зажигалки. — Ты ведь знаешь, я могу поджечь её прямо сейчас. И пуф! Ты свободен, прелесть моя, — Шастун вздрогнул, когда огонь наконец коснулся странички, и пламя побежало по уголку. — Но мне так нравится убивать в тебе всякую надежду, — с притворным сожалением улыбнулся Стас и потушил край бумаги легким дуновением. Оно же и сдуло его свободу. Антон еле удержался, чтобы не закатить истерику. Это было выше его сил. Видеть, как вновь и вновь вырывают свободу, дразнят, издеваются самыми изощренными способами. Для Стаса жизнь парня — ничто, игрушка, которую забавно ломать, разбирать по кусочкам, вырывать провода один за другим, а затем вставлять батарейки и смотреть, как внутри все искрит. — Иди сюда, мальчик мой, — уже более грубо приказал Шеминов. У Шаста во рту пересохло. Нет, только не ближе к нему. Только пусть он не касается его! — Ты меня не расслышал? Антон подошел к его креслу, мужчина развернулся к нему лицом и облизал губы. Шастун не знал, о чём молиться. Наверное, сразу о смерти. Ему было страшно, он почти дрожал, и лишь внутренняя стойкость и какая-то больная, выработанная на крови и боли привычка позволяла ему держаться снаружи спокойным и отстраненным. — Чей ты? Антон не чувствовал голоса. Словно связки вырвали. Тут, конечно, было не до гордости, но хастлер всё равно молчал, уставившись куда-то в стену, вместо лица сутенёра. — Я спросил, чей ты?! — крик Стаса был заглушен пощечиной. — Ваш, — с запинкой ответил Антон. Ещё пощёчина. — Я ваш, — уже более ровно. В глазах — смирение вперемешку с ужасом. От себя, от Шеминова, от слов, что приходится говорить. — Хороший мальчик, — широко улыбнулся сутенёр и потрепал парня за красную щёку. Это унижение, уничтожение личности, запугивание было лишь мерзкой прелюдией. Шастун знал, что будет дальше. Всегда было. Антон прикрыл глаза, ожидая лишь указания, которое специально оттягивали, чтобы потрепать нервы. Нижняя губа затряслась, и пришлось её закусить. Стас довольно улыбался, прекрасно чувствуя свой контроль над истерзанной душой. — А теперь, Антон, — Шастун поморщился от обращения. Сволочь. Не используй имя в такой момент, — на колени.