Вадик со скидкой

Индикатор бака показывает уровень бензина меньше четверти. Заправиться бы, до Москвы еще сотка, и там на въезде стояк. Олег курит в приоткрытое окно, крузак уверенно раскатывает полотно дороги под колеса. Впереди маячит необозримый фронт вопросов и проблем, но основное решение принято, когда крузак покидает подземную парковку жилого комплекса и встает на трассу М11 «Нева». *** И вот бывает же так: сошлись, силы притяжения работали, тянуло-тащило друг к другу; отдыхали после миссий, зажигали; Олег даже к нему в Москву ездил дважды. А стоило сблизиться по-настоящему, и оттолкнули(сь), не подпустили. Контракты разные взяли, чтобы география развела, крылом самолетов помахала (недо? недо?)роману. И вроде бы попустило, подостудило, подзабылось за перипетиями, а встретиться все равно надо бы, и позвонить желательно прям с трапа. Вот только Олег вернулся — а Вад нет. Голос в телефонной трубке дрожит и запинается — Шура его по-настоящему боится сейчас, даже с учетом того, что они в разных городах, а то и странах. Торопясь спотыкаясь, путается в словах, рассказывает, почему Вадик не берет трубку. Подорвался, нога в фарш, жгут, резали ребята там же на месте — до ближайшего чего-то с приставкой мед- было не меньше полутора суток, а это гангрена и заражение. Потом там больничка, транспорт с оказией в Москву, больничка здесь. Выписали вот неделю назад — а молчит. *** Олег паркуется аккуратно, основательно, не «на часок». Пусть не у самого подъезда, зато не на повороте, не выпячивая морду на пожарную площадку. Неторопливо выходит, цепляет сумку и пакет, проверяет ключи, не только от машины. Девятый этаж, из лифтов направо. Найти номер в списке вызовов, набрать, послушать привычные гудки. Ну хотя бы не «абонент не абонент». «Вадь я перед дверью, открой» Тишина, движение не фиксируется. Что ж, ключи в почтовый ящик никто демонстративно не бросал. Олег открывает дверь — закрыт только нижний замок. Вышаривает рукой по стене выключатель, разувается, хотя и надобности особой нет: коридор от движения воздуха важно пересекает перекати-поле комка пыли — в квартире грязно, нежило. А еще запах. Олегу доводилось попадать в госпиталь и залеживаться там однажды. И запах залежалости он не спутает ни с чем. Олег проходит в ванную, педантично моет руки, вытирает углом мятого полотенца. Смотрит на себя в зеркало и открывает дверь в единственную комнату. Фукорцин, грязные бинты, застарелая кровь, пот, несвежее постельное белье. Спертый воздух приносит, подтверждая воспоминания обонянием. Вадим отворачивается, натягивая посильнее замызганное одеяло на похудевшее тело. — Че приперся, — в голосе нет даже вопросительной интонации. — Да вот. К тебе. Олег осматривает тело перед собой. Горит один светильник, но деталей высвечивает достаточно. Вад исхудавший, бледный, заросший волосами и щетиной, рискующей уже даже осторожно назваться бородой. Поднимает одеяло над собой, сгибая правое колено, пряча… — Валил бы ты, — голос хриплый, давно ни с кем не говорил. — Не, Вадь, я к тебе приехал. Не выгонишь. Я сча пожрать соображу, я принес, а ты пока давай в душ, — Олег отходит к окну, поднимает ролль-штору, жалюзи, открывает фрамугу, пуская свежий воздух. — Слышь, Волк… — Я с тобой разговаривать, пока ты воняешь, как псина помойная, не собираюсь. Хочешь прогнать эффективно — сначала душ. Вад смотрит агрессивно, но явно ослабший, не в силах говнить. — Выйди, — Олег отсекает быстрый взгляд на костыли. — Я все равно увижу, Вадь. — Выйди. — Я знаю, Вадь. — Вот только не надо меня жалеть, — крысится, и это первая эмоция на его полумертвом лице. — И не собирался. Вали в душ. Олег уходит на кухню и собирает пылесос, пока в комнате и коридоре раздаются характерные стук-стук. Вадима нет долго, Олег успевает сменить постельное белье, пропылесосить однушку, протереть пыль, пол и плиту, открыть окна. Выносит мусор, тщательно утрамбовывая несколько бутылок в пакет. Он трет раковину на кухне, когда шум воды стихает. Стучит: — Полотенце чистое. — И как я тебе его возьму, блять? Олег улыбается и открывает монеткой вертушок снаружи. — Я положу на стиралку, — уходит. Когда Вад выходит, Олег заканчивает накрывать на протертый предварительно стол. Пока Вадим одевается — небыстрый процесс — раскладывает еду по тарелкам и ждет. Вад, помытый и выбритый, с завязанной ниже колена узлом штаниной, появляется в дверях, занося себя костылями и ухмыляясь. — Не ожидал? — Ожидал. Я звонил Шуре, он рассказал. — О-о-о, болтливая Мальвина! В подробностях, надеюсь? — Ну так. Я сказал, что еще тебя расспрошу о деталях. — Охуевший ты, Волков, а! — А что, хочешь, пожалею? — Па-шл ты. — Не. Я уже на заданной точке. Вадим дергает губой в подобии улыбки и начинает есть. Олег чуть притормаживает, глядя, как подрагивают руки Вада. Тот отрывается, пережевывает тщательно, глядя в глаза: — Хуево выгляжу? — Пиздец, — соглашается Олег. — Ну уж извиняйте-с, вас сюда и не приглашали, — Вадим агрессивно начинает поглощать пасту карбонара (а что еще так быстро сварганишь). Они доедают в молчании, Олег собирает посуду, складывает в посудомойку. — Таблетосы где? Что пьешь? — В верхнем ящике плашки валяются, давай все. — Сегодня не пил? — Не пил что? — Таблетки. — Не пил. Вад трудно проглатывает несколько пилюль. За какими-то бытовыми делами проходит вечер; Вадим все сильнее горбится и мучительнее держит себя в сидячем положении. — Спать? Я тоже с дороги, умотался. — Ночевать набиваешься? — А че ты мне сделаешь? Выгонишь что ли? — Олег ухмыляется. — Ах ты сука, — с искренним восхищением выдает Вад, широко улыбаясь впервые за день. Или за пару месяцев. Олег по-армейски быстро принимает душ, влезает в Вадиковы домашние шмотки. Он прикасается к плечу Вада — и это первый их физический контакт, с тех пор как они посрались и разбежались по разным миссиям. Вадимово плечо горячее и чувствуется иначе, пальцы регистрируют кость куда ближе. — Пиздец ты исхудал. Надо исправлять. — Да как-то мне не с ру… не с ноги у плиты стоять, Поварешкин. — Вадь. Ты не понял, что ли? Я насовсем приехал. Обезоружен. Ранен. Убит. Вад хлопает белесыми ресницами — и тут же звереет: — Волков, ты, блять, ебенький? Контузило в этот раз? Я тебя звал?! Я тебя о чем-то прошу?! Насовсем он, — передразнивает, лицо красное, глаза бешеные. — Пиздуй блять от меня нахуй, оста-а-пфх! — Олег хватает его в объятия, утыкает белобрысую башку себе в плечо. Вадим рвется из рук, расплескивая то, что копилось и переполняло: — Я в душе не ебу, как эту жизнь теперь жить, а тут ты еще!.. — Вадь, че ты орешь, а? Все, все нормально. Хорошо не обещаю, но нормально — гарантирую. Месяца через три-четыре, как культя окончательно сформируется, протез тебе сделаем, хороший, бионический, будешь как Зимний Солдат. Историей своей займешься, диссер защитишь. — Блять, Волк, если у нас раньше нормально нихуя не вышло, то сейчас-то что изменилось? — Как что? Теперь Вадик со скидкой, минус пятнадцать процентов, надо брать! Вадим секунду неверяще смотрит, а потом ржет как конь, запрокидывая голову, обнажая белые зубы (частично импланты, но какая разница). – Долго думал, Поварешкин? – Долго, – Олег не отпирается. От звонка Шуре до М11 «Нева» прошло дней 10. Но все, решил же. Волков ловит его, упирается лбом в лоб: — Ну хочешь, поставь мне испытательный срок? Месяца два? Три? — Если справишься с житьем с инвалидом в течение трех месяцев — пройдешь. По рукам? — По рукам, по рукам, не по ногам же. — Волков, ты, блять, Иисус. Поднимаешь из мертвых одним словом. — Ну не одним, три ублюдские шутки и один ужин. — Проверим, как ты продержишься в таком режиме три месяца. — Да проверяй, проверяй, — Олег укладывается на самостоятельно добытую вторую подушку. Вадим устраивает ему ладонь под шею — и его руки больше не дрожат.