Хранитель

В прозекторской городской больницы царствовал стойкий, не выветриваемый с течением лет запах формалина. Кафельные стены встречали посетителей равнодушным холодным блеском, каждый шаг здесь отзывался эхом. Все столы и каталки были заняты телами; простыни, укрывавшие их, насквозь пропитались кровью и ещё не успели засохнуть — влажные алые пятна смотрелись излишне броско на фоне стерильной бели помещения. Тел было одиннадцать. — Прошу сюда, — сказал прозектор, такой же бесцветный, как его владения. Коллежский асессор Пётр Андреич Бредихин, приложивши к лицу платок, последовал к одному из столов. Прозектор открыл тело — в нос ударил тошнотворный смрад крови и внутренностей. К горлу немедленно подступила дурнота; Бредихин совершил над собою усилие, чтобы не уйти сейчас же. В изуродованных останках трудно было узнать статского советника Пряшникова, коего жестокое убийство нынешнею ночью потрясло город. Газетчики смаковали кровавые подробности расправы — Пётр Андреич лицезрел их пред собою. Несчастного Пряшникова, по всему видно, пытали. Лицо его заплыло от множества ударов, совершенно изменив прижизненный облик. По всему телу явлены были порезы и ожоги от огня. Оставшиеся пальцы рук выгнуты неестественно, иные вовсе отрезаны. Живот от грудины до самых причинных мест был вскрыт; края разреза торчали наружу, распираемые вываленными внутренними органами. Среди сизих бугров кишечника виднелись окурки папирос. Бредихин поспешно перевёл взгляд и сосредоточил внимание на шее убитого. Именно она являлась причиною его прихода сюда. Горло покойного пересекали синие борозды после верёвки и засохшие кровавые подтёки, но ничего напоминающего вампирский укус не обнаружилось. Пётр Андреич жестом велел накрыть тело и отвернулся от стола, стараясь справиться с дурнотою. По долгу своею службы Хранителем договора между людьми и вампирами, он вынужден был проверять все подозрительные случаи человеческих смертей для установления возможной причастности к ним смоленского нелюда. Мимо того, что за долгие годы вампиры ничем себя не дискредитировали, Бредихин продолжал исправно исполнять свою обязанность. Особенно в такое беспорядочное, смутное время, как теперь. Смерть статского советника Пряшникова, по всем признакам, не являлась виною вампиров. Тем не менее, нельзя было исключить, что они могли пытаться скрыть случайное или намеренное убийство, инсценируя нападение анархистов на семью статского советника. Согласно хроникам Хранителей прошлых веков, подобные случаи имели место быть. Пётр Андреич сделал несколько глубоких вдохов и обернулся к прозектору: — Мне требуется осмотреть остальных. Прозектор кивнул учтиво и пригласил его к следующему столу.

***

Ночное убийство депутата Смоленской городской Думы разом с семьёю и прислугою потрясло всю губернию и стало главною темою всех бесед. Мальчишки-разносчики на каждом углу выкрикивали заголовки свежих газет, обещая новые холодящие душу подробности происшествия. Люди на улицах, встречая знакомых, обсуждали новость и высказывались с негодованием об анархистах: в обществе зрело убеждение, что никто другой не мог бы совершить такой жестокости. Вышедши из здания больницы, Бредихин обнадёжился, что свежий воздух облегчит его состояние. Однако мучительная дурнота не отпускала; причиною ей были не только ужасающе истерзанные тела домочадцев Пряшникова, но и появившееся задолго до сегодняшнего дня предчувствие — тошное предчувствие неизбежной беды. Шёл 1910-й год от Рождества Христова. Всего пять лет минуло после Кровавого воскресенья и последовавших за ним невероятных потрясений. Несмотря на все реформы, предпринятые царским правительством, революционеры продолжали подтачивать опоры монархии. В газетах того не писали, но со страниц подпольных изданий, о содержании которых Бредихин был ознакомлен ввиду своей службы в городской управе, неслись сообщения о разрастающихся по всей стране социалистических партиях и участившихся громких акциях анархистов. Враги государственности набирали силу, и всё чаще вновь слышались голоса, призывающие к свержению самодержавия. Пётр Андреич ощущал явственно: тучи сгущаются, близится буря, от которой нечем будет укрыться и негде переждать. Ночное убийство статского советника — уже далеко не начало её. Дурнота отступила, но ей на смену пришла разгорающаяся боль в висках. От мыслей о предстоящей тряске в экипаже и ожидающих его на службе неотложных делах, у Бредихина совершенно испортилось настроение. — В управу, Пётр Андреич? — кучер Игнат, человек исполнительный и старательный, ожидал его с пролёткою у ворот больницы. Ехать решительно не хотелось. Бредихин сверился с часами, подумал немного и велел: — Поезжай к управе, там жди. Я пройдусь пешком. Не меньше анархистов волновал его и вампирский нелюд, проживающий в Смоленске. Уже более полутора веков его род из поколения в поколение следил за соблюдением древнего договора, заключенного меж людьми и вампирами. Условия того договора были выгодны обеим сторонам: нелюд обязывался не совершать смертоубийств, а Хранители — оберегать тайну существования бессмертных вампиров от прочих людей. За нарушение договора вампиру грозила казнь. Под ответственностью Петра Андреича теперь оставались всего трое: старик Кривич, так давно живший на свете, что именно он и был инициатором подписания договора; а также французский дворянин маркиз Дешам да его новообращённая супруга, графиня Ольга. За полных двенадцать лет, кои Бредихин исполнял обязанности Хранителя, не случилось ни одного происшествия, где можно было бы подозревать участие кого-либо из них. Однако не далее как две недели тому назад из дома маркиза пропала горничная, якобы сбежавшая с заезжим социалистом. Мысли об ней не оставляли Петра Андреича. Он не верил полностью в её побег, но и доказательств обратного отыскать не смог: комната, где проживала девушка, в самом деле выглядела так, словно её покинули в спешке. Слуги, с коими Бредихин разговаривал потом в тайне от хозяина дома, пребывали в таком же неведении относительно судьбы горничной, и о предполагаемом любовнике-социалисте ничего определённого сообщить не смогли. По неясным признакам ощущалось, что маркиз не был честен в этой истории. Более всего Петра Андреича беспокоило то, что могло стоять за этим: если смоленские вампиры заразились анархистским вольнодумием и захотели отказаться от соблюдения древнего договора — быть катастрофе.