О недосказанности.

Иногда жизнь забрасывает в наше рутинное существование на этой земле какого-нибудь человека, обязательно поворачивающего всё на сто восемьдесят градусов. Не сказать, конечно, что Ёнджуну наскучила своя повседневная жизнь, но это не помешало какому-то Субину появиться однажды в зале для практик со словами «мне сказали, теперь у нас совместные тренировки, и, кажется, даже группа». Дебют — это потрясающе. Это ярко, грандиозно и восхитительно, — думал Джун ровно до того, как однажды просто напросто уснул в коридоре, так и не дойдя до комнаты для отдыха. До того, как впервые его тарелку с рамёном заменили диетическим салатом, и до того, как впервые намекнули на его «отстающие вокальные навыки». Конечно, айдол есть айдол, идеальность — это буквально синоним к этому слову. Но Ёнджун был далек от идеальности, и хотя обычно уверенности его было больше, чем тихий океан, то в день, когда он стоял на дрожащих ногах перед рассерженным продюсером, он понял, что этого недостаточно. За то фразы «Мы не будем цепляться за тебя одного, у нас есть много талантливых трейни» было вполне достаточно, чтобы согласиться даже на «совмещённые самостоятельные тренировки с Субином». Субин стоял около двери, не решаясь подойти ближе, и даже несмотря на разделяющие их метры, Ёнджун почти физически ощущал нависшую напряженность. Хотя эти двое друг-друга почти не знали и пересекались от силы пару раз за годы стажировок, это не помешало им развязать между собой холодную трейневскую войну. Вечные слухи о «потрясающих танцевальных навыках Ёнджуна» и «восхитительном вокале Субина» легко сделали из них соперников, и сейчас они оба знали, что одному из них стоило подтянуть пение, а другому хореографию. Вместе. С трудом проглотив гордость, Джун начинает первым: — Думаю, не стоит терять времени зря. Начнем с вокала. А Субин лишь кивает, привычно подключает нужные приборы и аппаратуру и протягивает своему новому товарищу-сопернику второй микрофон. Так и началась их совместная, довольно интересная и непредсказуемая история.

***

Времена шли, тренировки пролетали одна за другой. Между двумя парнями уже не было ранешнего соперничества — оно быстро переросло во взаимопонимание и товарищество. Неудивительно, ведь им же всё-таки в одной группе дебютировать, а не на ежемесячных смотрах рейтинг поднимать. За это время Субин совсем привык к Ёнджуну. Привык слушать его интересные истории из жизни, смеяться под неожиданные шутки и видеть, как тот удивительно часто краснеет из-за каждой мелочи. Ну и конечно же, он также привык после часа беспрерывных танцев обессиленно опускаться на пол и смотреть в огромное настенное зеркало, в котором отражается хён. А Ёнджун танцует красиво. Больше, чем просто красиво, потому что Субин не может смотреть на его тело не приоткрыв рот от удивления или не замирая в любой неудобной позе, пока лежит на полу. Движения Джуна точны и правильны, лишены несуразности и неряшливости, а от каждого шаловливого заигрывания бровями так и веет выливающейся через край харизмой. Невыносимо красиво. Взгляд Субина слишком откровенный, пронизывающий и глубокий, что Ёнджун не может его игнорировать, — и всё же, однако, как хорошо, что краснеть при танце — это естественно. И никто не узнает, что может, ты краснеешь совсем не из-за физической нагрузки, а слишком красивых глаз Субина. Искреннего и такого до невозможности милого Субина, который после заключительного аккорда танцевальной музыки готов встать даже будучи изнуренным пятичасовой тренировкой, — и встать для того, чтобы просто похлопать своему хёну и обнять его, приговаривая «какой же ты неописуемо классный танцор». И Ёнджун снова приобретает красноватый оттенок на щеках и ушах, — распространяющийся слишком быстро и заметно, — но всё же и в этот раз ему удается его спрятать, пристроив голову на комфортном плече младшего Чхве. И хотя осознание слишком опасной близости лишь ускоряет процесс становления помидором, Джуну уже нет дела — кому вообще есть дело до чего-то, когда рядом есть Субин? И, кажется, по обычному порядку привычных действий, после этого оба парня делают короткую передышку, приступая к вокалу, — тут то у нас главный Субин, весь такой распрекрасный, неповторимый и единственный. Но все идёт не по плану ровно с того момента, как Ёнджун всего на секунду задерживается в теплых и уютных объятиях, позволяя уставшему телу дать слабину и утонуть в нежности. Краем сознания он понимает — нежности здесь не место, и вообще, он сейчас находится в руках Субина (!), но Господи! Он в руках Субина! Это уже звучит потрясающе. Руки младшего не просто мягкие, — они нежные, бархатные, ласковые… В общем, эпитетов можно подбирать бесчисленное количество, и все равно их бы не хватило. Одним словом — быть в объятиях Бина — лучшее, что можно было предложить после тренировок. Да и вообще всегда. — Хён? — неуверенно звучит где то над ухом, и Чхве чувствует, как становится жарко шее от горячего, чуть дрожащего дыхания младшего. Ему некомфортно? — Прости… — виновато шепчет старший, отстраняясь нехотя и медленно. Не нужно было обнимать его на несколько мгновений дольше. Но Субин не так прост, ведь отстраняться не спешит: наоборот, крепче держит и снова притягивает к себе. — Отдохни, Ёнджун-хён. Ты наверное сильно устал. О да, хён сильно устал. Даже не знает, от чего больше: от непрерывных тренировок или от непрерывного краснения из-за любых прикосновений Субина. — Спасибо. — вместо тысячи слов на выдохе произносит Джун и так и останется висеть на плече к младшего. Так уютно ему не бывает даже на мягком диване. — Хён? — раздается в области уха, и Джун неторопливо спрашивает: — М-м? Но ответа не слышит. Идут секунды, а секунду складываются в минуты. Никто из них не знает, сколько минут проходит, но прежде чем Субин отвечает, Ёнджун успевает повернуться к нему лицом и вопросительно вскинуть тонкие брови. — Ничего. Просто хотел сказать, что ты красиво танцуешь. Старший улыбается. Он расплывается в теплой улыбке так ясно и открыто, что сидящему Субину не в силу справиться со своим откровенным взглядом: на персиковые губы хочется смотреть и смотреть, но с каждым мгновением все больше кажется, что этого недостаточно. Да, эти губы хочется лишь беспрерывно целовать, покрывая невесомыми поцелуями или багровыми отметинами, — неважно, их просто хочется касаться. Так, как до этого не касался никто. Ёнджун закусывает губу, и только сейчас Бин понимает, что засмотрелся: глаза старшего смотрят с загадкой, с немым вопросом, а бровки сдвинулись так, что Субину вдруг захотелось стать немым. Хотя, конечно, он уже знал, что взглядом рассказал слишком много, и отсутствие языка его вряд-ли спасет. — Бин-ни? — в привычном тоне окликает его Джун, но он ставит себе задачу — молчать. Иначе… — Знаешь что? Субину интересно, что хочет сказать его хён, но рот всё равно не открывается: мало ли что он сейчас может сказать? Может прямо здесь и в любви своему хёну признается? Такая мысль породила лёгкий смешок, и Ёнджун расценил его за разрешение продолжить свой монолог. Но кроме застрявших в горле слов ничего Ёнджуну выдать не удалось, — и тут очередь вопросительно поднимать брови и нетерпеливо ожидать слов была передана Субину. Он с забавой наблюдал за стушевавшимся в миг хёном и невольно задумался: а вдруг он хотел сказать то же, что и я? И Субин прекрасно знал, что минутами ранее хотел сказать «я тебя так сильно люблю», но получилось привычное «ты красиво танцуешь», и он также осознавал, что наверное, никогда не осмелился бы произнести это вслух. И он не знает каким образом, но ему весьма хочется верить, что его хён хотел сказать то же, что и он сам, но вместо этого… — Да так… что-то у меня в горле пересохло. Воды не найдется? Ему не остаётся ничего, как просто протянуть Ёнджуну наполовину пустую бутылку воды, размышляя, что когда-нибудь это вода закончиться также, как и его терпение, ведь сил смотреть на изящно потягивающего воду хёна совсем уже нет. Он не станет озвучивать свои желания, поэтому просто отворачивается и разглаживает на рубашке невидимые складки. Ах, как же Субин не любит недосказанность! Он ненавидит ее всеми фибрами своей души, он хочет вытрясти отовсюду каждую букву каждого съеденного слова, но увы. Он может просто сидеть рядом с хёном, подпирая своим плечом его миниатюрную голову, и мечтать о бесконечном совместном дне. С ним. И только когда Ёнджун легонько опускает свою голову, за доли секунды оставив на пересохших субиновских губах едва ли ощутимый поцелуй, Субин понимает. Он понимает, что недосказанности, на самом деле, уже не осталось: ровно с того момента, как он ответно клюет своим носом с ёнджуновскую мягкую щеку. Они уже оба прекрасно знают, что нет смысла говорить, когда можно просто сделать: нежно, с душой и от всего сердца. Поэтому им не нужны разговоры и признания со словами «я тебя люблю», ведь их глубокий, долгожданный поцелуй вполне служит сияющей подписью в конце их негласного любовного романа.