Изумрудно-золотистые встречи

      На вокзале как обычно людно и шумно. Под ногами шныряет детвора, работник станции свистит в свисток, поднимая руку и показывая, что поезд может двигаться, а позднее осеннее солнце слепит, из-за чего приходится прикрыть глаза.        — Казутора, не отставай! — командует Баджи, который чуть ли не летит, ловко управляя огромной тележкой с чемоданом, метлой и клеткой со своим черным котом по кличке Эдвард. На лице парня играет чересчур довольная улыбка, такая, что кажется лицо вот-вот треснет, но Кейске даже не думает ее поубавить.       Он сильнее упирается в тележку и, отталкиваясь ногой от платформы, проезжает на ней пару метров, после отталкиваясь снова, игнорируя недовольные бурчания магловских бабуль рядом. Да разве могут они хоть на секунду представить каково это — спешить на платформу девять и три четверти, чтобы после со всего размаху пробежать сквозь кирпичную стену, почувствовать легкий холодок на коже, а после очутиться не просто на другой платформе, а в абсолютно другом мире.       Наверное, это было одной из самых любимых вещей Баджи — ступать на магическую платформу вокзала Кингс-Кросс, чувствовать запах креозота, смешанный с запахом тормозной жидкости и дыма от топлива, и помимо этого видеть, кажется, всю атрибутику волшебного мира. Новые модели «Нимбус», которые ученики аккуратно заносят с собой в поезд, почтовых сов, которые сидят на плечах родителей, чтобы размяться перед долгой поездкой в клетке, новые книги по уходу за магическими существами и защите от темных искусств, купленные как раз к началу нового учебного года, и еще много, как выражался их отец, «волшебной пакости», подразумевая сладости, которые продавались во время поездки — жевательную резинку «Друбблс», упаковки конфет «Берти Боттс», а также (Баджи всегда покупал несколько пачек) — «Летучие шипучки», которыми он зачастую делился с Юзухой, чтобы они смогли устраивать соревнование под названием «Кто дольше продержится в воздухе», и каждый раз, когда выигрывала Шиба, Баджи с пеной у рта готов был спорить, что ему попалась неудачная конфета, в которой было меньше сушеных жал веретенницы, из-за чего он приземлился на какую-то долю секунды раньше, чем девушка.       Но если опустить все подробности, которых у Баджи было предостаточно, день отправки в Хогвартс в целом был для него самым счастливым днем, затмевая даже День Рождения. И пусть он не тратил все силы на заучивание списка растений, который Профессор Стебель давала им на каникулы, да и с древними рунами у него дружба не особо складывалась, Кейске не мог дождаться того момента, когда вещи будут разобраны, и они своей шумной компанией соберутся за столом в Большом зале и перескажут друг другу то, что не успели упомянуть в письмах за лето. А после, уже ночью, они будут пытаться отработать шуточные заклинания, чтобы потом перекидываться ими во время перемены в коридоре, игнорируя замечания преподавателей.        — Казутора-а-а! — вновь голосит Баджи, ловко заруливая вправо и останавливаясь напротив платформ 9 и 10, начиная примеряться, чтобы пробежать ровно по середине. И его задорный голос перекрывает даже гудок поезда рядом, хотя это совсем не обязательно, потому что Ханемия услышал его и в первый раз.       Вот только в отличие от брата, Казутора не спешит по случайности отдавить прохожим ногу или уронить клетку со своей совой, из-за чего он осторожно пихает тяжелую тележку вперед, озираясь по-сторонам, при этом успевая смотреть вниз, чтобы объехать птиц, которые приземлились в надежде поживиться крошками на грязном асфальте. Но если Баджи спросит, Казутора соврет, что он это делает только потому, что старше, и должен сохранять лицо, раз уж Кейске не заботится о своем внешнем виде. Хотя в целом, Баджи это никогда и не заботило, чтобы начать волноваться об этом в данную минуту.       Солнечные лучи облизывают магловский серебристый скоростной поезд, создавая блики и небольшую проекцию радуги, по которой Казутора огибает очередного лондонского зеваку, а после наконец ровняется с братом, вопросительно вскидывая брови.        — Чего ждешь? Мог уже десять раз зайти туда и обратно.        — Чтобы ты потом нажаловался маме о том, что я тебя не подождал? — возмущенно почти что выкрикивает Кейске, словно Казутора каким-то образом только что оскорбил его честь своим высказыванием.        — Я никогда не жаловался маме на тебя, ты же знаешь, — и в голосе Ханемии нет даже намека на задорность и радость. Он уставший и в разы тише голоса Баджи, который часто оправдывает свой крик фразой «я просто эмоциональный».        — А откуда мне знать, как ты поступишь в этот раз? Мало ли решишь рассказать, а она не отправит мне денег для Хогсмида? Или еще хуже, вообще не подпишет разрешение на экскурсию?       А после, Баджи состраивает то самое выражение лица, которое Казутора не выносит. Что-то на грани жалостливого и при этом веселого, из-за чего становится непонятно, шутит ли парень или говорит всерьез. Но Ханемия, как и всегда, не находит решения лучше, чем проигнорировать слова и действия Баджи, оставляя последнее слово в разговоре за собой.        — Как хочешь, значит я первый.       И игнорируя протесты брата о том, что он уже вообще-то приготовился и поровнял тележку ровно по середине, Казутора слегка ускоряет шаг и сильно жмурится, подбегая к кирпичной стене и пробегая сквозь нее. Глаза он открывает только после того, когда знакомый холодок сменяется жаром от железной дороги и гудящего Хогвартс-эскпресса, рядом с которым Ханемия и оказывается.       И если на магловской стороне Кингс-Кросс каждый год Казутора подмечает про себя какие-то изменения, например новые поезда или новую форму работников станции, то на их волшебной платформе не меняется абсолютно ничего, и это, пусть и совсем немного, но угнетает. Ведь если за столько лет здесь не сменились даже лавочки или место, где продают «Ежедневный пророк», то каким образом в жизни Казуторы могли наступить те самые грандиозные перемены, о которых он так сильно мечтал?       А мечтал он о многом, ставя перед собой цели и мысленно продумывая, что именно нужно сделать, чтобы достичь их. Там были пункты с мелочами, например — успешно сдать экзамен по трансгрессии в этом году и получить разрешение (родители уже оплатили курсы по подготовке к экзамену), обыграть Коко в шахматы (пока у них ничья, и в этом году Казутора хочет обойти друга по крайней мере на три очка); и после мелочей, примерно по середине, значились более значимые задачи, такие как определение с дальнейшей профессией (отец уже спал и видел, как Казутора будет работать на престижной должности в министерстве магии, хотя сам Ханемия туда совсем не рвался) и поиск собственного жилья (этим летом Казутора просмотрел не менее пятидесяти объявлений в выпусках «Ежедневного пророка»); а после, почти что в самом конце воображаемого списка, стояли самые важные задачи, решение которым Ханемия так и не смог найти, хотя он в целом не был уверен, что это возможно. Потому что последними пунктами всегда значились две вещи: 1. Доказать, что меня ошибочно распределили на тот факультет, который мне не подходит. 2. Доказать, что я не плохой человек.       И как бы не было обидно признавать это самому себе, но где-то в глубине души Казутора знал, что эти пункты так и останутся в списке «Задачи», никогда не перейдя в список «Выполненные задачи». Ведь нельзя было переубедить администрацию Хогварста, что распределяющая шляпа допустила ошибку, когда громко выкрикнула «Слизерин!» шесть лет назад. Потому что за столько лет шляпа никогда не ошибалась, а даже если и давала сбои, то никто об этом не заявлял, поэтому случай Ханемии был бы первым и уникальным, из-за чего вероятность того, что его слова приняли бы во внимание, сводилась к нулю.       Однако это не останавливало Казутору от мыслей о том, что было бы, если бы шляпа сработала как и всегда хорошо, и все эти шесть лет он провел бы в бронзово-синей форме Когтеврана, или же с красно-золотистым шарфом Гриффиндора, прямо как у его брата. По крайней мере, Казутора был уверен, что он был бы чуточку счастливее.       Потому что тогда не пришлось бы тратить все свободное время на изучение истоков факультета и биографии всех известных слизеринцев, которые отнюдь не блистали своими добрыми поступками. В поисках ответа Казутора не поленился прочесть пару магловских книг, которые на самом деле никак не относились к распределяющей шляпе или к Хогвартсу в целом, но одна вещь Ханемию одновременно заинтересовала и расстроила.       Потому что маглы каким-то образом умудрились решать задачи, определяя цвет глаз или группу крови ребенка до его рождения (стоило отметить, что они проходили зелье, которое отвечало на эти вопросы в два счета), но Казутору интересовал сам процесс нахождения ответа, и пару недель он просидел над всеми возможными сборниками по биологии, решая задачи разной сложности. И ведь обиднее всего было то, что если бы он переложил процесс решения тех задач на их магический мир, то смог бы доказать свою правоту на раз-два. Потому что его мама с отличием закончила школу будучи на факультете Когтеврана, а папа, пусть и без отличия, однако закончил Хогвартс будучи гриффиндорцем, из-за чего Казутора до обидных слез не понимал, каким образом он оказался ни на одном из этих двух факультетов. И в то время, пока Баджи с упоением слушал рассказы отца о том, где в комнате отдыха Гриффиндора есть тайники и лазейки, Ханемия корячился над книжками, делая вид, что ему этот разговор не интересен, хотя на самом деле он слушал все это внимательнее самого Кейске, запоминая информацию так крепко, словно она ему может когда-нибудь понадобиться, при этом прекрасно зная наперед, что в комнате отдыха Гриффиндора он бывает редко, чаще всего в те моменты, когда Баджи проводит его вместе с собой, чтобы Ханемия помог ему сделать домашнее задание.       И пусть Казутора никогда бы не признался в этом, но он завидовал своему младшему брату. Потому что собственный факультет не устраивал Ханемию практически по всем параметрам.       Зеленый свитер казался колючим, значок с эмблемой змеи постоянно цеплялся за все подряд, а комната отдыха и вовсе была похожа на подземелье тролля, нежели на место, в котором можно расслабиться и обменяться историями со своими друзьями. Казутора завидовал даже гостиной Баджи, с ее оранжевыми теплыми тонами, уютным камином и потертыми диванчиками. И Ханемию ни сколько не отторгал общий гвалт и магловский радиоприемник с магловскими музыкальными кассетами, не отторгали старенькие ковры под ногами, которые не сочетались между собой, но выглядели как-то по-домашнему уютно. И даже всеми ненавистное кресло в углу комнаты, на котором до сих пор осталось прожженное пятно после того, как какой-то старшекурсник четыре года назад пролил на него зелье огненного дыхания, казалось Казуторе до одури мягким и удобным.       В то время как в общей комнате Слизерина всегда было холоднее, чем во всем замке. Путь до комнаты тоже был отнюдь не приятным, и на младших курсах довольно пугающим. Потому что пока остальные факультеты бодро шагали к перемещающимся лестницам и довольно общались в светлой и приятной части замка, Казуторе всегда приходилось спускаться в самый низ, в подземелья, а после идти по темным коридорам, упираясь в тупиковую стену и называя пароль.       Однако даже внутри комната не дарила ощущение покоя и «второго дома». На темных стенах висели гобелены с изображением подвигов знаменитых слизеринцев, большую часть которых составляли убийства (к гобелену с убийством единорога Казутора всегда старался садиться спиной). Буфеты из темного дерева, стоящие возле стен, совсем не выглядели утонченными и царственными, скорее наоборот, навевали ощущение, словно они были взяты из какого-то заброшенного и забытого дома и перенесены сюда, чтобы заполнить пустое пространство. И самым смешным было то, что несмотря на наличие каминов, свет в комнате все равно оставался приглушенным и зеленоватым, как будто болотным. Про гостевые комнаты, которые использовались во время соревнований школ, Ханемия и вовсе не любил вспоминать, потому что самым страшным событием на младших курсах стал тот день, когда они вместе с Ханмой и Раном решили заглянуть в одну из комнат ночью, и спустя несколько секунд в окне появилась, как выяснилось позже, Гриндилоу, напугав Казутору до почти что остановки сердца и громкого пронзительного крика (и додумался же кто-то сделать комнаты прямо под Черным озером).       Но на самом деле жуткая комната и некрасивая форма волновали Казутору не так сильно, как клеймо «злодея», которым окрестили не только его, но и весь факультет в целом. И как бы не хотелось признавать, но от этого и правда было тяжело. Первогодки в коридорах то и дело отходили ближе к стене, чтобы не стоять на проходе, когда Казутора шел в нужный ему кабинет, команды по квиддичу недоверительно косились в их сторону, когда Слизерин снова брал победный кубок (одна из немногих причин, по которой можно было гордиться своим факультетом), а на уроках истории выходцы Слизерина то и дело фигурировали как совсем не позитивные персонажи, из-за чего Ханемия всегда старался опустить голову как можно ниже, когда профессор приводил статистику того, сколько волшебников, рожденных в семьях маглов, было убито во время войны, и скольких из них убили именно те, кто когда-то жил в той же спальне, что и Казутора.       Пожалуй, единственной вещью, которая не позволяла расклеиться окончательно, были друзья Казуторы. Их группа была небольшой, но достаточно сплоченной. Самыми старшими были сам Казутора, Ханма и Ран, а остальную часть составляли парни на год младше — Коконой, Изана и младший брат Рана, Риндо. И хоть они часто не сходились в каких-то мнениях, из-за чего могли повздорить, вплоть до вытаскивания палочек и каких-нибудь безобидных заклинаний, Казутора должен был отдать им должное, ведь именно эти люди помогли ему приспособиться к жизни почти что изгоя и злодея.       «Главное, что мы думаем сами о себе, на остальных плевать. Если ты будешь считать себя плохим и ужасным, значит так тому и быть, но не позволяй каким-то выскочкам из Когтеврана решать за тебя» — успокаивал его Ханма, когда Изана привез с собой бутылку огненного виски, и они распили его глубокой ночью во время четвертого курса.       «Поверь, Казу, ты счастливее, чем думаешь. Я бы все отдал, чтобы этот уродец оказался на каком-нибудь Пуффендуе, хоть отдохнул бы от него немного» — со смешком говорил ему Ран, уворачиваясь от ударов брата, когда Ханемия был расстроен, что они с Баджи оказались на разных факультетах.       «Если тебя это и правда так беспокоит, то среди слизеринцев были хорошие люди, Казу, и их было больше, чем ты думаешь. Мой дед учился на Слизерине и рассказывал мне много интересных историй, которые нам не рассказывают на уроках. Министерство просто кишит гриффиндорцами, которые выпячивают свои успехи, при этом не упоминая про достижения других, поэтому и создается видимость, что они на фоне других факультетов герои, а мы хуже, чем Темный Лорд воплоти. Да сам Мерлин был слизеринцем, просто об этом все как-то забывают. К тому же, быть целеустремленным — не значит быть плохим, Казу. Не все обязаны посвящать свою жизнь помощи другим или каким-то там подвигам» — спокойно объяснял ему Коко после очередной партии в шахматы, и на самом деле эти слова действительно успокаивали и давали надежду на лучшее. Но все же…       Это не остановило Казутору от выдумывания того самого второго пункта в своем списке. Потому что если он не смог доказать, что он не принадлежит Слизерину, у него все еще был шанс доказать, что он хороший человек, и совсем не злодей, коим его хотели видеть остальные. Но эта задача оказалась также почти невыполнимой, потому что под руку просто не подворачивалось случаев, когда можно было бы доказать, что Казутора чуткий и заботливый. Он старался изо всех сил, правда. Он старался вызываться добровольцем на патрулирование коридоров, хотя остальные этого терпеть не могли, он выполнял поручения старост, когда его друзья кривили нос и делали вид, что не слышат, что к ним обращаются с просьбой. Чистка котелков после зельеварения, помощь с домашними заданиями, уборка, угощения и выдумывание алиби — Казутора делал все этого с такой легкостью, с которой обычный человек вел бы непринужденную беседу, но даже этого оказывалось недостаточно.       Потому что в гостиной Гриффиндора, когда Ханемия сидел вместе с Баджи и его друзьями, остальные недобро косились в его сторону; потому что в столовой их стол стоял в самой мрачной части Большого зала и казался темной меткой на всем этом вычурном и светлом окружении; потому что для того, чтобы очистить свое имя от клейма злодея, которое было пришито полиамидными нитками к факультету Слизерина, нужно было совершить что-то большее, чем помощь в рядовых делах, и из-за этого, по правде говоря, опускались руки.       И тогда приходила та навязчивая мысль, которую Казутора всегда старался отгонять от себя, чтобы она не проедала его надежды своим ядом — может он просто не сможет быть хорошим? Может ему не суждено быть тем, к кому тянутся люди, и кто одним своим присутствием разгоняет все плохое. Может, все, что ему суждено, это быть бледной, зеленой тенью своего младшего брата, и вместе со всей остальной серой массой хлопать в ладоши, когда Кейске достигал очередных высот в квиддиче или еще чем-нибудь. Может, Казуторе просто суждено быть жалким парнем, который внутри так и остался маленьким мальчиком в колючем зеленом свитере и большой несуразной брошью с эмблемой змеи.       На глаза ложится чья-то большая и холодная ладонь, из-за чего Казутора вздрагивает, уже собираясь развернуться и тыкнуть Кейске куда-нибудь под ребра, чтобы неповадно было страдать ерундой, но в следующую секунду над ухом раздается до смешного ужасная пародия женского голоса, который произносит «угадай кто?» а после хихикает. И это, пожалуй, правда поднимает его ужасное настроение, потому что он не сдерживает смешок, а после берет чужую ладонь и небрежно скидывает ее со своего лица.        — Это серьезно все, что ты смог придумать? — с еще одним смешком выдавливает Ханемия, после оборачиваясь и смотря на довольного Ханму, который, несмотря на провал, выглядит безумно довольным собой.        — Со спины не смог разглядеть, насколько сильно ты был погружен в свои мысли, пришлось подумать о чем-нибудь быстром, — Шуджи в ответ пожимает плечами, как бы без слов добавляя «что поделать», а после хлопает Казутору по плечу, их привычный приветственный жест. — Рад тебя видеть, дружище. Пойдем, Ран наверняка занял нам места, — небрежно бросает парень, перекидывая свою дорожную сумку через плечо.       Ханма никогда не волновался насчет тяжелых тележек и не менее тяжелых чемоданов, беря с собой вещи только на первую неделю, остальные ему высылали родители, и Казутора снова задумался о том, чтобы перенять эту его привычку, потому что за шесть лет неповоротливые и слегка ржавые тележки ему порядком надоели.        — Мне нужно дождаться Кейске и…        — Твой братец промчался мимо тебя и уже давно сел в поезд, Казу, — Ханма хоть и улыбается, но при этом Казутора видит, что тот слегка обеспокоен. — И что ты проклинал в своих мыслях на этот раз? Бедную шляпу или самого Салазара Слизерина за то, что тот создал наш факультет?       И теперь наступает очередь Казуторы криво улыбнуться и подавить короткий смешок.        — Все понемногу, — почти что честно отвечает Ханемия, а после толкает тележку вперед, направляясь к самому хвосту Хогвартс-экспресса. И ведь забавно, что даже в глупом поезде их факультет всегда сидит самым последним, как будто остальные пытаются себя обезопасить.        — Ничего, Казу. Один глоток эльфийского вина и ты забудешь, что вся твоя форма зеленого цвета, — посмеивается Ханма, идя рядом с ним.       На магической платформе тележку везти в разы сложнее, потому что и народу здесь больше, поэтому Шуджи без лишних слов подхватывает Казуторину клетку с совой, а Ханемия, так же без слов, кивает ему в знак благодарности, теперь толкая тележку куда увереннее.        — Кто тащит алкоголь в этот раз? — интересуется Казутора, мимоходом заглядывая в окна гриффиндорского вагона и убеждаясь, что Баджи уже сидит в купе вместе с Майки, Юзухой и Нахоей.       Начиная с той самой бутылки огненного виски на четвертом курсе, притаскивание алкоголя стало их маленькой традицией, ради которой был даже установлен список ответственных. Коко любезно выступил желающим этот список составить, поэтому перед рождественскими каникулами во время их четвертого года обучения они все дружно грудились над бумажкой, где аккуратным почерком Хаджиме были расписаны годы обучения, поделенные пополам (с учетом каникул) и имена ответственных. В прошлый раз должными были Казутора, Риндо и Ран, но в итоге братья предоставили бутылки вскладчину, ссылаясь на то, что они в первую очередь — семья, и должны все делать сообща. Только позже выяснилось, что Ран спустил последние деньги на очередную ерунду из магазина Зонко, поэтому очень ловко примазался к покупке Риндо.        — Должен был я, но наш дорогой Коко, храни его Мерлин, поменял меня местами с Раном, чтобы тот отдувался за предыдущий раз. И, насколько я знаю, он должен привезти сливочное пиво и эльфийское вино. А, и Изана писал, что его тетка отправила ему веселящей воды прямиком из Форт-Уэрта. Так что сегодня у нас есть все шансы увидеть смеющегося Коко, что, как известно, происходит раз в…        — … сто оборотов маховика времени, — со смехом заканчивает за другом Казутора, как раз к тому времени, когда они доходят до своего вагона.       Поставив свои вещи на заколдованный погрузчик, и убедившись, что они успешно перенеслись в отсек для багажа, Казутора пропустил Ханму вперед, забираясь в поезд следом. И, как и предсказывал Шуджи, их друзья действительно уже ждали их внутри, использовав заклятие увеличения для сидений и стола, чтобы всем было удобно.        — А мы уже думали придется делить веселящую воду на четверых, — с наигранным разочарованием выдыхает Ран, после сразу же растягивая тонкие губы в широкой улыбке. — Как добрались?        — Не знал бы, что ты всегда сентиментальный в начале года, подумал бы, что тебя опоили каким-нибудь примерзким зельем в наше отсутствие, — расплывается в улыбке Ханма, доставая свою волшебную палочку и направляя ее на занавески на окнах, чтобы заколдовать их таким образом, чтобы люди на улице не смогли видеть, что происходит внутри.        — Да брось, Ханма. Дай полюбоваться на то, как этот придурок хоть изредка подтверждает, что ему на нас не все равно, — оспаривает Изана и со смехом вешается на Коко, сидящего рядом.       Казутора же про себя отмечает, что за лето в ухе Изаны поменялись сережки, а Хаджиме подбрил себе висок так, как он хотел сделать в конце прошлого учебного года.        — Все-таки покрасил? — интересуется Риндо, кивая в его сторону, и Казутора только сейчас понимает, что друг имеет ввиду его осветленные пряди.        — Пережил два мучительных часа в салоне «Ведьмины секреты» у мадам Долдрамс, выслушал больше двадцати комплиментов о том, что я весь в мать, и все же вышел оттуда живым, — улыбается Казутора, удобнее устраиваясь в кресле и сразу же откидываясь на спинку.       Пожалуй тем, что Казутора не ненавидел так сильно, были поездки в поезде. В их вагоне хоть и было немного темнее, чем в остальных, за счет темного дерева из которого была сделана мебель, все же было по-своему уютно. И пусть в групповых разговорах Ханемия участвовал не особо охотно, но было приятно послушать истории других о том, как они провели свое лето.       С тех пор, как поезд тронулся с места, и пейзаж за окном начал сменяться словно слайды в диапроекторе, Казутора счастливо посмеивался себе под нос, слушая истории о том, как Ран и Риндо без разрешения взяли отцовскую Яджируши, чтобы прокатиться на ней ночью, а после были наказаны на неделю, а еще о том, как Коко подрабатывал в зоомагазине его не особо любимой тетушки Лион, и карманная версия Перуанского Змеезуба спалила бедной женщине брови.        — А я, в отличие от вас, времени зря не терял, — вступил в разговор Изана, как и обычно теребя длинную сережку в правом ухе.        — Мой дорогой друг, не прими за грубость, но нам не совсем интересны твои любовные страсти с Какучо, — тут же перебивает его Ханма, на что остальные парни глупо смеются. О том, что у Изаны что-то намечается с ловцом Гриффиндора не знал, кажется, только ленивый. Потому что Казутора припоминал то, как даже Баджи пару раз вскользь говорил о том, что Какучо спрашивал у них советы о том, где лучше устроить свидание и какие места будут смотреться красиво при полете на метле.        — Я не об этом, придурок! — тут же обиженно восклицает Курокава, но от взгляда Казуторы не уходит тот факт, что кончики ушей друга покраснели.        — А я уже было подумал об этом. Кстати, расскажи, пригодились ли наши советы, когда ты устроил рассылку с просьбой о помощи в выборе наряда? Твоя бедная сова прилетела ко мне последнему, я ее чуть ли не ловил, так сильно она устала. Может, пора освоить магловские виды связи? Вроде у них есть что-то, что называется телимон…        — Телефон, — тут же поправляет его Риндо, едва сдерживая рвущийся наружу смех, но Ханма слишком увлечен собственной речью, так что свою ошибку не исправляет.        — А то я даже не представляю, каково будет твоей бедной сове тогда, когда кто-нибудь из вас сделает первый шаг и поцелует другого!       И в любой другой ситуации Казутора наверняка бы вмешался, постараясь осадить Шуджи, но сейчас Ханемия и сам хохочет наравне с остальными, потому что видит, что Изана из последнего сдерживается, чтобы не засмеяться следом.       Однако следующий шаг Курокавы не ожидал, кажется, никто, потому что парень за долю секунды достает свою волшебную палочку, слегка изогнутую на конце, и направляет ее на Ханму, после выкрикивая быстрое «Титилландо!» и делая плавное движение рукой, как будто рисуя в воздухе петлю.       И только после того, как Ханма начинает смеяться еще сильнее и громче, при этом постукивая себя по всему телу, Ханемия вспоминает, что он слышал об этом заклинании и, если он не ошибался, то это было порчей, насылающей щекотку.        — Изначально я хотел сказать, что я тренировал всякие мелкие пакостные заклинания, но благодаря тебе, дружище, я смог это продемонстрировать, — и теперь Изана присоединился ко всеобщему веселью, чуть ли не хватаясь за живот от одного вида Шуджи, который подпрыгивал на месте, при этом ударяясь коленями о стол и из-за этого присаживаясь обратно.        — Изана, пожалуйста! — сквозь смех умудряется орать Ханма, полностью игнорируя слезы, которые начинают скатываться по его лицу. — Я больше не могу-у-у! — и теперь парень изо всех сил начинает стучать ногами по полу, словно годовалый ребенок, который от чего-то отказывается.        — Да ладно тебе, Изана, дай ему второй шанс, — утирая собственные слезы просит его Ран, но Изана и сам не может остановиться. Кажется, что смеющийся и дергающийся Ханма сегодня затмил все забавные истории разом.        — Еще минутку, это слишком смешно.       Но Казутора, хоть и продолжает смеяться, все же выуживает собственную палочку и, откашливаясь, произносит громкое «Финита Титилландо!», направляя палочку в сторону Шуджи и наблюдая, как от него словно отскакивает желтый клубок наложенного ранее заклятия, тут же ударяясь об окно и разбиваясь в пыль.       И еще через несколько секунд, за которые все стараются перевести дух, Ханма благодарно вешается на Казуторе, при этом тяжело дыша.        — Я всегда знал, что могу доверять только тебе одному, — сквозь остатки смеха выдавливает Шуджи, а после выпрямляет спину и слегка вздрагивает, как будто отгоняя остатки щекотки со своего тела и одежды.        — И все же это было очень смешно, — признает Казутора и прячет свою палочку обратно в карман штанов, тут же протягивая руки, чтобы поправить свои растрепавшиеся волосы, но Изана вовремя обращает на это внимание, приподнимая руку и говоря быстрое «подожди!», снова хватаясь за свою палочку.        — Только не говори, что будешь мстить, — подшучивает Риндо, наблюдая за тем, как Казутора замирает, смотря прямо на палочку Курокавы, которая направлена в его сторону.        — Даже не думал об этом, просто хочу попробовать еще одно заклинание. Я его вроде выучил, но мама сказала, что она меня сглазит, если я попробую его на ней.        — И с чего ты решил, что я тоже тебя не сглажу? — приподнимает бровь Казутора, однако руки послушно опускает, не притрагиваясь к волосам.       За лето он их отрастил, так что теперь они были примерно до лопаток, из-за чего пришлось учиться за ними ухаживать. В этом немного помог Кейске несмотря на то, что сперва он успел обидеться и сказать, что Казутора его копирует. Однако уже спустя неделю парень с огромным энтузиазмом рассказывал ему как сделать самые простые прически из разряда хвост или коса, и как именно нужно вытирать волосы после душа, чтобы концы секлись как можно меньше.        — Потому что ты мой друг, и я не стал бы делать то, в чем не уверен, — тут же старается успокоить его Изана, посильнее перехватывая палочку в правой руке. — Это заклинание для завязывания волос, без резинки и прочей лабуды, которую с собой таскает Баджи.        — Об этом тебя тоже Какучо проинформировал? — вновь пытается подшутить Ханма, но Изана успешно его игнорирует, наставляя палочку на волосы Казуторы и как-то слишком сильно фокусируясь.        — Изана, подожди… — хочет остановить Казутора, но спохватывается слишком поздно, потому что Курокава уже открывает рот и быстро произносит:        — Синвео Маллиа!       И Ханемия тот час чувствует, как все его волосы резко и немного болезненно стягиваются назад, самостоятельно формируясь в низкий хвост и оставаясь в таком положении секунду, после чего хватка ослабевает, и теперь хвост остается совсем расхлябанным, как будто Ханемия едва закрепил его резинкой.        — Ты не лысый, значит это уже успех, — подбадривает Коко, хоть и произносит это немного неуверенно, как будто еще дожидается, что прямо сейчас все волосы разом упадут с головы Казуторы.        — Для первого раза вполне неплохо, — следом хвалит Ран, но при этом тянется к своему хвосту и подтягивает его вручную, словно боясь, что следующим, на ком Изана захочет попробовать свои способности, станет как раз он.        — Если бы мама дала мне потренироваться, получилось бы лучше, — с небольшим разочарованием выдавливает Изана, и наконец убирает палочку обратно в карман, что позволяет Казуторе расслабиться и ссутулить до этого напряженную спину.        — Долго нам еще? — тихо интересуется Ханма, прислоняясь головой к окну и прикрывая глаза.        — Примерно полтора часа, — также тихо отзывается Коко, выуживая из своего рюкзака учебник по Алхимии и открывая его на первой странице, погружаясь в чтение. Братья Хайтани и Изана же продолжают тихо общаться, решая, чей алкоголь они откроют сегодня ночью, а чей оставят на потом.       А Казутора пользуется этим тихим мгновением, устремляя свой взгляд в окно справа, пользуясь тем, что оно не закрыто занавеской и там никто не сидит.       Закатное солнце окрашивает верхушки гор своим золотом, а небо будто подыгрывает в эту игру, смешивая в себе теплые желтые, оранжевые и розовые оттенки. И Ханемия почти уверен, что если сейчас он откроет окно, то воздух будет пропитан вечерней свежестью и едва ощутимым морозом, который наверняка его взбодрит. В голове как-то сама по себе начинает играть старая магловская песня, которую они слушали с Баджи сегодня утром, пока собирались на вокзал, и всего на секунду, но Казутора позволяет себе поверить, что этот год будет лучше, чем предыдущие. Что тот самый последний пункт в его списке будет выполнен именно в это время, что он больше не будет отложен «на потом».       Потому что несмотря на то, что на волшебной стороне Кингс-Кросса все остается по-прежнему, сейчас Казутора наблюдает изменения рядом с собой. Он не моргая смотрит, как еще зеленый, не успевший примерить осенний окрас, лес сменяется раскидистым темно-зеленым полем, которое контрастирует с золотом в небе, и все это настолько захватывает дух, что Ханемия задумывается, уделял ли он столько внимания виду из окна в Хогвартс-экспрессе раньше? Замечал ли он в прошлом году, как красиво желтый и зеленый дополняют друг друга, как яркая зелень поля добавляет розовому золоту в небе некой сказочности и яркости, как красиво солнечные лучи заставляют траву будто светиться изнутри. И скажи Казуторе сейчас, что в поле запрятано с миллион светлячков, он бы охотно в это поверил, потому что трава за окном и правда искрилась, словно светясь.       Изумрудно-зеленый и золотисто-желтый — сказочная комбинация. Мысленно Казутора делает себе пометку касательно этого открытия.       От наблюдения за пейзажем Ханемию отвлекает звук открывающейся двери, и он удивленно поворачивает голову назад, потому что не помнит, чтобы кто-то выходил из вагона, а теперь возвращался назад, и его мысли подтверждаются, потому что в вагоне стоит не его однокурсник.       Его пшеничные волосы выглядят так, как будто он только что их взъерошил, большие голубые глаза искрятся озадаченностью и, совсем немного, смущением, а яркий желтый свитер слишком сильно выделяется на фоне темного вагона и такой же темной двери. И с каких пор ученики Пуффендуя заявляются к ним в вагон как к себе домой? Казутора, скорее, понял бы, если бы на пороге появился тот же Какучо, нежели какой-то парень, которого Казутора, если честно, видел впервые, хотя память на лица у него была довольно неплохая.        — Простите, — выдавливает пуффендуец, слегка переминаясь с ноги на ногу, и при этом, кажется, обращается он именно к Казуторе, потому что только Ханемия удосужился повернуть голову в его сторону.        — Кажется, вагоны Пуффендуя начинаются немного раньше, чем хвост поезда, — подает голос Ран, и Казутора поворачивается в сторону друга, чтобы убедиться, что он не один обратил внимание на незваного гостя.        — Я… нет, — парень смеется, прикрывая глаза и встряхивая головой. И смеется он так легко и непринужденно, но при этом так располагающе и дружелюбно, что Ханемия готов поклясться, что это самый красивый и приятный смех, который ему доводилось слышать. Он шел в абсолютный разрез с гоготом его друзей, да и его собственным тоже. — Я новенький, перевелся из Шармбатона. Я хотел поискать вагон-ресторан, купить бутылку воды, но так его и не нашел.        — Ну он уж точно не здесь, — усмехается Ран, оглядываясь по сторонам.        — У нас нет вагона-ресторана, — вместо друга объясняет Казутора, и теперь внимание парня вновь сосредоточено только на нем, и это немного смущает. Потому что парень всем своим видом показывает, что он слушает его внимательно и впитывает каждое его слово, а Казутора совсем не привык быть в центре внимания с позитивной стороны. — Но есть тележка со сладостями, и там есть напитки.        — На нее я тоже не наткнулся, — все с той же мягкой улыбкой объясняет парень, и, кажется, начинает смущаться вслед за Ханемией, потому что на его скулах и остром носу проступает легкий румянец, который подсвечивается закатными лучами солнца.        — А где твой вагон? — снова влезает в разговор Ран, и Казутора, пусть и немного, но начинает злиться, сам не понимая почему. Может из-за слегка надменного тона, с которым Ран задает вопрос, или из-за того, что он в целом влезает в чужой разговор, однако Ханемия проглатывает ту небольшую крупицу раздражения, вместо этого дожидаясь ответа от парня.        — По центру. В этом году совсем немного новеньких и еще есть ученики по обмену, нам предоставили свое место.       И про себя Казутора отмечает, что даже голос у этого парня приятный и красивый, хочется и дальше слушать как он говорит самые обычные фразы.        — Мы скоро прибудем, поэтому миссис Саузерн уже не ходит по вагонам. Наверняка она где-то в начале поезда, — продолжает инструктировать Ран, хотя делает это, по мнению Казуторы, плохо. Как будто парень знает, кто такая миссис Саузерн и где именно она находится перед самым прибытием в Хогвартс. И словно подтверждая его мысли, парень слегка хмурится и переспрашивает:        — Миссис Саузерн?        — Продавщица сладостей. Такая милая бабуля с чепчиком на голове, — Ран вскидывает руку к собственным волосам, имитируя головной убор.        — Так значит, в начале поезда? — снова решает уточнить парень, а Ран кидает небрежное «ага», почти сразу отвлекаясь на Изану и больше не отыгрывая роль эксперта Хогвартс-экспресса. В то время как незнакомец еще с секунду переминается с ноги на ногу, а после кивает и уже тянется к ручке, чтобы открыть дверь, но Казутора и сам не замечает, как окликает его, привлекая к себе внимание.        — Может тебя проводить?       Слова кажутся чужими, как будто их сказал кто-то другой, но точно не он. Казутора практически готов поднять руку и поднести ее к лицу, чтобы закрыть себе рот ладонью, но в последний момент решает себя не позорить, поэтому вместо этого он сжимает в тонких пальцах штанину и терпеливо ждет отказа. Потому что парень явно ему откажет, никто не захочет водиться со слизеринцем, особенно получать от него помощь.       За все шесть лет Ханемия убедился, что это такая же константа, как и неизменная волшебная платформа, как запах соленой карамели в коридоре возле хогвартской кухни, как зеленоватый свет в их комнате отдыха, и, самое главное, как общая вера в то, что на Слизерине поголовно учатся убийцы и выскочки, которым нет до других никакого дела.       И наверняка парень прекрасно об этом осведомлен несмотря на то, что только перевелся. Казутора был более чем уверен, что о дурной славе их факультета знает чуть ли не весь волшебный мир, ведь именно это он вбивал себе в голову, когда очередной ученик другого факультета недобро зыркал в его сторону.       Поэтому следующая секунда оказывается переломной, и Ханемия сперва думает, что просто не расслышал правильный ответ парня, в своей голове выдавая желаемое за действительное. Но стоит дать себе еще один миг, и нет, он все расслышал правильно, и незнакомец действительно ответил ему:        — Было бы здорово, если тебя это не затруднит.       Всю сонливость, которая еще минуту назад прицепилась к Казуторе словно Корнуэльская Пикси, снимает как рукой, потому что он бодро отвечает «нет, мне не сложно», а после слишком резко поднимается на ноги, тут же хватаясь за спинку сидения, чтобы не оступиться от легкого головокружения.        — Ты куда? — мимоходом спрашивает у него Коко, который так и не оторвался от изучения учебника, из-за чего, скорее всего, даже не заметил парня в желтом свитере.        — Сейчас приду, проведу новенького к миссис Саузерн.       Хаджиме же этот ответ вполне устраивает, поэтому он снисходительно кивает, точно декан их факультета, и Казутора наконец отпускает спинку сидения, подходя ближе к парню и дожидаясь, пока он первым покинет вагон.       А Казутора задумывается, не простудился ли он за все это время в вагоне, потому что когда они с незнакомцем начинают двигаться по поезду, осторожно маневрируя мимо столов и переходя к вагонам с купе, где сидели младшие курсы, Ханемия готов поклясться бородой Мерлина, что от парня как будто исходит тепло, будто он тихо пользуется чарами горячего воздуха. И пахнет от него тоже чем-то теплым и приятным со сладкими нотами. Почему-то в голову почти сразу приходит пирог с патокой, который зачастую подают на ужин в Большом зале, и который его мама любит готовить на день рождения Кейске.       И если сложить все это вместе с желтым свитером, светлыми волосами, которые вблизи выглядят мягкими и пушистыми, а наверх добавить солнечную улыбку и легкий звенящий смех, то можно было с уверенностью сказать, что перед Казуторой стоит самый типичный представитель Пуффендуя, который как будто сошел с картинки из учебника. И даже если сам парень еще не знает свой будущий факультет, Ханемия был уверен практически на сто процентов, что шляпа распределит парня именно туда.        — Прости, что? — отвлекается Казутора, возвращаясь из своих мыслей обратно в поезд. Теперь они дошли до вагонов Когтеврана, и неспешно двигались вперед.        — Можно кое-что спросить? — интересуется парень, слегка оборачиваясь назад, чтобы словить взгляд Казуторы. И где-то глубоко проскальзывает мысль о том, что они идут в абсолютно странном порядке. Потому что Ханемия сам вызвался добровольцем-экскурсоводом, а по итогу со стороны все выглядит так, как будто дорогу показывает именно парень в желтом свитере.        — Конечно, — Ханемия пытается растянуть губы в подобие дружелюбной улыбке, на самом деле не имея ни малейшего понятия, как именно он выглядит со стороны.        — Почему твой друг был третьим, кто сказал, что я имею какое-то отношение к Пуффендую?       Ханемия же от этого вопроса чуть не спотыкается, вовремя придерживаясь за дверной проем, чтобы стабилизироваться. Сейчас они шли в вагоне когтевранских четырехкурсников, и это было весьма на руку, потому что все купе по правую сторону были плотно закрыты, из-за чего не приходилось игнорировать непонятливые и слегка злые взгляды в свой адрес.       Поэтому Казутора старался концентрироваться на чем-то другом, например на том, что вагоны у Когтеврана были выполнены более искусно и выглядели в разы светлее и приятнее вагонов Слизерина. И даже такая мелочь, как дурацкие сиденья, у Когтеврана были красивыми — на вид мягкие пуфики со слегка прогнутыми спинками были обтянуты глубоко-синим тартаном, а напротив пуфиков были расположены столики бронзового цвета, хотя выглядели они настолько утонченно, что на мгновение можно было подумать, что они действительно полностью отлиты из бронзы.       Но начать очередной забег самобичевания Казутора себе не позволил, переводя взгляд от небольших изображений орла, и снова фокусируясь на светлой макушке перед собой. И теперь эта самая светлая макушка, а в придачу симпатичное лицо и яркие глаза с нескрываемым интересом внутри ждали от него ответа на абсолютно простой, но при этом непосильно сложный вопрос. Потому что в голове Казуторы вовсе не укладывалось то, что парень действительно не понимает, почему его приняли за пуффендуйца.        — Ты ведь знаешь про нашу систему факультетов? — на всякий случай решает уточнить Казутора и, как оказывается, попадает в самую точку. Потому что парень слегка застенчиво улыбается, а после давит едва различимое «если честно, то не особо», вот только Ханемии этот ответ никак не играет на руку.       И если бы Казутору попросили описать свои мысли и эмоции в данный момент, то он, скорее всего, привел бы пример магловского психологического исследования, о котором он слышал от отца:       Представьте, что вы встречаетесь с человеком, который всю жизнь прожил при неизменной средней температуре. Он ни разу не чувствовал холода или жары, и вас просят объяснить ему каково это. И именно в этот момент выясняется, что это сделать практически невозможно, потому что сложно объяснить, как изменение температуры оказывает влияние на человеческий организм. И даже если постараться описать все симптомы, например, холода, такие как пощипывание кожи, покраснение кончика носа и ушей, пар изо рта, тот самый человек, которому вы должны это объяснить, все равно не поймет каково это, просто потому что он никогда это не испытывал на самом себе.       Да, прямо сейчас, все еще облокачиваясь о дверной проем, Казутора чувствовал именно это — полную беспомощность и страх опозориться перед парнем, который мысленно не проклинал его за цвет формы или эмблемы на значке.       Каждый ребенок в Англии, который вырос в волшебной семье, чуть ли не с пеленок знал все об этой системе и о том, как именно учеников определяют на тот или иной факультет.       Еще в детстве, до того, как Казуторе исполнилось одиннадцать лет, они с Баджи часто играли в распределение. Распределяющей шляпой служила старая флоппи их бабушки, и поля у нее были настолько громадными, что закрывали практически весь обзор, но это их вовсе не беспокоило. Чаще всего в роли ученика выступал Баджи. Он забирался на табурет с длинными ножками, который их мама специально увеличивала в размере, чтобы все выглядело как можно более достоверно, а Казутора отыгрывал сразу две роли одновременно — роль профессора, который надевал шляпу на голову брата, и голос самой шляпы. Для этого Ханемия старался сделать свой голос низким и скрипучим, основываясь на рассказах родителей о том, как именно проходило распределение в их времена.       С каждой новой игрой факультет менялся, и Казутора до сих пор слишком хорошо помнил, как они с Баджи почти никогда не распределяли друг друга на Слизерин, словно делая вид, что четвертого факультета не существует. И все же в те моменты, когда кто-то из них решался сказать это страшное слово на «С», другой обязательно обижался, тут же прекращая игру и чуть ли не плача (однажды Баджи и правда заплакал, когда Казутора сказал, что сегодня шляпа распределила его на Слизерин и свое решение она менять не собирается).       И это было только верхушкой айсберга, потому что помимо детских игр факультеты Хогвартса были чем-то вроде увлечений. В комнате Казуторы стояли сборники историй о знаменитых гриффиндорцах и когтевранцах, любимой игрушкой Баджи был барсук желто-черной раскраски, а старая школьная форма родителей и вовсе считалась самой важной частью их дома, потому что Ханемия с братом часами могли примерять потертые мантии и длинные шарфы, обматываясь ими на подобие мумий.       Вот только незнакомец в желтом свитере не знал даже крохотной части всего этого. И наверняка не догадывался о том, какую важную роль играли факультеты в жизни каждого волшебника. Потому что как бы это не отрицалось, но все прекрасно знали, что у выходцев из Когтеврана и Гриффиндора было гораздо больше шансов получить престижные должности в министерстве; выпускники Пуффендуя зачастую становились врачами или же открывали лавку с зельями, а бывшие ученики Слизерина в основном начинали собственный бизнес, который приносил им баснословные деньги и дарил возможность не работать всю оставшуюся жизнь.       Но во Франции и Шармабатоне жизнь текла своим чередом. Люди не заботились о том, на какой факультет попадет их ребенок, а ученики даже близко не сталкивались с такими проблемами, с каким Казутора сталкивался уже шесть лет свой жизни. И как раз недостаток похожего опыта ставил Казутору в тупик в данный момент. Ведь даже если Ханемия изложит всю историю Хогвартса, не упуская из виду ни одной подробности, то парень все равно навряд ли бы смог понять всю важность процесса распределения. Поэтому Ханемия начинает нервно ковырять заусенец на большом пальце, про себя думая о том, что стоит посвятить незнакомца в аспекты, а все остальное он схватит на лету.        — Всего факультетов четыре, — начинает разъяснять Казутора, немного кривясь от того, что сейчас он звучит в точности как профессор Вектор шесть лет назад, когда сам Казутора только поступил на первый курс. — Пуффендуй, Когтевран, Гриффиндор и… — Ханемии не удается скрыть тяжелый вздох, — и Слизерин. У каждого факультета есть свой символ в виде зверя…        — О, а об этом я слышал. Кажется, у Слизерина змея, да? — перебивает его незнакомец, и от одного этого вопроса Казутора уже готов был зарыться головой в песок. Потому что даже этот парень, который не имел ни малейшего представления о система разделения в Хогвартсе, заранее знал самый ужасный символ самого ужасного факультета.        — Да. У Пуффендуя это барсук, у Когтеврана — орел, а у Гриффиндора…        — Лев, — снова перебивает его блондин и слегка кивает сам себе. — Я видел их герб в учебнике истории на третьем курсе, почему-то там был только он, о других факультетах и речи не шло. Но как по мне, так он выглядел несуразно, да и я не особо люблю красный цвет, — и сразу после этой фразы парень слегка морщит свой острый нос, что вызывает у Казуторы улыбку. Потому что встретить человека, который не питал обожания к Гриффиндору, было довольно сложно, особенно если все это происходило в Хогвартс-экспрессе.        — И помимо символов у каждого факультета есть свои цвета. У Гриффиндора это красный и золотистый, у Когтеврана — синий и бронзовый, у на… у Слизерина, — быстро поправляет себя Казутора, надеясь, что парень не услышал этой заминки. Отчего-то совсем не хочется рассказывать на каком факультете учится он сам. — Зеленый и серебристый. А у Пуффендуя желтый и черный.       И теперь настает очередь незнакомца слегка замедлить шаг. Казутора с интересом наблюдает, как парень оглядывает себя с ног до головы, проделывая этот ритуал дважды, а затем в тихом проходе возле когтевранских купе снова раздается самый красивый смех, который словно по волшебству вызывает на лице Ханемии мягкую улыбку. Парень перед ним счастливо хохочет, вновь оглядывая свою одежду, после разворачиваясь к Казуторе полностью, улыбаясь.        — Нужно было выбрать свитер нейтрального цвета, да? — решает уточнить он, на что Казутора усмехается, слабо кивая головой. — А мама говорила надеть фиолетовый, нужно было слушать ее.        — Но желтый тебе очень к лицу, — не думая выдает Казутора, практически сразу жалея о своих словах. И лучше бы его прямо сейчас задушили дьявольские силки, потому что видеть румянец на щеках блондина отчего-то было приятно, а еще приятнее было осознавать, что именно он является катализатором его появления.        — Спасибо, — смущенно выдавливает из себя парень, сразу после встряхивая копной светлых волос и разворачиваясь на пятках, чтобы продолжать движение вперед, а Казуторе ничего не остается, кроме как последовать вперед.        — Но вообще дело не только в одежде, — продолжает объяснять Казутора, как будто стараясь разрядить слегка неловкую обстановку. — Не прими за грубость, но ты выглядишь как типичный пуффендуец.        — Это хорошо или плохо? — вновь слегка поворачивая голову назад решает уточнить парень.        — Хорошо, конечно. Нет ничего плохого в том, что кто-то выглядит как типичный представитель какого-то факультета.       «Если, конечно, это не Слизерин» — думает Казутора про себя, но вслух не произносит.        — Раз хорошо, то так и быть, поверю тебе на слово, — в ответ кидает незнакомец, а после оборачивается специально, просто чтобы улыбнуться, и в этот раз настает очередь Казуторы заходиться румянцем и прятать взгляд.       За время их разговора они успели преодолеть все вагоны Когтеврана, наконец перебираясь к началу поезда и вагонам Гриффиндора, а Казутору внезапно ударяет осознание того, что им по дороге в любом случае встретится Баджи. И избежать его не получится никак, потому что гриффиндорцы почти никогда не закрывали двери в своих купе, а даже если и делали это по большим праздникам, только в их глупых вагонах в дверях купе были большие отверстия со стеклами, через которые можно было наблюдать все, что происходило в узеньком проходе.       И как бы сильно Казуторе не хотелось провести незнакомца до конечного пункта назначения, дальнейшая перспектива встречи с Кейске, а после надоедливых вопросов от брата, которые наверняка ждали бы его этим же вечером, Ханемию вовсе не прельщали.       Поэтому когда они заходят в вагон пятикурсников, тут же попадая в гвалт перемешанный с музыкой восьмидесятых, Казутора осторожно ловит незнакомца за запястье, призывая его остановиться и обратить на себя внимание.        — Миссис Саузерн обычно сидит в вагоне с третьекурсниками, он находится через один вагон отсюда. Сможешь дойти сам?        — Что-то случилось? — тут же решает уточнить парень, и его голос вмиг сквозит неприкрытым беспокойством, но Казутора старается улыбнуться, чтобы не портить атмосферу.        — Мы скоро прибудем, а по правилам ученики должны переодеваться в форму своих факультетов, и выходить из поезда уже переодетыми. Поэтому мне нужно…        — Да, конечно, — блондин тут же понятливо кивает, расслабляя до этого слегка сведенные брови. — Большое спасибо, что проводил.        — Мне было не трудно, так что не за что, — уверяет его Ханемия и, не зная, как следует попрощаться, неловко засовывает руки в задние карманы своих джинс, при этом слегка пожимая плечами. — Ну, увидимся? — немного неуверенно бросает Казутора, и уже собирается развернуться, чтобы вернуться в свой вагон, но теперь настает очередь парня останавливать его за запястье.        — Ты мне провел целую экскурсию и даже рассказал про факультеты, я обязан отплатить тебе чем-то большим, чем простой благодарностью на словах. Ты использовал заклинание для завязывания волос? — интересуется у него парень, а Казутора внимательно следит за тем, как блондин тянется к карману своих черных брюк, выуживая аккуратную и тонкую волшебную палочку светлого цвета.        — Не я, мой друг захотел потренироваться, — со смешком пытается оправдаться Казутора, с ужасом думая о том, какой у него внешний вид в данную секунду. Почему-то у него даже не возникло мысли проверить, как он выглядел после заклинания Изаны.        — Он использовал его немного неправильно. Заклинание, на самом деле простое, состоит из двух древнегреческих слов, но многие путают, что именно нужно говорить, чтобы оно работало исправно. Твой друг, скорее всего, сказал «Синвео Маллиа», я прав?        — Да, что-то похожее, — неуверенно отвечает Казутора, стараясь припомнить как именно звучало заклинание из уст Курокавы.        — «Синвео» значит соединять, — улыбается парень, увереннее перехватывая палочку в своей руке. — А чтобы заклинание сработало правильно нужно говорить «Вэно», это как раз обозначает завязывать, — и теперь кончик чужой палочки был направлен но волосы Казуторы, а сам Ханемия с небольшим трепетом ждал, что будет дальше. — Вэно Маллиа, — все с той же легкой улыбкой произнес парень (нужно было сообщить Изане, что необязательно было выкрикивать каждое заклинание так, как будто от этого зависела его жизнь), и в следующую секунду Казутора почувствовал, как его длинные локоны аккуратно поднимаются вверх, как будто чьи-то невидимые пальцы собирают их в невысоких хвост, а после волосы, все также осторожно, закрутились в слегка небрежный пучок на его затылке, при этом две светлые пряди, которые обрамляли его лицо, остались нетронутыми. — Вот так. Сейчас хоть на самое важное свидание в своей жизни, — довольно говорит незнакомец, убирая палочку обратно в карман, пока Казутора рассматривает свое слабое и расплывчатое отражение в окне поезда, но даже так видно, что эта прическа действительно смотрится на нем хорошо, даже слишком. — Нравится? — с надеждой спрашивает блондин, как будто боясь, что Казутора захочет расплести все это прямо в эту секунду.        — Да, очень красиво. Спасибо, — и, кажется, полный круг замыкается именно здесь, потому что оба они стараются игнорировать свои пылающие щеки и смущенные улыбки, направленные друг на друга. — Мне пора, — тихо напоминает Казутора, делая маленький шаг назад, будто капитулируя.        — Конечно, — парень же выкидывает вперед руку, как будто без слов говоря «не смею тебя задерживать». — Только можно узнать, как зовут лучшего экскурсовода в Хогвартс-экспрессе?        — Казутора Ханемия, — сразу же отвечает парень, стараясь унять непонятное тепло, которое разливается в каждой клеточке его тела.        — А я Чифую Мацуно, — представляется блондин, и про себя Казутора думает, что его имя очень ему подходит, если так вообще можно говорить. — Тогда увидимся позже?        — Конечно, — с охотностью отзывается Ханемия, и делает еще два шага назад, наконец упираясь спиной в дверь. — До встречи, — и не желая смущать самого себя еще больше, Казутора быстро нажимает на ручку и ныряет в вагон с шестикурсниками, тут же быстро удаляясь в самую глубь, при этом стараясь подавить абсолютно идиотскую улыбку на своем лице.       Может, это год и правда будет отличаться от всех предыдущих.

***

       — Пропал непонятно куда, вернулся с новенькой прической, как будто побывал в цирюльне «Бэтворфи», а теперь говоришь, что это неважно? — громко возмущается Ханма, когда они рассаживаются за своим столом в Большом зале.       Шуджи звучит настолько возмущенно, что его басистый голос перекрикивает общий шум четырех факультетов, и Казутора находит это немного забавным.       Сам же Ханемия продолжает упорно молчать, отбиваясь фразами вроде «да какая разница» и «ты бы так волновался насчет экзамена по трансгрессии», потому что от расспросов у него порядком болела голова. Мысленно Ханемия себя, все же, немного корит. Ведь хватило ему ума поразмыслить о том, что от Баджи в случае чего он не сможет отмахнуться, так почему нельзя было пораскинуть мозгами на какую-то секунду больше, чтобы догадаться, что и от его собственных друзей вопросов прилетит не меньше.       Вспоминая о своем младшем брате, Казутора спешно бросает взгляд на столы Гриффиндора, находя знакомые темные вихри волос. Баджи радостно гогочет, закидывая свои длинные руки на шею рядом сидящего Майки, который хоть и хмурится, но чужие конечности от себя не убирает. Галстук Кейске завязан отвратительно, Казутора почти уверен, что Юзуха помогла ему с узлами при помощи заклинания, но Баджи наверняка ослабил их, поэтому теперь форменный галстук в красно-золотистую полоску бессмысленно болтался на его шее, прямо под двумя расстегнутыми верхними пуговицами его рубашки. Вид у его брата был совсем не праздничный и не презентабельный, и если бы их тетушка Асука увидела своего любимого, как она его называла, «Баджика» в таком виде, то ее хватил бы приступ портальной болезни, потому что она всегда радела за аккуратность во всем, особенно в школьной форме. Но к счастью для Баджи их тетушка пребывала в круизе где-то в Швейцарии, поэтому Кейске нисколько не волновал его внешний вид, а Казутора совсем не был заинтересован отыгрывать роль их мамы и отчитывать младшего за это. Если ему нравится ходить как последнему оборванцу, то это его полное право.       Сам же Ханемия быстро поспешил поправить свой собственный галстук, который ровно сидел под воротником его, как считалось, «нарядной» рубашки темно-изумрудного цвета, которую Казутора терпеть не мог, но все же надевал в первый день в Хогвартсе за ужином, как и все ребята с их факультета. На фоне остальных Слизерин всегда выделялся своим утонченным вкусом, поэтому им не нужно было повторять дважды об опрятности их одежды. И даже Ханма, который зачастую выступал ярым противником официальной одежды, предпочитая ей растянутые майки и толстовки, которые он покупал в магловских магазинах, сейчас последовал примеру Казуторы, и одернул свой зеленый свитер за края, убирая образовавшиеся складки.        — Я же тебе сказал, наш благородный Казу вызвался провести новенького до купе миссис Саузерн, — вновь начинает объяснять Ран, повторяя свои слова, кажется, десятый раз за последний час. Роль своеобразного адвоката старший Хайтани взял на себя добровольно, поэтому за все то время, которое они потратили на поездку в повозках и построению по курсам, парень пересказал все, что происходило, пока Шуджи спокойно дремал, прислонившись к окну. — Он заявился к нам в вагон, весь такой жёлтый, как будто карликовый пушистик в человеческом обличии, я сразу подумал, что какой-то пуффендуец точно сошел с ума, раз ввалился в наш вагон без приглашения, но как оказалось, он перевелся к нам из Шармбатона. Хотя ставлю два сикля на то, что сегодня наша старушка шляпа определит его именно на Пуффендуй, ему туда дорога заказана.        — Некрасиво сравнивать человека с карликовыми пушистиками, Ран, все-таки они считаются зверями-мусорщиками, — пытается поправить его Коко, но Ран как и обычно делает вид, что не слышит слова друга, продолжая рассказ.       А Казутора слишком концентрируется на последних словах Рана, перебирая их по буквам, как будто разбирая строение по кирпичикам. Тот парень, Чифую, и правда был настолько типичным пуффендуйцем, что кажется, все уже было решено наперед, и для распределения даже не нужна была их дурацкая помятая Шляпа с загнутым концом.       Чифую как будто излучал невидимые счастливые чары, которые чувствовались за километр, да даже копна его светлых волос как будто подсвечивалась изнутри, а улыбка была такой светлой, что Казуторе в лучших подробностях вспомнились уроки на первом курсе и все отличительные особенности учеников Пуффендуя, по которым они писали проверочную работу.       Но никто даже не догадывался о том, как сильно Казутора хотел ошибаться насчет всего этого. Это казалось невозможным и абсурдным, потому что Чифую точно не принадлежал Слизерину, не с этой позитивной аурой и не с этим мягким голосом и ясным взором. Когтевран? Возможно. Гриффиндор? Вполне себе да. Но Слизерин?       Казутора знал, что все это пустые надежды. Такие же пустые, как все его мечты о том, что его внезапно вызовут в кабинет директора и с прискорбием сообщат, что все это время он учился на факультете, к которому он не относится ни по одному показателю. И при таких условиях Казутора смог бы удачно снять с себя ненавистное клеймо плохого человека. Потому что никого никогда не распределяли на другой факультет из-за ошибки, поэтому и Чифую ни за что не смог попасть бы к ним, потому что это было бы самой абсурдной ситуацией за всю историю существования Хогвартса.       Сложно было даже банально представить его светлую макушку в темной и холодной комнате отдыха с болотным освещением, а о зеленой форме с эмблемой змеи можно было даже не упоминать. И все же…        — Так вот, как я и говорил. Светлый, улыбчивый, слишком сильно разит позитивом и добром, в общем идеальный тип Казуторы, — продолжает рассказывать Ран с такой уверенностью, что даже Ханемия на секунду верит в его слова, но вовремя опоминается, тут же недовольно хмуря брови.        — У меня нет идеального типа.       Это было абсолютной правдой. За все шесть лет обучения в Хогвартсе Казутора ни разу не влюблялся, поэтому идеального типа у него быть просто не могло. Хотя среди других учеников Ханемия пользовался завидной популярностью, и каждую зиму, когда в Хогвартсе работала дурацкая валентинова почта, Казутора выслушивал хотя бы семь песенок-признаний от гномов, игравших роль купидонов-почтальонов.       И как бы друзья не пытались убедить Казутору откликнуться хотя бы на одну валентинку, или ответить согласием на предложение Сенджу — ученицы Слизерина с пятого курса — сходить на свидание, Ханемия упрямо качал головой, из раза в раз повторяя «мне это неинтересно». Потому что казалось очевидным, что никто не полюбит его добровольно, особенно учитывая его факультет, а открываться кому-то только для того, чтобы потом ему разбили сердце, Казуторе не хотелось от слова совсем.       Поэтому да, идеального типа у него не было, из-за чего слова Рана сейчас звучали совсем ни к месту.        — Да брось, Казу, твой идеальный тип это кто-то, кто настолько далек от Слизерина, насколько я далек от должности начальника сектора по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов, — вливается в разговор Изана, проталкивая свои слова сквозь смех. — А ты и сам знаешь, что пуффендуйцы это наши полные противоположности.        — Но мы еще не знаем, на каком он будет факультете. И будут ли его в целом распределять. Я не слышал, чтобы раньше в Хогвартс переводились так поздно. Есть ли смысл определять его на какой-то факультет ради пары лет обучения? — продолжает стоять на своем Ханемия и хмурится еще сильнее, так, что кожу между бровей неприятно сводит, но расслаблять лицо парень не намерен. Хочется показать не только словами, но и действиями, что он категорически не согласен со всем, что слышит в данный момент времени.        — Распределят, это точно. По крайней мере для того, чтобы определить, где он будет жить, — со знающим видом отвечает на его вопрос Коко, подставляя руку под свою голову и наклоняя ее немного в сторону.        — Да и ты сам слышал, что в этом году приехали ученики по обмену. Наверняка их будут распределять сразу же после первогодок, потому что я его не вижу, значит они еще не пришли в зал, — точно подмечает Ран, и Казутора только сейчас обращает внимание, что Чифую нет ни за одним столом.        — Но в любом случае, мы не знаем, куда он попадет. Это не угадаешь, — Казутора предпринимает последнюю попытку отстоять свою точку зрения.        — Судя по рассказам Рана, вероятность, что он попадет к нам, практически нулевая, — озвучивает свои мысли Ханма, копируя позу Коко и облокачивая голову о свою ладонь, при этом мимолетно зевая. — Думаю, даже если он не попадет на Пуффендуй, то Гриффиндор будет вторым вариантом.       И даже с этим, хоть и нехотя, Казутора мысленно соглашается. Но совсем маленький огонек надежды продолжает теплиться в нем вплоть до того момента, когда двери большого зала со скрипом разлетаются в стороны, а профессор Вектор гордо вышагивает вперед, пока за ней мельтешат первокурсники и ребята постарше, среди которых Казутора тут же узнает Чифую, и отчего-то сразу хочет спрятаться под стол или выпить оборотного зелья, лишь бы Мацуно не увидел, к какому именно факультету он относится.        — Дай угадаю, тот в желтом свитере? — спрашивает Изана у Рана, стараясь перекричать гул от аплодисментов, на что Хайтани согласно кивает, криво улыбаясь. — Даже одет в цвет, ничего не скажешь.       И теперь, когда поверх желтого свитера Чифую надета мантия, он еще больше походит на ученика Пуффендуя, который каким-то странным образом затерялся среди новичков.       Однако по поведению Чифую было видно, что он здесь впервые. Потому что Казутора с неким умилением наблюдает за тем, как парень с интересом закидывает голову назад, чтобы внимательнее рассмотреть потолок с проекцией звездного неба и свечами, которые парят в воздухе, а после Мацуно отвлекается на парня, который идет рядом с ним и указывает на стену, возле которой сейчас парил Почти Безголовый Ник, приветливо махая им рукой.        — Пять сиклей на то, что он попадет в Пуффендуй, — слышит Казутора и переключает свое внимание на Изану, глаза которого затянула знакомая всем пелена азарта.        — А я поставлю семь, — деловито заявляет Ран и пытается закинуть одну ногу на другую, при этом ударяясь коленом о стол и цепляя ногу Ханмы, на что Шуджи тихо выругивается себе под нос.        — Но ты говорил два! — тут же возмущается Изана, и Коко приходится обернуться к другу и приложить палец к губам, призывая быть тише.        — Я рассмотрел его получше, тут очевидно будет только Пуффендуй, — старший Хайтани тянет губы в ленивой улыбке, словно Чеширский кот, и смакует свое превосходство.        — А вдруг Гриффиндор? — вставляет Риндо, и Коко спешит с ним согласиться, легко кивая головой.        — Он выглядит довольно бойким, все может быть, — подтверждает Хаджиме, и взгляд его наполнен холодным расчетом. Такой он у него обычно бывал на уроках Астрономии и Зельеварения.        — И как ты это определил? По походке? — усмехается Ханма, встряхивая головой, и сережка в его ухе издает тихое «дзынь», которое слышит только Казутора, потому что сидит рядом с парнем.        — Не знаю, просто мне так кажется, — просто отзывается Хаджиме, легко стукая рукой по поверхности деревянного стола. — Так и быть, два сикля на Гриффиндор.        — Судя по ставке, не особо ты уверен в своей победе, — задорно подмечает Риндо, копируя улыбку своего старшего брата. — Четыре на Гриффиндор.        — Двадцать на Пуффендуй, — последним врывается Ханма, и все парни словно по команде широко раскрывают глаза и обращают свои взоры на друга.        — Ты ставишь все свои месячные карманные? — с небольшим придыханием интересуется Изана, тут же спеша откашляться, чтобы его голос снова прорезался.        — Да тут все очевидно, и к Трелони не ходи. От Гриффиндора у него разве что любопытство, но этого недостаточно, чтобы попасть туда. А Когтевраном и уж тем более Слизерином вовсе не пахнет, поэтому да, двадцать сиклей.        — Прием ставок объявляется закрытым! — как и обычно торжественно объявляет Казутора, ударяя ребром ладони о стол, словно имитируя удар молотка по трибуне во время торгов. А после, Ханемия изо всех сил старается удержать на губах улыбку, чтобы не дать своим истинным эмоциям и переживаниям вылезти на поверхность.       Пока директор произносит свою приветственную речь, театрально раскидывая руки в стороны, из-за чего длинные рукава его расписной мантии нелепо висят в воздухе, Казутора неотрывно наблюдает за светлой макушкой в толпе новичков, при этом представляя, как через пару минут на эти светлые волосы наденут старую шляпу, которая вынесет свой очередной приговор, и их дружелюбный разговор в поезде останется их первым и последним взаимодействием, потому что куда бы Чифую не распределили, любой факультет наверняка во всех красках расскажет ему как ужасны слизеринцы и что с ними лучше дружбы не водить, иначе сделаешь себе только хуже.       Ханемия осторожно заправляет длинную прядку возле своего лица себе за ухо, так, чтобы не сбить прическу, которую Мацуно любезно ему наколдовал. И хоть Изана успокоил его тем, что прическа, созданная при помощи магии, не развалится даже при сильном ветре, Казутора все равно старался делать все аккуратно и как можно меньше трясти своей головой.        — А теперь, приступим к самой важной части сегодняшнего вечера — распределению на факультеты! — заканчивает директор, тепло улыбаясь, а после присаживается на свое место, позволяя профессору Вектор вновь встать в центре Большого зала и раскрыть большой список всех новых учеников.       Казутора же готов поклясться, что за все шесть лет, так сильно во время распределения он волновался лишь дважды. Первый раз — когда распределяли его самого, и он на дрожащих ногах поднимался по мраморным ступенькам, чтобы после присесть на стул и ожидать результата. Сейчас он уже не помнил, о чем именно думал в тот момент, когда ждал решения шляпы, но точно помнил, что на размышление ей понадобилось от силы секунд семь, прежде чем она выкрикнула «Слизерин!», а после зал оглушили аплодисменты. А Ханемия же до последнего не верил, что это правда. По спине бежали неприятные мурашки, на висках выступили капельки холодного пота, а глаза вмиг неприятно защипало из-за подступающих к ним слез. Потому что это было просто невозможно, здесь наверняка произошла какая-то нелепая ошибка, и следовало повторить все действия сначала, шляпа просто поспешила со своим решением, ей нужно было дать несколько дополнительных секунд. Но когда Казутора повернулся к профессору Вектор, чтобы сообщить ей о том, что все идет не так, как он того ожидал, женщина лишь сдержано улыбнулась ему и сказала «поздравляю», прежде чем снова уткнуться в список и громко произнести «Кен Рюгуджи!»       Той ночью Казутора тихо проплакал в свою темно-зеленую подушку, а на следующий день получил два письма. Одно было от родителей, в котором они сдержанно поздравили его с официальным началом учебы, но в словах сквозило их истинное отношение ко всему происходящему, и Казутора прекрасно знал, что они тоже недовольны его факультетом. Второе же письмо было от Баджи, где тот слегка корявым почерком написал ему о том, что это «какой-то бред» и шляпа «наверняка надышалась парами огненного виски в кабинете директора», из-за чего ошиблась со своим решением, и это было той фразой, которая выбила из Ханемии совсем легкую улыбку. Чуть ниже Баджи писал, что в следующем году, когда настанет его очередь поступать в Хогвартс, он обязательно попросит шляпу о том, чтобы она либо распределила его самого в Слизерин, либо чтобы распределила Казутору заново, но они обязаны быть на одном факультете.       И уже в следующем году Казутора вновь сидел как на иголках, когда Баджи ступал к табурету, правда делал он это куда увереннее, чем Казутора в свое время. Плечи младшего были расправлены, а длинные черные волосы, собранные в конский хвост, дружно пружинили в такт его шагам. Да и эмоции на лице Баджи не выражали ничего, кроме полной уверенности в своих действиях и самом себе в целом.       «Вот увидишь, сейчас попадет на Гриффиндор» — прошептал кто-то рядом с Казуторой, и на этих словах Ханемия вздрогнул, словно сквозь него пролетел один из призраков Хогвартса. Потому что это не могло быть правдой, они с Баджи должны были быть на одном факультете, младший сам пообещал ему это.       Но когда шляпа опустилась на макушку его брата, практически сразу выкрикивая «Гриффиндор!», казалось, что последняя ниточка надежды внутри Казуторы с треском порвалась, потому что когда Баджи радостно сбегал с трибуны, присоединяясь к своим теперь уже однокурсникам, он не бросил в сторону Казуторы ни единого взгляда, но даже тогда Ханемия не мог его винить. Будь он на месте Баджи, он бы наверняка тоже радовался тому, что шляпа определила его на факультет, который окончил их отец.        — Чифую Мацуно! — голос профессора Вектор отражается от каменных стен Большого зала, и Казутора с замиранием сердца следит за тем, как блондин медленно вышагивает по ступенькам, а после присаживается на табурет, при этом легко улыбаясь. От него разит каким-то непонятным спокойствием и легкостью, что даже Казутора слегка расслабляет свои плечи.        — Тихо! — шипит Изана, бросая быстрый грозный взгляд в сторону парней, которые перешептываются рядом с ним, тут же возвращаясь к созерцанию улыбчивого парня. И все они ждут с придыханием и нервным покалыванием где-то в затылке, но ничего не происходит. Шляпа на макушке Чифую хмурится, скукоживаясь, пока сам Мацуно не убирает с лица беззаботную улыбку. И кажется, просиди он здесь еще немного, то следующим шагом будет болтание ногами, настолько веселым он выглядел в этот момент.        — Интересно, — тихо отзывается шляпа своим скрипучим голосом, который Казутора так сильно ненавидел, но сейчас было приятно услышать и увидеть, что шляпа слегка в замешательстве. Может, все было не таким очевидным, каким казалось. Может, хотя бы одно желание Казуторы все же исполнится, если он очень сильно попросит. Ханемия спешит сильно зажмурить глаза, а после представить в своей голове ненавистную эмблему со змеей, начиная повторять про себя тихое, но до безумия твердое:       «Слизерин. Пожалуйста, пусть будет Слизерин. Определи его в Слизерин, прошу, умоляю».       Осознание того, что этот поступок до противного эгоистичный накрывает Казутору словно волна, но даже это не останавливает его от своеобразной молитвы, которую он начинает бормотать себе под нос, так, чтобы друзья не услышали.       «Слизерин, ну же, прошу. Хотя бы сейчас, сделай хотя бы одну вещь, о которой я прошу, Слизерин. Определи Чифую на Слизерин».        — И все же я думаю… — скрипуче тянет шляпа, а Казутора знает, что еще секунда, и он точно выскочит из-за стола, потому что ожидание становится невыносимым. — Да, точно, ммм… кажется… подходящим факультетом будет… Пуффендуй!        — Да! — радостно выкрикивает Ханма, ровно в тот момент, когда по залу разносятся аплодисменты, чем привлекает внимание к своей персоне. Слизеринцы, которые сидят рядом с ним, непонятливо оглядывают Шуджи с ног до головы, наверняка думая, что тот болен, пока небольшая часть пуффендуйцев оборачивается назад, вот только смотрят они на Ханму не озадаченно, а скорее рассерженно.       Чифую же, в это время, улыбаясь чуть шире, наконец слезает с табурета и проходит к столу пуффендуйцев, быстро давая пять всем, кто тянет к нему руки. А Казутора чувствует небывалое опустошение, когда смотрит на блондина за столом чужого факультета. И ведь все было известно заранее, пытается подбодрить он себя, чтобы как-то усладить горький вкус разочарования. Надеяться на то, что Мацуно распределят на их факультет было бессмысленно еще с их первой встречи в поезде, но отчего-то Казутора снова наступил на знакомые грабли, заставляя себя поверить в заранее проигрышные вещи.       «По крайней мере ваши столы рядом» — почти что пищит тоненький голосок внутри, и это то единственное, что не позволяет Ханемии разреветься прямо здесь, на виду у всей школы. Правда он не знает, что именно удерживает его от этого: тот факт, что он сможет видеть Чифую хотя бы за ужином, или то, что парень наверняка увидит его истерику, если Казутора позволит слезам скатиться по своему лицу, поэтому нужно успокоиться.        — Ты должен рассчитать выигрыш по формуле, Ханма, — доносится спокойный голос Коко, который сейчас, правда, звучит так, словно в уши Казуторы заткнута вата.        — Вот именно! — чуть ли не кричит Изана, немного привставая со своего места, из-за чего Риндо кладет свои руки ему на плечи, чтобы усадить парня на место. — Пусть Коко и рассчитает, он лучше всего разбирается во всем этом!        — Так в этом и вопрос, дружище, нет необходимости считать! Как говорили в магловском фильме «кто не рискует — тот не пьет шампанского»! А твои пять сиклей и рядом не стоят с моими двадцатью, поэтому я и победил.        — Тогда я мог бы поставить миллион галлеонов, просто чтобы обойти вас всех! — голос Изаны снова срывается, но у Ханмы это не вызывает ничего, кроме хитрой улыбки.        — Изана, дорогой, мы ведь слизеринцы. Неужели ты не писал тест на первом курсе? Качества студентов Слизерина, — деловито начинает Шуджи, выставляя в воздух вытянутый указательный палец, — хитрость, решительность, амбициозность, находчивость и… — запинается парень, тут же начиная смотреть на друзей с немым вопросом в глазах.        — Жажда власти, — подсказывает Казутора, озвучивая последний пункт из длинного списка, потому что знал все эти качества лучше, чем состав зелья для извлечения фурункулов.       Потому что Ханемии просто необходимо было знать, что такого разглядела в нем шляпа, что поместила его именно на Слизерин. И после урока, на котором они разбирали отличительные особенности каждого факультета, Казутора провел целый день в библиотеке, составляя длинный список собственных качеств, а после относя их к подходящим факультетам, но с каждым новым пунктом настроение Ханемии ухудшалось.       Ведь в его собственном списке был пункт «люблю рисовать», что можно было отнести к творчеству, а это было качеством студентов Когтеврана. Еще один пункт гласил «никогда не вру», а в списке качеств студентов Пуффендуя фигурировала «честность». И хоть для Гриффиндора качества подбирать было куда сложнее, все же Казутора гордо написал «не боюсь насекомых», что почти сразу отнес к «храбрости», тут же гордясь собой. Потому что только одним этим списком он мог бы доказать, что глупая шляпа сделала непростительную ошибку, ведь из всех качеств к Слизерину Казутора отнес всего один — «решительность», которая заключалась в не внушающем надежд «не боюсь первым говорить с продавцом в магазине», хотя изначально Ханемия очень хотел записать этот пункт в гриффиндорскую «храбрость».        — Спасибо, Казу. Но главное не это, дорогой Изана, главное — решительность! Я решился поставить все сикли, которые мне дали на месяц, это ли не решительный поступок?!        — Это идиотский поступок, — недовольно отзывается Ран, и становится понятно, что он тоже недоволен словами Ханмы.        — Идиотский, но зато какой решительный! — продолжает Шуджи, поднимая вверх свой вытянутый указательный палец, как бы придавая своим словам еще больше значимости. Он все еще довольно улыбается, а Изана, сидящий напротив него, все еще возмущается и вскидывает руки, продолжая настаивать на том, чтобы Коко по-честному высчитал какой-то там коэффициент и определил сумму выигрыша, но Казутора перестает слушать все разглагольствования друзей, когда чувствует, что на него кто-то смотрит.       Ощущение это не совсем приятное, сравнимое с тем, как когда ты стараешься списать на контрольной, но потом даже не поднимая взгляда от шпаргалки чувствуешь, что учитель заметил, чем именно ты занимаешься. Поэтому Казутора, словно провинившийся студент, резко поднимает до этого опущенную голову, и почти сразу натыкается на пару голубых ярких глаз, которые смотрят на него.       За все время, пока Ханемия размышлял про себя, на столе уже давно появились тарелки с едой, а новенькие факультетов удобнее расселись рядом со своими однокурсниками, хватаясь за столовые приборы и раскладывая еду с пролетающих мимо блюд. И теперь Чифую сидел прямо напротив него, улыбаясь своей легкой непринужденной улыбкой, от которой, стоило признать, Казуторе сделалось немного легче, и он постарался улыбнуться в ответ, хотя повода для радости у него не осталось. Из-за улыбки Казуторы, Чифую растянул губы чуть шире, а после поднял руку, махая ему, вот только Ханемия свою руку в ответ поднять не решился, вместо этого сдавлено кивая и немного сутуля плечи — так он делал в те моменты, когда не знал, как следует себя вести.       Но ситуацию вовремя спасает парень, сидящий рядом с Чифую. Волосы у него тоже светлые, правда не такие мягкие на вид, как у самого Мацуно, и Казутора сразу понимает, что это тот самый незнакомец, который до этого указывал на Почти Безголового Ника, когда они заходили в зал, значит он тоже новенький. И Чифую последний раз коротко кивает Ханемии, сразу же отвлекаясь на своего соседа, который с нескрываемым энтузиазмом указывал на тарелку с горой шариков мороженого, из центра которой выливался карамельный сироп, имитируя извержение вулкана.       Сам же Казутора без особого желания наполнил свою тарелку йоркширским пудингом с мясной подливкой, вяло ковыряя еду в тарелке.        — Ты в порядке? — тихо интересуется у него Ханма, несильно пихая в бок, а Казутора вяло кивает, ссылаясь на то, что просто устал от долгого дня богатого на события, но на деле он не был в порядке, и теперь навряд ли будет.       Потому что единственная надежда на изменения улетела от него вместе со словами глупой старой шляпы, которая выкрикнула «Пуффендуй», однако Ханемия все же корит и себя самого за свои невозможные фантазии и желания. Потому что шляпа ошиблась только с ним, и теперь никогда не ошибется вновь. А еще потому, что хорошие люди не попадают на Слизерин, как бы Казутора не хотел обратного.

***

       — И запомните, в трансгрессии есть три главных «Н»: нацеленность, настойчивость и неспешность. Примерно семьдесят процентов успеха зависит только от вашего желания и собранности, и лишь тридцать от ваших способностей и тренировок, — рассказывал низкий пухлый мужчина с седой бородой, расхаживая от одной стены Большого зала к другой, при этом сильно ступая пяткой, из-за чего стук его каблуков эхом разлетался по всему помещению.       Мысленно Казутора сравнил его походку с утиной, потому что большой живот перевешивал мужчину немного вперед, из-за чего ходил он слегка наклонившись и переваливаясь, а свои короткие и не менее пухлые руки, обтянутые коричневым твидовым пиджаком, он кое-как заложил себе за спину, сцепляя пальцы в замок, и это вполне себе походило на имитацию крыльев.        — И на кой черт я должен отдавать двенадцать галлеонов, если все зависит от моего желания, а не от этих идиотских курсов, — пробубнил себе под нос Ран, а Ханма хмыкнул в ответ, как бы соглашаясь.       В целом можно было сказать, что первый урок курса по трансгрессии закончился провалом.       Занятия проводились для всех учеников шестых и седьмых курсов, и еще в прошлом году Ран и Ханма чуть ли из штанов не выпрыгивали от радости, когда родители внесли их имена в предварительный список тех, кто будет посещать занятия. Однако сегодня их сказке пришел конец, когда зайдя в Большой зал, который специально освободили от столов для этого мероприятия, парни узнали, что для первого урока с Хогвартса даже не сняли чары, запрещающие трансгрессировать в стенах школы, хотя еще на пятом курсе теперь уже выпускники рассказывали, что директор снимал заклинание на час, чтобы все смогли тренироваться.       Министерский сотрудник департамента по магическому транспорту, мистер Двукрест, начал занятие с самого нудного вводного курса.       «Трансгрессия или аппарация — способ перемещения волшебника…» — начал мужчина своим немного писклявым голосом, и именно в этот момент Казутора понял, что сегодня без какого-либо зазрения совести можно было это занятие прогулять. Потому что от краткого экскурса в историю, их преподаватель перешел до возрастного допуска, а после — к видам трансгрессии, с особенным упоением рассказывая про парную и упоминая, что именно при ней чаще всего волшебника может ждать расщеп. И хоть никто не пытался перебить мужчину и сказать, что все это они изучали еще в прошлом году, по всем ученикам, а в особенности по Рану и Ханме, было видно, что они не уделяют даже крохотной толики внимания его словам.        — Был в прошлом году ученик, так его расщепило прямо пополам, ноги так и остались на месте, пока вторая часть туловища оказалась в обруче, — с мрачным восторгом вещал мистер Двукрест, сразу после своего правила трех «Н».        — Лучше бы потратил эти деньги на новую «Старсуипер», — продолжал сокрушаться Ран так, как будто те самые двенадцать галлеонов отдал он лично, а не его родители.        — И где бы ты ее взял, умник? Ее нету даже во «Всем для квиддича», — полушепотом спрашивает Ханма, пока мистер Двукрест приподнимает свои грузные седые брови и восторженно причитает «да-да, прямо так руку и оторвало!», вновь припоминания случай расщепа во время сдачи экзамена.        — Там же, где Изана взял веселящую воду. Его тетка смогла бы отправить ее мне, я бы просто передал ей деньги с совой или отдал бы Изане, а он бы уже как-нибудь с ней разобрался, — отзывается старший Хайтани. Он обращает свое внимание на большие часы, которые парили над головой мистера Двукреста, и сразу облегченно выдыхает. — Две минуты.       Ханемия прослеживает взгляд друга и действительно подмечает, что у мужчины было не так много времени, чтобы рассказать им очередную историю про расщеп. Мысленно Казутора уже начинает продумывать, что будет делать после того, как выйдет из Большого зала. Сначала было бы неплохо закинуть все вещи в комнату, а потом можно было бы пойти в библиотеку, чтобы наконец дописать злополучный пергамент по Алхимии, и, припоминает Ханемия, Коко вызывался помочь ему с этим, ведь сам разбирался в Алхимии на раз два, несмотря на то, что был младше Казуторы на год.        — Наше время подходит к концу, — наконец провозглашает мистер Двукрест, хлопая своими ладошами, и в следующую секунду в своих руках Казутора видит длинный тоненький буклет темно-фиолетового цвета, на котором написано «Трансгрессия — часто совершаемые ошибки и как их избежать». — Министерство позаботилось о вас в этом году и издало эти брошюры. Я прошу, чтобы к следующему занятию вы внимательно ознакомились с ними. Особенно с частью про расщеп, — и мужчина немного хихикает, почти что закипая от восторга. Казутора же делает вывод, что у Двукреста явно какой-то нездоровый интерес к этому побочному итогу трансгрессии.        — Отлично, будет куда выплюнуть «Друбблс», — тихо говорит Ран своим друзьям, на что Ханма и Казутора усмехаются. Пожалуй, это и правда было самой полезной частью сегодняшнего занятия, ведь дополнительная бумажка под рукой никогда не была лишней.       Когда мистер Двукрест громко пищит «До встречи», Казутора с друзьями уже выходит из зала, не удосуживаясь обернуться и попрощаться в ответ. Настроение у Ханемии было отвратительным на протяжении всего этого времени, но мысли о трансгрессии немного сглаживали острые углы от плохих мыслей. Однако после сегодняшнего урока все казалось хуже некуда, потому что послушать нудный бубнеж об истории и последствиях трансгрессии Казутора мог и бесплатно.        — Кретин, — выругивается Ханма, как только они поворачивают направо, двигаясь по длинному коридору в сторону своих спален. — Нужно было посчитать, сколько раз он сказал слово «расщеп», уверен не меньше, чем сто.        — Как думаете, на каком из занятий мы будем трансгрессировать? — спрашивает Ханемия, стараясь влиться в разговор, хотя на самом деле разговаривать сейчас не особо хочется. Хочется как можно скорее прийти в свою комнату и снять с себя колючий зеленый свитер, заменив его на толстовку голубого цвета, а после найти Коко и отправиться в библиотеку, чтобы поскорее покончить с домашним заданием.        — Боюсь, что вопрос нужно ставить не так, Казу. Я уже не уверен, что мы в целом будем практиковаться, — без какого-либо восторга отвечает ему Ран, которого вся эта ситуация выводила сильнее, чем всех остальных. Весь прошлый год он то и дело упоминал, как сильно хочет отработать трансгрессию до безупречности, а после пробовать трансгрессировать с метлой в воздухе. И хоть по правилам квиддича трансгрессия во время игры была запрещена, для дружеских или домашних игр это правило зачастую не распространялось, поэтому с этими умениями Ран бы на один шаг превосходил Риндо. — Ладно, будем смотреть, как все сложится дальше. Может нам на голову свалится пузырек жидкой удачи, и этого Двукреста заменят на кого-нибудь покомпетентнее.        — Ты же знаешь, что жидкая удача работает по другому принципу? — с хитрой улыбкой интересуется Казутора, но Ран лишь фыркает в его сторону.        — Не важно, все равно в ближайшее время нам ее не видать, — отвечает старший Хайтани, а после складывает буклет, который им выдали, пополам, засовывая его в карман. — Мне пора, Риндо уже ждет меня на поле. И я напоминаю, что в следующий раз вы обещали прийти, — Ран выставляет вперед указательный палец, указывая им на Ханму и Казутору, как будто стараясь произвести на них какой-то дополнительный эффект.        — Что, не сможешь отбить бладжер без своих любимых друзей на трибуне? — приторно тянет Ханма, тут же получая толчок в плечо от Рана.        — Нет, идиот, на следующей неделе мы тренируемся с Гриффиндором, и я не хочу лицезреть сюсюканья Изаны и Какучо в одиночку.       И теперь Ханма не пытается подшутить, наоборот, он понятливо хмыкает, улыбаясь.        — До встречи, — бросает Ран напоследок, и заворачивает в каменную арку, проходя мимо студентов, которые растянулись на зеленой траве, разбирая задания по учебе.        — Ты закончил пергамент по Алхимии? — интересуется Казутора, мысленно прикидывая, как можно будет уговорить Ханму пойти в библиотеку вместе, если выяснится, что друг еще не закончил работу.        — За кого ты меня принимаешь, конечно нет! — Шуджи лыбится еще шире из-за своей шутки. — Мне попался священный брак, я взял пергамент и написал тему в верхнем углу. Собственно это вся работа, которая у меня проделана, — объясняет Ханма, и по одному его виду можно сказать, что он чертовски гордится собой.       И нет, друзья Казуторы не были глупыми или ленивыми, просто они привыкли делать всю работу в последний момент, и все же делали они ее хорошо. За все время обучения Казуторы их факультет трижды забирал кубок школы в конце года, конкурируя с Когтевраном, и по прогнозам их декана, в этом году кубок снова должен был отойти к ним, потому что у Слизерина были лучшие показатели по успеваемости и спорту. И на фоне этого Риндо и Изана снова попытались продвинуть Ханемии идею того, что не так уж на их факультете плохо.       «Вот видишь, Кейске на своем Гриффиндоре кубком школы похвастаться не может» — заладили парни несколько дней назад, но Казутора успешно проигнорировал их слова. Даже если факультет его младшего брата не выигрывал кубок школы, который, по сути, ничего не значил, к гриффиндорцам все равно относились с добротой и нескрываемым уважением, чего нельзя было сказать о Слизерине и его учениках.        — Мне выпала первоматерия, — решает поделиться Казутора, слегка кривясь от этого слова. Алхимия ему не понравилась еще на пятом курсе.        — У тебя легче! — тут же пытается возразить Ханма, однако Казутора на его слова лишь давит уставшую улыбку.        — Коко сказал, что у нас двоих темы элементарнее некуда, а мы просто болваны, которые не разбираемся в этом предмете.        — Это просто Коко слишком умный, а мы на его фоне выглядим тупыми, — оправдывается Шуджи, немного хмуря брови и засовывая руки в карманы своих штанов. — А почему ты спросил? — тут же резко интересуется парень, как будто только сейчас вспоминая нить их диалога.        — Пергамент нужно сдавать послезавтра, а завтра у нас Зельеварение и Астрономия. Сам знаешь, профессор Вектор и профессор Кетллберн нас без заданий не отпустят, поэтому на Алхимию не остается времени. Я попросил Коко, и он вроде как согласился помочь с нашими пергаментами, так что…        — Я люблю тебя, Казутора! — даже не дослушивает Ханма, и резко загребает Ханемию в свою охапку, сдавливая парня в сильных объятиях. — Я думал, что придется Хаджиме чем-нибудь подкупить, уже собирался наобещать ему пакет конфет из «Сладкого королевства», но ты спас мой кошелек.        — Можно подумать, что ты бы обеднел, — усмехается Казутора, стараясь выпутаться из объятий друга и поправить одежду. Мимоходом Ханемия замечает, что двое учеников Гриффиндора с презрением смотрят в их сторону, поэтому немного ускоряет шаг, надеясь, что Ханма этого не заметит.        — Если бы мы посчитали выигрыш так, как предлагал я, то я бы всех угостил сливочным пивом, даю слово! — Шуджи кладет руку на сердце, чтобы придать своим словам больший вес.        — Но вы поделили деньги по-честному.        — Да какое там по-честному! Если бы было по-честному, то я бы получил тридцать восемь сиклей! — продолжает Ханма, разворачиваясь к Казуторе лицом и продолжая свой путь по коридору спиной вперед.        — Нельзя просто сложить ставки остальных и присвоить их себе, — усмехается Казутора, неверяще качая головой. Хотя разглагольствования Шуджи о споре полуторамесячной давности неплохо поднимали настроение, потому что даже спустя такой промежуток времени только Ханма продолжал вспоминать тот глупый спор на Чифую и говорить, что его обокрали.        — А кто сказал? Коко с его идиотскими магловскими расчетами?!        — Но расчет был справедливым, — пытается убедить друга Казутора, про себя отмечая, как ловко Ханма продолжает идти спиной вперед, не врезаясь и не спотыкаясь на слегка волнистом плиточном полу.        — Да Гоблины в Гринготтсе впали бы в волшебную кому, если бы увидели те цифры, которые Коко написал на листке! Говорю тебе, Казу, все эти магловские нововведения до добра не доведут, вот увидишь. Отец говорил, что галлеоны хотят сравнивать с магловскими деньгами и рассчитывать по какому-то там курсу. Такими темпами «Старсуипер», о которой так мечтает Ран, будет стоить не пятнадцать галлеонов, а каких-нибудь тридцать! И еще пять сиклей в придачу, грабеж! — возмущенно выкрикивает Шуджи на весь коридор, привлекая к себе внимание, и Казутора уже хочет протянуть руку вперед, чтобы немного осадить друга, но сегодняшний день вмиг становится еще хуже, когда Ханма, который до этого слишком искусно шагал спиной вперед, теперь налетает на какого-то ученика, тут же шмякаясь задницей о каменный пол и испуская болезненный стон.        — Вот черт, прости, — тут же начинает бормотать Казутора, вот только эти слова он преподносит не своему пострадавшему товарищу, а парню, который едва ли не полетел на каменный пол следом, Ханемия думает, что ему чудом удалось устоять на ногах. — Ты в порядке?        — Нет, Казу, кажется я умираю! — кряхтит Ханма, и Казутора кидает на друга быстрый взгляд, сразу же понимая, что тот как и обычно слишком драматизирует. Сейчас Шуджи распластался звездочкой на каменном полу, и если честно, у Ханемии не было никаких моральных сил на то, чтобы справиться с заносчивой задницей Ханмы в этот момент.        — Прости, мой друг не видел, куда шел. С тобой все хорошо? — Казутора продолжает обеспокоенно бормотать извинения в перемешку с объяснениями того, как произошла эта чертовски неловкая ситуация, пока парень наконец не смотрит на него, и все слова мигом выветриваются из головы Казуторы. Потому что эти голубые глаза он узнал бы еще издалека, если бы обратил внимание, светлые прядки, которые спадают парню на лоб тоже до ужаса знакомые, а приятный запах соленой карамели и вовсе словно по волшебству окутывает Казутору в уютный теплый кокон, из которого совершенно не хочется выходить.       И Чифую тоже осознает, кто именно так слезно выпрашивал у него прощения. Потому что он сразу же тянет губы в улыбке, а после накрывает руку Казуторы на своем плече своей теплой ладонью, подбадривающе сжимая.        — Привет, — радостно выдыхает Мацуно, и слегка протягивает руки вперед, как будто хочет притянуть Казутору в свои объятия, но Ханемия делает едва заметный шажок назад, не позволяя этому случиться. Просто находиться рядом с Чифую уже кажется чем-то невыносимым, а если Мацуно его обнимет, то Ханемии окончательно и бесповоротно наступит конец, и эти самые гипотетические объятия станут его персональной Авада Кедаврой, вот только мальчиком, который выжил, Казутора явно не станет.        — Ты не ушибся, все нормально? — вместо ответного приветствия продолжает гнуть свою палку Казутора, быстро пробегаясь взглядом по чужому лицу и туловищу, словно ожидая увидеть там огромную зияющую дыру от примененного заклинания, хотя на деле столкновение не было таким уж серьезным.        — Я в порядке, не волнуйся. Кажется, твоему другу досталось куда сильнее, — подмечает Мацуно, опуская свой взгляд на Ханму, который продолжает лежать на полу, но теперь уже не вопит о том, что ему срочно нужно в больничное крыло. Вместо этого Казутора с ужасом замечает хитрый взгляд на лице Шуджи, и он слишком хорошо знает, что с таким взглядом от Ханмы можно ждать только беды.       Ведь именно с таким взглядом его друг кричал Сенджу о том, что Казутора с удовольствием сходил бы с ней на свидание, он просто стесняется. И именно с этим немного сумасшедшим огоньком в глазах Ханма писал ответы на валентинки от имени Казуторы, пока сам Ханемия с боем пытался отобрать у него перо, применяя их излюбленное «Левикорпус», однако даже вися вверх тормашками Шуджи продолжал карябать ответ на пергаменте, радостно посмеиваясь.        — Ничего страшного, он переживет, — со смешком отмахивается Казутора, при этом замечая, как все возмущение, которое бурлило в Ханме секунду назад, снова возвращается на место.        — Переживу?! — восклицает Шуджи, и уже хочет выкрикнуть что-то следом, но Казутора вовремя подает ему руку, за которую Ханма хватается словно за вспомогательный трос, поднимаясь на ноги. До этого чистые штаны и мантия друга теперь были покрыты крошками и пылью с пола, поэтому Казутора быстро хватается за свою палочку, говоря тихое «Экскуро», очищая одежду парня. — Ладно, может быть и переживу, спасибо, — говорит ему Ханма, больше не выкрикивая слова на весь коридор, и, что очень важно для Казуторы, безумный азартный огонек из глаз Шуджи тоже пропадает, поэтому теперь можно спокойно выдохнуть. — Я не сильно тебя задел? — все же интересуется Ханма, тоже начиная осматривать пуффендуйца напротив с ног до головы, но Чифую вновь отрицательно качает головой.        — Все хорошо, правда, — улыбается Мацуно, в следующую же секунду снова переводя свой взгляд на Казутору, из-за чего тот смущается. — Я не видел тебя уже около недели, хотя Баджи говорил, что ты обычно заходишь в их комнату отдыха. У тебя все хорошо?       И… да, может быть Казутора очень постарался над тем, чтобы запихнуть все события, которые произошли за полтора месяца, в самый дальний ящик своей памяти. А после этот ящик был заперт на ключ и окалдован заклятием «Коллопортус», чтобы никто не смог его открыть.       Помимо нудных предметов, бесед с преподавателями о выборе карьеры, и гор домашнего задания, Казутора мог сказать, что у него появился новый друг. Потому что после того праздничного ужина в Большом зале и распределения учеников по факультетам Чифую не исчез из его жизни, как Казутора того ожидал. Уже на следующий день Мацуно радостно кричал «Казутора-кун», пробегая мимо толпы учеников, чтобы нагнать Ханемию по пути в класс Зельеварения. И именно тогда Казутора узнал, что Чифую младше его на год, а еще то, что Мацуно был расстроен тем, что они не попали на один факультет.       «Нужно было спросить у тебя еще в поезде, на каком факультете учишься ты. Тогда можно было бы попросить шляпу, чтобы она распределила меня к тебе» — с разочарованием распинался Чифую, а Казутора изо всех сил сдерживался, чтобы не сказать парню о том, что он тот еще счастливчик. Ведь на факультет Слизерина добровольно хотели попасть только единицы, остальные же либо просто принимали тот факт, что они числятся в условном списке «плохих людей», или же учились с этим жить и со временем привыкали. Пожалуй, кроме Казуторы, он не смог привыкнуть к этом даже спустя шесть лет.       В тот день Чифую проводил Казутору до самого класса, а после сказал, что им нужно снова встретиться, и Ханемия без колебаний согласился. Находиться в компании Чифую было до необъяснимого приятно, поэтому отказываться от такой роскоши Ханемия совсем не желал.       Но уже к вечеру Казутора готов был проклянать все, на чем стоит Хогвартс и держится весь магический мир, потому что, как Ханемия того и боялся, Кейске ворвался в его школьную жизнь совсем невовремя и абсолютно внезапно, когда настиг Казутору и Чифую в библиотеке, тут же перетягивая все одеяло внимания на свою сторону.       А рядом со своим общительным, подвижным и уверенным младшим братом у Казуторы не было ни единого шанса. И спустя несколько минут, за которые Баджи успел познакомиться с Чифую и в подробностях рассказать, почему у них с Казуторой разные фамилии, не смотря на то, что они родные братья (у меня фамилия папы, а у Казуторы мамина), Баджи уже весело вышагивал с Чифую по книжным рядам, оставляя Казутору позади.       Однако самым страшным и сильным ударом оказалось признание брата, которое он сделал в конце сентября. За это время Чифую полноценно влился в компанию Кейске и его гриффиндорских друзей, притаскивая с собой еще одного новенького — Такемичи, того самого второго блондина, которого Казутора заприметил на праздничном ужине. И стоило сказать, что Такемичи явно разбирался в факультетах Хогвартса гораздо лучше, чем сам Мацуно, потому что к Казуторе он относился холодно, а порой и вовсе щетинился на какие-то его слова.       Но Чифую не поменялся даже на маленький процент, и Казутора был ему за это очень благодарен. Потому что Мацуно неизменно ярко улыбался каждый раз, когда встречал Казутору в коридорах; часто именно он подвигался на диване в комнате отдыха Гриффиндора, где они стали собираться чуть ли не каждый вечер, чтобы Казуторе тоже нашлось место, куда можно было присесть. И все же каждый день Ханемия проводил как на иголках, до смешного сильно боясь, что в один прекрасный день Чифую наконец расскажут всю поднаготную Слизерина, и его глаза не будут блестеть так же ярко, когда он будет видеть серебристо-зеленую форму в поле своего зрения.       И все же это было второй по значимости проблемой в списке Казуторы, первой все еще оставался Баджи. В тот день родители прислали им сову, передавая небольшой мешок с теплыми носками и большой коробкой различных сладостей, которую Казутора с братом поделили ровно поровну, а после, перед ужином, они сидели на берегу Черного озера, деля между собой небольшую пачку «Берти Боттс», и Казуторе чертовски не везло, потому что за все время ему попались леденцы со вкусами фермерской грязи, рассады и цветной капусты, в то время как Кейске довольно съел две попавшихся конфеты со вкусом шоколада, и еще две со вкусом персика. Но конфеты быстро перестали волновать Казутору в тот момент, когда Баджи, немного смущенно и тихо сказал ему:       «Мне, кажется, нравится Чифую. Очень сильно», — а после поспешил занять себя чем-нибудь, лишь бы не сидеть на месте. Вскочив с песка и отряхнув свою одежду, Кейске поспешил набрать горстку небольших плоских камней и, подступая к самой кромке воды, начал пускать водные блинчики, пока Казутора раз за разом прокручивал слова брата в своей голове, стараясь до конца принять их смысл.       За все время, что они проучились бок о бок, Кейске никогда не заговаривал с ним о своих симпатиях, несмотря на то, что еще на третьем курсе Баджи недолго провстречался с сестрой Майки Эммой, но об этом Казутора узнал не от самого Кейске, а от ошарашенного Изаны, который ввалился в их комнату отдыха и, пытаясь отдышаться, во всех красках рассказал, как младший брат Казуторы и младшая сестра Манджиро Сано только что обжимались около входа в общую комнату Гриффиндора. Но тогда их отношения продлились недолго, и когда Казутора все же решил поинтересоваться у Баджи о том, почему он ничего ему об этом не рассказал, Кейске резко ощетинился, раздраженно выплевывая что-то вроде «а тебе какое дело? Ты хуже, чем наша мама», и после этого в личную жизнь брата Ханемия не лез никогда.       Поэтому в ту секунду Казутора слишком хорошо понимал, что дело это серьезное, раз Кейске сказал ему об этом сам. Вот только…       Речь ведь шла о Чифую. О том самом Чифую, который, помимо друзей Казуторы, видел в самом Ханемии человека, а не ученика Слизерина, который обязательно знаменовался с хаосом. И хоть у них с Баджи никогда не возникало вопросов о том, кто старше, лучше или первее, Казутора чувствовал, что прямо сейчас он готов впервые побыть ребенком и начать делить все по-детскому честно. Потому что с Чифую он познакомился первым, и если бы их знакомства в поезде не случилось, то и Баджи наверняка продолжал бы жить свою обычную волшебную жизнь, не имея представления о том, какой Чифую хороший и заботливый.       И если быть до конца честным, то Казутора скорее был расстроен признанием брата, нежели рад. Потому что за всю свою жизнь Ханемия слишком часто жертвовал всем во благо младшего брата. Большую часть пакостей, которую Баджи творил либо по незнанию, либо, в редких случаях, специально, Казутора брал на себя, принимая наказания от родителей, ведь он же был старшим. А после, когда они становились старше, пакости Кейске сменились какими-то желаниями, которые Казутора старался выполнять так, словно от этого зависела его жизнь. Если Баджи нравилась фигурка в коллекции Казуторы, то уже на следующий день она стояла на полке Кейске. Если им двоим покупали одинаковые леденцы, и Баджи съедал свой первее, Ханемия всегда отдавал ему и свой тоже, потому что Кейске всегда было мало одного. Все это казалось правильным, и Казутора никогда не жалел о своих поступках, и уж точно никогда не сердился на брата за его «хотелки». Кейске для Казуторы был гораздо ближе родителей, поэтому радовать брата было почти что главной целью в жизни Ханемии.       Однако сейчас, когда они были на пороге совершеннолетия, желания Баджи достигали слишком высокого пика, из-за чего выполнять его «хотелки» становилось все труднее. И если бы вопрос стоял в чем-нибудь материальном, например в новой толстовке или же новой модели метлы для Квиддича, то Казутора наверняка бы придумал план, при помощи которого мечты Кейске воплотились бы в жизнь. Но когда речь шла про живого человека, а именно про Чифую, Казутора банально даже не думал о каком-то там плане. Отдавать Мацуно кому-то просто по-эгоистичному не хотелось, и объяснений для этого Ханемия найти не мог.       Чифую не нравился ему в романтическом плане, Казутора был в этом почти уверен, и все же каждый раз, когда они с Мацуно шли по коридорам или когда Чифую поджидал его возле общей комнаты Слизерина (Коко тогда пошутил, что это первый человек в истории Пуффендуя, который спускался к ним в подземелье добровольно), внутри Казуторы будто все замирало, словно кто-то рядом прошептал заклинание, замораживающее время, и Ханемия до клишированно-глупо забывал, как правильно функционировать в присутствии Чифую, однако то и дело скидывал это на то, что он не привык общаться с кем-то помимо своих друзей на Слизерине. Но даже при отсутствии романтических чувств, Мацуно стал слишком неотъемлемой частью его школьной жизни, терять которую Казутора не хотел, даже в угоду брату.       «Ты меня слышал?» — решил переспросить Баджи, потому что Казутора все еще не сказал ничего на его слова, вот только Ханемия не был уверен, чего именно от него ждал Кейске.       «И что ты хочешь, чтобы я тебе ответил?» — собственный голос в тот момент звучал словно чужой, потому что за всю жизнь Казутора никогда не обращался к своему брату так холодно и отрешенно.       «Не знаю. Может стоит ему как-то намекнуть, что ты думаешь?» — все также смущенно спросил у него Кейске, на секунду наклоняясь, чтобы зачерпнуть новую горстку камней. Предыдущая полностью была израсходована на первую порцию водяных блинчиков.       «Может стоит» — все еще отрешенно ответил Казутора, а после слишком резко поднялся на ноги, поднимая свою куртку, которую он заколдовал в плед, чтобы сидеть на берегу было теплее. «Я замерз, пойду обратно» — пробубнил Ханемия, даже не удосужившись поднять свой взгляд на Кейске. Быстро развернувшись, Казутора направился к замку, но голос брата заставил его остановиться.       «Казутора!» — окликнул парень, дожидаясь, пока Ханемия обернется к нему. «Ты хотя бы рад?»       И если бы речь шла о ком-то другом, то Казутора наверняка твердо кивнул бы головой. Если бы только Баджи сказал о том, что он влюбился в Мицую с Когтеврана или же Хину с Пуффендуя, то Ханемия похлопал бы его по плечу, как делают старшие братья, а после дал бы дельный совет, хотя в отношениях Казутора понимал немного. Кажется, что сейчас на роль любовного интереса Кейске подошел бы даже Ран, который был не самым лучшим вариантом при выборе будущего партнера, но судьба будто бы снова ставила Ханемии подлую подножку, проверяя, упадет ли он от этого события в жизни или же продолжит жить с очередным разочарованием в своем существовании.       «Не знаю, наверное» — мрачно отозвался Ханемия, а после ускорил шаг, чтобы у Кейске не было шанса окликнуть его еще раз.       И именно с того дня Казутора старался избегать Кейске, а вместе с ним и Чифую, потому что Баджи приклеился к бедному пуффендуйцу так сильно, что можно было подумать, что кто-то применил заклинание «Эпоксимис». Где бы Чифую не находился, Кейске всегда был неподалеку, и как бы Казуторе не хотелось подойти к блондину, чтобы сказать банальное «привет», сталкиваться со своим младшим братом ему не хотелось гораздо в большей степени, поэтому приходилось идти на жертвы.       И теперь стоять с Чифую так близко и видеть небольшую толику грусти и разочарования в его ясных глазах казалось чем-то невыносимым, из-за чего Ханемия серьезно готов был пересмотреть свои приоритеты и жертвы, чтобы видеть этот грустный взгляд Мацуно как можно реже.        — У нас начались курсы по трансгрессии, мы готовились к ним все это время, — ловко выкручивается из ситуации Казутора, и, стоит отметить, практически не врет, потому что последние дни действительно были довольно загруженными.        — Но как оказалось зря старались, — подхватывает Ханма, видя в этом разговоре прекрасную возможность продолжить свои прерванные возмущения. — Если захочешь спустить двенадцать галлеонов в унитаз, обязательно запишись на эти курсы в следующем году, лучший способ безрассудно потратить немаленькую сумму.       От слов Ханмы взгляд Чифую снова проясняется, а Казутора снова наслаждается короткой секундой, во время которой слышит смех пуффендуйца.        — У меня уже есть разрешение на трансгрессию, в Шармбатоне экзамен можно сдать раньше, чем в Хогвартсе, — объясняет Мацуно, на что Ханма и Казутора удивленно распахивают глаза.        — И ты молчал? — с восхищением и шоком спрашивает у него Ханма, на что Чифую лишь легко пожимает плечами.        — Не было повода похвастаться. Но толку от него все равно не много, до совершеннолетия мне можно трансгрессировать только пять раз за год, и то только в экстренных случаях.        — Все равно это здорово, Чифую. Считай, что ты уже более умелый волшебник, чем мы двое, — мягко отзывается Казутора, и при этом знает наверняка, что он никогда ни с кем не использовал такой тон и такие лестные слова. А Ханма, кажется, тоже замечает эти изменения, потому что уголок его губ опасно ползет вверх, и у Казуторы есть ровно три секунды, чтобы заполнить тишину своим голосом, прежде чем Шуджи сможет сказать что-нибудь глупое и опозорить его. — Экзамен был сложный? — быстро выдыхает Ханемия первое, что пришло ему в голову, и сразу же понимает, что только что опозорил себя искуснее, чем Ханма в самом гадком настроении. Вопрос, который он задал, хоть и звучит к месту, и все же кажется Казуторе таким несуразным и глупым, что лучше было бы промолчать, чем произносить его вслух.        — Нет. Нужно было просто попасть в обруч на полу. И если ты попадал с первого раза, то считалось, что экзамен ты сдал и получил права, как-то так. Но не уверен, как будет проходить экзамен у вас, может быть в Хогвартсе будут свои правила.        — Все так же, нам про это сегодня рассказали, — отвечает Ханма, потому что это тот кусочек информации, про который мистер Двукрест додумался рассказать в самом начале, когда ученики все еще уделяли ему свое внимание. — Но в случае чего ты сможешь нас подучить? Мы не то чтобы совсем бездари, но судя по первому занятию, учитель нам попался не самый надежный, — Шуджи закидывает свою длинную руку Казуторе на шею и слегка его встряхивает, как будто ожидая от него поддержки в адрес его слов, поэтому Ханемия решает отвесить слабый кивок.        — Конечно. Если будут вопросы, вы знаете, где меня найти, — радостно отзывается Чифую, указывая на значок Пуффендуя на своей форме, вот только Казутора не был настолько уверен, где Мацуно проводит большую часть своего свободного времени — в общей комнате своего факультета или же в спальнях Гриффиондора вместе с Баджи. В любом случае, это было не его ума дело.        — Вот и отлично. Ты тоже не стесняйся, если вдруг нужно будет припугнуть кого-нибудь с вашего факультета ты только скажи, пуффендуйцы шугаются от нас похлеще чем от зараженных драконьей оспой.        — Видимо, я какой-то неправильный пуффендуец, раз не боюсь вас, — улыбается Чифую, и третий раз за их разговор смотрит прямо Казуторе в глаза, при этом слегка склоняя голову набок. И от одного вида такого Чифую перехватывает дыхание, и хочется ослабить галстук на собственной шее, потому что дышать вмиг становится слишком трудно. — Вы, кстати, придете на тренировку по квиддичу на следующей неделе?        — Звучишь прямо как наш приятель, — по-доброму усмехается Ханма, и даже он сейчас звучит дружелюбнее, чем обычно. Видимо, все те легенды о каких-то внутренних чарах пуффендуйцев, которые располагали к себе и задобряли других, были не легендами, а чистой правдой.        — Меня позвал Баджи, сказал, что тренировка как раз будет между его факультетом и вашим. Но я, если честно, не особо разбираюсь в правилах квиддича, поэтому думал, что мы могли бы пойти вместе и, может, вы бы смогли мне объяснить все хотя бы в общих чертах. Кейске пытался, но я так и не понял как связаны между собой охотники, квоффл и стычка, — Чифую выглядит настолько смущенным и милым одновременно, что будь у Казуторы чуть меньше самообладания, он наверняка позволил бы своим коленкам подкоситься окончательно, после чего рухнул бы на пол, точно как Ханма пару минут назад.        — Кейске в целом только в Квиддиче и силен. Если нужен умный и более симпатичный брат семьи Баджи-Ханемия, то он стоит прямо перед тобой, — с гордостью говорит Ханма, как будто представляет товар на рынке, переводя свой взгляд на Казутору, которого он все еще прижимает к своему боку. И это именно то, чего так боялся Ханемия, Шуджи только что сказал стыдную глупость, за которую приходилось краснеть.       Чифую слегка сдавлено смеется, и все же ловит взгляд Казуторы четвертый раз, на этот раз задерживая его на долго, после чего одними губами говорит «все в порядке» и подмигивает. Казутора же на секунду задумывается о том, что Ханма как никогда кстати держит его в своей хватке, не позволяя свалиться на пол.        — Мы придем, наши друзья играют на позиции загонщиков, мы всегда ходим, чтобы составить им компанию во время перерывов, — отвечает на вопрос Казутора, мысленно хваля себя за то, что его голос звучит нормально и ровно, по крайней мере не дрожа.        — А еще мы просто обязаны выкидывать шутки в сторону нашего друга, который никак не может вступить в официальные отношения с ловцом Гриффиндора, — снова решает вставить свои пять кнатов в разговор Ханма, переключая внимание Чифую на себя.        — Баджи рассказывал мне об этом, — тут же радостно подмечает Чифую, немного приподнимая брови. — С Какучо я уже познакомился, а вашего друга зовут Изана, я прав?        — Да. Он тот еще мерзавец, но мы все равно его очень любим. Ты просто обязан познакомиться со всеми нами, на гриффиндорской компании Баджи свет клином не сошелся, — говорит ему Ханма так заговорщицки, словно для него это играет огромную роль, и все же Казутора с ним не спорит. К тому же, Чифую действительно был одним из совсем небольшого количества людей, которые не видели ничего плохого в факультете Слизерина и его учениках.        — Я буду только рад, — согласно кивает Мацуно, после заглядывая за спину Ханмы и поднимая руку в приветственном жесте. — Мне пора. Тогда встретимся на поле для Квиддича на следующей неделе? — решает уточнить Чифую, смотря прямо на Казутору, словно дожидаясь именно его ответа.        — Конечно, — тут же спешит ответить Ханемия, улыбаясь и чувствуя, как в животе разливается приятное тепло от ответной теплой улыбки Мацуно.        — До скорого, — бросает ему Ханма, наблюдая за тем, как Чифую подбегает к парню, который его ожидал. И в нем Казутора узнает Такемичи, который недовольно хмурит брови, когда понимает, с кем именно только что вел разговор его друг. И как только Мацуно подходит к нему в плотную, Ханагаки тут же хватает Чифую под локоть, начиная что-то активно ему нашептывать, и почему-то Казутора более чем уверен, что его слова будут направлены именно в их адрес, и навряд ли они будут лестными.        — Пойдем, чем быстрее начнем этой идиотский пергамент, тем быстрее его закончим. Я жуть как устал, — зовет его Ханма, и Казутора согласно кивает, возобновляя свой быстрый шаг.       Это происходит в тот момент, когда они спускаются в подземелье, почти что подходя к своей комнате отдыха.        — Он тебе нравится, — резко произносит Ханма, и в его голосе слышится полная уверенность с нотками ухмылки.       Ханемия же чуть не впечатывается в гобелен с Салазаром Слизерином, так сильно он поражается услышанным словам. Ханма говорит о Чифую, других вариантов тут быть не может, но все же Казутора решительно качает головой.        — Не говори глупостей, — строго отвечает Казутора, когда первым подходит к двери и произносит «Плума Диринар», после чего также первым проскальзывает в общую комнату Слизерина.        — Это не глупости, Казу, и ты сам это знаешь, может просто не осознаешь до конца. Но он тебе нравится, хоть себе не ври, — лыбится Ханма, проходя мимо замерзшего на месте Ханемии. — Дай мне минутку, я найду этот дурацкий учебник по Алхимии, и мы сможем пойти.       Шуджи быстро проходит через арку в стене, направляясь в их общую спальню, пока Казутора так и не двигается с места, стараясь разобраться в ворохе чувств, которые разом заполнили каждую клеточку его мозга.       Хотелось бы ему создать какое-то зелье, выпив которое можно было бы понять, что ты испытываешь к тому или иному человеку. Потому что влюбиться в Чифую казалось ему слишком опасной и абсурдной идеей, да и оставалось это на уровне идеи. Ведь Чифую ему нравился не больше, чем просто хороший друг. Пока Казутора решил остановиться именно на таком заключении, не решаясь думать об этом хотя бы еще одну лишнюю секунду.       И уже стоя в комнате и собирая все необходимое для домашнего задания, Казутора вдруг понял, что все еще чувствует мягкий и приятный запах соленой карамели, что вызвало у него самую идиотскую, но при этом счастливую улыбку за последние дни.

***

      Сегодняшний день не радует хорошей погодой, из-за чего на поле для Квиддича пасмурно и ветрено. За пятнадцать минут, которые Казутора провел на трибуне, он уже трижды успел проклянуть себя за то, что не взял с собой перчатки и не сделал прическу, более практичную для ветренной погоды.       Перед зеркалом он провел минут тридцать, повторяя заклинание, которое использовал на нем Чифую, но вместо красивого пучка с парой выпущенных прядей у него получался обычный зализанный хвост, с которым он выглядел совсем не симпатично, и был похож на Баджи времен второго курса, когда тот носил большие очки и использовал заклинание лака для волос, думая, что это круто. В итоге Ханемия сдался, и кое-как попытался повторить ту самую прическу вручную, но его пучок получился кривым и слабым, из-за чего каждый новый порыв ветра грозил и вовсе испортить прическу, делая из Казуторы некое лохматое подобие Дементора, нежели приличного ученика шестого курса.        — Изана, дорогой, да ты дырку в нем сейчас протрешь, — усмехается Ханма, пихая рядом сидящего Курокаву в бок. С того момента, как они заняли свои места на трибуне, Изана ни разу не отвел свой взгляд от Какучо, который сейчас разминался вместе с Баджи и вратарем команды Гриффиндора Дракеном.        — Отстань, — отмахивается от друга Изана, и почти сразу широко улыбается, когда ловит взгляд Какучо, а после видит, как Хитто подмигивает ему.       А Казутора задумывается, испытывает ли Кейске что-то подобное к Чифую? Появляется ли на лице его младшего брата такая же широкая и довольная улыбка, стоит ему заприметить Чифую в длинных коридорах Хогвартса? Но почти сразу этот же вопрос Казутора переносит на себя, заранее зная, что он проигрывает по всем пунктам. Потому что мечтательный и довольный вид Изаны Ханемия знает лучше некоторых, ведь сам прибывает в такой же ипостаси, стоит Мацуно оказаться рядом с ним. И все это не может не волновать, ведь Кейске это в первую очередь семья, а Казутору еще с ранних лет учили, что кровные узы должны быть превыше всех остальных.       Правда сейчас, если не быть знакомым с Казуторой лично, можно было бы подумать, что Баджи это его главный враг, но никак не родня. Как только Кейске появился на поле, он кинул на Ханемию быстрый взгляд, и уже хотел было подойти к нему, но Казутора резко повернул голову в противоположную сторону, включаясь в разговор с Коко, и больше Баджи в его сторону не смотрел. И как бы не хотелось думать об обратном, но это было тяжелее, чем Ханемии хотелось бы, но все же сейчас вести разговоры с братом банально не хотелось, как и в целом его видеть.        — Почему ты не надел свой теплый свитер? — обращается к нему Коко, сильнее кутаясь в свой шарф с серебристо-зеленой полоской.        — Не подумал, — отмахивается Казутора, хотя прекрасно знает, что это ложь.       Открыв свой шкаф в спальне, Ханемия долго перебирал все свои вещи, останавливая свой выбор на темно-бордовой толстовке, которую он купил перед началом учебного года в каком-то магловском бутике. И если не знать лучше, то прямо сейчас Казутора вполне бы мог сойти за ученика Гриффиндора, нежели Слизерина.        — Это что, новая? — тоже обращает свое внимание Ханма, хотя одевались они вместе, и он мог бы задать этот вопрос еще в их общей спальне.        — Нет, — снова врет Казутора, и сильнее запахивает полы своего черного пальто с вышивкой змеи, когда Шуджи старается разглядеть его толстовку получше.        — Не вешай мне Флобберов на уши, — тут же возмущается Ханма. — Чифую тайком назначил тебе свидание, и ты принарядился? — начинает подшучивать парень, приподнимая брови и ухмыляясь, пока Казутора старается отодвинуться подальше от друга.        — Я не принарядился, — раздраженно выдыхает он, и ежится, когда очередной поток холодного ветра ударяет его в лицо, пощипывая за кожу.        — Ну конечно, не принарядился он, — подхватывает слова Ханмы Коко, слегка наклоняясь вперед, чтобы перегнуться через Ханму, и взглянуть на Казутору. — Еще скажи, что не причесался.        — Просто завязал волосы, — также раздраженно отбивается Ханемия, хмуря брови и обращая свое внимание на поле, наблюдая за тем, как Баджи со смехом кружит возле колец Гриффиндора, пока Майки пытается догнать его на своей новенькой «Нимбусе». И лишь по одному виду, но Казутора прекрасно видит, что Кейске ведет себя абсолютно беззаботно, в то время как сам Ханемия не находил себе места последние дни.        — И заклятие парфюма тоже применил просто так, — подключается Ран, когда подходит к трибуне, чтобы сделать глоток воды. За время разминки его волосы, собранные в низкий хвост, слегка распушились, а пару прядей и вовсе вылезли из общей прически, из-за чего выглядел он так, словно минуты три провисел на метле вверх тормашками. Да и Риндо, который подходит к ним следом, мало чем отличается от брата. Щеки у него раскраснелись то ли из-за морозной погоды, то ли из-за физических нагрузок, и теперь он тянул руку к бутылке, которую Ран все никак не хотел выпускать из своей хватки.        — Так значит у вас все-таки что-то намечается с тем пуффендуйцем? — последним включается в разговор Изана, и теперь Казутора чувствует себя загнанным в угол. Все друзья смотрят на него с хитрыми улыбками на лицах, как будто знают какой-то секрет, о котором сам Ханемия не имеет ни малейшего понятия.        — Ничего не намечается, и чего вы все пристали! — Казутора даже слегка повышает голос. Кажется, что если он не может победить их количеством, то нужно брать громкостью и решительностью.        — А оно и не наметится, пока твой братец вьется вокруг него как Дементор возле Азкабана, — с раздражением выплевывает Ран так, словно у него какие-то личные счеты с Баджи. Бутылка с водой наконец оказывается в руках Риндо, и тот начинает делать жадные глотки, при этом кивая, молча соглашаясь со словами брата.        — Ты тоже заметил? — тут же удивляется Коко, переводя свой взгляд с Казуторы на Рана.        — Да тут только слепой не заметит. Он этому бедному парню прохода не дает, — вместо Рана отвечает Ханма, поглядывая в сторону Кейске, который уже опустился на землю и теперь слушал наставления Дракена перед игрой.        — Ну Кейске всегда был занозой в заднице, — пожимает плечами Изана, тут же вздергивая бровями на суровый взгляд Казуторы. — Ты и сам все знаешь, Казу. Ты вечно пытаешься ему угодить, пока он пальцем о палец не ударил.        — Он сел тебе на шею еще на третьем курсе, вспомни, я же тебе говорил, — вмешивается Ханма, продолжая мысль Изаны, пока остальные парни поддакивают, кивая головами.        — Но он же мой брат, как будто я могу поступить иначе, — озвучивает Казутора мысль, с которой прожил всю свою жизнь. Раньше в его голове не ютилось даже крохотной мысли о том, что Кейске пользовался им или пренебрегал их кровными узами.        — То, что он твой брат, не означает, что он не может относиться к тебе как последняя задница. Посмотри по крайней мере на него, — говорит ему Ран, с легкой улыбкой кивая в сторону Риндо, который тут же замахивается, чтобы ударить брата куда-нибудь в плечо, но старший Хайтани вовремя уворачивается. — О чем я и говорю! Не успеешь отвернуться, как твой братишка всадит нож тебе в спину! — со смехом продолжает Ран, все еще уворачиваясь от попыток брата отвесить ему подзатыльник или же просто ударить куда попадется.        — Хайтани! — разносится громкий голос на все поле, и парни обращают свое внимание на Вакасу — капитана команды Слизерина и охотника. Руки у него уперты в бока, волосы собраны в хвост как у Рана, а на лице читается собранность. — Идите сюда, скоро начинаем!        — Удачи, — успевает сказать Коко, забирая бутылку с водой у Риндо и оставляя ее в сторону. И когда братья подбегают к своей комнаде, поднимая метлы с земли, Хаджиме вновь наклоняется вперед, обращаясь к Казуторе. — Они правы, Казу. И ты тоже прав. Да, он твой брат, и ты не можешь увидеть ситуацию целиком как раз из-за этого, но мы бы не стали тебе врать просто так. Вспомни, Кейске был паинькой ровно до третьего курса…        — О чем я и говорил, — добавляет Ханма, прерывая Коко.        — И ты сам прекрасно знаешь, что мы относились к нему хорошо, ни у кого даже мысли не было о том, чтобы сделать ему что-то плохое.       А Казутора даже не нуждался в напоминании этих вещей. Когда Баджи только поступил на первый курс, именно друзья Казуторы проводили ему экскурсию по всему замку, рассказывая про всякие тайные проходы и запретные секции, которые они исследовали в прошлом году. И именно Ран и Риндо заинтересовали Кейске квиддичем, рассказывая ему о всех правилах, которые до этого Баджи знал весьма поверхностно, а после предлагая ему пройти отбор на третьем курсе. Вот тогда-то все и пошло по наклонной. Когда Баджи взяли в команду на позицию охотника, он вмиг стал настолько популярным, что казалось, будто он сделал что-то грандиозное, а не просто попал в спортивную команду своего факультета. А после первого выигрыша команды Гриффиндора, где Кейске показал себя как один из лучших игроков, между ним и Казуторой словно появилась пропасть в сотню шагов, потому что сиять в лучах славы Кейске нравилось куда больше, чем таскаться с Казуторой по кромке запретного леса или же делать уроки на берегу Черного озера.        — Но потом он начал слишком потребительски относится к тебе, Казу, и за все это время ничего не поменялось, разве что только стало хуже. И пусть это не наше дело, но мы просто не хотим видеть, как Кейске отбирает у тебя все подряд, потому что думает, что ему все можно, — заканчивает Коко и слабо улыбается, словно старается сгладить эффект от своих слов.        — Коко прав, Казу. Если ты отстоишь свои границы — ты не перестанешь быть его братом. Просто наглядно объяснишь ему, что ты тоже человек, а не его личный домашний эльф, — добавляет Изана, даже отвлекаясь от Какучо, чтобы уделить внимание своему другу.        — И с Чифую точно также. Да, ты сказал, что… — начинает Ханма, однако даже не успевает закончить предложение, прежде чем Казутора перебивает его строгим:        — Он мне не нравится. В романтическом плане.        — Я в курсе, — спокойно отвечает Шуджи, вздрагивая из-за все еще непрекращающегося ветра. — Но тебе нравится с ним общаться, да и по нему видно, что ему приятна твоя компания. Поэтому не позволяй Кейске отобрать у тебя причину для твоей личной маленькой радости. Он это переживет, у него помимо Чифую есть предостаточно всего, а ты даже сейчас ходишь как в воду опущенный, просто потому что Кейске, видите ли, влюбился. И поверь мне, он сказал тебе это специально, чтобы ты поступил так, как поступал всегда, отступил и отдал ему то, что он хочет. Так вот не нужно, Казу, не в этот раз.       Длинная рука Ханмы оборачивается вокруг плеч Казуторы, притягивая его к себе, пока Коко и Изана тепло улыбаются ему, тоже стараясь подбодрить. Вот только как бы правдиво не звучали слова друзей, отстоять свои границы в реальности было куда сложнее. И все же Ханемия решает сохранить эти размышления на лучшее время, когда он будет один и сможет снова разложить все мысли по полочкам, как он любил делать.        — Да ты прям Рита Скиттер, — говорит Изана, обращаясь к Ханме, который в ответ незлобно фыркает. — Тебе бы вести колонку в «Ежедневном пророке», того и гляди может дошел бы до написания романа.        — Только если этот роман будет о вас с Какучо, — парирует Шуджи, из-за чего Коко издает резкий и громкий смешок, тут же прикрывая рот, когда Изана злобно зыркает в его сторону. Но уже в следующую секунду взгляд Курокавы смещается куда-то за Ханму, и Изана ударяет по лодыжке Коко, обращая его внимание.        — Ханма, отпусти Казутору, — говорит Хаджиме, слегка спуская шарф вниз, чтобы открыть свое лицо.        — А тебе что, завидно? — лыбится Шуджи, сжимая Казутору настолько сильно, что тому становится тяжело дышать.        — Нет, болван, его парень идет к нам, — отвечает Изана, и тут же легко улыбается, так он обычно делал, когда хотел произвести на кого-то хорошее впечатление.       И стоит Казуторе с Ханмой одновременно повернуть головы назад, как становится понятно, что их друзья говорили о Чифую, который был одет в ярко-желтую, явно магловскую, куртку. Шея его была плотно замотана черно-желтым шарфом Пуффендуя, а светлые пряди волос кружились на его макушке небольших вихрем из-за ветра.       Одним своим появлением Чифую, казалось, осветил большую часть мрачного стадиона в эту пасмурную погоду. И даже с немаленького расстояния Казутора видел, что глаза у Чифую сожмурены так, словно он улыбается под шарфом, что было в его духе.        — Он не мой парень, — выдавливает Казутора с вернувшимся раздражением, ежась из-за того, что Ханма отсаживается от него, и теперь ему снова становится холодно.        — Ладно, убедил, пока что не твой парень, — отшучивается Изана, но Казутора не успевает ответить на это его высказывание, потому что за спиной раздается радостное и светлое «Привет», из-за чего практически вся злость и раздражение отступают, а Ханемия и сам не замечает, как начинает улыбаться.        — Привет, — хором отвечают сперва его друзья, пока Казутора оборачивается и следит за тем, как Чифую присаживается на трибуну возле него, немного спуская шарф со своего лица, тем самым подтверждая догадки Ханемии о том, что все это время он улыбался.        — Привет, — последним отзывается Казутора, и может он себе надумывает, но улыбка Чифую на секунду становится немного шире.        — Скажи, а у тебя все вещи желтые или у пуффендуйцев новый дресс-код о котором мы не слышали? — голос Ханмы звучит громко, а шутка, по мнению Казуторы, выходит вовсе не смешная, но везет только в том, что Чифую находит каждую шутку по-своему смешной.        — Я уже подумываю о том, чтобы начать применять заклинание изменения цвета, если честно, — добродушно отзывается Мацуно, почти сразу вновь возвращая все свое внимание к Казуторе. — Почему ты без шарфа?        — А он его никогда не носит, — отвечает за него Изана, озадачивая Чифую, кажется, еще больше. Казуторе же это на руку совсем не играет.       О его бесконечной ненависти к собственному факультету знали только друзья и Баджи, но отчего-то не хотелось посвящать Чифую во все свои переживания, он бы наверняка посчитал их глупыми. Поэтому прежде, чем Мацуно сможет спросить в чем причина, Казутора тихо отвечает:        — Он слишком колючий.        — Скорее слишком зеленый, — подшучивает Изана, в то время, как на лице Чифую проскальзывают нотки озадаченности.       И уже в следующую секунду Мацуно тянется к собственной шее, начиная разматывать длинный шарф Пуффендуя, игнорируя протесты Казуторы.        — Чифую, перестань, посмотри, какой сильный ветер, — бормочет Ханемия, уже протягивая руки вперед, чтобы остановить все действия парня. Однако Чифую полностью игнорирует слова и действия Ханемии, крепко держа шарф в одной руке, а в другой сжимая палочку, которую он достал из кармана. Направляя кончик палочки на шарф, Чифую четко произносит «Джеминио», и в этот момент Казутора с нескрываемым интересом смотрит, как из вещицы в руке Мацуно выскакивает ее точная копия. Второй шарф, который появился из первого, Чифую ловко подхватывает рукой с палочкой и с довольным выражением лица смотрит на свою проделанную работу.        — Как ты это сделал? — с восторгом спрашивает у него Коко, и Казутора может только догадываться о том, что Хаджиме наверняка волновало то, что его одногодка умеет делать что-то, о чем сам Коко никогда не слышал.        — Заклятие умножения, — спокойно отвечает Чифую, убирая палочку обратно в карман и откладывая свой шарф себе на колени. А Казутора совсем не ожидает, что второй шарф Чифую накинет на его шею, а после начнет педантично обматывать, чтобы согреть Казутору. В нос ударяет уже знакомый и до невозможности теплый запах соленой карамели, несмотря на то, что этот шарф дубликат, а не оригинал, и всего на секунду Ханемия позволяет себе прикрыть глаза, делая вдох поглубже. Очень удачно, думается ему, что он порядком замерз до этого, потому что теперь покрасневшие щеки и кончики ушей можно легко скинуть на мороз, а не на собственное смущение. — Вы разве его не изучали? Мы прошли его еще в прошлом году, — продолжает Чифую, ни на секунду не отвлекаясь от своего безумно важного занятия.        — Мы не проходим бытовые заклятия, — разочарованно отвечает Коко, все еще с небольшой завистью смотря на точную копию пуффендуйского форменного шарфа.        — Вот тебе и лучшая школа чародейства и волшебства, — хмыкает про себя Ханма, получая в ответ разочарованное «ага» от Коко. — Ты, кстати, говорил, что не силен в квиддиче? — припоминает Шуджи, пока Чифую согласно кивает, накидывая теперь уже собственный шарф себе на шею и произнося тихое «Вэно» даже без палочки, чтобы шарф завязался сам по себе. О том, почему Чифую не применил это же заклятие по отношению к нему, а вместо этого упорно завязывал его вручную, Казутора подумать не успевает, потому что Ханма слишком громко и радостно произносит: — Ты точно попал по адресу! Он, — указательный палец упирается в висок Казуторы, — все об этом знает. Не то чтобы фанат, но разбирается получше меня. Вот он тебе все и расскажет. Так ведь, Казу? — довольно спрашивает Ханма, подталкивая Казутору в бок, и даже не дожидаясь ответа парень подсаживается поближе к Коко, начиная выкрикивать подбадривающие слова Рану и Риндо.        — Идиот, — бубнит себе под нос Казутора, а Чифую на это хихикает, и это снова влияет как своего рода успокоительное, из-за чего Ханемия решает спустить эту выходку Шуджи с рук. Но только на этот раз. — В Шармбатоне не играют в квиддич? — интересуется Казутора, решая начать с азов. Потому что за роль ответственного за пояснение правил он берется со всей серьезностью.        — Нет, у нас делается упор на артистичные навыки учеников. Есть художественная и спортивная гимнастики, но там в основном занимаются девушки. Остальные выбирают что-то другое, я, например, занимался рисованием.        — Ты умеешь рисовать?       И кажется, что Чифую не может стать еще более приятным и милым, но с каждым разом он доказывает обратное, как и в эту самую секунду.        — Не то чтобы прям идеально, но небольшую картину с пейзажем нарисовать могу, — смущенно отвечает Чифую, тут же отводя свой взгляд и обращая его на летающие над полем фигуры. — Так, как разобраться кто где?       Казутора же откашливается, прежде чем подсесть к Чифую поближе и проследить за взглядом Мацуно, чтобы понять, о ком ему стоит рассказать в первую очередь.        — Вот этот! Кто это? — с восторгом интересуется Чифую, невысоко приподнимая руку и указывая пальцем на Санзу, который резко пикировал вниз, вытягивая руку вперед, чтобы дотянуться до небольшого золотистого шарика. И пока все внимание Мацуно направлено на игровое поле, Казутора позволяет себе немного слабости, рассматривая лицо парня вблизи.       Отрицать то, что Чифую был красивым, было просто глупо, потому что еще с первой встречи в поезде Казутора отметил мягкие черты лица Мацуно, которые дополняли друг друга, и казалось, что таких идеальных людей не бывает, но прямо сейчас именно такой нереальный парень сидел прямо перед ним.       Длинные пушистые ресницы обромляли ясные голубые глаза Чифую, добавляя им еще большей сказочности и мягкости, аккуратный слегка вздернутый нос был до невозможности милым, а пухлые розовые губы были словно вишенкой на торте, завершая идеальный образ и делая из Чифую самого красивого парня, которого Казутора когда-либо встречал.        — У меня что-то на лице? — со смешком спрашивает Чифую, чувствуя, что на него смотрят (пялятся), поэтому он отвлекается от созерцания Санзу и уже тянет руку, чтобы стереть невидимую грязь с собственной переносицы, однако Казутора оказывается быстрее, перехватывая ладонь Мацуно и сжимая ее в своей. Руки у Чифую тоже оказываются мягкими и слишком теплыми, хотя для Казуторы это было ожидаемо.        — Все в порядке, правда. Я просто…        — Казутора, да ты ледяной! — восклицает Чифую, теперь сам хватаясь за руку Ханемии, и это не может не смущать. Еще сильнее Казутора начинает краснеть, когда Чифую перехватывает его вторую руку и складывает их вместе, согревая в своих. — Нужно было сказать мне сразу! — причитает Чифую, однако звучит он не противно, как обычно звучал Изана в похожих ситуациях. Он звучал обеспокоенно и совсем немного расстроено, что заставляет Ханемию подавить свое собственное смущение и сжать руки Чифую в ответ.        — Не хотел морозить тебя в ответ.       Чифую смотрит на него из-под своих длинных ресниц, недовольно цокая, как-то совсем по-родительски, но почти сразу улыбается, вот только руки Казуторы из своих не выпускает. Вместо этого он пододвигается к Ханемии вплотную, соприкасаясь с ним бедрами на лавке, удобно устраивая их сплетенные руки на своих коленях. А после, словно ничего не произошло, снова фокусирует свой взгляд на поле, выглядывая из толпы того, кто заинтересовал его с самого начала.       Казутора не знает, стоил ли скидывать повышенную тактильность на еще одну отличительную особенность Пуффендуя, или же это было отличительной особенностью самого Чифую, но в любом случае это было приятно. Приятно было чувствовать тепло, которое окутало его замерзшие пальцы, приятно было чувствовать сладковатый запах карамели в большей концентрации, чем на дубликате шарфа. Однако самым приятным было то, что Чифую относился к нему со всей добротой и заботой, вовсе не задумываясь о том, на каком факультете обучался Ханемия и какую эмблему носил на груди. Он просто видел в Казуторе самого Казутору, и это не могло не прельщать.        — Тот, про кого ты спрашивал, это Санзу, он наш ловец, — начинает рассказывать Казутора, тоже игнорируя тот факт, что они плотно прижимаются друг к другу, а большой палец Чифую начинает выводить на его коже небольшие круги, тем самым вызывая у Ханемии мурашки.        — Как Какучо, да? — уточняет Чифую, и довольно улыбается, когда Казутора подтверждает его догадку.        — Ловцы должны поймать золотой снитч, — продолжает рассказывать Ханемия, кивая в сторону несущихся рядом друг с другом Какучо и Санзу. Изана, чуть ли не прыгающий на скамейке, почти что выкрикивает «Давай, Какучо!», но вовремя получает предупредительный подзатыльник от Коко, тут же возмущенно бормоча «А что такого?!» — Возле колец летают вратари, — объясняет Казутора, указывая на Такеоми, который кружил из стороны в сторону. На метле он смотрелся грузно и немного нелепо, однако для слизеринцев он был своеобразным идолом, потому что летящие в сторону колец Слизерина квоффлы он отбивал так быстро и четко, что казалось, он родился для этой позиции.       И сразу после внимательного разглядывания вратаря Слизерина Чифую поворачивает голову в направлении гриффиндорских колец как раз в тот момент, когда квоффл, который Вакаса запустил секунду назад, врезается в хвост метлы Дракена, раскручивая его точно балерину на ножке в музыкальной шкатулке.        — Не самая лучшая позиция, — комментирует Мацуно, слегка хмурясь из-за только что произошедшего столкновения.        — Это ты еще не видел какого загонщикам! — резко врывается в их уютный и тихий диалог Ханма, вызывая у Казуторы небольшой приступ раздражения. Смотреть на друга хочется не особо, потому что взгляд Шуджи то и дело падает на их с Чифую сплетенные руки, а после на лице Ханмы появляется неприятная и отчего-то слишком знающая гримаса, от которой Казутора решает отвернуться. Мысленно Ханемия уже готовится к порции вопросов и шуток, когда они перешагнут порог общей комнаты Слизерина.        — Это другим загонщикам не очень, нашим как раз слишком хорошо, — подключается Коко, и Казутора даже позволяет тихо цокнуть себе под нос. Какой смысл был пихать его к Чифую, если сейчас он был похож на дурочка на их фоне. Хотя если признаться, то Ханемия всегда ощущал себя тем самым непримечательным пятном рядом с другими. Потому что его друзья гордо носили свою форму и всегда подавали себя статно и уверенно. К ним хотелось тянуться и с ними хотелось проводить свое время, в то время как сам Казутора большую часть времени ходил с ссутуленными плечами и думал только о том, как бы лучше смешаться с толпой, чтобы не услышать очередное нелестное высказывание в свой адрес.       Вот и сейчас желание рассказывать что-то о глупом квиддиче у Казуторы практически пропадает, потому что в этом нет смысла, ведь Ханма, Коко или Изана справились бы с этой задачей куда лучше его самого. Они умели подавать свои слова с некой долей шутки и артистизма, из-за чего слушать их было довольно увлекательно. И даже Коко, который почти все время вел себя довольно сдержано умел иногда сказать что-то настолько смешное и нелепое, что Ханма и Ран валялись по полу в припадке, хватаясь за животы.       Казутора же таким похвастаться не мог. С друзьями он говорил негромко и более сдержано, придумывая две шутки за все время беседы. А с незнакомыми людьми он вел себя сдержанно и тихо, щеголяя речью на уровне профессора Хогвартса, но никак не студента шестого курса на факультете известного Салазара Слизерина.       И все же со следующим своим вопросом Чифую обращается именно к нему. Взгляд голубых глаз направлен четко на него, и когда Мацуно задает вопрос, из его рта вырывается маленькое облачко пара, что Казутора находит милым.        — Кто такие загонщики?        — Те, которые с битами, — быстро отвечает Казутора, чтобы у Ханмы или Коко не было второго шанса вмешаться в их беседу. — Они должны следить, чтобы в других игроков не попали бладжеры, — и как раз на этих словах Ран пролетает мимо Риндо, отбивая железный мяч и выкрикивая парню что-то о его «никчемной реакции», вынуждая младшего Хайтани замахнуться битой на брата, а не на мяч.        — И почему вашим загонщикам лучше, чем всем остальным? — снова интересуется Чифую, вздрагивая когда очередное сильное дуновение ветра пробирает до самых костей. И, возможно, если бы Казутора был немного смелее, он бы приобнял парня за плечи, чтобы согреть. Но вместо этого он решается только сильнее сжать руки Мацуно в своих, как будто это было способно улучшить ситуацию.        — По правилам бладжеры можно отбивать в игроков других команд, чтобы усложнить для них игру. Поэтому другие факультеты не любит играть с нашим, Ран и Риндо каждый раз выводят главных игроков из строя, — с коротким смешком поясняет Казутора, хоть и рассказывает о не самом смешном моменте квиддича.       Весь Хогвартс знал, что загонщики Слизерина были лучшими игроками не только за время их обучения, но и за последние пятьдесят лет существования их школы. И как бы Ран не подшучивал над якобы медленной реакцией Риндо на тренировках, а Риндо не говорил бы в ответ, что под Раном скоро метла проломится, если он не перестанет объедаться медовыми ирисками из «Сладкого королевства», во время официальных игр они всегда работали в крепком тандеме, отбивая бладжеры ровно в важных игроков команд, из-за чего еще по крайней мере полторы недели после матчей факультеты тихо проклинали братьев, проходя мимо них по коридору.       Чифую же на его слова усмехается, так звонко и легко одновременно, что Казутора чувствует, как внутри что-то словно обрывается, и самым главным его желанием в эту секунду является Чифую в его объятиях. Хочется прижать парня к себе как можно сильнее, чтобы светлые волосы щекотали нос, чтобы его теплые руки обхватывали Казутору в ответ, чтобы просто быть к нему как можно ближе. И все же Ханемия отгоняет от себя это наваждение, стараясь прийти в себя, пока Чифую отвлечен тем, что теперь сравнивает загонщиков Слизерина и Гриффиндора. Игроки с битами другой команды — Нахоя и Ацуши — сейчас летали возле Дракена, чтобы дать ему возможность восстановится после неудачного столкновения с квоффлом.        — И три оставшихся игрока это…        — Охотники, — заканчивает за Казутору Чифую и кивает сам себе. — Баджи, наверное, раз десять повторил, что это его позиция.       Что в целом, думается Казуторе, было в стиле Кейске. Своей позицией в гриффиндорской команде его брат хвастался с завидным постоянством, упоминая об этом не меньше, чем раз в месяц, и заводя этот разговор каждый раз, когда они устраивали большие семейные ужины.       Родтсвенники облепливали Кейске со всех сторон, интересуясь, не нужна ли ему новая метла и не хочет ли он на день рождения получить новые перчатки из драконей кожи, чтобы не стирать ладони из-за частых тренировок. Порой разговоры заходили так далеко, что их отец начинал спорить с их дедом о том, куда Кейске лучше пойти после окончания Хогвартса — в английскую «Паддлмир Юнайтед» или же попробовать свои силы в японской команде «Тоёхаси тэнгу».       «В «Паддлмир Юнайтед» хотят все, сынок, не глупи» — ворчал их дед, подливая в свой стакан огненные виски под пристальным взглядом их бабули.       «Тоёхаси тэнгу» два раза подряд выигрывали в Лиге чемпионов и сейчас являются действущими чемпионами, папа» — оспаривал их отец, защищая свою любимую команду до самого конца.       Но Казутора таким вниманием к своей персоне похвастаться не мог. Родители не часто интересовались его успехами в школе, потому что учеба волновала их не так сильно, как спортивные достижения и дальнейшая карьера. Почему-то отец до последнего надеялся, что Казуторе удастся получить должность в Министерстве магии (больше всего он хотел видеть сына Мракоборцем), в то время как их мама надеялась, что Казутора сможет последовать примеру своего двоюродного брата — Па — и начать свой бизнес (она до последнего верила, что Казутора попал на Слизерин как раз для того, чтобы пойти по пути большинства выпускников этого факультета).       У Казуторы, конечно, спрашивали, чем именно он хотел бы заниматься, однако каждый раз он вынужденно пожимал плечами и отвечал, что еще не решил, чем разочаровывал всех, кажется, еще больше.       От не самых приятных мыслей Казутору отвлекает громкое «У-ху-ху» Баджи, которое разносится над мрачным спортивным полем. Клич его брата, как догадывается Ханемия, связан с первым голом с начала тенировки, потому что охотники команды Слизерина — Вакаса, Сенджу и Мана, сильно хмурятся, когда берут таймаут и приземляются на поле, чтобы обсудить дальнейшую тактику.        — Ну как тебе? — решает спросить Казутора, имея ввиду игру, на что Чифую немного неуверенно пожимает плечами.        — Если честно, то все еще не фанат. Хотя это можно было понять еще с рассказов Баджи.       И почему-то эти слова дарят Казуторе небывалую радость вплоть до смешка, который так и норовит сорваться с его губ. Слишком привычно было видеть, как все вокруг, за исключением его друзей и команды Слизерина по Квиддичу, осыпали Кейске восхищением и аплодисментами, пока Казутора так и оставался в тени. Поэтому слышать от Чифую абсолютное безразличие в сторону главного дела жизни Кейске было ново и приятно. Еще приятнее было осознавать, что за время, которое они провели на поле, Чифую уделил ему больше внимания, чем Баджи, который сейчас цеплялся за метлу лишь ногами, свешиваясь на ней вниз головой.       Его завязанные в хвост волосы болтались из стороны в сторону, раскачиваемые ветром, из-за чего выглядел он довольно нелепо, но глупое поведение брата волновало Казутору куда меньше, чем новенький пуффендуец, который поднес его руки к своему лицу, чтобы согреть их теплым дыханием.        — Жаль, что вы не проходите бытовых заклинаний. В Шармбатоне в этом году мы должны были учиться накодовывать вещи первой необходимости — перчатки, носки и все, что с этим связано, — с разочарованием рассказывает ему Мацуно сразу после того, как профессор Трюк — судья всех школьных матчей — дала свисток, сообщая, что таймаут закончен и команды вновь должны вернуться в воздух. На игру они больше не обращают никакого внимания, хотя судя по крикам Ханмы («Санзу, снитч справа от тебя!») у команды Слизерина был шанс одержать победу.       Слова Чифую о Шармаботне почему-то цепляют, и Казутора только сейчас решается спросить то, что следовало узнать еще в сентябре, но почему-то тогда он вовсе об этом не подумал.        — А вообще, каково тебе? Сложно приспособиться в Хогвартсе?       Потому что Казутора уверен, что для него это было бы безумно сложно. Наверняка Чифую с детства знал все о Шармбатоне точно также, как Казутора знал о Хогвартсе, и сейчас было невозможно представить, насколько было бы сложно подстраиваться под правила другой школы и менять свое привычное течение жизни.        — Лучше, чем я того ожидал, — честно признается Чифую и прячет половину лица в своем большом шарфе. — Папу перевели в ваше министерство, в отдел международного магического сотрудничества. Назначили начальником международного бюро магического законодательства. Поэтому нам пришлось перебраться сюда. Я много слышал о Хогвартсе, правда в Шармбатоне в основном рассказывали про Гриффиндор и героические поступки выпускников этого факультета, из-за чего я не особо уделял этому внимание. Возможно, слушал бы внимательнее, если бы они рассказывали про другие факультеты тоже, а не только про один.       Казутора же прекрасно понимал, о чем именно рассказывал Мацуно. О том, что Хогвартс в основном славится Гриффиндором, знал каждый британец, хотя никто не видел в этом проблемы. Его отец то и дело говорил, что остальным факультетам похвастаться нечем, а то, что в других странах не знают про дурную славу Слизерина это даже на руку.        «Незачем портить репутацию школы и страны рассказами про каких-то дураков, которые рвались ко власти» — причитал мужчина, сильнее сжимая столовые приборы во время ужина.       Правда после того, как Казутора попал именно на этот факультет с «дурной славой» разговоры на эту тему резко прекратились и больше никогда не заводились снова.        — Особого энтузиазма у меня не было, — продолжает Чифую, опуская взгляд на их руки и начиная осторожно обводить костяшки Казуторы большим пальцем. — Да и про устройство школы я знал немного, если ты помнишь, — усмехается Мацуно, намекая на их первую встречу в поезде и вводный курс про факультеты от Казуторы. — Но сейчас я рад, что оказался здесь. Хогвартс красивый, ребята на Пуффендуе приятные, и я познакомился с тобой. В целом только этого было бы достаточно, — немного тише говорит Чифую, а Казутора замечает, как на щеках блондина, которые не закрывает шарф, расползается совсем легкий румянец, однако Ханемия не спешит скинуть это на смущение, все-таки на улице все еще минусовая температура и ветер не уменьшился ни на йоту. — Было бы, правда, еще лучше, если бы мы оказались на одном факультете, — добавляет Мацуно, и это добивает Казутору окончательно.       Потому что с момента распределения ни прошло ни дня, чтобы Казутора не думал о том, каким был бы для него этот учебный год, если бы Чифую оказался на Слизерине. Скорее всего было бы легче и лучше, потому что тогда Баджи не смог бы проводить столько времени с Мацуно, сколько он проводил сейчас (ученики других факультетов всегда были нежеланными гостями в общей комнате Слизерина, да и желания спускаться в подвальные помещения у них не было). И если бы время общения Чифую с Кейске сократилось, то был бы шанс, что его младший брат не влюбился бы в Мацуно, что не привело бы Казутору к избеганию Баджи, которое продолжалось до сих пор.       И хоть официально никто из них не признавал существующий конфликт, оба понимали, что после того разговора на берегу Черного озера отношения между ними стали напряженными и холодными.       Друзья Казуторы первыми заметили, что что-то не так. Поэтому спустя день после того разговора они собрались в общей комнате Слизерина ровно в час двадцать ночи и открыли бутылку эльфийского вина, которую притащил Ран. Делиться своими переживаниями, особенно теми, которые были связаны с Кейске, Казутора не любил, но алкоголь быстро развязал язык, и уже после третьего шота из бочкообразных бокалов, которые Коко заколдовал так, чтобы они охлаждали жидкость внутри, Казутора немного дрожащим голосом пересказал их с Баджи разговор, в конце признавая, что и сам не понял, почему его это так задело.       «Он мне роднее, чем родители, я обязан радоваться и давать советы как старший. Но я так разозлился, что от самого себя стало противно» — тихо признавался Ханемия, пока Ран подливал ему вино в бокал, будто алкоголь мог хотя бы немного поднять ему настроение.       «В этом и дело, Казу, ты не обязан. Ты тоже человек, который может испытывать чувства. Тебе постоянно нужно напоминать, что ты не должен услуживать Кейске во всем» — спокойно отвечал ему Ханма, без какого-либо упрека в голосе.       «И ты не должен делать вид, что все нормально, если для тебя это не так» — в конце добавил Изана, когда Казутора слабо кивнул и они чокнулись бокалами четвертый раз за ночь.       Этот разговор слегка помог облегчить груз вины, которую Казутора таскал на своих плечах, и все же Ханемия продолжал чувствовать подавленность, которую он не испытывал, пожалуй, никогда. С Баджи они ссорились исключительно во время детских игр, но эти обиды быстро забывались и не несли за собой последствий. В остальное же время они всегда старались держаться вместе, придумывая свои кодовые знаки и слова, создавая для себя отдельный, обособленный от других мир, в котором царило понимание и единство. У них никогда не возникало споров из-за игрушек или одежды, подарки на праздники они получали равносильные, да и в целом понимание, что роднее друг друга у них никого не было, придавало их отношениям особый шарм и прочность.       Однако только сейчас Казутора начинал понимать, что все было не так безоблачно, как он думал. Потому что отсутствие ссор и споров объяснялось не их чудесным единством, а тем, что Ханемия из раза в раз решался на какие-то жертвы, чтобы поддерживать их союз в гармонии и радовать младшего брата, чтобы тот никогда не грустил и не обижался.       И ведь самым забавным и грустным одновременно был тот факт, что первая серьезная ссора, которая произошла у них сейчас, случилась как раз из-за того, что Казутора впервые почувствовал себя по-настоящему счастливым и нужным. Этот факт, казалось, только усугублял все происходящее.       Сейчас же, спустя немалое количество дней, Казутора был единственным, кто все еще чувствовал себя как ни в своей тарелке, в то время как Кейске вновь вернулся в свое обычное состояние. В данный момент он рассекал воздух на своей новенькой метле, которую родители подарили ему перед началом учебного года, и громко хохотал, пока Юзуха старалась его нагнать, чтобы он смог спасовать ей квоффл. Его брат выглядел беззаботным и радостным, как будто уже сейчас знал, что их конфликт рано или поздно закончится, и конец этот будет явно в пользу самого Кейске, хотя Казутора не был настолько уверен. Потому что впервые ему хотелось дать отпор и отстоять свой личный маленький шанс на счастье с новым другом, который ценил в нем его самого, а не его заслуги или факультет.        — Я бы тоже хотел, чтобы мы были на одном факультете, — тихо отзывается Казутора и тоже хочет спрятать лицо в шарфе, но думает, что это будет слишком заметно, поэтому не делает этого.        — Но ничего, — тут же старается подбодрить Чифую, приподнимая голову и больше не прячась. В глаза Казуторе он смотрит быстро и уверенно, после чего добавляет: — Факультет ничего не решает, только цвет формы. И мы ведь общаемся и без этого, можешь как-нибудь зайти к нам в общую комнату, сделаем вид, что мы с одного факультета хотя бы на какое-то время.       У Казуторы же не находится слов, чтобы объяснить, что в общей комнате Пуффендуя он будет еще большей белой вороной, чем в комнате Гриффиндора. Потому что там всегда было оправдание в виде Баджи, да и чаще всего Кейске сам говорил причину визита Казуторы: «Мне надо сделать зельеварение, Тора дает свои конспекты за прошлый год»; «Мама прислала нам сову, нужно разделить вещи между собой», «Я что, не могу уже и брата сюда привести?!» Последнее чаще всего приходилось говорить в те моменты, когда в комнате было многолюдно, а Шиничиро — старший брат Майки и по совместительству староста Гриффиндора — недобро поглядывал в их сторону, когда Кейске вел Казутору к ступенькам, чтобы они могли подняться в спальни.       Поэтому вместо реальной причины, по которой Казутора не смог бы прийти к нему в комнату, Ханемия выдавливает из себя:        — Я боюсь, что стукну не по той бочке, а потом не отмоюсь от уксуса.       И глупая шутка, кажется, срабатывает, потому что Чифую легко смеется, а после подается вперед и шепчет Казуторе на ухо так, как будто это главный в мире секрет.        — Возле кухни часто ходит эльф Винки. И если ее попросить, то она скажет пароль.       И после Чифую отстраняется, хитро подмигивая, пока Казутора старается не расплыться прямо здесь и сейчас. В голове совсем пусто, только тихий и приятный шепот Чифую, который отскакивает от всех возможных нервных окончаний и раздается, словно поломанная магловская пластинка, снова и снова. Наверняка Мацуно ждет ответа. Казутора думает, что он бы на месте парня ждал, однако буквы вовсе не вяжутся вместо с собой и ощущение у Ханемии такое, словно кто-то споил ему не меньше десяти бутылок хереса, потому что чувство легкости в совокупности с отсутствием внятных слов очень напоминает состояние опьянения, и это слегка озадачивает. Ведь опьянеть от одного лишь шепота невозможно, однако Ханемия в данный момент времени является прямым доказательством того, что эта теория не верна.       Спасает его громкий и радостный крик друзей справа, из-за чего они с Чифую синхронно поворачивают головы, наблюдая, как Ханма и Коко радостно скачут, вскидывая руки вверх, пока Изана хоть и хлопает, но выглядит не таким радостным, как его друзья.        — СЛИ — ЗЕ — РИН! — в один голос басят Коко и Ханма, даже немного пританцовыя, и веселье их сравнимо с весельем на официальных матчах, а не тренировочных. Хотя во время соревнований восторг парней вырывался, кажется, на максимальный уровень, и однажды Шуджи чуть не свалился с трибуны, потому что прыгал, перевесившись за защитное ограждение.        — Санзу поймал снитч, — объясняет Изана, когда Казутора смотрит на него с немым вопросом в глазах, и этот ответ вполне объясняет подавленное состояние Курокавы. Все-таки Какучо занимал именно позицию ловца, и как бы сильно Изана не любил свой факультет, Какучо он любил сильнее.       Когда команды приземляются на землю, первым делом их подзывает профессор Трюк, указывая на мелкие ошибки некоторых игроков и назначая время для следующей тренировки, и в следующий миг Ран и Риндо направляются к ним, первым делом с придыханием прося «воды» и тут же прилипая к бутылкам.        — Вы видели, да? — уточняет Ран, когда наконец отлипает от своей бутылки. Дыхание у него все еще сбившееся, хвост теперь настолько слабый, что в нем нет никакого толка, а на лице читаются эмоции радости и гнева одновременно.        — Видели что? — тут же уточняет Казутора, тем самым немного постыдно признавая, что за игрой он не следил, несмотря на то, что чаще всего наблюдал за каждым действием на поле.        — Кейске сволочь, — смачно выругивается Вакаса, который присаживается рядом с Изаной и откидывается на скамейки позади себя. — Еще до игры условились, что сегодня не будем никого скидывать и направлять друг в друга бладжеры, чтобы потренировать только технику. Но для него одного правила не писаны.        — Твой братец специально запустил квоффл в Санзу, а когда не попал, то чуть не скинул Риндо с метлы, — присоединяется к общему разговору Сенджу, присаживаясь рядом с Вакасой и принимая бутылку с водой из рук младшего Хайтани, в то время как Казутора не может поверить в то, что слышит. Да, во время игры команды играли жестко и беспощадно, запуская друг в друга бладжеры с такой силой, что порой их биты трескались и ломались, а скидывание игроков с метел было самой частой практикой, наверное в копилке каждого игрока в квиддич было хотя бы одно падение. Но на тренировках все старались играть по правилам, отрабатывая свои слабые места и учитывая просьбы других. Поэтому слышать то, что его младший брат пошел против этих негласных правил было как минимум непривычно, а как максимум стыдно до такой степени, что кончики ушей Казуторы начали гореть так сильно, что, казалось, их подпалили чарами огня.        — Главное, что мы победили, — последним подключается Санзу, когда они с Такеоми бросают метлы в общую кучу. — Это как минимум заденет его гордость.        — Вот вам благородство и честь, — зло усмехается Риндо, бросая свои перчатки на трибуну, пока остальные согласно поддакивают.       И только Казутора старается опустить голову как можно ниже, хотя отчитывают совсем не его. Почти все на Слизерине относились к Ханемии с каким-то непонятным ему одному благоговением, пока однажды Вакаса не объяснил ему причину, когда они вместе оказались в общей комнате Слизерина после отбоя.       Огонь в камине подсвечивал мрачные стены, добавляя болотно-зеленым бликам на буфетах совсем немного теплоты, а диваны в тот момент отчего-то казались мягче и удобнее, чем обычно.        Вакасу на факультете уважали все, хотя даже за пределами Слизерина он пользовался большой популярностью. Наверное поэтому Казутора из всех старших всегда тянулся именно к нему. Имауши, будучи старостой факультета, всегда славился как тот самый нетипичный слизеринец, потому что остальные факультеты никогда не записывали его в условный список злодеев. Вместо этого у профессоров он был одним из лучших учеников, а у остальных учеников — главным кандидатом на все валентинки.       Хотя Казутора никогда не сомневался в успехах Вакасы, именно той ночью он испытал все это в полной мере. Голос Имауши тогда звучал располагающе и как-то чересчур по-отцовски, из-за чего хотелось рассказать ему абсолютно все секреты и переживания, не утаивая даже крохотные детали, которые, по сути, были не так важны. Однако самое большое влияние оказали на Казутору слова парня перед тем, как они разошлись по своим спальням.       «Ты напоминаешь мне меня, если честно. Я тоже совсем не думал, что попаду на Слизерин, у меня оба родителя отучились на Пуффендуе, но у нашей дорогой старушки шляпы, как ты знаешь, последнее слово» — усмехнулся тогда Имауши, а Казутора усмехнулся в ответ, хотя более грустно. «Но факультет это не главное, Казутора. Посмотри хотя бы на этого засранца Шиничиро» — и тогда Вакаса улыбнулся как-то задорно, как будто ему было не семнадцать, а каких-нибудь одиннадцать, и он придумывал, как разыграть кого-нибудь из учеников. «Там Гриффиндором даже не пахнет, я большего слизеринца в жизни не видел, такими хитрыми точно не становятся, это его дар от рождения. Но тем не менее — стал же чертовым старостой. Также и у нас, факультет не определяет того, как ты себя ведешь. Тебя поэтому остальные так любят — ты пытаешься доказать, что ты хороший, но тебе не нужно пытаться это сделать, потому что ты всегда таким и был. И хочешь скажу тебе кое-что? Хоть это и прозвучит так, как будто я украл это из журнала «Ведьмины штучки». Со мной никогда не случалось ничего хорошего, когда я доверял другим. Еще на третьем курсе все вокруг мне говорили, что в квидидче мне ничего не светит, да и в команду меня не возьмут» — и эта информация кажется Казуторе настолько абсурдной, что он даже не замечает, как с губ срывается удивленное «не может быть». «Честно, так и было. Профессор Трюк говорила, что метлы меня не любят. А теперь посмотри, где я».       И Казутора прекрасно понимал о чем именно идет речь, потому что Вакаса лучше всех управлялся с метлой, и так считали не только болельщики, но и сами игроки. Он летал настолько быстро и ловко, что казалось, словно он наколдовал себе невидимые крылья и прятал их под спортивной формой. Поэтому слышать что-то о том, что раньше метла даже не поднималась с земли, когда он говорил «вверх!», было невероятно.       «Также и здесь. Не слушай тех, кто говорит, что ты злодей. У слизеринцев полно хороших качеств, о которых все предпочитают умалчивать, потому что для них это удобно. Просто продолжай быть собой, как и сейчас, и люди забудут, что ты учишься на том же факультете, на котором когда-то учились плохие люди».       Но даже сейчас Казутора всегда ждал оскорблений в свой адрес. Поэтому в эту секунду Ханемии как никогда хотелось принести свои извинения, хотя это не он нарушил установленные правила и повел себя как ребенок.        — Эй, ты не виноват, — прерывает его Чифую, и его слова кажутся настолько неожиданными, что Казутора резко поднимает голову, и тут же начинает думать, что он проговорил свои мысли вслух, но Чифую старается успокоить его своей улыбкой, одновременно сплетая свои пальцы с чужим. — У меня, конечно, нет дара прорицания, но я буквально мог услышать, о чем ты думаешь. Это не твоя вина, ладно? Ты даже не выходил на поле, и уж тем более не скидывал своих друзей с метел, так что не стоит расстраиваться, — и высвобождая одну руку, Чифую выставляет указательный палец, упираясь его кончиком в щеку Казуторы и подтягивая ее в сторону, стараясь сымитировать улыбку. — Ну же, улыбнись! Это самое несчастное лицо человека, которое я видел после того, как его команда победила!       А эти слова действительно вызывают улыбку и легкий смешок, который Казутора не пытается сдержать.        — Ты же сказал, что не любишь Квиддич. Ты не мог видеть другие несчастные лица.        — Мне достаточно только твоего. К тому же, — подмечает Мацуно, отнимая свою руку от лица Казуторы, — теперь ты улыбаешься, а это главное.       Однако Казутора теперь не только улыбается, но еще и краснеет, хотя отмечает про себя, что ему полегчало, и они с Чифую вновь поворачиваются к команде, слушая, как Вакаса рассказывает план на следующую тренировку.        — Напомни мне тебе кое-что сказать, ладно? — тихо спрашивает у него Ханма, когда наклоняется, чтобы шепнуть эти слова Казуторе на ухо. И про себя Ханемия отмечает, что шепот Шуджи совсем не вызывает такого эффекта, который вызвал шепот Чифую, что само по себе странно, однако Казутора не сильно задумывается об этом.        — Скажи сейчас, — тут же предлагает Казутора, непонимающе глядя на друга. Все вокруг были слишком заняты, чтобы их подслушать, и Казуторе не хотелось дожидаться какого-то там подходящего момента.        — Не могу сейчас. Напомнишь, когда Чифую не будет рядом, — продолжает шептать Ханма. Закончив предложение, парень тут же отстраняется, уже собираясь повернуться к остальным, но тут же резко замирает на месте, говоря себе под нос «мерлиновы кальсоны», и Казутора практически смеется, потому что так ругался его дед, однако стоит проследить за взглядом друга, как причина его ругательств понята. Потому что через все поле к ним направлялся Баджи, на ходу подтягивая свой хвост, из которого не выпало ни прядки даже при том, что Казутора лично видел, как тот свисал на метле.       Походка у Кейске как и всегда твердая и уверенная, а выражение лица легкомысленное и совсем немного надменное, как будто сегодня победил именно он, а не его противники.        — И хватает же наглости идти сюда, — зло прыскает Сенджу, слегка пиная трибуну перед собой.        — Можно наколдовать ему поросячий хвост. Все равно ведет себя как последняя свинья, — предлагает Санзу, и в любой другой ситуации Казутора наверняка оспорил бы эти слова, но не сегодня. Он зол на брата не меньше остальных, и это та ситуация, когда оправдания для Баджи просто не находится, даже если сильно постараться.        — Если ты идешь сюда не для того, чтобы извиниться, то можешь развернуться прямо сейчас, — прикрикивает Вакаса, когда Баджи остается меньше пяти метров до трибуны Слизерина.        — Вака-сан, да подумаешь случайно врезался. На матчах бывает и похуже, — также прикрикивает Кейске, однако свой шаг не замедлят, и всего на секунду взгляд парня смещается на Казутору, который вмиг чувствует неприятные мурашки, которые бегут по позвоночнику. Осознание того, что их руки с Чифую все еще сплетены, настигает его резко, словно удар, и он осторожно ослабляет хватку, выпуская руки Мацуно из своих. Непонятливый взгляд Чифую Казутора чувствует даже не поворачивая головы, и все же старается игнорировать, потому что так будет лучше.        — Да мне плевать, Баджи! Мы договорились перед началом игры, и ваш капитан согласился на эти условия! А если бы ты покалечил кого-нибудь из игроков?! Матчи начинаются через две недели, и моя команда нужна мне в лучшем ее состоянии! — Вакаса даже привстает с лавки, быстро сменяя роль доброго семикурсника Слизерина на роль строгого капитана команды по квиддичу.        — Я врезался в Риндо случайно, честно! — пытается доказать Кейске, когда наконец подходит к трибуне и устанавливает с Имауши зрительный контакт.        — А квоффл в Санзу тоже запустил случайно? — зло усмехается Такеоми, склоняя голову на бок, и выглядит он в эту минуту как никогда устрашающе.        — Он выскользнул! Мне давно нужно сменить перчатки, мои протерлись, — тут же отвечает Баджи, кивая головой в сторону своей команды, как бы указывая на местоположение испорченной вещи.        — Интересно он у тебя выскальзывает. Не вниз, а по диагонали, — также зло и раздраженно подмечает Ран, пока чистит свою биту от небольших щепок, которые появлялись после отбитых бладжеров. — С такими талантами да в загонщики, бладжеры бы летали по невиданной траектории.        — С удовольствием принял бы твое предложение, если бы оно поступило пару лет назад, когда я проходил отбор, — огрызается Кейске, на что Ран сжимает биту сильнее, вплоть до тихого скрипа перчаток, которые он так и не снял.        — Вот же засранец, — тихо прыскает под нос Ханма, на что Казутора слабо кивает. Ханемия готов был поклясться, что еще никогда не видел своего брата таким, каким он был в этот момент. Да, порой Кейске мог вспылить или же разозлиться из-за какого-то пустяка, но дерзить он не смел даже своим одногодкам, не говоря уже о тех, кто был его старше. Желание осадить своего брата Казутора чувствует чуть ли не в кончиках пальцев, и уже мысленно думает, что стоит сказать, чтобы до Кейске дошло с первого раза, однако парень отвешивает маленький шуточный поклон, прежде чем заговорить снова.        — Я шел не для того, чтобы поспорить с твоей командой, Вака-сан, я шел к другу.       И не дожидаясь какого-либо ответа Кейске делает один большой шаг в сторону, теперь стоя прямо напротив Чифую, при этом полностью игнорируя присутствие Казуторы рядом.        — А я все высматривал тебя на трибунах Гриффиндора и Пуффендуя, только под самый конец заметил, что ты затерялся здесь, — улыбается Баджи, оголяя клыки, и звучит он гораздо более дружелюбно, чем всего лишь секунду назад. Еще чуть-чуть и казалось, что Кейске начнет наматывать тёмную прядь волос на палец, кокетничая еще больше, чем сейчас, из-за чего Казутора старается не показывать отвращения на своем лице. — Может отойдем? Я хотел кое-что спросить, — продолжает Кейске, вновь кивая в сторону своей команды, которые в данный момент хохотали, что-то обсуждая. Майки и Юзуха сидели на метлах, едва оторвавшись от земли, и болтали ногами в воздухе, пока Нахоя стоял по центру трибуны и что-то рассказывал, активно при этом жестикулируя. Самым спокойным из всех был Какучо, и если не знать его факультет, то он бы довольно хорошо вписался в команду Слизерина.        — Можешь спросить здесь, я слишком пригрелся, чтобы переходить в другое место, — тут же отвечает Чифую, и хотя на его губах играет приевшаяся дружелюбная улыбка, голос парня звучит не так мягко, как в те моменты, когда он разговаривал с Казуторой, хотя Ханемия почти на восемьдесят процентов уверен, что он это просто надумывает, и на самом деле Мацуно говорит как и всегда приветливо.       Баджи же поворачивает голову в сторону, кидая взгляд на остальных игроков команды Слизерина, как будто хочет убедиться, что они не подслушивают, хотя на самом деле слизеринцы перестали обращать на него внимание почти сразу, вместо этого внимательно слушая слова Вакасы, который говорил, что Риндо стоило отработать удары слева, а Сенджу постараться почти не останавливаться перед тем, как она забрасывает квоффл в кольца противника. И когда такой расклад Кейске, кажется, устраивает, он возвращает свое внимание Чифую, облизывая пересохшие губы, чтобы задать вопрос, но ненароком замечает желто-черную вещицу на шее брата, удивленно и немного раздраженно приподнимая свои брови.        — Откуда у тебя шарф Пуффендуя?       Вопрос этот наполнен обидой и завистью, хотя Баджи никогда не завидовал никому, потому что чаще всего зависть была направлена именно в его сторону. Другие ученики Хогвартса то и дело причитали, что хотели бы иметь такую же внешность как у Кейске, или же быть таким же хорошим охотником, и самого пика достигали те случаи, когда Казутора шел по коридорам и слышал тихое «хотел бы я быть самим Баджи», что каждый раз выбивало из колеи. Да, то, что его брат был чуть ли не главной звездой школы Ханемия знал прекрасно, но постоянно слышать восторженные возгласы в его сторону наскучивало и порой начинало раздражать, причем ни его одного. Однажды Изана так вспылил из-за каких-то девчонок с Когтеврана, которые обсуждали Кейске рядом с ними, когда они сидели на небольшой поляне во внутреннем дворе школы, что он не выдержал и чуть ли не крича соврал им, что у Кейске по всему телу куча бородавок, которые он умело прячет с помощью множества заклинаний.       «Да-да! Даже на заднице парочка имеется!» — раздраженно продолжал кричать Курокава, пока Ханма и Ран старались затащить его обратно в замок и отвести в их комнату отдыха.       Поэтому слышать зависть в голосе брата абсолютно ново и, совсем немного, но даже приятно. Всего на секунду, но в Казуторе просыпается слегка подлая черта, и хочется напоказ замотаться в дубликат шарфа Чифую, чтобы Кейске перестал думать, что все лучшее достается только ему одному.        — Я сделал ему копию своего, — вместо Ханемии отвечает Чифую, пока Казутора все же сильнее кутается в мягкую и теплую вещицу, не переставая глядеть брату в глаза.        — Да ты как в Хогвартс поступил ни разу свой шарф не надел! — возмущается Кейске, и даже вскидывает руку, как будто хочет в полной мере показать всю степень своего негодования.        — Сегодня холодно, — спокойно отвечает Казутора, слегка пожимая плечами.        — То-то ты и оделся так легко. Потому что холодно, — продолжает Баджи, как бы намекая на не лучший выбор толстовки для такой погоды, и эту нападку Казутора игнорирует, переводя свой взгляд куда-то за Кейске, за что сразу же винит себя.       «Снова ты сдался первым» — упрекает собственный внутренний голос, и Казутора ежится, пряча свои уже порядком замерзшие руки в карманы пальто.        — Чифую, а мне такой наколдуешь? Думаю, желтый шарф подойдет к моей красной форме!       Баджи выглядит до невозможности довольным собой, когда упирается локтями в край трибуны и подается вперед, как будто хочет оказаться ближе к Мацуно. Но Чифую на его предложение отвечает с гораздо меньшим восторгом, когда тихо мямлит:        — Может быть в другой раз. Обычно вторая копия выходит куда хуже, чем первая, — блондин слегка морщит нос, повторяя действия Казуторы и тоже пряча руки в карманы своей большой яркой куртки. — Так что ты хотел спросить?        — На рождество в этом году будет проходить бал, профессор Синистра рассказала нам. Хогвартс хочет как следует принять новых учеников и тех, кто прибыл на год по обмену. И я хотел спросить… — на секунду Кейске запинается, откашливаясь, но почти сразу возвращает себе всю прежнюю уверенность. — Ты не хотел бы пойти на него со мной? Как моя пара?       А у Казуторы в этот момент все обрывается так, словно он сбросился с астрономической башни, потому что вмиг становится тяжело дышать и все тело будто каменеет, при этом тяжелея на пару фунтов. И, как оказывается, этот вопрос выбивает из колеи не только Ханемию, потому что Чифую рядом с ним неловко откашливается и издает короткий удивленный смешок.        — Но это ведь почти что через два месяца. Зачем спрашивать так рано?       Вопрос этот вполне рациональный, и даже Казутора задумывается над словами Мацуно. Про бал ходили слухи всю последнюю неделю, но Казутора не особо обращал на них внимания, хотя Ран и Ханма уже вовсю договаривались о том, чтобы незаметно подлить веселящей воды в пунш, пока Изана протестовал, потому что тетка якобы не пришлет ему вторую бутылку, чтобы они смогли распить ее своей компанией. Но про пары пока не заикался ни один ученик, поэтому напористость Кейске в этом вопросе удивляла.        — А я заранее, чтобы никто другой не успел тебя украсть, — подмигивает Баджи, и снова на какую-то долю секунды смещает свой взгляд на Казутору, как будто подразумевает, что именно его брат посягнет на Чифую.        — Можно я подумаю? Я в целом не уверен, что буду делать на следующей неделе, не говоря уже о конце декабря, — отшучивается Мацуно, слабо передергивая плечами, пока Казутора отчетливо видит, как на лице Кейске расползается негодование. Его брат был слишком приучен к тому, что он получает все по первому мановению пальца, и наверняка парень не рассчитывал, что Чифую не согласится в первую же секунду.        — Конечно! — громче, чем следовало бы, отзывается Баджи, наверняка пытаясь скрыть за этим свое разочарование. — Ты знаешь, где меня найти, — и с еще одним подмигиванием Баджи спешит развернуться, быстро удаляясь от трибун Слизерина, даже толком не попрощавшись.        — Это было неожиданно, — вслух комментирует Чифую, когда Баджи оказывается в окружении своей команды и запрыгивает на метлу Майки, из-за чего они чуть не валятся на холодную мокрую землю под собой.        — Это было нагло, — тихо вторит словам Мацуно Коко, шмыгая своим замерзшим носом.        — И после этого наш факультет считают самым отвратительным, — в ответ бубнит Ханма, кивая.       А Казутора все еще прокручивает слова Кейске в голове, уже продумывая события наперед. О том, чтобы позвать кого-нибудь на бал, Ханемия даже не задумывался, потому что заранее знал, что дело это гиблое, да и ему это было просто не нужно. Однако сейчас мысль о том, что весь вечер Чифую может провести с Баджи, отчего-то отравляла каждую клеточку его тела, и весь и без того непозитивный настрой Казуторы ухудшился еще больше, почти что доводя до злых слез в уголках глаз.       Провести время с Чифую хотелось и ему самому, просто по-дружески, без каких либо намеков, которыми дразнили его друзья. Но если Чифую все же согласится на предложение Кейске, то о совместном времяпровождении можно было забыть, ведь Баджи навряд ли подпустит кого-либо к Чифую, особенно Казутору, и особенно после их неудачного разговора, о котором, очевидно, помнили они оба.        — Все хорошо? Ты расстроился из-за Баджи? — спрашивает Чифую, отвлекая от неприятных мыслей. Он вынул руки из карманов куртки, из-за чего Казутора повторяет это действие, тут же накрывая холодные конечности Мацуно своими.        — Замерзнешь ведь, — без какой-либо злобы выдыхает Казутора, стараясь сдержать серьезное выражение лица, когда Чифую улыбается ему. — И нет, я не расстроился. Я просто зол на его поведение, — немного тише говорит Ханемия, вновь чувствуя стыд. Краснеть за брата было уже довольно привычным для него делом, однако сегодня Кейске натворил небывалое число поступков, которыми было не похвастаться.        — Его поведение не должно влиять на тебя, Казутора. Баджи это Баджи, а ты это ты. И если он ведет себя как идиот, то не стоит брать ответственность за его поступки на себя.        — Спасибо, — непонятно зачем благодарит парень, шмыгая носом. Правда в отличие от Коко делает он это не потому что до смерти замерз, а потому что плакать захотелось с новой силой. Ведь получать все пинки за брата Казутора умел довольно хорошо, а вот слышать то, что в чем-то нет его вины было непривычно и трогательно.        — Не за что, — усмехается Чифую, проводя большими пальцами по внутренней стороне запястий Ханемии, будто стараясь подбодрить.        — Ладно, расходимся. И чтобы все выпили бодроперцовое зелье, понятно? Не хватало только, чтобы кто-нибудь слег с простудой! — громко объявляет Вакаса, поднимаясь со своего места и слегка потягиваясь, разминая затекшую спину.        — Но я не хочу дымиться! Мне нужно дописывать дурацкий пергамент в библиотеке! — тут же начала причитать Сенджу, подхватывая свою метлу из общей кучи, просто произнося короткое и твердое «вверх!», прежде чем вернуться к своему негодованию.        — Как скажешь, папочка! — на контрасте с Кавараги радостно прикрикнул Ран, поднимая свою метлу следом и спешно уклоняясь от руки Вакасы, которая уже была готова отвесить ему шуточный подзатыльник.        — Пойдемте скорее, я отморозил себе все, что можно, — следом поднялся Изана, пару раз подпрыгивая на месте, будто стараясь распределить тот маленький процент тепла, который он сохранил, по всему телу.        — Изана, дорогой, раздевалки Гриффиндора через одну от наших. Наверняка Какучо найдет решение твоей проблеме! — спешит пошутить Ханма, который за последние дни негласно взял на себя главную роль того, кто подстегивал Изану каждый раз, когда появлялась возможность упомянуть ловца Гриффиндора.        — Так смешно, Ханма, прямо здесь и разорвусь от хохота! — без тени улыбки на лице отзывается Курокава, спускаясь с трибуны и тут же наступая в небольшую лужу грязи, выругиваясь при этом себе под нос.        — Ну Какучо явно шутит лучше! — продолжает Шуджи, спускаясь следом, однако на последнюю ступеньку он ногу поставить так и не успевает, потому что Изана быстро достает свою палочку, выкрикивая «Левикорпус!», подвешивая Ханму вниз тормашками.       И пока на заднем плане Шуджи громко кричит под дружный смех Коко и Изаны, Казутора оборачивается к Чифую, который осторожно выпускает руки Ханемии из своих и отводит взгляд.        — Ты не идешь в замок?        — Мы с Такемичи договорились встретиться возле подвесного моста. Он хочет поискать прыгающие поганки для травологии.        — Но они бывают только в Запретном лесу, — немного обеспокоенно предупреждает Ханемия, хотя наверняка новеньким провели инструктаж о местах запрещенных к посещению.        — Знаю, но он уверен, что они есть и там, — усмехается Мацуно, слегка склоняя голову набок и смотря Казуторе прямо в глаза, смущая его наверное в сотый раз за сегодняшний день. — Увидимся позже?        — Конечно, — сразу же отвечает Ханемия, почти что не давая Чифую закончить предложение. И они еще несколько секунд неловко смотрят друг на друга, прежде чем Мацуно подступает к нему в плотную, сильнее завязывая шарф возле шеи Ханемии, при этом ненароком задевая щеки слизеринца своими пальцами. — Ты тоже выпей бодроперцовое зелье, ладно? — с некой неуверенностью в голосе просит Чифую, наконец заканчивая с шарфом и кладя руки на плечи Казуторы, дожидаясь его ответа.        — Хорошо, — так же быстро отвечает Казутора, даже кивая для пущей убедительности, а после улыбается Мацуно в ответ, забывая в этот момент о всех проблемах в своей никчемной школьной жизни. В эту самую секунду его не волнует ни гора домашних заданий, ни грядущее занятие по трансгрессии, которое вероятно будет таким же скучным и бестолковым, ни даже Кейске, который вел себя так отвратительно, что не вызывал ничего кроме приступа гнева. Все, что сейчас было важно, это Чифую, который смотрел на него с такой теплотой и заботой, что чем-то он напомнил Казуторе тот красивый закат, который он наблюдал в Хогвартс-экспрессе в начале года.       Ощущение уюта и легкости было почти одинаковым, но при этом Чифую был в тысячу раз лучше красивого пейзажа, и дай Казуторе возможность, то каждый день он проводил бы как сегодняшний, даже игнорируя выходки брата и абсолютно отвратиельную английскую погоду. Чифую стоил любых жертв, и эта мысль казалась такой же простой, как заклинание «экспеллиармус», которое Казутора разучил еще на первом курсе. Все это казалось безумно правильным, и за все шесть лет обучения Казутора еще никогда не чувствовал себя настолько хорошо, как сейчас.        — До встречи, — последним говорит Чифую, и слегка сжав плечи Казуторы, он наконец прячет руки в карманы, разворачиваясь и направляясь в дргую сторону, но при этом он несколько раз оборачивается, чтобы послать Казуторе свою яркую улыбку, на которую Ханемия просто не может не улыбнуться в ответ.        — КАЗУТОРА! — раздается на все поле, словно снимая все чары и вырывая Ханемию из того волшебного чувтсва легкости, в котором он пребывал до этого.       Висящий в воздухе Ханма смешно дергается, раскачиваясь в разные стороны, пока Изана сгибается пополам от сильного приступа смеха. И Казутора тоже легко усмехается, прежде чем достать собственную палочку и сказать «Либеракорпус», останавливая действие заклинания Изаны. И когда Ханма почти ударяется о грязную землю, Казутора произносит второе заклинание, чуть громче, чем первое.        — Арресто Моментум!       Падение Шуджи вмиг останавливается и он повисает над самой землей на короткую секунду, прежде чем аккуратно приземлится прямиком в ту лужу, в которую наступил Изана ранее.        — Уже мог бы дать ему шмякнуться! — протестует Изана, с недовольством запихивая палочку в карман своего пальто и чуть ли не топая ногой.        — Казутора не такой мерзавец, как ты! — орет на него Ханма, когда принимает руку Ханемии и поднимается с земли. Его штаны и пальто были запачканы грязью и травой, но это не вызвало ничего, кроме нового приступа смеха у Изаны. — Подожди у меня, Курокава. Прокляну ночью твою задницу, тогда посмотрим, как ты будешь смеяться! — продолжает вопить Ханма, пока Казутора пользуется третьим заклинанием подряд, очищая одежду друга от грязи.        — Не думай, что я не прокляну твою в ответ! — кричит Изана вдогонку, пока Коко посмеивается, пихая друга в спину, чтобы тот наконец сдвинулся с места и пошел в сторону замка.       И когда они наконец достигают ступенек, ведущих в подземелье, Казутора вдруг вспоминает слова Ханмы, сказанные ранее, и поворачивает голову в его сторону.        — Что ты хотел сказать мне на поле?       Шуджи же и сам, кажется, вспоминает об этом только сейчас, и пододвигается к Казуторе поближе, делая свой голос тише.        — Коко сказал, чтобы я тебе не говорил, но я подумал, что ты хотел бы знать, — Ханма хватает Казутору за руку, призывая замедлить шаг, чтобы Коко и Изана смогли пройти немного вперед. — Во время игры Кейске летал с квоффлом на нашей территории. Уже готовился бросить его в ворота, но отвлекся на наши трибуны. И… — Ханма мнется, будто уже и сам не верит, что рассказывать это было хорошей идеей.        — И..? — нетерпеливо уточняет Ханемия, заправляя мешающую прядь волос за ухо.        — Вы с Чифую о чем-то там шептались, и он увидел это. Посмотрел на вас именно в тот момент. И сразу после видимо так разозлился, что запустил квоффл не в ворота, а в пролетавшего мимо Санзу. А потом снова посмотрел на вас и врезался в Риндо с такой силой, что тот чуть не свалился.       Когда Ханма замолкает, то выглядит он не на шутку перепуганным, словно уже жалея о том, что все рассказал, пока Казутора чувствует неприятную дрожь, которая пробегает по всему телу, словно он выпил не меньше литра охлаждающего зелья. Потому что все убеждения о том, что в поведении Кейске нет его вины, тают как дым, и ответственность за сегодняшний инцедент на игровом поле вновь ложится на его плечи, правда ощущается это в разы тяжелее. Каким же он был дураком, когда на какое-то время действительно позволил себе поверить, что может не беспокоиться об этом.        — Нет, — твердо произносит Ханма и крепко хватает Казутору за плечи, разворачивая парня к себе и несильно встряхивая, словно пытаясь взбодрить. — Знаешь, что ты сейчас не будешь делать? Ты не будешь винить себя за то, что ты хорошо провел время с человеком, чья компания тебе приятна, ты понял меня? — Шуджи вновь несильно встряхивает Ханемию, устанавливая с ним прямой зрительный контакт. — В том, что Кейске завистливый засранец нет твоей вины, Казу. Как и в том, что он учудил сегодня на поле. Ему будет даже полезно спуститься с небес на землю и понять, что не всегда все будет так, как ему хочется. Так что не вздумай снова брать ответственность на себя, как делал это все время, — и сразу после Ханма тянет Казутору на себя, заключая его в теплые дружеские объятия.       И хоть Ханемия меньше всего любил тактильный контакт с друзьями (в отличие от Изаны, который на других вешался при любой удобной возможности), сейчас эти объятия были ему нужны. Хоть Шуджи не был настолько теплым как Чифую, чувствовать поддержку парня было приятно.        — Не позволяй своему безмозглому братцу влезать в твою жизнь и менять в ней все так, как ему удобно, Казу, — тише говорит Ханма, слабо похлопывая Казутору по спине, что сейчас на самом деле успокаивает. — Ты заслуживаешь куда большего, чем он, поверь, и тебе скажет об этом каждый, а не только я. Да и к тому же, — Казутора слышит улыбку в чужом голосе, — о чем вы там таком шептались, а?       И Ханма легко смеется, пока Ханемия совсем слабо ударяет друга по плечу, хотя и улыбается в ответ.        — Не твоего ума дела, — отвечает Казутора, выпутываясь из объятий и поправляя шарф на своей шее, который слегка примялся.        — Ну он хотя бы назначил тебе свидание, да? Вы обязаны сойтись раньше, чем Изана и Какучо, иначе плакали мои пять галеонов!        — Вы поставили на нас?! — возмущенно восклицает Казутора, пока Ханма резко накрывает рот ладонью, понимая, что он только что проговорился. — Ханма!        — Да мы так, побаловаться! — тут же отмахивается Шуджи, но при этом сразу же срывается с места, сбегая по лестнице так быстро, что чуть ль не падает, перепрыгивая несколько ступенек за раз и при этом крича «помогите!», пока Казутора бежит за ним следом, уже держа палочку наготове.        — Пять галеонов?! Да у тебя даже столько нет!        — Есть в копилке дома! — протестует Ханма, добегая до двери и почти что пища «Офион Дросигма», сразу же забегая внутрь, но это не спасает его от пронзительного «Тарранталегра!», произнесенного Казуторой, и уже в следующий миг Ханма начинает отплясывать чечетку под дружный смех Изаны, Коко и самого Казуторы, который закрывает за собой дверь в общую комнату и хватается за живот, отвлекаясь в этот момент от той горькой информации о Кейске. Об этом он подумает позже, но точно не сейчас, когда Ханма смешно танцует посреди гостиной под дружные аплодисменты Коко и Изаны, и все они дружно смеются, заполняя темную комнату с болотным освещением небольшой крупицей радости и веселья.