Это лето

После обеда, когда наступил тихий час, мы расселись по детским комнатам обдумывать и сразу собирать костюмы на «Мусорную моду». Использовали все: мешки для отходов, просто пакеты, новогодние дождики, малярный и цветной скотч, бельевую верёвку. Дети, отдыхающие не в первый раз в этом лагере, привезли даже бахилы. В кладовке, где мы обычно брали туалетную бумагу и ветошь, Егор нашел старые бесхозные газеты. Я старалась не думать об Артеме. Твердила себе, что так не поступают и что пора перестать крутить в голове то, что произошло утром на зарядке. Но девчонки только и делали, что обсуждали поступок мальчишек и Егора. Я была согласна с правилами лагеря, но то, как Артем повел себя, его тон и надменный, поучительный взгляд никак не хотели мною забываться. В принципе, я до сих пор не могла понять, что происходит между нами, почему до этой злосчастной зарядки я все чаще думала об Артеме. — Лиз, подай мне розовые пакеты, пожалуйста, — позвала я девчонку, потому что не хотела вставать и выбираться из кучи целлофана, которым себя обложила. — Держите. Девочки наконец переключились на тему будущих профессий. Я слушала их с легкой ностальгией, ведь сама когда-то точно так же с подружками обсуждала, кто и кем хочет стать. И несколько лет назад я мечтала совсем о другом, нежели сейчас. Родители не заставляли меня поступать на архитектурный факультет, никто не наседал. Это было мои личным выбором, пусть и, как оказалось потом, не совсем обдуманным. Мне нравилось то, чем мы занимались на парах, и сейчас, с дипломом на руках, я в восторге от того, во что превращаются мои черновики. Однако во время написания диплома мне стало казаться, что я не смогу заниматься этим всю жизнь. — Виктория Максимовна, как у вас дела? — в комнату девочек зашел Егор, держа стопку газет. Он с мальчишками ставил показ, они придумывали, как будут выходить. Хотели устроить целое шоу. — Мы закончили с одним платьем. Костюмами для мальчишек занимаются в соседней комнате, — ответила я, не поднимая глаз от платья из розовых пакетов, юбку для которого пыталась собрать с помощью степлера. — Моя помощь нужна? — прежде, чем уйти, уточнил Егор. Я подняла глаза на девчонок, вопросительно глянув. Кто-то пожал плечами, кто-то отрицательно мотнул головой. — Тогда я минут на двадцать отлучусь, — это звучало больше как вопрос, но Егор не дождался ответа и вышел из комнаты. Мне только оставалось вернуться к созданию платья. Я не знала, что задумал мой напарник и что домыслили мальчишки, но была уверена — это превратится во что-то бомбезное. Поэтому занималась своим делом, общаясь с девочками. Спустя минут пятнадцать после того, как ушел Егор, в наш корпус прибежал Никита. Он несколько раз пронесся по коридору туда-сюда, мелькая в дверном проёме, и только наконец заметив меня, остановился. Вожатый был слегла растерян, запыхался, поэтому позвал меня выйти. — Что случилось, Никит? — хохотнула я, дав парню отдышаться. — Алина на выходном. Я думал, что справлюсь, но эта «Мусорная мода» — настоящее унижение, — ответил Никита. — Дети не слушаются, ничего им не нужно. Идей полно, а как делать — только самые ответственные девочки. Их всего трое. А мне и за костюмы, и за дефиле отвечать, и за распорядком следить. Никита тараторил и тараторил, он был переполнен эмоциями, тем не менее я не тормозила его. Ему нужно было выговориться, иначе он весь день будет ходить с больной головой. Я понимала его как никто другой, ведь моя первая в жизни смена в лагере прошла на самом младшем отряде. — Давай я просто дам тебе кого-нибудь из своего отряда, временную напарницу, — когда Никита резко замолчал, видимо, выговорившись, ответила я. — Минут через десять мы придём, окей? — Ты моя спасительница, — на радостях обнял меня Никита, и глаза его вновь засверкали счастьем. — Я тогда побежал обратно, к своим, а то оставил их на Руслана… Кивнув, я вернулась к девочкам. Все были заняты, и только Саша, которой был доверен смартфон, засела в него с головой. Вела активные переписки, листала Инстаграм, а на все просьбы помочь оправдывалась поисками идей. — Саш, у меня к тебе дело есть, — позвала я девчонку, и только на мой голос она убрала телефон. Остальные и глазом не повели, были увлечены будущим показом. — Никита сегодня без напарницы, ему нужна помощь с малышами. Я бы хотела, чтобы ты до показа была вожатой десятого отряда. Мой выбор не просто так пал на этого человека. Во-первых, она была в лагере не в первый раз и знала это место вдоль и поперек. Во-вторых, она и правда была идейной, творческий личностью. А в-третьих… я просто хотела, чтобы Саша посмотрела на Никиту с другой стороны. После его отказа танцевать с ней она продолжала грезить им, я не один раз слышала, как они с Лизой обсуждали вожатого десятого отряда. Этот опыт должен был что-то поменять в ней, определённо. Саша отвела взгляд, а ее щеки порозовели. Тем не менее, она согласилась, чему я была несказанно рада. И, оставив отряд под контроль Максима, который тоже не был ничем занят, мы с Сашей пошли в сторону младшего корпуса. На территории лагеря было тихо, все сидели корпусам до полдника. И, держу пари, не спали — тоже готовились к «вечерке». Теплый ветер трепал мои волосы, которые я распустила в надежде, что перестанет болеть голова. Вокруг летали пушинки от одуванчиков, гонимые ветром. Мне по-прежнему не верилось, что скоро придётся проститься с этим местом. Из актового зала вышел Артем. Он шел с ноутбуком подмышкой в наш корпус. Его взгляд был прикован ко мне, а я нарочно не смотрела на него. Мне было обидно за отряд, за своего напарника. Сейчас для меня было важнее это, чем то, что было (или не было) между нами. Заметив мое напряжение, Саша стала рассказать какой-то глупый анекдот. Я вряд ли бы стала пересказывать его друзьям, но посмеялась, и меня немного отпустило, хоть я и не переключилась. Когда Артем проходил мимо, внутри меня все будто сжалось, в горле встал ком, который мешал сделать вдох. Никита ждал нас в младшем корпусе весь в скотче, пакетах и блёстках. Детвора сходила с ума, творился полный хаос, что явно разнилось с понятием «тихого часа». Я покачала головой как вредная вожатка, на что Никита, виновато улыбаясь, стал ловить резвого пацаненка с рулоном туалетной бумаги. — Вожатский дневник можно не заполнять, на планерку не ходить, но Никите помочь надо, — сказала я, по-наставнически положив руку на плечо Саше. Та понимающе кивнула. — Пожелайте мне удачи, — хохотнула девчонка, когда Никита вынес мальчика из комнаты, перекинув через плечо. Туалетная бумага тянулась за ними. Я вернулась обратно в корпус. Первый отряд явно преуспевал в создании костюмов, к девочкам неожиданно подключились мальчишки со своими идеями. Работа кипела, и я чувствовала подъем, однако лишь на эмоциональном фронте. Организм же требовал «Рэдбул». В вожатской было душно, ровно как и на улице, пахло кофе, который Егор оставил на тумбочке, так и не притронувшись к нему. Забытая стояла и гитара. Взяв ее, я с ногами забралась на кровать. Дети были заняты, и вряд ли кто бы нагрянул без стука. Пальцы волнительно дрожали, обнимая гриф и перебирая струны. Казалось, что я все забыла: ноты, аккорды, ощущения. Но стоило мне коснуться инструмента, все возвращалось. Постепенно, осторожно, будто боясь ступать на неизведанную землю, я вновь зажала несколько аккордов и провела по струнам. Гитара отозвалась сразу, будто только и ждала возможности показать себя. Мне было страшно. Я даже не понимала, чего боюсь: прошлого или того, что это может повториться. И все это было связано с музыкой, ведь моя жизнь всегда с ней переплеталась. И даже когда я целый год сторонилась этих ощущений, именно лагерь навевал тоску по былому и тянул меня в этот омут. Я стала играть смелее, перебором, легкими аккордами, морщась от того, как неприятно покалывает подушечки пальцев, на которых когда-то были мозоли. Прежде я могла играть закрытыми глазами, потому что чувствовала инструмент, будто он был частью меня. И, бросив гитару, я отсела на край кровати. Слишком далеко зашли мои мысли, когда я отпустила контроль и доверилась порыву. В комнату, смеясь, зашел Егор. А я сидела будто ошалевшая, смотря на гитару как на гранату, с которой сдернули чеку. Следом за ним зашла Вера. — Я дам Вере пару наших ножниц, — сказал Егор не мне, а будто просто в пустоту, и развернулся к вожатой. Она по-дурацки хихикала, что-то изображая с ножницами. Или это я все воспринимала слишком резко. Но взгляд Веры будто говорил, что она, увидев меня с гитарой, что-то поняла. Забыв про «Рэдбул», про гитару, про хаос в десятом отряде, я поспешно вышла из вожатской, нарочно (ли) толкнув Веру плечом. Мне просто нужно было не видеть ее, не видеть их вместе, не видеть никого с подобными намеками. Во мне проснулось странное, липкое чувство, которое обволакивало меня изнутри и будто блокировало кислород. А потом собралось в острый ком, подошедший к горлу не то тошнотной, не то желанием прокашляться, сдавило горло до тупой боли. — Виктория Максимовна, смотрите, что наваяли, — довольный работой Олег «примерил» к себе серый костюм. — Я еще волосы назад зачешу, очки надену. — Вау, просто вау, — честно сказала я, хоть и без особой радости. Мой голос и правда прозвучал как-то неестественно, сипло. — У нас осталось полчаса до полдника, а там до «вечерки» рукой подать. Что у нас еще не готово? И я с головой погрузилась в отряд, как делала всегда, когда не могла помочь себе справиться с ситуацией. Я была готова отдать всю себя этим детям. А может, отдавать уже и было нечего. Каждый новый день смены, как бы эмоционально заряжено не проходил, оставлял в этом лагере частичку меня. Я все больше осознавала, что не вернусь сюда, хотя поначалу я обещала себе лишь кайфануть. Ближе к отбою, когда эмоции от победы на показе мод подутихли, в отличие от разговоров об этом, мы с Егором собрали детей на «свечку». Отряд был слишком взбудоражен и заряжен вечерним мероприятием, ребята едва ли бы уснули, оставшись в этом состоянии. Я хотела их разрядить, дать им высказаться, чтобы они завтра проснулись с новыми силами. Егор завел детей в заранее подготовленную комнату и усадил по кругу близко друг к другу. Ребята сразу затихли в предвкушении. — Пришла пора подвести итоги этих нескольких дней, — начала я, как и прежде держа в руках свечу в банке. От воска приятно пахло шоколадом, ровно как и год назад. Это свеча была моей любимый и, казалось, впитала в себя столько историй, что по праву могла считаться волшебной. Друг за другом передавая свечу, ребята говорили и говорили. На них действовала атмосфера откровений, и слова сами лились безудержной рекой. Кто-то рассказал про спартакиаду, кто-то даже про столовую, все единодушно восторгались сегодняшним перформансом. — А я хочу сказать про наших мальчишек и про Егора Николаевича, — начала Алена, прикрывая свечу, чтобы пламя не погасло. Эта девчонка по-прежнему раздражала меня своим любопытством к моей личной жизни, но сегодня я про себя решила отпустить это. — Вот так должны поступать настоящие парни. Заступаться за своих девушек, защищать. — Даже так незначительно, — поддакнула сидящая рядом Лера. Я кивнула в знак согласия. Лера сказала еще несколько слов и передала свечу. Пламя дёрнулось, а вместе с ним — тени на стенах. — Я согласна с Аленой, — сказала Лена, в чьих руках теперь оказалась свеча. — Вроде, Артем Николаевич был прав, ведь есть правила лагеря. Но вы заметили, как он это сказал? Будто хотел нарочно насолить нам… нашим вожатым, — ребята закивали, но я не стала этого делать. Продолжала молча слушать. — Спасибо вам, ребят, Егор Николаевич. Вы настоящие рыцари. Слово снова было передано в другие руки. Время близилось к отбою, «свечка» затянулась, но ни я, ни Егор не торопили отряд. Ведь это тот самый момент, когда они могут раскрыться, дать нам больше, стать ближе к своим соотрядовцем. — Вы тоже это заметили? — начала громче обычного Соня, но тут же снизила тон. — Артем Викторович поступил как мудак, — выдала она, и я, едва ли ожидавшая услышать такое, покачала головой. — Извините. Но я слышала, как Егор Николаевич сказал ему, что вы не спали почти всю ночь. И он мог бы вам это простить. — Я бы не хотел, чтобы вы очень плохо думали об Артеме Викторовиче, — вклинился Егор, обратившись ко всем. — Как бы он не поступил. История скверная, согласен. И спасибо за такие слова, девочки. Но все же, не нужно ненавидеть после этого нашего диджея. Договорились? Все, конечно, не с большой охотой, но закивали. Свеча перешла дальше по кругу, запах темного шоколада окутал комнату, а его сладость, казалось, осела на языке. — Вот вы все благодарите нас, — свеча дошла до Максима. Он обычно говорил мало, с неохотой, как было на прошлых сменах. Но в этот раз, похоже, он был настроен иначе. — А ведь наши вожатые и правда ночью не спали, потому что к днюхе Олега готовились. Я слышал от вожатых из второго и третьего отрядов. Виктория Максимовна и Егор Николаевич не придумывали отмазку, чтобы не бежать. Я бы вообще пару раз втащил Артему Викторовичу за своих вожатых, если честно. У нас в лагере никогда такого не было, все друг за друга всегда горой, как единая команда. А не дрюкают своих же, когда им так хочется. Вот если бы я был на его месте… — Мы поняли, Макс, — с легкой улыбкой прервал его Егор, и паренек замолчал, но без обиды. — Кто у нас остался. Люда. Люда была из троицы, которую Саша называла «сумасшедшими поклонницами Егора Крида». Она одна из первых позвала его на танец, но Егор не протанцевал с ней и минуты, убежал якобы спасать малышню. Девчонка была избалованной, требовательной к другим, но если с ней общались достойно, она проявляла уважение. — Пробежать каждый сможет, — начала Люда, и кто-то начал возмущаться, но она всех успокоила, подняв руку. — А вот переступить через себя, через свои чувства — нет. Я единственная, кто видел, как Виктория Максимовна дала Артему Викторовичу пощёчину. Он хотел извиниться перед ней, я слышала, как он говорил об этом с кем-то, но наша вожатая… в общем, я хотела сказать, — запнулась Люда, а я от ее слов будто забыла, как дышать. Все взгляды были обращены на меня, а Егор, — мне стало не по себе, — его потряхивало от услышанного, а лицо побелело. Я молчала. Впервые в жизни не знала, что и сказать, а придумывать какие-то нелепые оправдания перед детьми не хотелось. — В общем, я поначалу считала Викторию Максимовну другим человеком, — продолжила Люда, когда собралась с мыслями, — но ваш поступок дал мне понять, что вы хорошая вожатая. Сидя неподвижно, будто веря в то, что так я кажусь невидимой, я пропустила оставшиеся минуты огонька. Егор замял то, что начала Люда, отпустил всех готовиться ко сну, но я чувствовала, даже не глядя на него, как поменялся мой напарник, как он напрягся. Затушив свечу и позволив детям включить свет, Егор подал мне руку, помог подняться. Он что-то хотел мне сказать, я заметила, как он открыл рот, но девчонки его прервали, а я, воспользовавшись шансом, убежала в вожатскую. Холодная вода должна была вернуть меня в сознание, но моя кожа была так воспалена, что, казалось, я умывалась кипятком. Дети все видели и, похоже, лучше понимали, что происходит между мной и Артемом. Да только я никак не могла ни разобраться, ни признаться себе в своих чувствах. Казалось, прошлое давило на меня словно сближающиеся стены в комнате без дверей. Поначалу я говорила себе, что Артем просто заигрывает со мной, флиртует, как и с другими девчонками, но сегодня после инцидента в актовом зале я передумала многое. Начиная с того, что возненавидела Артема за то, как он поступил с моим отрядом в ответ на безобидные слова Егора, и заканчивая нарастающим желанием объясниться, расставить все точки над «и». Хлопнула дверь вожатской. Я знала, что Егор обязательно что-нибудь скажет, может, даже учить чему-нибудь начнет. Но было тихо. Я вытерла лицо, которое по прежнему пекло изнутри и глянула на себя в зеркало: губы опухли от того, что я их кусала с самого утра, переваривая зарядку; волнистые волосы упали на плечи, и я заправила их за уши; глаза, казалось, и вовсе почернели. — Что у вас происходит с Артемом? — напрямую спросил Егор, когда я вышла. Напарник стоял ко мне спиной, переодевая футболку. — Н-ничего, — неуверенно ответила я, ведь сама не знала ответа на этот вопрос. Развернувшись ко мне, Егор поджал губы. Его взгляд остановился на моем лице, и я представить не могла, о чем думает мой напарник. — Это не тот человек, с которым тебе нужно общаться, — наконец сказал Егор нарочно строгим, поучительным тоном. Я было хотела возразить, но он покачал головой. — Я знаю его больше чем ты, общаюсь с его друзьями. И я тебе говорю, что тебе не стоит с ним связываться. — Не тебе решать, — выдохнула я, глядя на напарника. Тот разочарованно отвернулся к окну. — Но между нами и правда ничего нет. Или… я не знаю. — В начале смены ты твердила, что тебе не нужны отношения ни в каком виде, — ответил Егор, и я согласилась с ним, даже кивнула. Только он все равно меня не видел, по-прежнему стоял ко мне спиной. — Я не ищу отношений, ты прав, — сказала я. Подошла ближе, чтобы взять Егора за руку. Мне казалось, что я могу ему такое доверить, но мне не хватало его взгляда. — Но это получилось как-то само. С первого дня я заметила интерес Артема ко мне, и знаешь, поначалу меня это бесило. Но когда я дала ему пощечину, я приняла это на себя, и знаешь… может, у меня и правда к нему есть чувства. Наши голоса становились все тише и тише. С резких замечаний мы перешли на шепот. Я держала Егора за руку, а он не спешил меня отпускать. На этаже уже давно должен был погаснуть свет, но мы так и не вышли из вожатской, чтобы это сделать. Наверное, дети догадались об этом сами. Казалось, мы стали теми напарниками, которые готовы разделись друг с другом даже личное. — Егор, я буду осторожна. Не допущу, чтобы все повторилось, — наконец сказала я, когда он, тяжело вздохнув, глянул на часы. Время близилось к планерке. — Чтобы что повторилось? — переспросил Егор. — Что весь сегодняшний день обсуждают вожатые, чего не знаю я? Какого Даниила? Он этого имени по спине побежали мурашки. Слишком много было связано с Даней в этом месте, но я так отчаянно хотела запомнить лагерь и провести именно тут свою последнюю смену, поэтому даже не подумала о том, что лагерь ничего не забыл. Ни наши места встреч после отбоя, ни совместные выступления, ни тайные поцелуи в вожатской, ни горечь расставания: все это навечно останется здесь. Я поджала губы. Мне вовсе не хотелось плакать, потому что за последующие несколько месяцев после той смены я, казалось, выплакала все слезы по этому человеку. Но Егор навис нада мной, положив руки мне на плечи. Взгляд его требовал объяснений, одновременно извиняясь за то, что приходится ворошить прошлое. Я знала, что Егор за это точно попросит прощение. Но этим вечером он хотел знать правду. Мозг просил остановиться и поберечь нервы, но сердце умоляло выговориться и наконец отпустить. Я металась между двумя решениями, не в силах принять ни одно. Однако со временем стала понимать, что мы с Егором все равно больше не увидимся ни этим летом, ни следующим — смена закончится, ребята выполнят свой контракт, и мы разъедемся. — Это было прошлым летом на второй смене. Здесь. Началось все именно в этой вожатской, — начала я и прикусила губу, сердце ухнуло. — Он был опытным вожатым, работал на младшем отряде, но в этом лагере был впервые. В первый же день, еще до заезда детей, он зашел к нам в вожатскую попросить позвонить. Где-то оставил свой телефон и не мог найти. Остальные были заняты кроватями в среднем корпусе, а я одна вернулась сюда, чтобы взять колонку. Тупая история знакомства, знаю. Егор слушал молча, лишь изредка поглядывая на меня сверху вниз. Руки его по-прежнему покоились у меня на плечах, а я прижалась к его груди ладонями. — Все получилось само, знаешь. Он позвал меня танцевать на дискотеке, мы вместе стояли на станции на спартакиаде. Когда я сильно ударилась и ушибла колено, он нес меня в медпункт на руках. Мы ночами зависали в пустом актовом зале, выводили детей на площадку одновременно, чтобы побыть вместе. Поженились на «Городе мастеров», — слишком быстро, как мне показалось, на одном дыхании сказала я. — Мы были влюблены, посвящали друг другу все свободное время. Готовили совместное выступление на завершающий концерт в конце смены. Меня начало лихорадить. Я и не думала, что воспоминания настолько больно ударят по мне, и я начну трястись. Плакать по-прежнему не хотелось, да и история еще не закончилась, и я продолжила практически не слышно, уткнувшись Егору в плечо. — Перед самым выступлением ему позвонила девушка. Его девушка. Как оказалось, она верно ждала его в Москве, пока тот клялся мне в чувствах, — произнесла я. — Я это слышала и потребовала объясниться, но нужно было уже выходить на сцену. Эти три минуты, что мы пели о любви, я думала совершенно о другом. Едва держалась, чтобы не разрыдаться, а голос предательски начал дрожать уже на первом куплете. А что было после… наверное, только об этом здесь и говорят. Егор кивнул. Наверняка он уже знал, он Даня кричал на меня, будто это я разрушила его отношения с девушкой. О которой я вовсе не подозревала. Как он обвинял меня во всех своих грехах, называл меня «ошибкой». А после, когда я ушла, разбил гитару, которую сам же мне и подарил. Ночью приходил извиняться, стоял на коленях, умолял его простить. — Но я не простила, — чуть громче обычного сказала я и отпряла от Егора. Он нехотя меня отпустил, но ладонь его легла в мою. Егор будто знал, что я сейчас как никогда нуждалась в поддержке, хоть и бежала от нее. — Мы случайно встретились в Москве зимой. Оказалось, все это время учились в одном университете. Даня был с ней, как я позже узнала, они так и не расстались. — Когда узнали, что учитесь в одном месте, вы еще встречались? — спросил Егор. Голос его был сиплым от долгого молчания. Я отрицательно помотала головой. — Ты жалеешь о том, что случилось? Что вы встречались, а он оказался полным идиотом? — Нет, — ответила я честно. Наши пальцы переплелись, и я сжала руку Егора. — Это было прекрасно. Все эти ночные свидания, подарки. Боже, да мы даже переспали, когда вместе взяли выходной. Я об этом не жалею. Я злюсь на него, что он не сказал всю правду. И что мне пришлось пережить потом, после смены. Я не хотела ни с кем встречаться, потому что ждала подвоха, обмана. Я говорила настолько искренне, что даже удивлялась самой себе, ведь никому никогда не рассказывала об этом настолько подробно. Максимум делилась парой заученных фраз, и на этом все заканчивалось. — А с Артемом… — сказала я, и Егор, как мне показалось, напрягся от его имени. — Я знаю, кто вы, а кто я. Я вижу четкие границы и понимаю, что мы больше никогда не увидимся. Разве что я приду к тебе на концерт как-нибудь и буду прыгать как самая преданная фанатка. Я знаю, что с Артемом ничего не выйдет, но пусть так. Зато я наконец смогу вновь окунуться в это все. Я заведомо знаю конец и не жду ничего, так ведь лучше. Хочу просто насладиться этим моментом. Егор смотрел на меня, не отводя глаз. Во взгляде его было и непонимание, и жалость, и что-то еще, чего я не могла разобрать. Но я была безмерно благодарна ему за то, что он не просто дал, а заставил меня высказаться. Произнеся это вслух, я наконец смогла разобраться в том, что чувствую и что мусолила несколько месяцев. Егор отпустил мою руку. — Спасибо, что поделилось, — сказал он, отпряв и сев на кровать. Он провел рукой по волосам, возвращая причёске более-менее опрятный вид. Егор хотел добавить что-то еще, но в нашу вожатскую без стука влетела Катя. — Егор, Кристина ждет тебя на планерке. Уже пятнадцать минут ждет. Она звонила вам обоим, но вы не отвечаете, — запыханная Катя выглядела забавно. Кивнув, Егор ушел следом за вожатой, а я вернулась на этаж, чтобы проверить детей. Я чувствовала подъем внутренних сил. Мне так не хватало этого: озвучить свои мысли, чтобы они звучали не только в моей голове. Это наконец должно было все изменить.