агония вечности.

      Ей снился бал. Маленький праздник, который был, наверное, ее первым и, казалось, последним проводником в счастливое и спокойное будущее. Мягкий свет отражался в невероятно красивых, будто мерцающих в полусумраке зеркалах, бросая блики на гостей в несомненно дорогих нарядах и костюмах. Ей снилась теплая рука, крепко держащаяся за её, нежный танец, взгляд глаза в глаза, непрерывающийся ни на мгновение, легкий смех Наташи и ощущение внутреннего счастья.       Но и они, как и все в ее жизни, были так не вовремя прерваны террором. Далекое и светлое воспоминание превратилось в самый настоящий кошмар не только наяву, но и во сне. Тихую музыку прервал резкий хлопок, и сотни маленьких осколков разлетелись по залу, врезаясь в людей и оставляя после себя знакомый запах смерти и крови. Крики о помощи стали новой мелодией, а дым, пронзивший было комнату, резко сменился другим, более разрушительным. А затем ее мир охватила темнота.

***

      “Алина, дорогая, проснись. Это всего лишь сон,” - померещилось ей в этой мгле. Но голос был настойчив, аккуратной поступью окутывая ее уставшее и измученное сознание, выдергивая из немого заточения назад, в реальность.       “Вот так, правильно,” - прошептал Сашенька, низко склонившись над ней с мягкой улыбкой. Хоть беспокойство и читалось на его лице все же сильнее. “Все хорошо. Мы в Юсуповском дворце, в одной из комнат.”       Алина кивнула, аккуратно присаживаясь на кровати и облокачиваясь на подушки. Тело ее ощущалось иначе: не полностью выздоровевшим, но определенно исцелившимся. Вздохнув, она подняла взгляд на своего жениха, которого, наверное, все же стоило считать мужем. Он, осторожно подсев поближе, наблюдал за ней, будто бы украдкой, боясь сделать лишнее движение. Что, конечно, ей совсем не нравилось.       “Саша, если ты будешь бояться дотронуться до меня, то наши отношения в скором времени зайдут в тупик,” - пошутила она, мягко проведя костяшками пальцев своих по его скуле, плавно спускаясь к подбородку.       Руневский же, усмехнувшись, взял ее лицо в свои ладони, согревая щеки совершенно неестественным, казалось бы, для вампира, теплом. “Я буду бояться дотронуться до тебя еще долгое время, любовь моя. Пока не убежусь, что ты не рассыпешься в моих руках и не превратишься в горстку пепла.”       Тяжело вздохнув, но кивнув в смирении, Алина двинулась ближе, задевая его нос своим. “Тогда поцелуй меня. Я окажусь живее всех живых,” - прошептала она, опаляя губы своим дыханием.       И, посмеиваясь из-за очевидного отсутствия выбора, Руневский мягко поддел ее губы своими, сминая в медленном поцелуе, все еще осторожно и будто бы не веря. Деля одно дыхание на двоих, улыбаясь и тихонько вздыхая, они продолжали любить, пытаясь убедить себя и друг друга в том, что счастье их выстояло и все еще не было для них потерянно.

***

      Нобель, вопреки ожиданиям Руневского, смог незаметно внедриться в лагерь большевиков и не вызвать слишком уж подозрительного к себе отношения. Письма доходили с задержкой, но носили исключительно деловой характер. Как Юсупову удалось наладить связь, все еще оставалось загадкой, которая, очевидно, могла и не решиться вовсе.       Теперь у них был практически еженедельный отчет о состоянии Каразина, который, казалось, терял свой рассудок с каждым днем все больше. Доходили до них и планы большевиков, которые, вдохновившись невероятными успехами, строили грандиозные планы по свержению власти и установления своего режима. Юсупов же, ехидно посмеиваясь, строил свои, куда более практичные и реалистичные.       Алина шла на поправку и уже могла участвовать в обсуждениях как член Дружины, сидя на одном из кресел возле стола. Ей все еще приходилось проводить часть дня в спальне и запивать вкусный ужин специально подготовленным запасом крови в двойном размере. Но все же прогресс в ее выздоровлении был виден, что, конечно, радовало Руневского больше всего.       “Не думаете ли вы, Господин Свечников, что наше наступление на их лагерь обязательно закончится провалом?” - все пытался выяснить Юсупов, сидя глубоко в кресле и нетерпеливо постукивая по поверхности стола. “Вам не хватает уверенности в наших силах.”       “Поверьте, Господин Юсупов, если бы мне не хватало уверенности, я давно бы сбежал из Вашего дворца куда-нибудь во Францию, доживая дни в пригороде Парижа. Но, как видите, я все еще здесь,” - ответил Свечников, попивая алкоголь из своего стакана, поглядывая в сторону карт.       Руневский же, пытаясь не отвлекаться от чтения взятого откуда-то труда Ленина “Что делать?”, все же следил за происходящей дискуссией, что, конечно, не укрылось от внимания собеседников.       “Все еще читаете, господин Руневский?” - поинтересовался Юсупов, забирая произведение из его рук. “Неужто решили податься в революционеры? Так выбрали бы что попроще, чтобы не читать столь длинные призывы к народу.”       Сам мужчина, усмехнувшись, наблюдал за тем, как князь, нетерпеливо переворачивая страницу за страницей, периодически морщил нос. “Пытаюсь понять, что ими движет и как они мыслят. Мы же не низы какие-то пытаемся убрать, а верхушку целой группировки, объединенную одной идеей,” - прокомментировал он, выдерживая паузу. “Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию! Звучит достаточно интересно и воодушевляюще для рабочего класса нашей необъятной родины.”       “Пугает лишь то, что с каждым днем их все больше и больше. Они будто бы везде и нигде одновременно. Печатают труды, устраивают собрания,” - ответил один из членов Дружины, хмуро поглядывая на книгу в руках князя.       “Если раньше Каразин казался одной из главных наших проблем, то сейчас нашей головной болью стали большевики. Те же Ленин или Коба, например. Пока Карамора валяется в наркотическом и, очевидно, сумасшедшем бреду, другие вовсю планируют захват власти,” - ответил Руневский, забирая предмет обратно и, указывая на название указательным пальцем, добавил. “Потому что нам, господа, пора решать, что делать. И как можно скорее.”       “Они всё же люди,”- наконец произнесла Алина, сидевшая до этого в терпеливом молчании, которое, казалось, возникло лишь из-за усталости и нежелания участвовать в бессмысленном разговоре. “Да, умные и с огнеметами в качестве оружия. Но люди. Смертные и слабые. Нам не составит труда уничтожить их группировку. Нужно лишь застать их врасплох и оставить без огня и серебряных пуль.”       Юсупов, усмехнувшись, все же кивнул, соглашаясь: “Только как мы, дорогая Алина Сергеевна, застанем врасплох огромный лагерь из подготовленных революционеров?”       “Устроим им праздник,” - мстительно улыбнувшись, девушка потянулась к бокалу, доверху наполненному кровью. “Революционеры, по моему опыту, люди самоуверенные и ослепленные успехом.”       “Предлагаете сдаться им добровольно?” - спросил Свечников, приподняв брови.       “Почему же добровольно? Запланировано. Осталось только понять, как заставить их поверить, что пленники - обыкновенные люди, а не вампиры.”       Князь приподнялся с места, чтобы подойти к девушке и положить на плечи её руки. А затем, склонившись ближе к лицу, ответил: “Вот и настало время использовать нашего разведчика не только как информанта.”       “Думаете, он сможет уничтожить все их боеприпасы и серебряные изделия в одиночку?” - наконец отозвался Руневский, следя за сжимающими плечи Алины пальцами. “При всем уважении к Господину Нобелю…”       “А с чего вы решили, что он там один?” - ответил Юсупов, снисходительно улыбнувшись. “У Князей всегда есть запасной план, граф Руневский. Даже в безысходных ситуациях.”

***

      За окном садилось и вставало солнце, яркими лучами своими обозначая начало и конец дня. Но для обитателей Юсуповского дворца сутки давно перестали делиться на часы, представляя собой застывшее во времени явление, которое охватило каждого из них. Азарт и желание действовать давно сменилось на ожидание новостей из лагеря. Связь с внешним миром практически не существовала, а свет в окнах здания так и не загорелся. Скрываясь от большевиков, прячась от простых людей и недостаточно близких знакомых, Дружина существовала в отдельном мире, пытаясь изменить его в наилучшую для Империи сторону.       В то же время рабочие решительно шли в бой, двигая вперед революцию, которая, несмотря на кажущуюся правильность и выгодность для народа, в своей идейности теряла из поля зрения плохие предзнаменования. Большевики же, вдохновленные успехами, решительно строили свое будущее, утопая в планах и стратегиях. И, переступив порог двадцатого века, были уверены в своей победе.       А пока каждый из них пытался отстоять свое превосходство, маленькие судьбы людей, пронизывающие каждое движение, медленно продолжали тлеть, отделенные от родных, убитые горем или сошедшие с ума. Хотя, наверное, некоторым все же повезло, и счастье, хоть и хрупкое, все еще было в их руках. И его они никогда не отпустят.