Я чувствую такую странную заполненность внутри

      — А, точно. — Итэр спрыгнул со своей точки наблюдения и, подхватив кружки, поспешил на кухню. — Кому принести чая? — Он обернулся на самом пороге — Тарталья помотал головой, Кадзуха тоже воздержался, а Тома улыбнулся.       — Я сам за ним схожу. — И помотал двумя своими картами, одна из которых — Итэр отчётливо различил за глянцевым блеском её чёрный рисунок — точно сулила ему победу. Он ухмыльнулся и оставил кружку Томы возле него.       Пришла мысль зайти к Нин Гуан и Кэ Цин, но была быстро отброшена за неимением причин это сделать. Хотя они были бы рады увидеть его.       На пороге кухни Итэр нос к носу столкнулся с Чун Юнем. Красный после тренировки, он подбежал к раковине, открыл кран холодной воды и широким жестом ополоснул лицо, разбрызгивая капли. Белая футболка прилипла к телу.       — Это вы с Итто так натренировались? — улыбнулся Итэр, щёлкнув кнопкой электрического чайника.       — А откуда ты знаешь?       — Он тоже у нас качок. — Итэр поднял указательный палец вверх. — Ходит в тренажёрку чуть ли не каждый вечер.       Чун Юнь захихикал.       — Это правда. — Он, тщательно вытерев руки — плечи и лицо так и остались мокрыми — открыл морозильную камеру и с видимым удовольствием уткнулся в неё лицом.       — Что ты делаешь?       — Не люблю жару, — пояснил Чун Юнь. — И в зале душно, что просто ужас. Иногда от этого… мне становится не очень хорошо. — Парень стащил с одной из полок пачку мороженого и закрыл морозильник.       Итэр проводил взглядом шелестящего обёрткой от лакомства Чун Юня и стал дожидаться кипения воды в чайнике.       Приятно было думать ни о чём. Вокруг было относительно тихо, но, если прислушаться, можно было услышать топот на этажах и чьи-то переговоры. Одни из них приближались к кухне и их вели незнакомые голоса, так что Итэр, едва чайник сделался тише, знаменуя своё выключение, залил воды в кружку и побрёл обратно к приятелям.       Конечно, ему очень хотелось перезнакомиться со всеми. Но сейчас он проводит время с приятелями, задерживаться надолго было бы невежливо.       — О, ты уже здесь. — Тома, уже без карт на руках, стоял тасовал колоду — остальные напряжённо тянули из неё карты. — Я надеялся, что составлю тебе компанию.       — Всё-таки мне надо было принести тебе чай.       — Ха-ха, ничего. Пойду ноги разомну, что ли.       Но Тома ушёл один, так как Итэру было всё ещё интересно понаблюдать за игрой. Тарталья опять боролся за последние места в их воображаемом рейтинге, и это даже в какой-то степени умиляло. Он не выглядел как извечный неудачник, даже наоборот — Тарталья много рассказывал о своих спортивных достижениях, однако рядом с Итэром всё становилось другим. Кадзуха более улыбчивым и общительным, Тарталья — болтливым и неловким, а Тома… Тома, кажется, пока что оставался тем, кто он есть.       Напряжение между игроками только возрастало, и если Кадзуху ещё можно было назвать спокойным, то Тарталья сидел словно на иголках — даром что проиграл и от ещё одного проигрыша ему ничего не будет. Синие глаза искрились азартом, и Итэр невольно заулыбался. Эта картина его умиротворяла, напоминая о былых временах, самых приятных моментах, но не более: как-никак, сейчас перед ним теплилась новая, пусть и маленькая история, а Итэр был её зачинщиком. Как и всегда.       У Кадзухи и Тартальи всю игру было примерно одинаковое количество карт на руках, но в один момент Тарталья опять набрал из колоды добрый десяток, отборно ругаясь. Кадзуха усмехался в усы, только Итэр ещё сильнее сжал губы, чтобы не выдать смеющейся улыбки: нельзя было так относиться к Тарталье, даже если в некоторых моментах он был безнадёжен…       — Да-а-а, ура, выкуси, Кадз, теперь ты проиграл! — Парень так прыгнул, что чуть не ударился головой о потолок, и принял воинственную позу — Итэру пришлось самому отодвинуться к двери, где на него чуть не налетел Тома. Едва сдержав равновесие, Тома прокрался к столу и поставил на него кружку.       — Что ж. Это правда. — Кадзуха опустил взгляд в знак согласия и повозил по полу картами, пытаясь их собрать.       — Наверное, будет справедливо, если вы разделите проигрыш на двоих, — улыбнулся Тома.       — Тогда мы пойдём!       Тарталья вприпрыжку засобирался и поторопил Кадзуху — впрочем, Итэр заметил, что ему нужно было только встать с пола, чтобы пойти за кофе, потому тот сидел в ожидании, пока соберётся Тарталья.       — Такое впечатление, будто Тарталья и вовсе не проигрывал, — заметил Тома.       — Просто в следующий раз я отыграюсь обязательно! — поклялся Тарталья, натягивая на ноги кроссовки.       Когда проигравшие парни ушли, комнату заполнила непривычная, но отчего-то приятная тишина. Итэр стал собирать карты — вряд ли они будут играть ещё, хотя почему бы и нет — а Тома продолжил прихлёбывать чай.       Картонная коробочка для карт, изрядно потрепавшаяся, закатилась куда-то под стол, и Итэр хотел было потянуться за ней, как Тома перехватил её и вручил её Итэру.       Надписи на иностранных языках блестели от слоя скотча.       Эту игру Итэр и Люмин купили за границей где-то на заправке поздно вечером — поездка была вместе с Венти, весёлым беззаботным парнем. Он был похож на школьника, но никто не знал, сколько ему лет и где живёт. Венти всегда внезапно появлялся на детской площадке, часто подмигивал, не расставался с бутылкой вина и гитарой и вообще был ярким и противоречивым человеком — его можно было либо ненавидеть, либо обожать, и Венти обожали все дети на районе. Джинн относилась к нему скептически, но доверяла бродячему музыканту, даже отпустила с ним в поездку, чему близнецы были несказанно рады.       Воспоминания о старом знакомом заставили улыбнуться — Итэр заметил, как Тома отзеркалил его эмоцию, хотя они вообще ни о чём не говорили. Молчание было приятным.       У Томы был самый мягкий и полный доброжелательности взгляд, который Итэр когда-либо видел. И пусть пялиться так беззастенчиво в эти светлые зелёные глаза было неприлично, он мог бы…       Нет, нельзя, напомнил себе Итэр. С людьми надо дружить, ничего более. Парень встал с пола и кинул карты себе на кровать.       — Скоро они придут?       — Да не так много времени прошло, — пожал плечами Тома. — Разве что только с ними не приключилось ничего… А вообще-то мы могли бы ещё раз сыграть.       — Но мы не успеем.       — И что? — Снова эта мягкая улыбка.       На самом деле, не было же в этом ничего такого. Итэр снова вытряхнул из упаковки карты и приятели сели на пол.       Наедине с Томой была совсем другая атмосфера — просто отдых по сравнению с энергичным Тартальей, с которым приходилось проводить много времени. Сосед совсем не отягощал Итэра, даже наоборот, но смена обстановки всегда дарила хорошее настроение, как и сейчас. К тому же, перед ним сейчас сидел Тома. Пусть Итэр был мало знаком с ним, его компания уже была приятна.       Хотелось узнать его побольше.       — Откуда ты приехал? — так и спросил Итэр, не раздумывая долго.       Как оказалось, Тома приехал из того же города, где Итэр вырос.       — Но я здесь не только из-за учёбы, — внезапно вздохнул Тома. — Мой папа… Он уехал сюда в командировку, говорил, что здесь хорошее место, что повысить обещали… Я хотел отправиться за ним, потому что после выпускного он почему-то перестал отвечать на звонки и сообщения. И баллы по экзаменам могли мне позволить учиться здесь. Удача сопутствовала мне. — Зелёные глаза сияли надеждой. — Правда, только по приезде сюда я понял, что понятия не имею, где и как его искать… Но я уверен, я справлюсь со всем! — Тома ободряюще, словно поддерживая самого себя, вскинул руки. — Сколько я ещё здесь проживу…       — Не так же всё плохо будет, на самом деле.       — Ха-ха, да я и не переживаю насчёт этого. — Тома плавно вытянул из колоды зелёную девятку и тут же положил её перед собой. — Видишь? Добрый знак. Всё образуется.       В эту забавную корреляцию и правда хотелось верить. Хотя Итэр и не мог жаловаться на жизнь, всегда оставалось то, к чему он хотел стремиться и что желал заполучить. Даже в этот момент у него было желание — запечатлеть приятное мгновение, может, даже проиграть ради него. Это было бы сложно… Так что Итэр отмахнулся от такой абсурдной мысли.       Странно, конечно, но проигрыши ему действительно давались с большим трудом из-за невероятной удачи.       — Тогда… — Итэр выложил с руки разноцветную карту. — И у меня всё тоже будет хорошо.       — Эй, эта карта не из колоды, так что гадание не засчитывается!       — А я сам определяю свою судьбу, — слегка самодовольно усмехнулся Итэр. — Жёлтый.       — Опять ты валишь меня.       Тома снова потянулся к колоде.       Когда на руках Итэра осталось две карты, телефон на столе звякнул уведомлением — парень отвлёкся, хотя ему не очень хотелось прерываться, и открыл мессенджер.       — Это Тарталья, — ответил он на молчаливый вопрос Томы. — И он… Они забыли паспорта.       Пропусков им ещё пока не выдали, так что в общежитие их пускали по паспорту и бумажке, временно заменяющую пропуск в здания университета. Но Тарталья-то ладно, в нём никто не сомневался. Как Кадзуха умудрился не взять с собой ничего?       — Спешим им на помощь?       — Ну не оставлять же их возле турникетов…

Traveler, Paimon: Где ваши пропуска?

I'm not a bad guy… Okay perhaps I'm kind of a bad guy, but I'm not here to give you any trouble: пропуск кадзухи на столе       Итэр заметил его сразу — паспорт без обложки и сложенная в четверо бумажка, торчащая из-под страниц — и положил в карман, чтобы не забыть его позже.

Traveler, Paimon: А твой где?

      Но Тарталья почему-то долго не отвечал, и это наводило на мысли, что он благополучно забыл, где оставил свой пропуск.       Тома заметил волнение на лице Итэра.       — Может, мне пока спуститься к ребятам, пока ты ищешь? А то чувствую, это надолго.       Итэр кивнул. Это было лучшее, что можно было сделать сейчас. I'm not a bad guy… Okay perhaps I'm kind of a bad guy, but I'm not here to give you any trouble: не помню. посмотри в моем рюкзаке и в карманах пиджака он там точно где то есть.       Рыться в добре Тартальи не было никакого желания, но ничего другого не оставалось. На его счастье, пропуск нашёлся быстро, даже совсем не там, где предлагал его поискать Тарталья, а на полу под стулом, на котором начала скапливаться гора одежды — Итэр сделал себе мысленную пометку заставить своего соседа освободить стул от своих вещей.

Traveler, Paimon: Спускаюсь к вам

      На первом этаже Итэра ждали радостные Тарталья и Тома, напряжённый Кадзуха и невероятно хмурый охранник — видать, ему изрядно потрепали нервы эти двое и он отплатил им за это в десятикратном размере. Мужчина, не переставая ворчать, записал что-то в свой журнал и пропустил приятелей, пока Тома благодарно улыбался. Итэру показалось, что, приди он чуть позже, Тома бы и без пропусков решил эту маленькую неприятность, так охранник улыбался, когда посматривал на него. Неужели Тома уже успел познакомиться и с вахтёром?       — А вот и ваш кофе! — Тарталья потрепал Итэра по голове, грохотнув турникетом.       Кадзуха скосил глаза в сторону выхода, и все остальные дружно обернулись — четыре бумажных стаканчика стояли на столе под почтовыми ящиками за турникетом, который словно в насмешку горел красным цветом.       Тома засмеялся.       — Господин Хуай Ань, пропустите, пожалуйста, этих… — Чуть не сорвалось очевидное «дураков», а может, это Итэр так додумал, ведь после короткой, но многозначительной запинки Тома сказал другое: — …недальновидных студентов обратно, пусть заберут то, что принесли с собой.       Лёгкая улыбка добила раздражённого охранника, и он разблокировал турникеты, ворча себе под нос и стараясь не смотреть на благодарно кивнувшего Тому. ***       Приближался день рождения Альбедо, и пусть до него были ещё добрых полнедели, Итэр начинал морально готовиться к звонку.       Они не общались, не переписывались всё лето — почему-то не было повода, хотя как будто и до этого он был. Люмин звала их погулять вместе, но Итэр, медленно отходящий от ханахаки, отнекивался от совместного времяпрепровождения как мог, чтобы болезнь прошла быстрее. Это дало свои плоды: последний цветок сессилии вышел без крови, совсем маленький, в ночь перед вторым экзаменом; Итэр положил его в тетрадь по химии в память о том, что он пережил и как это было, хотя не то чтобы такое возможно забыть. Просто символ завершения персонального ада на земле.       Итэр отложил линейку и карандаш и задумался над словами, которые он скажет Альбедо. Как его спросить о Люмин или хотя бы понять, поддерживает ли он с ней связь? Сам-то уже давно не получал от неё никакого ответа.       Итэр открыл чат с Люмин, закрыл и открыл снова.

Princess of Abyss был(а) недавно

      Одно мучение.       Нельзя было дать понять Альбедо, что Итэр понятия не имеет, что с его сестрой. Альбедо, конечно, об этом не скажет, но доверия к другу у него поубавится, в этом была полная уверенность. А они были какими-никакими, а приятелями, почти друзьями, особеннно на фоне того, что Итэр ненавязчиво избегал Альбедо, а Альбедо, кажется, это понимал.       Кэйа и Эмбер порой просто не давали выбора. Из-за них Итэру приходилось контактировать с Альбедо: здороваться, спрашивать что-то банальное и бежать в туалет с бешено колотящимся сердцем и цветами в горле. Друзья-то были уверены, что это из-за тотального смущения, но в такие моменты было не до него, совсем не до него. Красного от кашля, а вовсе не от неловкости Итэра Кэйа встречал держащегося за дверь и ужасно потерянного, и, если всё-таки подходил ещё и Альбедо спросить, всё ли в порядке, Итэр прятался за перегородкой и в шутливой манере выглядывал оттуда, скрывая в полумраке помещения бледность лица.       Неприятные воспоминания заполонили мысли и никак не хотели отпускать — пришлось снова открыть тетрадь, которая лежала перед ним. Итэр пробежался глазами по карандашным линиям и вспомнил, что доделал все необходимые задания.       Конечно, проще было поздравить Альбедо в сообщении, только это было бы проявлением былой слабости. Раньше Итэр боялся хоть отдалённо услышать знакомый приятный голос — сейчас он был к нему готов и хотел доказать себе это.       Больше никаких чувств к Альбедо нет: ни страха, ни симпатии — может, разве что, сожаление о том, что так и не смог узнать его поближе, осталось до сих пор. Теперь уже сложнее стало общаться да и попросту не о чем говорить. В то же время это было только на руку: излишние воспоминания могли быть очень опасными, а они могли всплыть в перечитывании их общих диалогов.       Звонок — другое дело: о нём не останется ничего, кроме строчки в журнале вызовов.       При этом Альбедо мог быть в курсе насчёт Люмин потому, что он не спрашивал о ней у Итэра. Логика простая и, как Итэр надеялся, самая верная. Альбедо не поинтересовался бы, как дела у него, но про Люмин бы что-нибудь точно спросил.       Итэр прикинул, какими словами поздравит Альбедо.       Это должно быть что-то про него и немножко про себя, как самый обычный диалог двух бывших одноклассников.       «С днём рождения! Как вы с Люмин? Мотаешься к ней по выходным?»       «Ты что, до неё добираться… часов на поезде, а билеты на самолёт слишком дорогие».       «С тех пор, как она уехала, вы так и не увидились?» Надо было добавить что-нибудь про Люмин самому, а то какой-то слишком подозрительный расспрос. «У неё появилось много новых приятелей, даже мне она отвечает не сразу».       Чем больше Итэр думал над этим, тем бóльшим идиотом он себя чувствовал. До этого как-то всё естественно выходило, инстинктивно, а сейчас почему-то растерялась всякая уверенность. Точно общение стало чем-то новым.       Итэр раздражённо вздохнул: слишком печётся о возможном исходе диалога, будто про самого Альбедо ему не было интересно. Он же не догадается? Пусть Альбедо и проницателен, но и Итэр предельно осторожен в выборе слов, когда потребуется.       А тринадцатого числа это очень-очень потребуется.       Рассуждения прокручивались снова и снова, повторяясь по кругу. Волнение прокралось в лёгкие и защипало где-то глубоко в животе.       — Только не снова, нет… — беззвучно прошептал Итэр. Страх того, что ханахаки вернётся, выместило все сомнения — всё-таки Итэр часто сомневался в том, что чувства окончательно ушли. Это же был Альбедо, и он был хорош во многом, если не во всём.       Поэтому надо быть предельно осторожным.       «Я хожу кругами». Итэр схватился за голову и так сильно оттолкнулся ногами об пол, расшатывая стул, что чуть не упал.       Он подумает над этим, когда придёт время, то есть, через четыре дня.