Люди и их ошибки

      Геральт почувствовал, что Лютик проснулся, и потому сжал его чуть крепче. Поначалу такая реакция удивляла, но со временем ведьмак признался хотя бы самому себе, что ощущение остатков сонного тепла перед рассветом — самая приятная часть Пути. Бард под давлением сильной руки снова обмяк, плотнее вжался спиной в грудь ведьмака и вздохнул. Геральт слышал, как гулко стучит человеческое сердце. Лютик осторожно, стараясь не потревожить чуткий сон ведьмака, повернулся, чтобы накрыть руку Геральта своей. Мозолистые пальцы осторожно коснулись тыльной стороны ладони, робко прошлись по набитым костяшкам и под тихий бардов вздох легли так, что при желании Геральт мог бы переплести их пальцы, продолжая делать вид, что крепко спит.       Было ещё достаточно темно — солнце едва показалось над горизонтом. Было ещё достаточно тепло — от костра тянуло, и вдвоём они хорошо нагрелись под шкурами и плащами. Волосы Лютика пахли дорожной пылью, но ещё чуткий нос ведьмака различал остатки запаха пряной ванили и чёрного перца. Геральт любил этот запах. Он вздохнул тяжело и спугнул пригревшегося барда.       — Геральт? Ты… — заёрзал Лютик перед ним, — проснулся?       — Хм, — откатываясь в сторону, недовольно проворчал ведьмак.       Они держали путь в Велен. Дальше их дороги должны были разойтись, и это причиняло ведьмаку больше беспокойства, чем надоедливая болтовня музыканта. Лютик тут же подскочил с их лежанки и запинаясь убежал в сторону ручья, оставляя Геральта одного со своими мрачными мыслями. Лошади, привязанные рядом, всхрапнули, раздражённые шумом. Ведьмак позволил себе уткнуться носом в шкуру, на которой спал бард.       — И я подумал, знаешь, что весенний семестр в Академии может обойтись без меня, — размахивая пером, болтал Лютик, совсем не управляя своей гнедой лошадкой. — Ведь если ты пойдёшь на Скеллиге, мы могли бы поехать вместе, а там, я слышал, младший Крайт собирается завалить ледяного великана, и если бы Белый Волк присоединился к его войску, какую балладу я смог бы ..!       Геральт успел под локоть схватить барда и не дать тому свалиться с седла, когда его кобылка споткнулась об поваленное дерево.       — Лютик, холера!       Взгляд барда за секунду сменился с испуганного на благодарный, а затем на глубине синих глаз Геральту показалось что-то незнакомое, глубокое, как омуты. Ведьмак сжал челюсти и отпустил руку барда.       — Спасибо, Геральт! — поправив камзол, Лютик сел ровнее. — Баллада о славном ведьмаке и ледяном гиганте. “Последняя надежда Скеллиге”, а, как тебе, Геральт? Геральт?!       Ведьмак, оставив болтающего барда за собой, не спеша ушёл вперёд. Он думал, что если уйти с тракта, то по лесам и болотам их путь растянется ещё на пару дней. Он смог бы найти несколько заказов, подзаработать монет. Нужно обновить амуницию, хорошо бы раздобыть тёплой одежды и найти попутный корабль. Сойти с большака значит подвергнуть барда опасности. Они не смогут останавливаться в тавернах на ночь. Геральт смог бы ещё на несколько дней задержаться с Лютиком в Пути.       — Ну? Так что? — бард нагнал его и пристроился на широкой дороге рядом. — Великий бард и славный ведьмак отправляются на Север вместе, да? Как в старые добрые времена!       — Хм.       — Да брось, Геральт, не будь букой! Это будет отличное приключение!       Медальон ведьмака задрожал. Геральт снова схватил Лютика за локоть, заставляя остановиться. Тот всё никак не мог заткнуться, поэтому Геральт, как смог, прижал барда к себе и накрыл его руку ладонью. И тут же пожалел, потому что перчатки наверняка были пыльными и грязными. Лютик, однако, не возражал. Он замер, тоже наконец услышав гул, доносящийся из леса.       — Тише, Лютик, — выпуская барда, шепнул ведьмак.       Он осторожно спешился, хлопнул Плотву по заду, отгоняя в другую сторону, и кивнул менестрелю, чтобы тот скакал за Плотвой. Уже не глядя на них, Геральт выхватил меч из ножен и осторожно шагнул к кромке леса. Дрожание медальона усилилось. Что-то трясло кустарники и скреблось об кору деревьев.       Солнце стояло высоко. Обманчивое весеннее тепло обещало погожий денёк, лёгкую конную прогулку, но никак не схватку с очередным чудовищем. Лютик, отойдя на добрый десяток шагов, тоже спешился, быстро привязал лошадей к ближайшей сосенке и в напряжении замер. Геральт, поудобнее перехватив меч, медленно приближался к лесу. Бард видел, как ведьмак наложил знак, и надеялся, что это Квен, и что он не понадобится. Хотелось верить, что лес потревожила стая бродячих псов, но ни одна собака так не выла. Когда спина ведьмака скрылась за деревьями, Лютик судорожно вздохнул. Он был стопроцентно уверен в способностях Геральта. И почти всегда боялся за него.       — С ним же всё в порядке? — через какое-то время спросил бард у лошадей, но те лишь мотнули головами на знакомый звук голоса.       Лютик прикрепил лютню к седлу своей Фиалки, выхватил кинжал из голенища сапога и, вздрагивая от каждого шороха, на нетвёрдых ногах поплёлся к кромке леса. Геральт отдал ему этот кинжал с посеребрённым лезвием уже очень давно, и Лютику доводилось несколько раз доставать его, но ещё ни разу бард не воспользовался оружием по назначению. Когда первые кустики зацепились своими ветками за брюки музыканта, Лютик сглотнул: у него не было ни ведьмачьего слуха, ни чутья. Как искать Геральта в лесу, полном, судя по всему, чудовищ и монстров, менестрель не представлял. Но уйти и вернуться к лошадям не мог — Геральта нет уже очень долго, и незнание, с кем столкнулся Волк, подгоняли перепуганного до полусмерти барда упрямо идти вперёд.       — Геральт? — осторожно позвал он. — Геральт?       Никто ему, разумеется, не ответил. В лесу было тихо. Не зловеще тихо, когда вся живность будто попряталась, а просто спокойно и умиротворённо тихо. И именно от этой тишине по спине Лютика пробежал холодок — когда всё нормально, это первый и главный признак того, что всё — не нормально. Бард сжал покрепче кинжал и двинулся вперёд.       — Геральт? — снова попытался он позвать минут через пять бесплодных поисков.       Ветка под ногой хрустнула, и Лютик, взведённый от испуга, всхлипнул и подскочил, тут же ринулся бежать без оглядки и бежал бы дальше, если бы не споткнулся об корягу и не растянулся во весь рост. Клинок кинжала ушёл в мягкую почву по самую рукоятку.       — Холера, Лютик!       Корягой оказалась вытянутая нога ведьмака. Тот, привалившись к дереву, перевязывал бедро. Бард на четвереньках подполз к мужчине и тут же принялся судорожно ощупывать его на предмет других повреждений.       — Что… что это было..? — запинаясь и сражаясь с руками Геральта, который пытался отпихнуть от себя барда, спрашивал Лютик.       — Полуденница, — Геральт схватил его за плечи и встряхнул. — Лютик, что я тебе сказал?       — Ты в порядке? — бард всматривался в бледное и рассечённое чёрными венами лицо ведьмака.       — Да. Нужно дойти до ближайшей деревни и узнать про призрака, — убедившись, что Лютик успокоился, ведьмак проверил переверязку и осторожно поднялся. — Сколько раз я тебе говорил, — почти зло зарычал Волк, но Лютик его перебил таким искренним и жалобным:       — Я боялся за тебя.       — Хм.       И в этом ворчании было всё то, что всегда держал в себе Геральт: злость, раздражение, страх, сомнение, горечь.       Они вышли из леса, оседлали коней и в нервной тишине двинулись вперёд. Геральт думал, что безрассудство Лютика навлечёт на того беду и что делать, если его не окажется рядом. Геральт думал, что брать Лютика на острова никак нельзя, нужно отослать барда в Оксенфурт и оставить, потому что с ведьмаком гораздо легче попасть в неприятности. Геральт думал, как растянуть путь до Велена или даже до самого Новиграда, чтобы как можно дольше оставаться рядом.       Лютик тоже думал. О том, почему Геральт сжимает его во сне так крепко, почему молчит так громко и когда уже то, что давно очевидно Лютику, станет доступно и ведьмаку. Бард смотрел в прямую спину перед собой. Сколько раз он думал сказать напрямую? Геральт, не отсылай меня на зиму. Геральт, я пойду за тобой куда угодно. Геральт, я знаю, что ты чувствуешь. Я знаю,что ты чувствуешь.       — Геральт! — бард первым услышал звук флейты и барабанов.       Они замерли у пунктирной тропинки в высокой траве, уводящей в сторону от большака. Ведьмак первым повернул Плотву и медленным шагом направил на звуки музыки. Лютик, чуть отстав, двинулся следом, чутким ухом музыканта вслушиваясь в мелодию. Шагов через двести звуки стали громче, и Лютик узнал в них традиционный свадебный мотив.       Когда путники добрались до поселения, их встретили шумным гулянием, яркими лентами и радостным пением. Во дворе большой хаты гуляла вся деревня. За накрытым вышитой скатертью длинным столом восседали молодые с родителями по сторонам.       Ведьмак спешился первым и хотел было двинуться к войту, которого безошибочно узнал в богато одетом кмете лет пятидесяти, когда Лютик перехватил его под локоть:       — Позволь мне.       Бард вынул из чехла лютню, ударил по струнам и запел всенародную.

Из-за лесу, лесу темного,

Из-за садика зеленого

Вылетало стадо лебедев,

Позади лети гусиное…

      Геральт не раз слышал, как Лютик распевает народные песни. Бард без присущего всем горожанам снобизма с чувством выводил рисунок по струнам своей эльфской лютни, голос его как всегда звучал ровно и ясно, но отчего-то именно сейчас в груди ведьмака потянуло. Молодой, совсем ещё зелёный по меркам ведьмачьей жизни, бард с таким чувством пел древнюю песню о любви, что Геральт прикрыл глаза, сдаваясь.       Лютик, продолжая играть, приближался к гуляниям. Он улыбкой отвечал на удивлённые взгляды, низко поклонился войту и его семье, раскланялся с молодыми и продолжил петь:

Из-за лесу, лесу темного,

Из-за садика зеленого

Выходила толпа девушек,

Позади идут молодушки.

Отставала…

      Он глянул на молодых, но кто-то из девушек сообразил быстрее и крикнул ему “Тамарка!”, и Лютик продолжил:

Отставала Тамарушка,

От толпа, от красных девушек,

Приставала Тамарушка

Ко толпы, ко молодушкам.

      Сельчане бурными аплодисментами приняли барда и его спутника. Их усадили с краю стола, принесли угощения и забродивший сидр, и Геральт в который раз за их совместный Путь удивился, как легко Лютик находил подход к людям. Как легко Лютик нашёл подход к нему.       Гуляния шли до позднего вечера, и когда уже начало смеркаться, вся молодёжь убежала к пруду. Захмелевший Лютик потянулся к ним. Геральт, проводив его печальным взглядом, повернулся в сторону окосевшего войта.       — Скажите, милсдарь… — начал ведьмак, когда поймал на себе поплывший пьяный взгляд. — А не беспокоит ли ваше селение лихо какое?       — Чавой? — войт икнул, а затем смачно рыгнул.       — Люди, говорю, не пропадали?       Опухшее и покрасневшее лицо кмета в миг будто сползло на шею, щёки его побледнели, глаза заволокло туманом горечи.       — Пропадали, — сквозь икоту ответил мужик.       — Давно?       — Чавой?       — Милко, старый хрен, нажрался! — дородная баба подбежала к мужику и зарядила ему затрещину. — Скот плешивый, душегуб проклятый! — Никак не унималась женщина.       Геральт терпеливо ждал.       — Вы, милсдарь ведьмак, про лихо лесное, агась? — баба, от души отхлестав пьяного мужа платком, переключила внимание на ведьмака. — Ходит тут уж несколько зим, молодых тащит. Но ночью оно это, спокойно.       Ведьмак кивнул:       — Полуденница это.       Баба крякнула, в испуге прикрыла рот руками, но по глазам её Геральт понял, что она понятия не имела, что такое полуденница.       — Умирал, может, кто? Насильничали над девками?       Баба снова крякнула, а потом завыла дурниной, упала на землю, хватаясь за грудь. Милко тут же бросился к жене утешать её.       — Друг ваш больно порадовал детей, так что ночь на сеновале мы вас потерпим, — икая через слово, запыхтел войт, — но шоб завтра ноги вашей тут не было.       Геральт устало вздохнул. Люди.       Он отправился на сеновал, разложил свои вещи и лёг, заложив руки под голову. Долго смотрел сквозь прорехи в крыше на звёздное небо, вслушивался в шум деревни. Звуки гуляний постепенно стали стихать. Заскрипели ставни, двери, застонала хатка молодых. Зашуршало сено под ногами барда.       — Геральт? — он подслеповато и пьяно брёл по амбару, ориентируясь на неверные контуры в слабом лунном свете.       Когда Лютик упал рядом, Геральт услышал запах сидра, травы и пряной ванили. Геральт сглотнул. Лютик завозился, расправлясь с сапогами и курткой, снова завалился на спину, и по щеке ведьмака мазнули влажные от купания пряди. Геральт лежал молча, хорошо видя в темноте, каким довольным был менестрель. Лютик повернулся на бок. Он точно не мог видеть лица ведьмака, но это было не так уж и нужно. Осмелев от выпитого и пережитого за день, бард скользнул рукой по щеке ведьмака.       — Знаешь, — убирая седую прядь с лица мужчины, выдохнул бард, — зря ты не пошёл с нами на пруд. Там было так хорошо.       — Заказ взять пытался, — в тон ему, шёпотом ответил Геральт.       — Златка рассказала, что дочку войта замуж выдали пару лет назад, — печально протянул Лютик. — Женишок тот увёз её из села, а потом пришло это лихо, которое ты убил.       — Я её не убил, прогнал только. Надо кости сжечь или что-то, что её здесь держит. Иначе полуденница снова вернётся, — ровно ответил ведьмак. От мысли, что знакомство Лютика с какой-то крестьянкой, будит ревность, он привычно отмахнулся.       — Завтра поищешь?       — Завтра нас отсюда погонят.       Лютик ненадолго замолчал. Геральт видел, как бард кусал губы, будто решаясь на что-то.       — Знаешь, — наконец начал он, — иногда не стоит беречь людей от совершаемых ими ошибок.       — Что ты… — Геральт не успел договорить: губы Лютика накрыли его в быстром и горячечном поцелуе. — Лютик, что ты…       Бард прижался к нему всем телом, обхватил голову ведьмака руками, ткнулся губами в щёку, скулу, мазнул по острому подбородку.       — Холера, Лютик… — голос сорвался в хрип.       Хмельной, возбуждённый мальчишка жался к нему так тесно и жарко, что Геральт не выдержал, подмял барда под себя и с глухим рычанием ткнулся носом за ухом — туда, где сильнее всего концентрировался запах Лютика. Воодушевлённый такой реакций, бард выгнулся навстречу, завозился, выпростал рубаху ведьмака из-за пояса и горячими руками прижался к испещрённой шрамами спине.       — Геральт! — рвано всхлипнул он, когда ведьмак губами прихватил тонкую, ещё чуть влажную, кожу на шее.       Геральт думал об этом. Много раз представлял, как сделает это с Лютиком. В своих фантазиях Белый Волк иногда признавался барду в чувствах и тогда получал в ответ бесконечный поток благодарности и взаимных признаний, которые затыкал жадным поцелуем. Иногда Геральту казалось, что с Лютиком совсем не нужно разговаривать, тогда эти мысли приводили к мечтам, в которых Геральт просто брал его утром, как хотелось ещё сегодня. И всегда Лютик отвечал ему взаимностью, но никогда воображаемый бард не был и вполовину таким трепещуще жадным и отзывчивым, как сейчас на сеновале.       Дрожащими руками Лютик пытался избавиться от одежды как можно скорее. Солома наверняка колола нежную кожу, но бард не обращал на это никакого внимания и не давал Геральту возможности отвлечься. Он целовал ведьмака куда придётся, шарил руками по телу и очень осторожно избегал свежей перевязки на бедре. Лютик лежал расхристаный под Геральтом, лунный свет играл на его коже, делая его совсем ненастоящим. Лютик улыбался, не видя выражения лица ведьмака.       — Геральт, — чуть капризно позвал он, — ты хочешь обидеть меня? Ведьмак мотнул головой. Он замер, уперевшись руками по обе стороны от Лютика, и не знал, что будет дальше.       — Геральт, — снова позвал мужчина. — Ты хочешь меня?       Ведьмак сглотнул. Кивнул и беспомощно застонал, когда Лютик взялся за завязки его штанов. Ноющий член дёрнулся, когда бард коснулся его ладонью. Ноющее сердце забилось слишком быстро для ведьмака, когда Геральт почувствовал, с какой нежностью Лютик его касается.       Бард осторожно уложил ведьмака на сено, почти невесомо прошёлся пальцами по плечам и рукам и устроился между ног мужчины.       — Ты не обязан, — Геральт потянулся рукой к барду.       — Но я хочу.       Ведьмак приподнялся на локтях, чтобы видеть, как Лютик, бережно обхватив член, прошёлся дорожкой поцелуев от мошонки и вверх, потёрся щекой, а затем мягко обхватил губами. Геральт зажмурился. Это было так хорошо и правильно. Он коснулся взлохмаченных светлых волос менестреля, заправил выбившиеся пряди за уши, погладил по щеке и запрокинул голову со сдержанным стоном, когда Лютик взял глубже. Чёртов Лютик прекрасно знал, что делать. Клятый Лютик сосал так, будто любил это больше всего на свете. Он дразнил языком, целовал губами, помогал себе рукой и мычал от удовольствия.       — Лютик, холера!       Лютик молчал. Впервые в жизни Лютик делал что-то, не сопровождая это пением и бесконечной болтовнёй. Теперь Геральт чувствовал себя готовым разразиться хвалебной одой оральным способностям менестреля. Бард погладил мозолистыми пальцами напрягшийся живот мужчины и медленно, очень нежно выпустил член изо рта. На подбородке сияла слюна, и это было самое развратное и прекрасное, что Геральт видел в своей жизни.       — Геральт, — продолжая поглаживать член рукой, зашептал Лютик, — я бы очень хотел воспользоваться одним из твоих масел. Брови ведьмака поползли вверх.       — Наверняка же есть что-то в твоем арсенале, что не убьёт человека?       — Ни одно из них, — ведьмак осёкся, — любое, кроме красного.       Лютик зашуршал соломой, зазвенели застёжки сумок, застучали колбочки, а затем бард вернулся с баночкой масла, которое, как безошибочно учуял Геральт, слабо пахло ванилью. Чёртов Лютик.       — Что ты… — бард открыл склянку и капнул себе немного на руку. — Ты же не… — Геральт в изумлении наблюдал, как Лютик проводит рукой в масле по собственному члену, затем повторяет это же с Геральтом, а после ложится сверху, прижимаясь теснее.       — Это не то же самое, что с женщинами, — Геральт закатил глаза, готовясь разразиться тирадой, что он и не думал сравнивать их секс с сексом с женщинами или вообще с каким-то другим сексом, но вместо этого из его рта вырвался тихий стон, когда Лютик качнул бёдрами.       Ощущений было слишком много и катастрофически мало одновременно. Лютик вёл, покачивая их на волнах удовольствия. Каждый толчок волной удовольствия расходился по телу, но этого было мало. Геральт, обняв барда, перекатился на бок и просунул руку между ними. Обхватив их обоих, он рвано потянул вверх и зашипел. Лютик восторженно заскулил. Геральт повторил, пытаясь не быть несдержанным или грубым, но Лютик звонко откликался на каждое движение его руки. Запах ванили душно забился в нос, и Геральта мутило от аромата и стука крови в висках.       Лютик, вцепившись в его плечи, сам толкался в кулак, и Геральту показалось, что сцеловывать его стоны — самое правильное сейчас решение. Лютик был громким. Очень громким даже по меркам Лютика.       — Ге..!       Очередной стон утонул в поцелуе. Бард вздрогнул, иступлённо прикусил губу ведьмака и излился ему в кулак. Самому ведьмаку хватило нескольких коротких движений, чтобы кончить с глухим рыком.       — Нас наверняка слышала вся деревня, — довольно заурчал бард, отдышавшись и заворачиваясь в дорожный плащ Геральта.       — Тебя, — помогая ему улечься, заметил ведьмак.       — Утром погонят с вилами, — зевая, протянул Лютик.       — Утром нас здесь уже не будет.       Геральт обнял засыпающего менестреля и крепко прижал к себе. От волос барда пахло терпкой ванилью. Мужчина провёл носом по светлым прядям и прикрыл глаза. Пара часов на сон у них есть. Лютик накрыл его руку своей и переплёл пальцы. Геральт сглотнул. Может быть, теперь у них будет время не только на сон.