Парадокс второго шанса

      Проснувшись от странного, надоедливого звука, Альбус Дамблдор с трудом разлепил глаза и повернул голову, чтобы увидеть, как в закрытое окно стучит одноглазая сова, левое ухо которой было как минимум в три раза больше правого. Кто мог написать посреди ночи, да еще и отправить письмо с такой… интересной совой? Из всех тех вариантов, которые сразу же всплыли в голове, все до единого непременно предвещали если не плохие, то как минимум скверные новости.       Поднявшись с кровати, директор накинул на себя тонкий халат и подошел к окну, открывая створку и тут же хватая подлетевшее к нему письмо с характерной печатью, на которой находился крест из нескольких перечеркнутых букв А. Что ж, Аластор Грюм. Вздохнув, старик сломал печать и вытащил сложенный пергамент, на котором Аластор, явно торопясь, написал свое срочное послание.       Прошептав шифр и коснувшись строк, Дамблдор в реальном времени увидел, как расставленные вразнобой кривоватые буквы бегают по листу, соединяя читаемые слова в связные предложения. Разработанный во времена первой войны с Волдемортом шифр требовал доработки, определенно. Несколько секунд потребовалось директору, чтобы прочитать текст по диагонали, после чего Альбус застыл, пытаясь осознать масштаб произошедшего. Да, Безликий и до этого действовал дерзко, но прямо сейчас он явно решил серьезно поднять ставки, уничтожив бесчеловечный, но абсолютно легальный на территории Болгарии бизнес. Не было ничего удивительного в том, что именно бордели стали следующей целью после Азкабана, но… именно так?       Быстро переодевшись, Альбус Дамблдор уничтожил письмо и в считанные минуты добрался до своего кабинета, открывая камин для гостей. Судя по всему, Грюм явно провел все это время в ожидании в собственной гостиной, потому что уже в следующее мгновение огонь стал зеленым, а отставной аврор буквально выпрыгнул из камина, клацнув протезом по деревянному полу.       — Я рад, что ты соизволил проснуться, хотел уже прорываться через главный вход, — буркнул Грюм, проходя к одному из кресел. Прошептав какое-то ругательство, он буквально рухнул в него, из-за чего магически укрепленное кресло жалобно скрипнуло. Стукнув кулаком по металлическому колену, бывший аврор завертел новым волшебным глазом, наблюдая за тем, как Дамблдор медленно присаживается за свой стол. — Мать твою, Альбус, это и есть то, о чем он тебе тогда сказал? Что-то крупное — это гребаные бордели с вейлами, да?       — Видимо, так и есть… — медленно произнес Дамблдор, поправляя очки. — Ты уже смог что-то узнать?       — Кто-то из живущих неподалеку магов подал сигнал тревоги в Министерство Магии Болгарии, — кивнул Грюм, — я получил весточку с сильным запозданием, но все же смог отправить одного человека, чтобы он оценил последствия.       — У тебя есть связные среди тех, кто работает на Верхета? — нахмурился Альбус, коснувшись стола кончиками пальцев.       — Нет, просто знакомый болгарский аврор, который когда-то учился в Дурмстранге. Его дед был другом моего отца, так что кое-какие связи сохранились, хотя я не назвал бы его… политически активным.       — Ему удалось попасть туда?       — На удивление, да, — Грюм вздохнул, — но скорее всего просто повезло, что этот пиздец на территории Болгарии считался абсолютно законным.       — Аластор! — с упреком в глазах посмотрел на друга Дамблдор, но бывший аврор лишь отмахнулся, скривившись.       — Как ты предлагаешь называть узаконенное сексуальное рабство десятков похищенных девушек? — прищурив здоровый глаз, посмотрел на директора Хогвартса Грюм, но не дождался ответа. — Вот именно, все правильно я сказал. В общем, определенно, у Безликого есть свой… стиль. Да, это можно так назвать.       — Адское пламя?       — Все три здания сгорели дотла, — вздохнул Аластор, — так что судьба вейл пока неизвестна.       — Разумеется, он вытащил их, — Дамблдор подпер щеку кулаком, — иначе бы во всем этом не было смысла.       — Может, он пытался забрать те артефакты, с помощью которых их держали под контролем? — задал вопрос Аластор. — Насколько я знаю, это какая-то очень ценная гоблинская хренотень.       — Вроде того, да… — Дамблдор почесал лоб, поправляя прядь седых волос, выпавшую из-под шляпы. — Я думаю, в этот раз он выйдет на связь сам. И если так случится, то ты отправишься со мной на следующую встречу, но, — прервал Альбус собравшегося было высказаться Грюма, — никаких перегибов. Договорились?       — Я могу гарантировать тебе, Альбус, что со мной ему будет намного проще, чем с тобой, — фыркнул Грюм, закрывая на секунду здоровый глаз и откидываясь на спинку кресла. — Он человек дела, равно как и я. В отличие от демагогов, мы предпочитаем действовать, даже если речь идет о чем-то… неприятном.       — И где та грань, после которой «что-то неприятное» превращается во что-то по-настоящему ужасное? — уже не в первый раз спросил Грюма Дамблдор, но тот лишь покачал головой.       — Идет война, Альбус. Да, мы пока что не ощутили ее в полной мере, но сам факт никуда не делся. Безликий с прошлого августа выступает в качестве нашего незримого щита, уничтожая наших врагов. Да, я могу признать, что некоторые его поступки являются сомнительными даже по моим весьма размытым меркам, но… — отставной аврор пожал плечами, — как я уже сказал, идет война. Верхета не сдерживают высоконравственные моральные ограничения, так почему же мы должны искусственно ограничивать себя?       — Чтобы не пасть до их уровня.       — Лучше плохо жить, чем хорошо умереть, — поморщился Аластор. — Если для выживания Магической Британии паре десятков волшебников придется запачкать руки и топтать землю с этой кровью до конца дней своих, то я не против оказаться в их числе. Держу пари, ты и сам это прекрасно осознаешь, Альбус. Просто тебе смелости не хватает признать вслух, что дипломатия не сработала в мире, полном акул.       — Николас согласен со мной, — предпринял еще одну попытку переубедить друга Дамблдор, прекрасно зная, что попытка обречена на провал.       — Пф-ф, — Аластор махнул рукой, — шестисотлетний старикан согласится с любой твоей затеей, потому что сам вступал в схватку лишь тогда, когда иного выхода не оставалось. Ваша с ним проблема, Альбус, — Аластор уперся руками в подлокотники кресла, наклоняясь вперед, — в том, что вы готовы перебрать миллион вариантов решить все мирно, прежде чем перейти к варианту, который очевиден с самого начала. Но это реальный мир, вы не существуете в вакууме. Пока ты рассуждаешь о том, где проходит граница между допустимым и недопустимым, люди продолжают умирать. Мы закрывали глаза на то, что творилось с вейлами в Болгарии, но как мы можем закрывать глаза, когда речь идет о британских волшебниках, о наших с тобой соотечественниках?       Дамблдор промолчал.       — Неважно, — расслабился Аластор, постукивая костяшками пальцев правой руки по подлокотнику, — такими темпами скоро у тебя все равно не останется выбора. Я узнал кое-что насчет оборотней, Альбус.       — Оборотней? — нахмурился Дамблдор.       — То поселение в Германии, Воющие холмы, — напомнил ему Аластор о той деревушке, которую навещал Ремус. — Кажется, они готовятся к чему-то. По крайней мере, Министерство Магии Германии несколько раз фиксировало многочисленные применения боевых заклинаний, прежде чем они усилили защиту деревни, чтобы скрыть ее от Надзора.       — Они готовятся к противостоянию с Верхетом, — прошептал Дамблдор, складывая два и два. — Мерлин Великий! Аластор, вейлы!       — Именно, — кивнул Грюм, — все теперь зависит от того, как Безликий распорядится своим репутационным успехом, когда речь пойдет о договоренностях с анклавами. Он может использовать артефакты, чтобы подчинить наиболее важных представительниц, а может…       — Сделать жест доброй воли, — закончил за друга Альбус. — И я думаю, он именно так и поступит.       — Твоя договоренность с Делакуром еще в силе? — прищурился Грюм. — Подключай его, нужно держать руку на пульсе, иначе мы так и будем плестись в хвосте. Твое нежелание приступать к активным действиям откинуло Орден Феникса назад, но если подсуетишься, то отыграть позиции будет не так уж и сложно.

***

      Гарри пришлось преодолеть почти шесть десятков пространственных прыжков с помощью нескольких портключей, уничтожая каждый из них после успешного переноса. К тому моменту, когда он наконец рухнул на каменное побережье неподалеку от собственного дома, Поттер чувствовал себя так, будто провел целый час в работающей стиральной машине. Согнувшись, он отправил маску в татуировку и тут же очистил содержимое собственного желудка, после чего наконец откинулся назад и простонал что-то невразумительное.       — Пиздец, — прошептал маг, поднимаясь на дрожащие ноги. Кто бы мог подумать, что тяжелее всего дастся не Адское пламя, способное сжечь целый квартал кирпичной застройки, а какие-то несчастные магические перемещения. Пошатываясь, Гарри прижал ладонь к животу и поплелся в сторону дома, чтобы уже на полпути столкнуться с обеспокоенной Винки.       Эльфийка подскочила было к хозяину, но Гарри остановил ее с помощью вопроса:       — Что с ними? — прохрипел он. Безопасным и контролируемым количеством разовых скачков считалось число от десяти до двенадцати, но ему просто пришлось перестраховаться, поэтому Гарри с готовностью принял ожидаемые побочные эффекты.       — Винки разместила всех девушек на койках в подвале, хозяин Гарри! Они все еще спят, но я включила детекторы, как вы и приказали, — тут же отчиталась эльфийка, нервно дергая себя за краешек фартука. — Хозяин Гарри, если вы испытываете недомогание из-за портключа, то Винки знает, как вам помочь!       — Шиповник с гибискусом? — переспросил Поттер, вздыхая. — Ладно, тащи.       Пока Винки готовила холодный травяной чай, Гарри успел добраться до дома и рухнул на диван в гостиной, чувствуя, как медленно настигают его последствия нерационального подхода к использованию Адского пламени: спать хотелось так, словно он целую неделю по ночам занимался серфингом с бутылкой вина в руке.       — Хозяин Гарри? — Винки появилась рядом с диваном и медленно подошла к посапывающему Поттеру. Помедлив, она поставила чайник на журнальный столик, прикрыла его чарами стазиса и исчезла, чтобы появиться вновь уже через пару секунд, но на сей раз с ворохом одеял в тонких ручках.       Запаковав покрытого холодным потом Гарри в кокон из одеял, Винки кивнула собственным мыслям, ласково коснулась лба волшебника и испарилась, появляясь в выделенной для девушек комнате магически увеличенного подвала. Хозяин Гарри потратил немало времени, создавая это место, Винки никогда еще не доводилось видеть такого кропотливого подхода к пространственным зачарованиям, но в результате получилась абсолютно стабильная огромная комната, размерами схожая с Больничным крылом Хогвартса. И эта самая комната стала временным прибежищем для пятидесяти совсем еще молодых девушек, большая часть из которых явно столкнулась с… сексуальным насилием в различных его проявлениях.       Винки вздохнула, вспоминая о том, как хозяин посвятил ее в подробности всего, что сейчас происходит во внешнем мире. И если раньше Винки опасалась Темного Лорда, который намеревался добраться до Гарри Поттера, то лишь чудом этот страх не перерос в настоящую панику после того, как она узнала о том, что творят люди, контролирующие этого самого Темного Лорда. Винки приходилось слышать о Верхетах, когда юный Барти вслух повторял фамилии чистокровных родов Магической Европы, но на этом все. Она понятия не имела, что континент находится на пороге очередной магической войны, ключевым отличием которой от крупных войн прошлого был отказ агрессора от принципов и взглядов, важны были лишь деньги и власть.       Считав медицинские показатели с помощью предоставленных хозяином артефактов, Винки собрала в стопку пятьдесят листов пергамента и перенесла их наверх, оставляя их на столе в пустом кабинете, на стене которого висел «замороженный» портрет Арктуруса Блэка. Качнув головой еще раз, Винки прошептала что-то про «хозяина, бросающегося на амбразуру», после чего покинула кабинет, пообещав себе, что обязательно прочитает хозяину Гарри лекцию о ценности его, хозяина, жизни.

***

      Когда Гарри открыл глаза, робкие лучи яркого утреннего солнца уже пробивались сквозь занавески, вынуждая Поттера перевернуться на месте, чтобы скрыться от всепроникающего света. Позабыв о том, что находится на диване под кипой одеял, он тихо пискнул, когда рухнул на пол.       — Хозяин Гарри! — воскликнула появившаяся в гостиной Винки, робко наблюдающая за тем, как юноша медленно поднимается на ноги и тут же садится обратно на диван, ошалелым взглядом осматривая комнату. — Хозяин Гарри, вы в порядке?       — В полном, — солгал Гарри, успешно убедивший себя, что головокружение является вариантом нормы. — Сколько я проспал?       — Всего лишь четыре часа, хозяин Гарри, Винки рекомендовала бы вам…       — Знаю, — вздохнул Поттер, сдвигаясь к столику и наливая травяной чай в огромную кружку, лишенную любого намека на изящество, но зато украшенную эмблемой Автоботов, — обязательно высплюсь потом. И я знаю, что ты хочешь сказать, Винки, да, я постараюсь больше так не делать.       — Хозяин Гарри, — ласково обратилась к волшебнику эльфийка, — мир не погибнет, если вы поспите столько, сколько необходимо для вашего растущего организма. Особенно если речь идет о восстановлении после серьезных нагрузок. Вы голодны?       — Голоден, — кивнул Гарри, — но поем чуть позже, хорошо? Ты уже сняла показатели?       — Снимала каждый час, хозяин Гарри, все данные в кабинете. Принести их сюда?       — Не надо, спасибо, Винки, там будет намного удобнее.       Оттолкнувшись от дивана, Поттер с размаху поднялся на ноги и вышел в коридор, краем глаза замечая, как Винки с помощью магии собирает раскиданные вокруг дивана одеяла. Похвалив самого себя из прошлого за то, что влез в историю с брошенной эльфийкой, Гарри с трудом добрался до кабинета на втором этаже и рухнул в кресло, взмахом руки подзывая к себе медицинские отчеты.       Ему потребовалось не больше десяти минут, чтобы бегло ознакомиться с показателями, которые удалось зафиксировать с помощью предоставленных Фламелем ценных колдомедицинских артефактов. Что ж, порой незнание — это благо, потому что после первой стопки самых ранних данных Гарри завис на несколько минут, пытаясь уложить в мыслях все, что необходимо сделать в ближайшее время.       Фламель считал самым сложным этапом именно то, что начнется после успешной атаки, в то время как сам Гарри думал лишь о том, как бы провернуть все без жертв среди вейл. К сожалению, в этот раз Фламель оказался прав: Гарри сидел в своем кресле живой и невредимый, все до единой вейлы были спасены, но что с ними теперь делать? Вынужденный действовать в краткие сроки, Поттер теперь оказался в ситуации, когда хрупкая стратегия зависела от нескольких чужих решений.       Протерев лицо сухими ладонями, Гарри ненароком взглянул на застывший портрет Арктуруса, который зачем-то украл из дома на Гриммо, а потом вытащил из татуировки ту самую золотую табличку, с помощью которой Верхет контролировал сразу пять десятков вейл. Незнакомые символы, которыми табличка была покрыта с обеих сторон, не были похожи ни на одни из известных Поттеру рун, но это не пугало его: Фламель наверняка ушел вовремя, поэтому теперь все упиралось в навыки алхимика.       Схватив отчеты, Гарри закинул кипу пергаментных листов в татуировку и спустился в подвал, чувствуя, как самочувствие становится лучше с каждой минутой.       Пятьдесят коек, расположенных вдоль стен огромного, поистине огромного помещения с высокими потолками, заставили его сердце сжаться от тревоги. Что дальше будет с девушками, которые находятся сейчас в состоянии магического сна из-за смерти хозяина и отсутствия новой магической связи. Как они будут чувствовать себя, когда ошейники удастся снять? Согласятся ли анклавы позаботиться о пострадавших или…       Нет, не время. Гарри одернул себя, понимая, что возвращаться к обсуждению этих вопросов нужно будет уже после того, как Фламель поймет принцип работы этих ошейников и сможет безболезненно снять их, не создавая очередную связь хозяин-рабыня.       Пройдясь вдоль всей комнаты, Гарри подошел к одной из девушек, на чьей щеке из-под определенного угла был заметен едва заживший кровоподтек. Подхватив легкое тельце на руки, он направился на выход, надеясь, что в этот раз все… закончится хорошо. Никакой конкретики, ему достаточно было абстрактного «хорошо».

***

      — Ох, это… одна из них, да? — Перенелль отступила в сторону, когда несущий девушку Гарри вошел в дом, с помощью магии открыв незапертую дверь. — Она в порядке? Ну, насколько это возможно, конечно…       — Просто спит, — Гарри кивнул, — туманный мираж ввел ее в магический сон, как только я убил управляющего.       — Николас рассказал мне о том, как все прошло, — поспешила вслед за Поттером Перенелль, предварительно закрыв дверь, — но ты бы мог выйти на связь и пораньше, Гарри, мы очень переживали.       — Я немного задержался, квартал накрыли барьером, — скривился юноша, — а когда смог вырваться, то добрался до дома и сразу же уснул. Адское пламя и переносы вымотали меня сильнее, чем я ожидал.       — Адское пламя! — воскликнул вышедший из мастерской Фламель, сжимая в руке письмо. — Альбус написал, что ты спалил все три дома, Гарри. Все в порядке? Ты не пострадал?!       — Так получилось, — Поттер скривился, — со мной все хорошо.       — Проноси ее внутрь, я все подготовил, — вздыхая, кивнул алхимик, после чего перевел взгляд на жену. — Ты с нами?       — Да, просто хочу посмотреть, — неожиданно робко произнесла она, с тревогой поглядывая на девушку, которую Гарри уложил на специальную широкую койку. — Она такая молодая…       — Этой пятнадцать, — усталым голосом отозвался Поттер, услышавший шепот Пенни, — но я понятия не имею, когда она оказалась у них. Один из людей, работавших на Верхета, сказал, что ресурс вырабатывается быстро, из-за чего они вынуждены постоянно подыскивать новых вейл на замену.       — Это какой-то кошмар… — продолжила шептать Перенелль, наблюдая за тем, как Николас углубляется в изучение принесенных Поттером медицинских бумаг. — Просто поверить не могу, что мы с тобой думали, что сможем отсидеться в стороне, пока там…       — Пенни, — повернулся к женщине Фламель, — все будет в порядке. Мы уже обсудили с тобой все это, помнишь? Сосредоточимся на том, что мы способны сделать здесь и сейчас, а не на том, чего мы уже не сделали.       — Да, да, ты прав, конечно же, но… — Пенни помотала головой. — Она ведь всего лишь ребенок.       — Гарри, контролирующий артефакт у тебя? — повернулся к Поттеру Фламель, тут же ловя подлетевшую к нему золотую табличку. — Ох, тут ведь все… прямо как там!       — Там? — нахмурился Гарри, пропуская алхимика к книжным полкам, заваленным свитками и манускриптами. Тем временем, Пенни, стерев предательскую слезу, подошла к девушке и коснулась ее щеки, замечая практически неразличимый синяк. Еще раз качнув головой, она окончательно ушла в угол мастерской, упав в одно из кресел.       Николас же быстро отыскал необходимый свиток и теперь пальцем рисовал в воздухе горящие символы, сопоставляя их с теми, что были на табличке. Как только число символов достигло восьми, свиток отправился обратно на полку.       — Как же я не люблю магию души, — произнес Фламель так, словно ему противно было даже думать о том, что написано на золотой поверхности, — всякий раз хочется умыться, как только соприкасаюсь со всем этим. Смотри на третью строчку, Гарри.       — Смотрю, — Поттер подошел к алхимику.       — Восемь символов, — Фламель взял небольшой инструмент, похожий на скальпель, и коснулся каждого из символов, — но если мы бросим табличку в магический огонь, то получим восемь рунных кругов.       — Как ты это определил?       — По второй и четвертой строчке, — Фламель не стал вдаваться в подробности. — Тебе кажется, что ты видишь какую-то ерунду, верно? Это не похоже ни на один из рунных языков, с которыми ты сталкивался. Так?       — Да.       — Потому что мы с тобой сейчас смотрим на эту табличку не так, как следовало бы. Пенни, у нас где-то лежало зеркало потерянных душ, да?       — В кладовой на втором этаже, дорогой, — поднялась с кресла Перенелль, которая уже успела взять себя в руки. — Принести?       — Тащи, только не распаковывай его, — кивнул Фламель, после чего перевел взгляд на Поттера. — Слышал когда-нибудь о зеркале потерянных душ, Гарри?       — Даже сталкивался с таким, — фыркнул юноша, закатывая глаза, — Дамблдор спрятал твой камушек в зеркале Еиналеж.       — А, точно, — Николас почесал лоб, — непредусмотрительно со стороны Альбуса, такие артефакты весьма и весьма небезопасны.       — На что только не пойдешь, лишь бы удостовериться, что лишенный любви одиннадцатилетний пацан мечтает о семье, — пожал плечами Гарри. — Бессердечно, но это же Дамблдор, зеркало — лишь очередное доказательство того, каким мудаком он является на самом деле.       Алхимик ничего не ответил, а уже через несколько секунд Пенни вернулась в мастерскую с каким-то свертком, напоминающим внушительных размеров книгу.       — Клади сюда, — Фламель рукой сдвинул со стола залежи разных артефактов и приспособлений, после чего приступил к распаковке зеркала, которое оказалось укутано в несколько слоев ткани, чем-то похожей на ту, из которой делали мантии-невидимки. Единственным отличием было лишь то, что она оказалась намного плотнее, но уже после нескольких витков из-под вороха ткани показалось… что-то странное.       — Как ты понимаешь, внешне оно отличается от зеркала Еиналеж, — прокомментировал внешний вид артефакта Фламель, вытаскивая наружу абсолютно черную зеркальную поверхность, обрамленную каким-то небрежно обработанным металлом. — Все зеркала потерянных душ уникальны, но так или иначе их объединяет подход к магии души, заложенный в основу принципа их работы.       Подняв черное зеркало перед собой, Фламель на мгновение повернул его горизонтально, после чего разжал пальцы. Зеркало продолжило висеть в воздухе.       — Ощущение такое, словно рядом с дементором стоим, — поморщился Гарри, переглянувшись с молча наблюдающей за происходящим Пенни.       — Еиналеж показывает твое сокровенное желание, — кивнул Фламель, — а это зеркало показывает то, чего ты боишься больше всего. Нет, Гарри, даже не вздумай вспоминать о боггарте. Боггарт никогда не продемонстрирует тебе того, что способно показать это зеркало. Благо, сегодня нам не нужна его основная функция, мы обойдемся… вспомогательной. Можешь подойти, ты наверняка захочешь увидеть это своими глазами.       Дождавшись, пока Поттер подойдет, Фламель выдохнул и положил на черную зеркальную поверхность золотую табличку. Гарри смотрел на происходящее со стороны, но уже через несколько секунд даже он заметил, как на зеркале начинают появляться… иероглифы.       — Ранний египетский, — повернувшись к Гарри, объяснил Николас. — Нам повезло, что гоблины не участвовали в зачаровании, потому что письмена жрецов соответствуют человеческой логике.       — Это не иероглифы, — покачал головой Поттер, указывая на золотые строчки, ярко выделяющиеся на фоне кроваво-красных иероглифов, — это древнеегипетские руны. Смотри, это простая цепочка связи.       — Ага, — улыбнулся Фламель, — ты абсолютно прав. Вот только важен еще и цвет. Уже догадался, почему все так?       — Золотой — это… магия души, — предположил Поттер, — а красный текст — это для магии крови, верно? Стоп, так вот о чем ты говорил? Два вида связи.       — Именно, — кивнул Николас, продолжая улыбаться, — и нам сильно повезло, что активна лишь кровная. Судя по всему, специалисты Верхета либо не догадались о закреплении связи душ, либо не захотели лезть в эти дебри абсолютно сознательно. Разорвать кровную связь проще простого, ведь тот человек уже мертв, — напомнил алхимик о судьбе управляющего, — и поэтому порядок иероглифов перепутан относительно символов на табличке. Артефакт понял, что связь нарушена, автоматически заглушив подчиненных девушек.       Фламель, оставив зеркало позади, подошел к пятнадцатилетней вейле и, в очередной раз вздохнув, коснулся амулета на ее шее.       — Ну, теперь остается только понять, как уничтожить их.       — Уничтожить? — переспросил Гарри. — Ты хочешь уничтожить артефакты?       — Разумеется, — Фламель кивнул, бросив беглый взгляд в сторону сидящей в кресле жены, — пока они существуют, всегда будет существовать угроза того, что кто-то их применит. Если же они попадут к гоблинам и те смогут расшифровать структуру, то мало не покажется никому. Я могу представить себе мир, в котором будет существовать такой же ошейник, но для оборотней, например. Или для людей, — мрачно добавил Николас.       — Я понимаю, но… — Гарри покачал головой. — Их нельзя уничтожать. По крайней мере, не сейчас.       — Почему? — алхимик нахмурился.       — Потому что вейлы ни за что не поверят мне, если я скажу, что уничтожил артефакты где-то там, где этого никто не видел. И ни одна клятва не убедит их в том, что я говорю правду, потому что против клятвы всегда играет карта измененного сознания. Может, мне лишь внушили, что я их уничтожил? Или я сам создал в разуме отдельную клетку для этих воспоминаний?       — Гарри прав, Николас, — послышался голос Перенелль из угла комнаты. — Надо придумать такой способ уничтожить их, чтобы он казался достоверным со стороны.       — Мы можем использовать яд василиска, — предложил Гарри, но Фламель покачал головой.       — Не забывай, Гарри, внутри каждого из амулетов находится чистая, живая душа. И эти пять десятков душ уже несколько тысяч лет томятся в своих тесных темницах, ожидая, что однажды кто-то придет на помощь. Яд василиска уничтожит структуру артефакта, но мы не можем предсказать, что будет дальше. Я не зря сказал, что терпеть не могу магию души, — добавил Фламель, цокнув языком.       Расшифровка «системы взаимодействия», налаженной между управляющим артефактом и амулетами заняла несколько часов. В какой-то момент Пенни умудрилась уснуть в кресле, после чего Николас тихо перенес ее в спальню. Как только дверь мастерской закрылась, а в помещении остались только Фламель и Поттер, алхимик наконец смог выдохнуть и буквально рухнул в кресло, роняя лицо в подставленные ладони.       Гарри мельком глянул на того, кого, наверное, пора было начать называть наставником, после чего подошел к своему креслу и тихо сел в него. Молчание продлилось несколько минут, по истечении которых Николас громко выдохнул и повернулся к Поттеру, закинув ногу на ногу.       Ничего не произнеся, он смотрел на юношу в течение нескольких минут, подперев рукой щеку, после чего наконец произнес тихим, ослабшим после нескольких часов обсуждений голосом:       — Ты хорошо справился, Гарри. Я не хотел касаться подробностей при Пенни, но ты хорошо справился.       Поттер пожал плечами.       — Просто… — Николас покачал головой, — этот мир на самом деле такой отстой, да?       — Ого, — фыркнул Поттер, — какое откровение для шестисот семидесяти лет.       — Знаю, знаю, — отмахнулся Фламель, вновь переводя взгляд на вейлу, которая все еще пребывала в глубоком магическом сне, — он всегда был таким. Я просто так… устал от всего этого. Жизнь вдали ото всех — это единственный способ сохранить рассудок, если тебе больше четырехсот лет, Гарри, это уж точно. Просто отгораживаешься от чужих проблем и живешь, словно больше никого не существует.       — Обязательно воспользовался бы твоим советом, если бы собирался дожить до четырехсот лет, — улыбнулся Гарри.       — Пока люди молоды, вопрос вечной жизни кажется им чем-то бесконечно далеким, из-за чего они приходят порой к весьма наивным умозаключениям, — пожал плечами Николас. — Посмотрим, как изменится твое мнение, когда смерть от старости замаячит на горизонте.       — Я не боюсь смерти.       — О, это действительно так, с этим я и не спорю, — серьезно отозвался Фламель. — Гарри?       — М-м-м?       — Ты задумывался когда-нибудь, как именно я узнал о твоем появлении в нашем мире? — спросил Николас, смотря куда-то в потолок. — Я ведь так и не рассказал тебе об этом.       — Да, — честно признался Гарри, — но не уверен, что хочу знать ответ раньше времени.       — Раньше времени? — эта фраза почему-то позабавила алхимика. — Ох, Гарри, время… Время — обидчивая штука, да? Не угостишь его однажды чаем и потом проблем не оберешься.       — Да что ж вас всех так клинит на Алисе… — пробормотал Гарри себе под нос, на что Фламель лишь усмехнулся.       — Как ты уже знаешь, мы с Пенни принимаем эликсир жизни, — в руке у мужчины словно из ниоткуда появился небольшой пузырек, наполненный прозрачной, слегка красноватой жидкостью, — но правда в том, что в этом мире есть еще один человек, чья жизнь тоже зависела от моего изобретения.       Пузырек с эликсиром исчез, а сам алхимик пристально посмотрел на Поттера:       — Четыреста шестнадцать лет назад в Багдаде родилась девочка с удивительной предрасположенностью к ментальной магии. И все бы ничего, существуют природные окклюменты, да, но… ее талант перерос во что-то совершенно уникальное, благодаря чему уже к тридцати годам Марьям стала сильнейшим медиумом. Сколько бы я ни пытался понять природу ее способностей и выяснить, в чем заключается тайна подобной магической чувствительности, мне так и не удалось достичь успеха. Тем не менее, я убедил ее выпить эликсир, когда стало понятно, что смерть уже стоит на пороге. И она согласилась, — Фламель выдохнул, и Поттер заметил, что в глазах у алхимика блестят слезы. — Тебе наверняка не приходилось сталкиваться с медиумами, но они похожи на провидцев, — продолжил рассказ мужчина. — Их видения не так туманны и размыты, но при этом диапазон предсказаний чаще всего сужается до момента. Фактически, медиумы чувствуют лишь то, что происходит здесь и сейчас, понимаешь? Они могут ощутить чужие страдания, чужую боль, чужие страхи. Сверхвысокая магическая чувствительность… Она могла засечь применение артефакта на другом конце света, но… со временем силы начали покидать ее. Такое ощущение, словно с каждым прожитым годом связь Марьям с миром слабела, в результате чего однажды она просто отгородилась, выстроила стены в своем сознании, чтобы сохранить рассудок. Чтобы предотвратить возможные проблемы, замеченные у обскуров, мы с ней разработали артефакт, который Марьям назвала Хранителем. И именно Хранитель, словно зеркало ее собственного разума, засек твое появление. Марьям же почувствовала твое вмешательство лишь в тот самый день, когда ты вступил в схватку с напавшими на болельщиков пожирателями смерти.       Гарри словно забыл о необходимости дышать, пока с жаждой впитывал каждое слово удивительного рассказа.       — Вот он, Хранитель, — Фламель встал с кресла и подошел к одной из полок, снимая с нее стеклянную пирамидку, на которой явно когда-то были руны, сейчас словно стертые с помощью наждачной бумаги. — Марьям отказалась от эликсира и скончалась в апреле, оставив его мне в качестве напоминания. Теперь это всего лишь пирамидка из гоблинского стекла, не более того.       — Соболезную, — прошептал Поттер.       — Ты сказал, что не боишься смерти, — продолжил Фламель, кивком отреагировав на соболезнования, — и я сказал, что не спорю с этим, ведь Марьям почувствовала, что ты виделся со Смертью в ночь на первое января.       Гарри почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ему даже послышалось, словно чей-то женский голос ненавязчиво что-то нашептывает ему на ухо, но этот морок исчез, как только Фламель вернулся в кресло.       — Я не буду тебя ни о чем спрашивать, потому что не хочу ничего знать, — пожал плечами алхимик. — В конце концов, для Певерелла встреча со Смертью — это дело обыденное, разве нет?       — Честно говоря, сомневаюсь, — прошептал в ответ Гарри.       Фламель рассмеялся, да так заразительно, что сам Поттер улыбнулся, наблюдая за тем, как алхимик держится за живот, чтобы сдержать хохот. Николасу потребовалось не меньше минуты, чтобы вновь обрести спокойствие.       — Теперь ты все знаешь, — вздохнул он с улыбкой, — никаких лишних тайн. Ну, что ты думаешь насчет всего этого?       — Думаю, что нужно прочитать что-нибудь о медиумах, — ответил Гарри. — А рождались ли еще люди с такими же способностями?       — Насколько я знаю, нет, — Фламель покачал головой. — Марьям наверняка почувствовала бы другого медиума схожего уровня, да и слухи расходятся быстро. Я не могу гарантировать, сам понимаешь, но все же.       — Чувствую потребность в срочной смене темы, — пробормотал Поттер, на что Фламель лишь улыбнулся уголками губ.       — Ты уже придумал, как разыграть карту с вейлами? — вернулся к обсуждению насущных проблем алхимик.       — Не-а, — скривился юноша, — все зависит от того, что будет с девушками.       — Ничего хорошего, — сразу же отозвался Фламель, — есть вещи, которые мы не в силах исправить.       — Один человек как-то раз сказал мне, что отсутствие моральных принципов — это неоспоримое эволюционное преимущество, — вздохнул Гарри, смотря на висящее в воздухе черное зеркало.       — И ты с ним согласился?       — Нет, начал спорить, — фыркнул Гарри, вспоминая «оспаривание неоспоримого», как тогда назвал эту странную дискуссию Слэро. Конечно, никто никому ничего не доказал, но подбирать аргументы из фильмов про различных героев было до безумия весело. — И до сих пор считаю, что переспорил, хотя однозначного вердикта не было.       — Ты должен знать, Гарри, что я помогаю тебе лишь потому, что вижу внутри тебя добро, за которое ты отчаянно цепляешься, — серьезный голос Фламеля отвлек юношу от воспоминаний. — Как ты наверняка заметил, я не пытаюсь переубедить тебя, когда речь заходит о твоих методах, но ты просто должен помнить о том, что… — алхимик покачал головой. — Ты должен помнить, что, если ты сломаешься, если свернешь со своего пути, поддавшись соблазну тьмы, как и многие до тебя, я вынужден буду вмешаться. И твое близкое знакомство со Смертью меня не остановит.       — Я должен еще пару раз повторить, куда я собираюсь отправиться после того, как все закончится? — прищурился Гарри.       — Гарри, мантру про пляжи и девушек оставь кому-нибудь другому, я говорю абсолютно серьезно. Что бы ни произошло, ты обязан сохранить в себе частичку света, понимаешь? Марьям уверяла меня, что я должен поверить тебе, и я благодарен ей за это, но ты должен следить за балансом, Гарри.       — Это подозрительно похоже на риторику Дамблдора, — отчеканил Гарри. — И буду честен, я терпеть не могу Дамблдора.       — Во-первых, это моя риторика, — поправил Фламель с улыбкой, — а во-вторых, ты врешь, потому что наивно полагаешь, будто заряженная ненавистью мотивация удержит тебя на плаву. Представь, что все люди, о которых ты заботишься, вдруг исчезнут. И что тогда?       — Я уже смог однажды отказаться от любви и вычеркнуть себя из жизней своих друзей и близких, — Гарри пожал плечами. — Как видишь, в Темного Лорда не превратился.       — Да, тебя сдерживало отсутствие политических амбиций и нежелание принимать участие в глобальных переменах. Пляж, Фиджи? Очнись, Гарри, у тебя теперь договор с Борра, окружение из высших вампиров и забота о будущем Магической Европы.       — Но…       — Ты словно мушка, что угодила прямиком в паутину, но продолжает доказывать окружающим, что все в порядке, — вздохнув, продолжил Фламель. — Я удержу тебя от серьезных ошибок, Гарри, но ты должен держать себя в руках и помнить не только о близких, но и о себе. Марьям верила в тебя, я верю в тебя, Пенни верит в тебя, но и ты должен в себя поверить. Жизнь — это не только независимость от чужого мнения, понимаешь? Тебе необходимо создать внутренний стержень, который даже ты в определенный момент сломать не сможешь.