мимолётное паденье и ни слова о дальнейшем

      Вечеринка, посвящённая закрытию университетских спортивных соревнований, проходит в дешёвой обшарпанной квартире, где алкоголя вдвое больше, чем еды, стены сделаны из картона, а полы дребезжат от битов музыки из колонок. Из-за шума уже приезжали участковые, но ночь только началась. Сонхун, не выпивший ни капли вручённого ему на входе самодельного коктейля с отвратительным запахом спирта, не может свести глаз с ужасно красивого парня на танцполе. Тот пляшет рядом со своей компанией под попсовую песню и поёт, кажется, громче всех в этом доме. Юношеское тело изгибается до одури красиво, когда тот делает волну, большие, почти кукольные глаза прикрываются в наслаждении от происходящего, а тонкие губы широко улыбаются сердечком, показывая ровные белоснежные зубы. К третьему треку его каштановые волосы прилипли ко лбу, на лице выступили капли пота, а Пак до сих пор буравит его взглядом, послав друзей подальше.       Сонхун просто трахнет его. Всё. Никакого продолжения. Решив, что план идеален, он выбрасывает содержимое бумажного стаканчика в раковину, морщась из-за неприятного разящего запаха, но тут же возвращает себе обыкновенное выражение лица, пока пробирается сквозь толпу к нему.       Невысокий друг рядом с тем парнем неодобрительно хмурится, когда в их кружок протискивается незваный гость, но Сонхуну плевать, ведь облюбованный им юноша смотрит на него со смешинками в уголках красивых глаз. Он подначивает Пака танцевать активнее, а сам кое-как покачивается на ногах, ведь устал безостановочно прыгать. В какой-то момент диджей сменяет трек, и юношу, на которого он положил глаз, начинают выталкивать в центр танцпола. Тот робко отнекивается, а Сонхун, углядев в этом свой шанс привлечь внимание, уверенно выходит в центр, прихватив незнакомца за локоть. Когда дело приняло иной оборот, где нужно отстаивать свою честь танцора, красивый юноша ближе к припеву всё же принимает вызов, начиная бегать по кругу и заводить толпу. По его поведению и внезапно возросшей уверенности — из-за небольшого посягательства на гордость, — Сонхун понимает, что зря полез в это дело. Потому, решив не падать в грязь лицом в первые же минуты знакомства, начинает первым: бэкграунд фигуриста, а после уличного танцора позволяет ему относительно свободно импровизировать, смешивая жанры, но дальше излюбленного поппинга вперемешку с хореографией дело не заходит. А когда наступает очередь незнакомца, Пак мысленно молится всем известным богам, чтобы тот захотел говорить с ним после такого позорного провала: он даже не успевает уследить за его движениями, а тот попадает в каждый бит, разрезая воздух своими конечностями, легко подпрыгивает и откидывает голову в идеальных моментах, так что всеобщее, почти безумное от увиденного, веселье достигает пика. К концу его выступления Сонхун понимает, что замер на месте, ошеломлённый, но, что очаровало его больше танцевальных навыков, так это яркая мимика юноши. Толпа ликует и галдит, когда Пак принимает поражение, показывая оппоненту пальцы вверх, а победитель небольшого баттла отвешивает поклоны во все стороны. Его друзья кричат от восторга, обнимая юношу со всех сторон, и, пока его не увели в другое место, Сонхун, ловя момент, подзывает к себе жестом руки: незнакомец становится в круг рядом с ним, тяжело дыша, и склоняет голову, подставляя ухо, украшенное серёжками.       — Как зовут? — Пак перекрикивает музыку, стараясь, чтобы тот услышал.       — Хисын! — громкоголосый юноша ненароком оглушает, так что Сонхун дёргается в сторону под чужие извинения.       — Сонхун! — дабы завязать близкий контакт, он тянется для рукопожатия.       Хисын, несмотря на высокий рост, аккуратный: с красивым лицом, стройным и гибким телом и небольшими ладонями. Сонхун сжимает его ладонь в своей с нетерпением и неосознанно удерживает её дольше нужного, когда слышит чужой парфюм. Но Хисын не одёргивается, только смеётся над забавным знакомым и осторожно тянет руку к себе. Сонхун не пил, но, кажется, пьян в обществе Хисына. Начинается другой трек, и тот, округлив глаза в удивлении, смотрит на Пака, ожидая, узнает ли он песню. Тот, кто устроил вечеринку и завтра поедет получать административное наказание, Пак Чонсон — друг детства Сонхуна, поэтому он знает каждую песню, играющую с ноутбука. Улыбнувшись клыками, он начинает подпевать, чтобы встретиться с безграничной радостью в глазах напротив. Музыка громче, глаза закрыты, и теперь они оба в центре, но уже в совместном танце. Правда, к концу Хисын сильно устаёт, потому уходит к диванам, а Сонхун, как само собой разумеющееся следствие — за ним.       — Преследуете меня? — отшучивается юноша, откидывая взмокшие волосы назад, но зрительный контакт не разрывает.       — Хочу познакомиться поближе, — мир в глазах Сонхуна плавно кружится вокруг тяжело дышащего Хисына, но он не противится этому.       — А вы не из робких, — Хисын весело хохочет, обмахиваясь ладонями и без конца сдувая чёлку со лба.       Громко переговариваясь на диванчиках в отдалении от танцпола, они уточняют имена, факультеты и общих друзей, пока Чонсон раскачивает толпу, предлагая конкурсы и баттлы. Алкоголь льётся рекой, музыка бьёт в потолок, а кроссовки толпы пробивают полы. Социальная батарея обоих изначально небольшой вместительности, а после успешных соревнований, где Сонхун был в команде по хоккею, а Хисын — по баскетболу, и многолюдной и шумной вечеринки, оба устало подумывают о скорейшем завершении кутежа.       — Хочу слушать свою музыку, — склоняясь к уху Пака, Хисын перекрикивает шум, приложив ладонь ко рту.       — У меня есть машина.       Сонхун оборачивается на, как оказалось, старшего и надеется, что тот не откажется. У них много общих знакомых, да и Чонсон — близкий друг Хисына, поэтому Ли, всё ещё под действием дозы адреналина после внезапного баттла, готовно и без колебаний подскакивает с дивана.       — Тогда поехали!       Попрощавшись с друзьями, они покидают вечеринку под косые взгляды окружающих. Хисын всё же не доверяет новому знакомому и предусмотрительно сбрасывает геолокацию, марку и номер автомобиля друзьям с подписью: «На случай, если меня украдут,» — с эмодзи черепов в конце.       Сонхун помогает ему устроиться: галантно открывает перед ним дверь; а затем занимает водительское место. Ожидавший увидеть недорогую легковушку, Хисын удивлённо поднимает брови, когда слышит в салоне запах кожи. Им стало довольно неловко, когда они оказались наедине в абсолютной тишине, прерываемой лишь негромким шумом двигателя. Но самое главное, что в автомобиле есть проигрыватель, и Ли, подключившись по блютузу к авто, тут же берётся за поиск нужного трека, избегая взгляда младшего.       Сонхун даже не пытается скрыть улыбку, подпирает голову ладонью и садится близко к нему, наблюдая за точёным профилем.       Решив не начинать с тяжёлой артиллерии, Хисын включает привычную для широкой аудитории «Heaven and back» — Сонхун вскидывает брови, зная лирику, но Ли тут же машет ладонью в отрицании.       — Я не употребляю, не переживай, просто песня хорошая.       Обернувшись на младшего, он тут же жалеет, что не сделал это откинувшись на сиденье: проницательные тёмные глаза поселили в себе тьму ночи, а в уголках пухлых губ затаилась усмешка. Хисын слушает мелодию, чтобы абстрагироваться от собственного смущения, а Сонхун не даёт ему сообразить: осторожно поворачивает его лицо к себе за подбородок и приближается губами к губам. Не встретив ни намёка на сопротивление, он дарит старшему лёгкий поцелуй. Слабо прижавшись к аккуратным губам в форме бантика и случайно столкнувшись кончиками носов, Сонхун смакует момент: под пальцами нежная кожа, напротив чувствительных губ райская мягкость, а прохладная кожа щёк улавливает горячее дыхание объекта интереса, — но не задерживается дольше приличного для первого поцелуя, спустя пару мгновений, длившихся вечность в голове, он тут же отстраняется, невозмутимо возвращаясь на место.       — Не пьёте, не курите, не употребляете, ещё и отличник — да вы идеал, Ли Хисын.       Младший довольно улыбается, поглаживая свои губы пальцами, пока Хисын приходит в себя от внезапной атаки на его сердце. Он завис в том моменте, когда начался бридж саксофона, который его абсолютный слух начал раскладывать по нотам, а до ужаса красивый Пак Сонхун оказался слишком близко — сердце сдало уже здесь, — а затем поцеловал его так нежно, словно они давние любовники, и здравые мысли покинули его окончательно. Сонхун слизывает чужой вкус со своих губ, а когда понимает, что тот, в общем-то, и не против телесного контакта, снова садится ближе, опираясь локтем о кожаную крышку центральной консоли. Он ясно дал понять, чего хочет, и, надеясь на чужую сообразительность, идёт ва-банк, когда песня сменяется во второй раз.       — Мы прослушали «Special needs» в полной тишине, может, поедем ко мне?       Мысленно поблагодарив Чонсона за музыкальное просвещение и забрав назад всю брань, которой он покрывал того за чересчур громкую музыку во времена их соседства, Сонхун тянется к раскрытой ладони старшего. Он проводит ногтем по покрывающейся мурашками коже, словно зачаровывая, пока из колонок певец умоляет: «Прикоснись ко мне». Хисын усиленно, насколько позволяет затуманенный рассудок, раздумывает, а Пак переплетает их пальцы на строчке: «Прильни к моему ослепшему сердцу». Может, сердце и разум Хисына тоже слепы, потому что он соглашается. Правда, он уже был согласен на шалости с дьявольски красивым Пак Сонхуном, когда включал свой особенный плейлист, где в каждой строчке подтекст и все песни о любви, но Сонхун не принимает намёки в качестве ответа.       — Ты знаешь Placebo — грех не дать, — Хисын улыбается слишком невинно для того, кто озвучил своё намерение подобным образом.       — Только вы и только я? — то ли назвав очередную композицию, то ли удостовериваясь в готовности старшего, интересуется Пак.       Хисын кивает, сжимая его ладонь чуть крепче, чтобы через ещё пару культовых песен оказаться прижатым лицом к стене. В коридоре слишком дорогой квартиры, каких он ещё не видел, младший не стал церемониться, сразу же продемонстрировав своё желание быть ведущим. Сонхун ставит своё крупное колено меж его ног и ведёт им вверх до упора, невпопад нежно, словно на ночь, целует за ухом, а затем, вцепившись острыми от природы зубами, сильно оттягивает металлическую серёжку в мягкой мочке. Ли высоко вздыхает, стонет от такого напора, морщит красивое лицо, отворачиваясь от источника боли, и встаёт на носочки, чтобы хоть немного уменьшить давление на промежность.       — Тебя уже трахали?       Не уточняя, Сонхун переходит на неформальный тон, продолжая прижимать его к стене. Руки жадно блуждают по разгорячённому телу: одна сдавливает узкую талию, другая поднимает чужое колено, чтобы Хисын оказался в ещё более уязвимой позе. Он ведёт холодным носом по изгибу шеи, вдыхая полными лёгкими в желании отпечатать в памяти манящий запах кожи. Клыки чешутся, но он сдерживает себя, дожидаясь согласия.       — Брезгуешь?       Хисын недобро усмехается, прогибаясь в пояснице. Прислонившись лбом и ладонью к стене, он надеется привести дыхание и сознание в порядок, но с чужим членом, уже упирающимся в бедро, довольно трудно формулировать мысли и не поддаваться искушению.       — Забочусь, — Сонхун целует в плечо, уловив чужое смущение. — Вдруг ты девственник, пришлось бы долго подготавливать тебя.       — А иначе возьмёшь без смазки? — успокоенный его ответом, старший беззаботно хихикает.       — Любишь пожёстче? — Пак вскидывает брови, ведь не ожидал подобного от миловидного юноши.       Хисын запинается на полуслове — тот разворачивает его лицом к себе, глядя прямо в глаза. Бросать язвительные ответы через плечо было проще, а теперь, когда младший смотрит на него внимательным взглядом, цель получить удовольствие вытесняет все остальные суждения.       — Люблю побольше, Сонхун-и, — последовав его примеру, Хисын не спрашивает разрешение и накрывает ладонью его возбуждение, тут же несильно сжимая через ткань. — Долго ещё будешь болтать?       Нисколько не смущённый Пак удовлетворённо хохочет: Хисын с характером. Убрав чужую ладонь и прижав её к стене, он тянется к мягким губам, тут же накрывая их своими. В этот раз Сонхун целует напористо, не давая старшему перенять инициативу, самостоятельно сминает и кусает его губы, упиваясь несогласными стонами и сладким привкусом газировки. Руки скользят по стройному телу вниз и вверх, сжимают объёмную, вздымающуюся грудную клетку, а мозг уже подкидывает сотни вариантов секса с Ли Хисыном. Сонхуну он кажется идеальным партнёром: под руки ластится, на поцелуи отвечает, пахнет умопомрачительно, а стонет слаще мёда, при этом успевая высказать своё мнение.       Вновь повернув старшего лицом к стене, Сонхун, прижав его задницу к своему паху, тянется руками вперёд, чтобы, расправившись с ремнём и ширинкой, стянуть чужие брюки и сразу же схватить за ягодицу. На контрасте с бледным Паком, кожа Хисына знойная, сочная, словно облитая для пропитки карамельным сиропом, — и как же Сонхуну хочется укусить его за задницу или за рёбра, но он оставляет это желание на потом.       — Хочу вылизать тебя с головы до пят, — делится горячим шёпотом на ухо.       Одна ладонь, скользнув вниз по оголённой коже, настойчиво сжимает чужой член, а другая сминает грудь, по пути задрав кофту, пока Пак прижимается своим пахом к выпяченным ягодицам. Он надрачивает Хисыну, а сам возбуждается лишь от осознания происходящего, когда до слуха доносится осипший мелодичный голос.       — В следующий раз, — Ли самозабвенно улыбается, легко смеясь над откровенностью младшего. Никто из них не строит из себя не пойми что, они знают, чего хотят, и обоюдная честность приближает их друг к другу, подобно тому, как они оказались здесь и сейчас.       Кожа краснеет и стирается о жёсткую ткань, замки холодят позвоночник, но Хисыну нравится, что Пак такой властный любовник. Тот оголил все его интимные места, а с себя снял лишь верхнюю одежду и сейчас жадно прижимает к себе, почти рыча на ухо. В этот раз Хисын сдаётся ему, но быть послушным не обещает, правда, подаётся навстречу прикосновениям слишком покорно, невпопад мнимой строптивости.       Вспомнив о намёке не медлить, Сонхун, натянув на пальцы презерватив и дополнительно смазав его, осторожно прикасается к сжатому колечку мышц. Он ведёт кругами, вслушиваясь в дыхание старшего, а тот предусмотрительно расслабляет живот, снова прижимаясь лбом к холодной стене. Войдя только на две фаланги одного пальца и не почувствовав сопротивления, Сонхун вставляет второй, в этот раз ощущая неподатливость чужих мышц.       — Хён, что-то ты сильно тугой, — усмешка тонет в чужом стоне.       Старший ничего не отвечает, но ненавязчиво насаживается на пальцы, нетерпеливо желая получить больше. Сегодня Сонхун сделает всё так, как захочет Хисын, а в следующий раз тот не отвертится от его фантазий: Пак обязательно отлижет ему и отсосёт, а затем отымеет в рот и в задницу до потери сознания, чтобы по итогу окружить заботой и заняться с ним любовью нежной и аккуратной. Найти бы его слабые места, эрогенные зоны, любимые позы; довести до слёз из-за сверхстимуляции и исполнить все его потаённые желания. Но, чтобы у него появилась возможность воплотить идею в реальность, ему нужно произвести впечатление сейчас, и Пак, немного отвлёкшийся от настоящего будоражащим картинками идеального будущего, вставляет пальцы глубже, по самые костяшки, и усердно разрабатывает Хисына. Нащупать простату не удаётся, но он наспех добавляет третий палец, потому что упрямец под ним призывает не затягивать.       — Куда-то спешишь, Золушка? — нагло усмехается Пак.       Он вынимает пальцы, заставляя того разочарованно вздыхать из-за возникшей пустоты, и легонько шлёпает по ягодице, оставляя после себя розовеющий след.       — На твой член, умник, — Хисын не может даже подразнить его, потому ему остаётся лишь сдавленно поддевать любовника через плечо.       Сонхун смотрит на красивого парня перед собой и почти не верит в свою удачу, поочерёдно раскатывая презервативы по членам. Бросив обещание: — В следующий раз объездишь меня, — самоуверенным голосом, он прижимается с поцелуем к взмокшему виску.       Ли прикрывает трепещущие веки, сильнее прогибаясь в пояснице для лучшего угла, когда его ноги расставляют шире, а меж ягодиц прокатывается немаленький член. Словно испытывая его нервы, младший, приставив головку вплотную, натягивает его дырку, но не входит и не позволяет сдвинуться, крепко держа за талию, и Хисын уже готов начать умолять его. Он хватает чужие ладони, желая освободиться и самостоятельно начать движение, но Сонхун, сукин сын, смеётся над его потугами. Ли не намерен терпеть такие издевательства и собирается пригрозить, но изо рта вырывается лишь сдавленное:       — Твою мать...       Хисын жмурит глаза от неожиданности и удовлетворения, когда внутренности раскрываются на большом обхвате проскальзывающего в него члена. Сонхун, прикинув, что старший очень нетерпеливый и, кажется, любитель грубостей, входит как можно глубже одним толчком, но Ли громко стонет и пятится вверх, так что ему приходится удерживать его талию крепче. Они не говорят ни слова, Хисын мычит и не находит себе места от приятных ощущений, он почти бьётся лбом о стену, а потом откидывает голову на плечо Пака, — пальцами достать до простаты сложно, а когда младший вошёл в него, то моментально прижал нужный комок нервов.       Сонхун, отвлёкшись на красивую шею перед глазами, прекращает натягивать Хисына на себя, сжимает пальцы на его боках и целует скачущий кадык, ожидая какого-нибудь сигнала к действиям. Ему не по нраву торопиться и трахать Хисына до исступления быстро в их первый раз, напротив, если надо заставить Ли захотеть вернуться к нему, нужно запомниться. Но Сонхун и не подозревает, насколько нравится Хисыну, насколько тот в восторге от его члена и собственных ощущений рядом с ним.       Перехватив стройное тело одной рукой вокруг талии, другой он зачёсывает волосы старшего от лица, чтобы открыть его для себя: Хисын тяжело дышит, весь пунцовый и мокрый, с повышенной температурой тела, хотя они только начали, — и Сонхуну нравится всё, каждая деталь его лица и тела, как тот вздыхает, почти болезненно из-за нетерпения, как хмурит брови, как выглядит с закрытыми глазами и закушенными губами.       — Нравится, Хисыни-хён? — он подставляет свои губы на растерзание ровных зубов.       — Быстрее... — измученный ожиданием голос хрипит.       Недовольный заминкой, прервавшей его довольство чужим членом, и тем, что он сам не может насадиться дальше из-за стальной хватки на талии, Хисын сокрушённо цепляется за заднюю сторону шеи младшего. Пальцы скользят по взмокшей коже, и он берёт его за волосы на затылке, отрывая от своих губ, а после удовлетворённо вздыхает, закатывая глаза в экстазе, когда наконец получает желаемое заполнение. Сонхун, едва справляясь с накрывшими голову ощущениями, облизывает губы и тут же кусает чужое плечо, толкаясь в нужном старшему ритме, и громкие звучные стоны Ли — лучшая награда для него. Хисын легко принимает его член, подмахивает бёдрами, явно кайфуя от самого себя, и задаёт ритм, корректируя амплитуду и интенсивность. А Сонхун послушно поддаётся, играя хорошего мальчика, но, неожиданно для себя, начинает тонуть в блаженстве лихорадки, когда старший ведёт бёдрами, выстанывая бессвязные просьбы двигаться резче. Хисын, пока его вбивают в стену, почти рыдает от удовольствия, просяще хныча, когда младший входит особенно глубоко и вдавливает членом его органы друг в друга. Спина точно будет болеть от таких прогибов, но, пока Пак прижимает его к своим бёдрам, сильными руками удерживая спереди, чтобы входить вплотную, по самые яйца, он готов на всё. Ли обрывисто поддакивает, и его наслаждённые стоны и спутанные: «так хорошо», «не останавливайся», «Сонхун, пожалуйста...» — выдохи только сильнее распаляют младшего. Сонхун впервые в эйфории из-за чужого наслаждения — Хисын само совершенство: страстный, горячий, жадный; но вместе с этим его малость шокирует идеальность происходящего: внутри невероятно приятно, пусть давления и немного больше желаемого — но со своими размерами Пак не жалуется, напротив, ещё больше прикипает к юноше, — Ли явно старается изо всех сил, принимая глубже и спазмируя свои внутренности, несмотря на неподготовленность. Сонхун стонет ему в ухо, кусая каждый доступный участок кожи, срывается на сильно грубые толчки и высокий ритм, вдавливая желанное тело в стену, зная, что Хисыну это и нужно, но, предчувствовав скорую разрядку, он сжимает основание члена старшего кольцом, не давая кончить, и сам резко выходит.       Оборванный на пороге оргазма, Хисын высоко стонет, подкашивающимися ногами почти падая на колени, и, не успевает он возмутиться, как Пак быстро избавляет его от брюк и вновь поворачивает его податливое тело лицом к себе. Столкнувшись зубами, они целуются нетерпеливо, почти остервенело, Хисын мстит за оттягивание развязки, а Сонхун, улыбаясь в поцелуй, принимает его вспыхнувшие чувства, попутно закидывая его ноги себе за поясницу. Он поднимает Хисына на руки и, продолжая подставлять свои губы на истерзание, перемещается в спальню. Старший ведёт по широким плечам ладонями, а после зарывается в чёрные волосы, чуть оттягивая в кулаках, параллельно прижимаясь промежностью к чужому телу вплотную. Но после ощущения его члена внутри кончить от трения не удаётся, и, когда его укладывают в кровать, он не хочет отпускать мягкие губы, млея от болезненных укусов на своих. Сонхун вжимает его за плечи в матрас, а сам выпрямляется, заставляя Ли сокрушённо вздыхать.       — Ты выебешь меня или нет? — отчаянно шепчет Хисын, нервно зачёсывая свою чёлку назад.       А Сонхун, беззлобно усмехнувшись, замедляется: ласково гладит его по щеке, ведёт пальцами к губам, прижимая покрасневшие бутоны, но тут же получает укус.       — А ты попросишь?       Сняв с себя уже промокшую кофту, он широко разводит ноги старшего, устраиваясь меж них, вытаскивает свой возбуждённый член, дразняще пару раз проводит по длине, следя за восторженными, безумно голодными глазами напротив, и немедленно проезжается по чужому изнывающему члену. Он сжимает их в своей ладони, лениво надрачивая, а Ли почти воет от туго натянутых нервов.       — Хочешь, чтобы я умолял? — едва оторвав глаза от привлекательно большого члена младшего, Хисын с инстинктивно наполнившимся слюной ртом неосознанно громко сглатывает и, глядя прямо на Сонхуна, честно признаётся: — Чтоб ты знал: я не гордый и сейчас заплачу, если ты, блять, не трахнешь меня своим умопомрачительным членом.       — Я бы посмотрел на это, — злорадно тянет Пак.       Невпопад сказанному, ему оказалось достаточно слов изведённого Хисына, и он склоняется над ним, крепко целует с победной ухмылкой и осторожно входит во всю длину. Но Хисын уже до того измучился, что скопившиеся в уголках глаз слёзы вырываются из него вместе с гортанным благодарным стоном.       — Ты жестокий, Сонхун, — между вздохами капризно хнычет Ли.       — А ты красивый, Хисыни-хён, — улыбается Пак, сцеловывая его слёзы. — Самый красивый.       Хисын робеет от неожиданного комплимента, но тут же отвлекается, включаясь в процесс, что с каждой минутой становится всё интенсивнее. Его никогда не доводили до такого состояния, бёдра крупно дрожат, член возбуждён почти до боли, а распирающее изнутри ощущение заставляет задуматься о весомости возможности следующего раза. Он сцепляет ноги за спиной Сонхуна, давая входить ещё глубже, звуки ударов кожи о кожу заполняют комнату, а стоны и еле слышимые ласковые слова Пака вливаются в уши сладкой мелодией. Хисын тянет младшего за шею ближе к себе, обнимает всем телом, и, пока тот зарывается носом в его взмокшие волосы, сильно выгибается в спине, а когда ощущений становится слишком много, слабо вскрикивает, обильно завершая. Обессиленное тело тает на простынях, и Хисын, неосознанно сжимаясь и не прекращая возбуждённо скулить, почти теряет сознание. Но под чужим чутким контролем он переживает оргазм на грани, а Сонхун, дав ему короткую передышку, доводит себя за пару толчков, кончая следом с громким стоном сквозь сжатую челюсть, не выходя из облюбованного тела. Пак прижимает Хисына к кровати, но, чтобы не упасть, упирается руками в подушку рядом с ним. Эйфория разливается по венам, в голове взрываются фейерверки, а тело ослабевает, но в рассудок его возвращает громкое дыхание у уха. Сонхун, успокаивая собственное сердцебиение, разлепляет веки, боковым зрением оценивая состояние любовника: Хисын уже возвращается в нормальное состояние, тяжело дыша с прикрытыми веками. А внутри сердца Сонхуна неожиданно разливается странный трепет, когда он видит старшего таким уязвимым. Он осторожно выходит, наконец, опустошая донельзя растянутого старшего, а Хисын сводит подрагивающие ноги, позволяя укрыть себя одеялом и прижать к себе.       Лежать в чужих сильных руках, минуту назад прижимавших его к стене — лучшее лекарство от загруженных будней. Ладони Хисына скользят по рельефным мышцам и вздувшимся венам, а в ответ внизу живота вновь начинает тянуть. Только-только прошедший оргазм возвращает силу телу, он жмётся к младшему ближе, уже ощущая, как болит задница и затёкшая спина, но вопреки усталости желание побыть рядом с ним возгорается с большей силой, и, не зная, чем крыть, он спрашивает наудачу:       — Может, ещё раз?       Хисын оглаживает лицо Пака, трётся щекой о щеку, а после осторожно заглядывает в тёмные глаза. Но младший довольно смеётся:       — Ты завтра с кровати-то встанешь? — и оставляет мягкий поцелуй на щеке.       — Конечно, — Ли демонстративно закатывает глаза, укладывая голову на плечо. — Ничего со мной не случится, — озвучивать такое неловко, поэтому он откашливается на всякий случай. Вспомнив, почему он вообще согласился на секс с незнакомцем, Хисын спешно добавляет: — И ты слишком горяч, Пак Сонхун.       Прикосновения Хисына плавят кожу, отказать взгляду больших сияющих глаз, устремлённых на него, почти невозможно, а запутанные рассуждения о плюсах второго раунда заставляют утомлённый разум Сонхуна умиляться серьёзности старшего. Но он уверен, что с его размерами лучше не переусердствовать в количестве таких родео, поэтому предлагает альтернативу:       — Давай лучше примем душ и ляжем спать? — вряд ли Хисын согласится остаться на ночь у незнакомца, но Пак уже знает, чем его соблазнить: — У меня много кассет и дисков, подаренных Чонсоном, если хочешь, покажу. Можем послушать перед сном, а утром я отвезу тебя домой. Что скажешь?       Сонхун не боится быть навязчивым, напротив, ему столько раз — даже близкие друзья — говорили, что он безэмоциональный и холодный в любых отношениях, поэтому сейчас он не хочет упускать возможность сделать больше нужного. Встреча с Ли Хисыном из тех, которые бывают раз в жизни, что-то в глубине его карих глаз — их неосторожный и вдумчивый взгляд — и в напряжении тонких бровей заставляет интуицию Сонхуна подсказывать ему не бояться быть собой и цепляться за такого человека. Хисын понимает, что Пак достаточно подозрительный, а то, что он добровольно сел в машину к незнакомцу и поехал к нему домой, очень небезопасно в реалиях их неидеального мира. Относить Сонхуна к категории безопасных людей рано, но почему Пак совсем не скрывает своей тяги к нему? Как бы то ни было: даже самые, казалось бы, надёжные люди, которых ты знаешь много лет, в любой момент могут сойти с ума — вероятность такого исхода не зависит от времени знакомства. Доверять первым встречным нельзя, но Сонхун — друг детства Чонсона, которого Хисын знает почти десять лет и который самый безобидный — хоть и невыносимо упрямый — человек на свете.       Хисын вздрагивает, когда слышит громкое сопение сверху. Молчание затянулось, пока он блуждал в своих мыслях, а Пак, совершенно не беспокоясь о собственной безопасности, уснул с чужим человеком в своей постели. Нелепость ситуации смешит Ли, и он, отбросив небезосновательные сомнения, аккуратно выпутывается из объятий, покидать которые не хотелось от слова совсем, но всё-таки идёт собирать вещи. Как бы ни манила возможность уснуть и проснуться рядом с Сонхуном, Хисын ставит личное пространство в приоритет, потому, когда такси уже ждёт его внизу, он только тогда будит младшего.       — Мне пора, Сонхун. Закрой за мной дверь.       Хисын гладит его по волосам, осторожно пробуждая ото сна. Пак просыпается спокойно, но потерянно, и Ли, не сдержавшись, зацеловывает лицо случайного любовника: мажет по слепленным негой векам, ведёт по брови и прижимается губами к мягкой бледной щеке, не решаясь прикоснуться к губам.       Не успел Пак что-либо предпринять и сообразить, кто разбудил его нежнейшим способом, как Ли, даже не попрощавшись, пулей вылетает из его квартиры. Так и не замкнув дверь, предпочтя вновь погрузиться в сон, Сонхун с мимолётными вопросами в еле думающем сознании мгновенно засыпает из-за навалившейся за длинный день усталости.       У наутро, не обнаружив под боком любовника, он подскакивает с постели, чтобы обойти квартиру в поисках его присутствия. Но никого. Разочарованно вздохнув, Сонхун, вновь сев на кровать, прикрывает веки и глупо улыбается, признавая поражение перед Ли Хисыном — до чего же он хорош собою, до чего в себе уверен... Но от него остались только фантомные поцелуи на щеках и веках, по прохладной коже пробегают мурашки после тягучих прикосновений дрожащими пальцами, слух всё ещё улавливает отзвуки его тихих просьб и наслаждённых стонов, а в пустой голове киноплёнка до горечи сладостных воспоминаний одной ночи и ни слова о дальнейшем.