Плохая история без конца

Звучит, как плохой сон

Гул сирен. Свист пуль прямо над головой. Разрыв снарядов неподалёку от жилого дома. Война не оставляет следов мирной жизни там, где проходит кровавым маршем. Тысячи убитых, вопли раненых, крики ужаса и взрывы, — она окрапляет землю бордовым. И лишь когда по очерневшей земле и пескам гуляет дождь, раны размывает водой. Там, где раньше росли цветы беспорядочно разложены тела, а вокруг кишмя падальщиков: они собирают плоды войны, а её ужасы — лишь праздник жизни для таких существ. Прошло пять дней. Вечер. Тихий, монотонный говор из телевизионного ящика с длинными антеннами услыпляет. Где-то спереди яркий свет распыляется, но не проходит через мебель. Аладор устало рассматривает картинки, откинувшись на спинку кресла, и крепко сжимает в руке бутылку алкогольного. Это первая со дня, когда они приехали. Думать бы, что она последняя в его жизни. . . ”Стартовой точкой войны принято считать пограничный конфликт между Францией и Испанской социалистической республикой. Наша земля никогда не видела подобной жестокости и варварства, что учинила вражеская диверсионная группа по команде главного командарма армии Освобождения” — тётенька из программы вещания с важным видом поправляет бумаги за красного цвета столом. Где-то позади неё крутят замыленные фотографии с поля боёв. — Звучит, как плохой сон, — шепчет Луз, приобнимая за талию Эмити. ”Её руки такие холодные. . .” — думает она, закрывая глаза и аккуратно прижимаясь к шее девушки. Руки Носеды аккуратно спускаются по плечам к талии Эми. Пальцы упираются в одежду и юрко крутятся друг возле друга. На лице вспыхивает улыбка, а глаза открываются с горячим интересом. Тихий смешок. Блайт опускает руки, выгибывается как уж на сковороде и, кажется, хватается за запястья девушки и оборачивается к ней. Заглядывает в глаза с едва ли заметным в полумраке румянцем, прижимается ко лбу Луз своим и замирает. Лёгкая улыбка, промелькнувшая в тот момент, лихо скатывается в печаль. — Я не очень хочу говорить об этом с тех пор, как мы с папой уехали из родного города, — всё так же шёпотом отвечает она, быстро спустившись на свою руку. — А мы, вообще-то, ещё не. . . — Луз поднимает голову, как хорёк, и смотрит в сторону телевизора. Звонко на пол упала бутылочка. Половина содержимого вылилось. Теперь здесь будет жутко пахнуть. До завтра, пока отец не даст команду вычистить пятно на полу. — Аладор уснул, — предполагает она, аккуратно приподнимается и вбирает руку Эмити в свою, — кажется. Эми вслед за ней приподнимается, заглядывает девушке в глаза и вопросительно смотрит в сторону упавшего сосуда. Ситуация не вызывает доверие. Сон отца мог оказаться поверхностным, но желание сэкономить на электричестве яро боролось со страхом гнева отца и его ”Ну я ведь смотрел!”. — Надо выключить, — бойко, тихо и с улыбкой проговаривает Носеда, быстро заглядывает в глаза Блайт и поднимается с кровати. Аккуратно, представляя себя ниндзя, двигается вперед. Шаг за шагом и. . . пол протяжно скрипит. Девушка сжимает зубы и ощущает прилив адреналина, ударившего в голову. Оборачивается назад с округленными глазами и в немом вопросе наклоняет голову, бросает уголком в сторону кресла и ждёт. Эмити выглядывает из-за её плеча, смотрит на неподвижную руку Аладора и, замерев на пару секунд, поднимает взгляд к Луз и уверенно кивает. Получив согласие, Луз двигается дальше. Опускает руки на верхушку и подлокотник кресла, заглядывает к Аладору. Невинно спит, совсем беззвучно. Пугает. Тянется к пульту, вбирает в руку и снова смотрит на мужчину. Тот совсем немного двигается, но вскоре замирает. Пронесло. Луз поднимает взгляд к телевизору, опускает большой палец на кнопку выключения и замирает. Эмити ждёт. Беспокоится. Хочет подняться и подойти к девушке, но это лишь составит ей больше неприятностей. И лишь нервничает, кусает нижнюю губу, сжимает простынь под холодными ладонями и ждёт. ”. . .пропавшие, среди которых добровольцы, присоединившиеся к гуманитарной мисси: Альфонсо Родригес, Каталина Гонсалес, Диего Гарсия и Камилла Носеда. . .” По горячим щекам Луз скатываются слёзы. От боли в груди она сжимает пульт в руке и придавшивает кнопку выключения. Телевизор гаснет. Пульт опускается на подлокотник. Ладонь тянется к лицу, утирает влагу с щек, складывается со второй рукой в замочек. Ноги несут Носеду к дивану. В темноте её ошеломления, печали и гнева не видно. ”Mamita... Rezaré al Señor por TI” — едва ли слышимо проговаривает она, поджав губы. Сердце сильно колотится, на лице ни грамма улыбки, а подбородок трясется как у грудного ребенка, потерявшего мать. Эмити молчит. Смотрит на Луз и молчит, ведь не может подобрать и слова, чтобы утешить её горе. Она знает, она слышала, и от того ей самой больнее, — трагедия с Одалией и отцом тотчас забывается. Девушка следит за Луз, укаладывается и аккуратно прижимается к ней со спины, уткнувшись носом в её шею. Наверное, не стоит больше ничего говорить. Глаза устало замыкаются. Даже те, что омывались слезами, схлопываются. Рядом с Эмити чуть спокойнее, но Луз не может перестать думать об этой новости, а вместе с ней её любовь так и не сможет заснуть. Говорить им нечего и всё, что остаётся делать — горячо, но тихо дышать на смуглую кожу. — Спокойной ночи, Луз, — тихо, даже неуверенно говорит девушка, закрывает глаза и замирает. . . . Морфей утягивает неторопливо, незаметно. Эмити слышит тишину, и видит темноту. ”И всё же, из-за чего всё началось? — Было много столкновений политических и территориальных интересов двух государств. Но вместо мирного решения, они начали войну, которая в первые дни погубила тысячи, если не сотни тысяч жизней. Ужасное зрелище, особенно для деток, оказавшихся рядом. Но война ни щадит никого.” — твердит диктор из телеэкрана. Эмити, кажется, снова лежит рядом с Луз. Она выглядит счастливой. Очень странно, когда напротив говорят о таких жутких вещах. Она не разделяет её улыбки, но это всего лишь плохой сон.