Кем мы становимся

Кровь стучала в висках, отдаваясь адской болью в голове. Слёзы непрерывно текли по бледным щекам, обжигая кожу, словно кипятком. Оковы врезались в запястья и кровь стекала по ним вниз, пропитывая некогда белоснежные одежды Повелителя Ветра. Теперь же они были грязными и рваными от цепких рук безумцев, которые непрерывно хватали ткань божественного одеяния. Но Цинсюань не замечал их, как и боли в запястьях, только нестерпимую боль в разорванном в клочья сердце. У него даже не было сил поднять головы, чтобы посмотреть на Хэ Сюаня, когда тот бесстрастно спросил: — Ничего не хочешь сказать? Взгляд Ши Цинсюаня был устремлён на чёрные урны с прахом и два сломанных веера — некогда могущественные духовные артефакты теперь стали лишь кучкой бесполезного мусора. У него даже не хватало мужества, чтобы бросить хоть один жалкий взгляд на обезглавленное тело Ши Уду. Душу обессиленного небожителя разрывало на части, отчего его всего затрясло. — Я хочу умереть… — чуть слышно выдавил из себя Цинсюань. У Се Ляня ощутимо защемило в груди от ужасающего осознания его собственного бессилия. Боль, которую испытывал Повелитель Ветра, была знакома ему по тем временам, когда он тщетно пытался спасти Сань Лэ. Тогда это было пиком его страданий. — Продолжай мечтать, — холодно сказал Черновод и, протянув руку к Ши Цинсюаню, жёстко взял того за подбородок, заставляя взглянуть ему прямо в глаза. Цинсюань находился в состоянии шока, и бездонная пропасть отчаяния затягивала его разбитую душу с каждым мгновением всё сильнее и сильнее, а потому он даже не заметил, как Наследный принц покинул его недвижимое тело. Лицо небожителя было мокрым от слёз, они стекали по руке Черновода, пока тот молча смотрел в потускневшие глаза пленника. Лицо Хэ Сюаня, напротив, — не выражало никаких эмоций. Он никак не мог понять то, что испытывает в данный момент, глядя на раздавленного и несчастного Ши Цинсюаня. Этот человек в окровавленных оковах и с опустевшими глазами некогда считал Черновода своим лучшим другом, которым тот, хоть и не очень умело, но притворялся на протяжении сотен лет. Наслаждение, которое он ожидал испытать от столь долгожданного возмездия, не оправдало его ожиданий, а может, он и вовсе не испытал наслаждения. Увязнув в этих нежеланных мыслях, князь демонов болезненно сжал подбородок Ши Цинсюаня, стиснув его настолько, что челюсть Повелителя Ветра хрустнула. Тот при этом не издал ни звука, но в глазах отчётливо читались невыразимые душевные страдания и безразличие к собственной судьбе. Некогда светло-зелёные теперь они стали серыми и смотрели куда-то в пустоту, будто и не было перед ними Черновода. В них не отражалось ни злобы, ни ненависти, что привело демона в ещё большую ярость и негодование. Совсем недавно эти глаза сияли от радости, а с губ — сейчас напоминающих безвольную бледную нить, когда-то ниспадала безмятежная улыбка. Лицо, смотрящее на Черновода, больше не было лицом Повелителя Ветра. Человек перед ним был сломленным и несчастным. Но разве не этого хотел Хэ Сюань? Заметив, что взгляд Ши Цинсюаня ни разу не метнулся в сторону тела Ши Уду или не упал на голову того в другой руке Черновода, князь демонов усмехнулся и издевательски спросил: — Что такое, Повелитель Ветра? Неужели не хочешь смотреть на обезглавленное тело своего брата? Ну же, взгляни. Хэ Сюань насильно повернул голову младшего Ши в сторону всё ещё стоявшего на коленях безрукого и безголового трупа Повелителя Воды. Безумцы прыгали вокруг него, словно дикари вокруг костра, но больше не приближались к самому Ши Цинсюаню. Однако тот упорно отказывался смотреть и отвёл взгляд. — Ты всегда был слабохарактерным сопляком, Ши Цинсюань, — раздраженно выплюнул Черновод, — только и умел, что напиваться да надоедать всем и каждому своей бесконечной болтовнёй. Уверен, никто не вспомнит ни о тебе, ни о твоём дрянном братце. С этими словами Хэ Сюань ещё сильнее сжал подбородок Цинсюаня и потряс его головой, как марионеткой. — Жалкое зрелище, — с презрением выдавил черноводный демон, а затем резко оттолкнул от себя голову Повелителя Ветра. От сильного толчка тот ударился затылком о стену и издал приглушённый стон, полный нестерпимой муки. Черновод поднял голову Ши Уду на уровень глаз Цинсюаня, небрежно держа её за спутанные чёрные волосы. — Смотри, Цинсюань, смотри и запоминай лицо твоего брата в момент безумия и смерти. И Ши Цинсюань был вынужден смотреть. Бледное, как полотно лицо с чёрными глазами, навечно застывшими в адском исступлении, которому поддался Ши Уду в последние минуты жизни. Но это все ещё был Ши Уду… Ши Уду… Его старший брат, который сделал для него так много и закончил вот так. Лишившись разума, бесславно и дико, словно омерзительный грешник, которого настигла ужасная кара. Глаза Ши Цинсюаня снова наполнились слезами, он больше не мог выносить этот мёртвый и обезумевший взгляд собственного брата и дико закачал головой. Закрыв глаза и сжав кулаки, он закричал, не в силах больше выносить этой разъедающей его боли от столь глубокой утраты. Он кричал и кричал, разбивая затылок о стену снова и снова, неистово вертя головой. Сковывающие его цепи тяжело звенели в такт его беспорядочным движениям. В конце концов, полностью обессиленный, он вдруг замер, а его руки безвольно повисли в оковах. Черновод, молча наблюдавший за его исступлением, подошёл и присел на корточки перед Ши Цинсюанем и заглянул ему в глаза, головы Ши Уду в его руках уже не было. — Твои страдания, которые ты, должно быть, считаешь чем-то запредельным — ничто, по сравнению с тем океаном боли, который я испытывал каждый день своей проклятой жизни, — голос Хэ Сюаня был серьёзным, и каждое сказанное им слово было пропитано холодной враждебностью. — Ты и твой поганый братец сделали меня тем, кем я стал. Так пожните же теперь плоды своих трудов.