Проект: Красный кардинал

Таббо и Ранбу снова пропадали на патруле. Томми должен будет проверить и обработать их раны по возвращении. Они становились всё более и более безрассудными, всё чаще задерживались до утра. Чаще не выходили на смены. Томми понимал. Он не осуждал. Или по крайней мере пытался. Хотя знаете что, нет, он насмехался над их сонными рожами поутру и лишь немного облегчал дневные обязанности. Пёрплд, к счастью, оставил старую жизнь вместе с шуточным досье на Томми. Теперь лишь изредка просыпается от кошмаров, слышных даже глухому, спя на матрасе в комнате командного врача. Нет смысла скрывать от Грейсона свою природу. Он молчит, видя изорванное крыло, Томми молчит, видя длинные цепочки шрамов. Прошлой ночью Томми дал ему спирт и указал на спину. Старая рана воспалилась. -Я не дотягиваюсь. –Ух ты,– монотонно протянул Грейсон.– великий и всемогущий Томми Иннит просит помощи. – Не обработаешь и паясничать будешь на улице.– увидев лёгкое вздрагивание собеседника, Томми немного пожалел о словах. Но с подёргиванием антенны Пёрп улыбнулся. –Бесполезно угрожать, когда оппонент знает, что ты лжёшь. – ватка, смоченная антисептиком, осторожно касается кожи. Томми шипит, сжимает кулаки, но остановиться не просит.– Больно? –Не, щас от экстаза из трусов вылечу.– антенна дёргается, Пёрплд прыскает. Томми тоже. –Я умею накладывать швы.– бубнит пришелец. Гной счищен. Томми должен будет купить антибиотики, ещё раз умирать не хотелось. В аптеке можно и пополнить запас бинтов, йода, жаропонижающего, противовирусного, а на сдачу купить Клементине конфеты с витамином С. И кофе тоже нужно купить. И тесто с мукой, продукты, салфетки, пластиковые стаканчики, крышки. –Как научился?– феникс дрожащей рукой тянется к набору игл с ниткой. Через мгновение Грейсон их обрабатывает. В этом месяце аренда возросла из-за холодов. Нужно заплатить за воду, электричество, Томми не ждал ответа на вопрос. Не от такого человека, как Пёрплд. Рано или поздно Таббо начнёт громить комнату в истерике, переживая прошлое. Ранбу откроется даже раньше, будет плакаться в грязный фартук, а Томми постарается утешить его. Не потому, что он действительно хочет успокоить Ранбу, а потому, что слёзы будут обжигать кожу, а лечить ожоги - тот ещё геморрой. –Брат научил.– иголка вошла в кожу,- Методом проб и ошибок.– вышла, – Мне было тринадцать.– вошла. Грейсон выдавливал слова так легко и безразлично, будто говорил о соседе в многоквартирном комплексе,– Ему семнадцать,– вышла, – Он умер.– вошла. Многоквартирный комплекс, держащийся на балках, арматуре и кровавых деньгах. Деревянные окна с облупившейся, возможно зелёной или синей, краской, просиженный диван из которого торчит набивка и который используют как кровать уже много лет. Ковер, впитавший всю уличную грязь, морозильник, заставленный едой быстрого приготовления и вереница кассет с боевиками и семейными комедиями класса "Б". Именно так Томми воображал себе старый дом Грейсона. –Когда?– Томми не мог его жалеть. Потому что жалость нужна была Клементине, Таббо, Ранбу, Майклу, возможно даже Шрауду. Но не Пёрплду. Таким людям жалость противопоказана строжайше. Чуть попадёт на кожу, да что там, окажется в одном помещении и всё, пиши-пропало. Сыпь, перхоть, понос, смерть - всё в таком порядке. –Три месяца назад. Игла вышла. –Идиот хотел стать героем. Вошла. –Но ещё больше хотел защитить меня. Вышла. Томми знал, что хотел сказать Пёрплд. У Томми был Эрин. Теперь у него есть Клементина. Они оба по самые гланды в крови, которая заливается в рот и отдаётся криком с железом в ушах. –Слышал о Золотом порохе?– вместо этого спросил он. Пёрплд согласно кивнул, потом понял, что Томми его не видит. –Да. Брат одно время толкал на чёрном рынке. Ух ты. Кажется, Томми действительно убивает всё, к чему имеет отношение. Какая неудивительная новость. –Он забрал мою сестру.– Пёрплд чуть выдыхает, берёт мазь, выдавливает на пальцы. –Как её звали? –Как звали твоего брата?– задаёт в ответ вопрос Томми. Грейсон молчит. Поэтому Томми и понимает его. Это сделка. История за историю, имя за имя. Доверие за доверие. Пёрплд молчит и Томми тоже. Он втирает мазь, разглядывая раздражённую кожу, места залысин, где были перья. Их тела несут долгую историю, законсервированную банку. Банку с гноем, который хранился там так долго, что бактерии размножились, выпустили газы. Банка вздулась и лишь один крохотный надрез, небольшой удар и она лопнет. –Панз. –Клементина. Золотой порох возводит способность человека в абсолют. Опасное оружие в любых руках. Пёрплд начал бы полноценно читать мысли и сошёл бы с ума, не в силах заставить постоянный поток информации остановиться. Ранбу разложил бы себя на атомы. Таббо стал бы бараном, то есть, не изменился бы вообще. Может сделался бы менее упёртым, не более. Гибрид енота, очевидно, станет енотом. –Она.. –Она всё понимает.– тихо прошептал Томми – Я не знаю, хорошо это или плохо.– он не ожидал от себя этого. Повернуться к бывшему наёмнику спиной уже шаг в пропасть, а раскрывать ему слабости почти равно самоубийству. И Томми отдаёт ему всего себя на блюдечке, с поражением в голосе и бессилием в душе. В горле кошки скребут, голова кружится и хочется спать. К спине прилегает бинт. –Не выщипывай перья, курица. –Не указывай мне, зарплату понижу. –Ты мне и так не платишь.– Пёрплд сполз с кровати на свой матрац. Пружина грустно застонала, прежде чем выпрыгнула из ткани. Грейсон ойкнул. –Паясничать будешь на улице.– повторил угрозу Томми. –Как скажешь, Цыплёнок-гриль.

***

Держать при себе двух линчевателей – стрёмная затея. Двух линчевателей и бывшего наёмника? Цирк, но Томми тот ещё клоун. Но есть небольшое.. хотя нет, забыли это, огромное, вопиющее и хуеобразное "но". Всем им некуда идти: у Таббо только Ранбу и наоборот, Томми немного идиот, но хуй там на него накопаешь информацию, а Пёрплд - призрак человека, которым когда-то был. И хер им кто поможет. За решётку и дело с концом, в случае Томми - на органы, Клементину на свалку, а кофейню - под снос. Весёлая жизнь, за которую они держатся руками, ногами, зубами, копытами и когтями. Но импульсивным приобретением стали два ребёнка. Два маленьких живых организма, не успевших ещё перейти дорогу закону. Само государство на стороне бывших сирот, хоть сейчас усыновляй, веди в детсад, по врачам, в музеи и парки развлечений, смотри на первые дни в школе, и все это время получай вкусненькие субсидии на содержание спиногрыза. И всё это в одном телефонном звонке, в одном приводе в участок от них. Безопасность, стабильность, семья. Всё то, что группа из четырёх шакалов и енота дать не могла. Какая безопасность в доме без закона? Какая стабильность, когда двоих могут прибить каждую ночь? И какая семья в месте, где работа, ночная и дневная, не оставляет места настоящей заботе. Томми скорбит, смотря на Шрауда и Майкла. Потому что выкопав себе братскую могилу они тянут детей за собой. Неужели они вылепят из молодых гибридов свои копии? Побитые, одинокие и озлобленные? С синяками под глазами, сальными волосами, висящей одеждой, ссадинами и потухшим взглядом. Томми смотрит на них, думающих, что попали в рай, на бесконечные каникулы без воспитателей, уроков и толпы хулиганов, и отдает карамельный раф старшекласснице с рябым лицом и серыми глазами, тяжело вздыхая. Он хочет взять их, хрупких и обиженных миром, и прижать к сердцу, держать нежно и аккуратно, как хрусталь, но руки у него дрожат и чашка разбивается о кафельный пол. Таббо вяло плетётся с веником и с тихой остро́той начинает подметать осколки. А очередь длинная. И ещё долго будет такой. И Томми никогда от них не избавится. И Ранбу будет сортировать, и сортировать, и сортировать, Таббо будет драить полы, которые никогда не будут достаточно чистыми, а Пёрплд будет каждый раз замирать, видя белую толстовку на покупателе. И ни один из них не посмотрит что делают дети, не узнает как у них дела и не сводит их на прогулку. А Шрауд и Майкл не будут жаловаться, лишь послушно сядут за дальний столик и будут шептать друг другу всякие глупости, ведь только это им и остаётся. В конце рабочего дня Таббо и Ранбу уже выбегали на крышу, а Томми так задолбался от кофе и криков совести, что решил вновь поиграть в ответственность. Он накинул куртку, пощупал телефон (кнопочный кирпичек, который Таббо и Пёрплд насильно втиснули ему в руки, чтобы отправлять спам со смайликами и картинки с дедами и жареной птицей с надписью "это ты") и оглянул заведение в последний раз. –Пёрп, накорми детей и следи, чтобы никто не сдох. На твоей совести, я приду и они должны светиться от счастья, ясно? Клементина, – енот тут же поднял голову,– ты за главную. –Облачно,– пробубнил Пёрп, впрочем, идя на кухню. Томми с улыбкой вышел из "Погчамп" под грохот упавшей сковороды и трехэтажный мат.