
Волшебник Изумрудного Города
Вот тебе тёплая моя рука,
Согретая в кармане, — приземляйся,
Серебряный лоскутик черноглазый,
Что отдыхает, распуская крылья
В накрапах бурых. (Я б назвал тебя,
Дружи я с бабочками, как с цветами).
Скажи-ка мне теперь, как ты рискнул
Пуститься на такую авантюру:
Зимой любовь себе искать?
Нет, погоди, дослушай! Я-то вижу,
Во что они обходятся тебе —
Полёт и непосильная свобода…
Наслаждаясь хрипловатым баритоном Валентайна, разносящимся в серебристом рассветном воздухе и отпугивающим случайно пролетающих ворон, Купер всё же выцедил из себя ещё немножко смелости. Мизинец двинулся дальше, и теперь уже два крайних пальца лежали на руке Ника. Тот чутка повернулся в сторону бледной, несмело наползающей на него ладони. Дольф мгновенно застыл, с опаской ожидая негативной реакции. Однако, ничего страшного не произошло: его стальной спутник отвёл взор обратно к городу, продолжив озвучивать стихи:…Не обретёшь ты пары, не мечтай.
Есть что-то человечье в этой доле,
Извечное глухое невезенье,
Несовпаденье сроков и судьбы.
Ты прав, что толку сожалеть! Лети же,
Пока ты не погаснешь на ветру.
Должно быть, мудрости твоей нехитрой
Хватило догадаться, что рука,
Протянутая мной непроизвольно
Над бездной, разделившей нас с тобой,
Зла не таит и жизнь твою не сгубит.
Не сгубит, верно; но и не спасёт.
Мне бы свою продлить ещё немного.
— Если честно, странный ты выбрал стих, Ник, — виновато улыбаясь, протянул аферист. — И снова с плохим концом. Я даже не удивлён. Мне срочно нужно вспомнить какую-нибудь матерную песенку, чтобы перебить твой пессимистичный настрой. — Ты сам попросил. Спать-то планируешь, балбес? — синт вытащил свои пальцы из-под дольфовых, мягко сгрёб его ладонь в свою и немного потряс. — Сказка уже кончилась. Купер удивлённо посмотрел на руку, потом на Ника и послушно кивнул. От металла шло тепло, которое напоминало жар живого человека. Затяни эти механические фаланги в кожу — и разницы не будет никакой. Такая шуточная дружеская тряска выглядела довольно неуклюже — словно детектив пытался привести в чувство растерянного ребёнка. Однако, он задержался значительно дольше положенного. Пальцы продолжали сжиматься, а оба напарника замерли в каком-то спонтанном ступоре. — Ник, я хочу помочь, — выдавил плохо слушающимся ртом Дольф. — Ты итак помогаешь, — пожал плечами Валентайн, растирая свободной конечностью лоб. — Очень сильно помогаешь, не переживай. Идём спать, малыш. — Ты… Побудешь со мной в автобусе? — Конечно. Мы ведь договорились. Детектив скромно улыбнулся и, отпустив пальцы парня, почесал его затылок, попутно толкая в сторону автобуса. Купер ухватился за голову и послушно побрёл к выбранному месту для сна. По пути он оборачивался на Ника, а тот шёл на небольшом отдалении, сунув руки в карманы и продолжая о чём-то размышлять. Уже внутри Дольф с упоением плюхнулся на мягкое, пусть и невероятно пыльное сидение, но тут же вскочил, держась за ягодицу. — Ну ты чего, забыл, что ли? — удивлённо спросил Валентайн, гася сигарету о дверь и выбрасывая. — В автобусе должна быть аптечка, сейчас поищу; надо осмотреть ещё раз твою рану. Ты пока переворачивайся и снимай штаны. Он тяжёлыми шагами приблизился к водительскому месту и наклонился над выгоревшим скелетом, издавая подобие кряхтения. Аферист сонно следил за его действиями и на автомате расстёгивал руками брюки. Сухие надкусанные губы тронула лёгкая ухмылочка, однако, в ней чувствовалось больше усталой иронии, чем коварства. В голове всё ещё звучали строчки из странного стиха про мотылька, и парню казалось, что он слишком хорошо понял их смысл — пожалуй, больше, чем хотел бы. — Господа пассажиры, предъявите ваши билеты, — помахивая бутыльком со спиртом, вернулся Валентайн. — А за безбилетный проезд сильно наказывают? — ехидно подхватил Дольф и наклонился, упираясь ладонями в сиденье, так, чтобы перед синтом оказалась его поясница и наполовину оголённая задница. — Боюсь, я в силах предъявить только вот это. Сойдёт? — Более, чем, — кивнул Ник и принялся осторожно снимать предыдущие повязки. — Я гляжу, ты стал гораздо смелее. В этот раз даже не пришлось тебя отлавливать и долго принуждать к осмотру. — Привыкаю, видимо, без штанов рядом с тобой корячиться… Какого чёрта у тебя до сих пор такие горячие пальцы?! Они не собираются остывать?.. — зашипел Купер, когда детектив снова надавил на его ягодицу, чтобы проверить рану. — Терпи. Я почти закончил, — добродушно усмехнулся Валентайн, промачивая спиртом края укуса. — В общем, жить будешь. И пользоваться своей задницей тоже. — Уж надеюсь на это, — изрёк аферист, нежась в струящихся через окна автобуса лучах солнца. — А вообще, всё это так странно, не находишь? — Что именно? Уточни, — Ник замотал укус обратно и убрал спирт в сумку. — Столько всего произошло, просто на целый комикс хватит! Мы такие успешные напарники, щёлкаем опасность за опасностью, как семечки, спасаем друг друга и доверяем тайны, — с детским восторгом в глазах перечислил Дольф, устраиваясь на сидении; его негромкий голос стал напоминать вкрадчивое мяуканье кота. — А теперь вспомни нашу первую встречу? Мог бы ты подумать тогда, что всё по итогу так обернётся?.. Синт грузно уселся рядом, с подчёркнутой внимательностью слушая его расслабленную болтовню. Металлические кисти рук задумчиво ощупывали старые кожаные сидения, словно вспоминая что-то. — Я ведь реально был в ужасе, — повернулся к нему парень, осматривая детали стальной головы, прикрытые имитацией лица лишь спереди. — Мне казалось, что сбылся мой самый худший кошмар — страшный, как атомная война, робот напал на меня, схватил за горло, а я даже на помощь позвать не мог!.. Ты представляешь, шеф? — Не преувеличивай, Дольф, — хмыкнул его собеседник, несколько сконфуженно отвечая на пристальный взгляд. — Не за горло, а за рубашку. И то — лишь когда обнаружил эти лживые листовки. Очевидно, что до этого я собирался выручить тебя и прогнать напавших воришек, а ты устроил чёрти что. — Да-а… Наверное, первое впечатление обо мне было не самым лучшим, — неловко согласился тот, протирая стекла очков краем пиджака. — Да и следующее тоже. Ты сто пудов решил, что я конченный мудак и истеричный мерзавец? — Нет, я сразу понял, что тебе требуется помощь, — Ник продолжал странно цепляться за сидение, будто собирался что-то сказать, но не мог найти подходящий момент. — Что ты — несчастный запуганный мальчишка, которому всего лишь нужен ориентир в жизни. — Удивительно, насколько это оказалось правдой, — Купер фыркнул с напускной расслабленностью. — А потом этот мальчишка нашёл ориентир и втрескался в него по самые уши. Бьюсь об заклад, такого поворота событий ты уж точно не предусмотрел. — Я как раз хотел спросить, — неуклюже ёрзая на своём месте, протянул Ник и откашлялся. — Ты уверен в том, что… Что это так? Ну… знаешь, можно же ошибиться в подобных вещах, поспешить, а потом передумать. Тем более, ты юноша молодой и крайне эмоциональный. — Я обычно ни в чём никогда не уверен, шеф, — нервный смешок прорвал панцирь из напускной беззаботности; карие глаза Дольфа сделались несчастными, они жалобно чертили круги по стенкам автобуса. — Но то, что я ощущаю к тебе… Это единственное, в чём я убеждён на миллион процентов. Ник кивнул, и воцарилось скомканное молчание. Оба застыли на соседних сидениях, уцепляясь взором за несуществующие точки вокруг, переваривая собственные мысли. — …Свалился же на голову, да? — парень принялся раздирать заусенцы возле ногтей. — Не то слово, — скованно проворчал Валентайн и наклонил плечо, приглашая ко сну. — Ложись давай. Не споря с заманчивым предложением, Дольф прижался ухом к плотной ткани и с упоением вдохнул горький сигаретный смрад, доносящийся от неё. Он так любил эту вонь, щекочущую ноздри, это коктейль из табака и металла, настолько яркий, будто ты входишь в старую мастерскую или вскрываешь чей-то гараж, полный допотопного барахла. Любой другой бы поморщился и сплюнул от едкости запаха, но не Дольф. Он наслаждался им, как ничем другим на свете. И даже если это блаженство грозило испоганенными лёгкими — Купер был готов пойти на подобные жертвы. Во всём корпусе синта чувствовалась напряжённость. Он до сих пор грелся сверх нормы и держал спину прямо, как шпала. Внутри тихонько гудели рабочие системы, напоминая одно единственное растянутое во времени биение сердца. Аферист потёрся щекой о тренч и вздохнул: — Ты всё ещё любишь её, да? Скрипнула стальная шея, Валентайн слегка наклонил к нему голову, шевеля сухими резиновыми губами. Обсуждать такую болезненную тему ему явно было неприятно, однако, он всё же заговорил. — Я пытаюсь ответить себе на этот вопрос уже много лет. Но для начала нужно сделать кое-что нереальное: понять, где различие между мной сейчас и мной в прошлом, — вяло пробормотал Ник, рассматривая лобовое стекло автобуса, вернее, его отсутствие. — Дольф, кто я? Может, хотя бы у тебя найдётся ответ, малыш. Коп ли, который сотни лет с ума сходит от гибели своей девушки или, может быть, совсем другое существо — искусственная оболочка, в которую вывалили чужие воспоминания, заставив поверить в каждый мучительный миг? А мои ли это вообще чувства и моя ли была Дженнифер?.. — А не вариант, что от всего пережитого дерьма у тебя уже просто чердак едет, Никки? — Купер уныло подложил под щёку пальцы. — Люди на стрессе и не такое испытывают. Мне несколько раз было настолько херово от осознания происходящего, что я чувствовал, будто моё тело — это чьё-то чужое тело. Словно бы мать не мне сварила спину и вовсе не в меня Тони с компашкой пихали те палки — поэтому, наверное, я не сильно на них злился. Было легче считать, что со мной-то всё в порядке, а от боли корчился кто-то ещё, не имеющий к Дольфу Куперу ни малейшего отношения… Искусственная оболочка, как ты выразился. Мимо пронеслась ворона, прорезая утренний воздух истошным хриплым карканьем. Ник вытянул руку за спиной спутника и крепко прижал к себе тощее тело. Тот прикрыл тёмные от недосыпа веки, ловя драгоценные секунды безмятежности. От горячих объятий его начало вырубать ещё сильнее, но аферист всё же удерживал сознание хотя бы наполовину бодрствующим, чтобы дослушать детектива, реши тот продолжить обмениваться переживаниями. — Бедный мой мальчик… Возможно, ты и прав. А я просто не знаю, как корректно облачить в слова всё, что думаю и испытываю, — синт повесил голову на грудь, зарываясь подбородком в широкий ворот. — Попробуй, — вновь зевнул Дольф. — Не парься обо мне, говори, как есть — даже если там про твою девушку. — Уверен? Ну хорошо: мне кажется, что всё прошлое лишь старый потускневший сон, который я выдумал себе сам, чтобы было, что чувствовать. При этом — вот парадокс! — могу назвать каждую деталь, даже нарисую узор с обоев на нашей кухне и опишу родинки на её лице. Помню коридоры следственного отдела, звенящие лампы на потолке. Ту маленькую уютную кофейню, куда мы с коллегами иногда забегали. Эхо голоса Дженни с нашей последней ночи до сих пор звенит где-то внутри моей головы. Но самое глупое — я никак не могу избавиться от мысли, что тоскую по призракам, по тому, чего попросту не было, причиняя страдания уже реальным живым людям. Тем, кто окружает меня сейчас, в нынешней жизни. — А-а, я понял. Разыскивая Эдди Уинтера ты пытаешься получить подтверждение, что всё было по-настоящему? — облизнулся Дольф, приоткрыв один глаз. — Может так, ведь он последний человек на земле, который тоже связан с Дженни. А может — я смогу наконец закончить дело прежнего Ника, отомстить за его убитую невесту, и эти воспоминания отпустят меня нынешнего? — пожал плечами Валентайн, повернувшись к парню. — Как ты думаешь, есть шанс? — Ну, не проверишь — не узнаешь, — добродушно фыркнул тот, рассматривая строгие полимерные черты напарника. — В любом случае — я на твоей стороне, шеф, а мои ловкие пальцы и болтливый язык — твои инструменты. Пользуйся наздоровье. — Ну что же ты творишь со мной, Дольф?.. — тихо проговорил Ник, тоже скользя взглядом фосфоресцирующих зрачков по конопатому лицу. — Что я творю? — переспросил тот с сонливым любопытством. — Скажу прямо: иногда ты абсолютно, катастрофически несносен. — О, да-а. Отругай меня, папочка… — Например, сейчас!.. — повысил голос, закатывая глаза детектив, однако сразу смягчился. — Но почему-то только ты умеешь делать так, чтобы мне стало легче. Я не понимаю, как. Это словно колдовские чары. — Ну, я же Волшебник Изумрудного Города, не забывай, — приподнял широко ухмыляющуюся физиономию Купер. Он не мог перестать таращиться на Ника. Искусственная, но такая живая маска находилась совсем рядом — у его переносицы. Резиновые губы кривились, пытаясь скрыть вырывающуюся наружу улыбку, а золотые глаза излучали доброе гипнотическое сияние. Если уж кто и обладал волшебными чарами — так это сам Валентайн со своей необъяснимой логикой притягательностью, от которой у Дольфа внутри всё загоралось и скручивалось. В каком-то неконтролируемом порыве, парень начал крениться вперёд, будто потерявший управление вертокрыл или сбитая взрывной волной подвесная магистраль. В голове всё загудело, заполнилось белым шумом, как экран сломанного телевизора. Кончик длинного носа почти уткнулся в резиновую щёку, ещё пара сантиметров и... — Дольф, — смущённо кашлянул Валентайн, наблюдая за ним. — Чёрт, прости, — аферист вздрогнул, будто его вдруг облили ледяной водой из ведра, и тут же виновато вжался обратно в песочный рукав. — Я… Я, наверное, задремал. Не обращай внимания. Устал, как собака — вырубает посреди разговора. Покачав головой, Ник замолчал на несколько долгих секунд. После чего наклонился и слегка коснулся губами бледного влажного лба — там, где среди созвездий веснушек начиналась медно-рыжая кромка волос. Купер замер, не решаясь вдохнуть. Шершавое, тёплое прикосновение отпечаталось на его коже незримым следом, и он безумно боялся спугнуть его, поэтому зажмурился и не шевелился. Только чувствовал, как щекотят поясницу стекающие капли пота, а пальцы с отодранными до крови заусенцами холодеют, сгребая складки тренча. "..Извечное глухое невезенье, несовпаденье сроков и судьбы..", — застряла в голове строчка из стиха, который зачитывал у перил Ник. Видимо, теперь у них обоих в мыслях вертелось одно и то же произведение. И мотыльков, потерянных на пронизывающем холодном ветру, тоже было двое. Дольф обхватил руками плечо Валентайна, ещё сильнее прижимаясь к нему, впитывая механическое тепло с жадностью и искренней благодарностью. — Хороших снов, — шепнул синт, после чего распрямил шею, вернувшись к созерцанию неба и кружащихся вороньих стай через пустые окна автобуса.