Заученный урок, непрожитая жизнь.

Дверь Мирон не открывает так долго, что Славе кажется реалистичной перспектива снова ждать его на лестнице, но действительность оказывается куда более впечатляющей. Мирон кое-как обернут полотенцем, а по татуировкам стекают капли воды. — Заходи, да, я сейчас, — Федоров скрывается в ванной, а Слава усмехается. С учётом того, что он предупредил о том, что скоро будет, такое стремление принять душ можно расценивать как комплимент. Но он тут, вроде бы, не за этим. На кухне Слава уверенно заглядывает в холодильник и вытаскивает себе банку с пивом — напиваться не хочется, но совсем без градуса этот разговор будет ещё более неприятным. Появившийся Мирон самоуправство Славы не комментирует, наливает себе чай и садится напротив: — И как прошло твоё свидание? Карелин морщится: меньше всего на свете ему хочется считать этот вечер романтической встречей. — Не считая того, что меня почти поцеловали в конце — нормально. Познавательно, я бы сказал. Никаких эмоций на лице у Фёдорова не читается, он спокойно отпивает чай из своей кружки и выжидательно смотрит, но Славе все равно чудится ревность. Желаемое за действительное, да, это он умеет. — Елизавета Катьке все разболтала. Не знаю точно, с чего вдруг они решили поговорить по душам, но вся информация про Ванечку от неё. Вот сейчас эмоции уже не иллюзорные, Мирон злится: это заметно и по тому, как напряжённо он сжимает тонкую фарфоровую ручку кружки, и по тому, как щурит глаза: — Да она совсем сдурела, что ли? Блять, не был бы директор мудаком — сказали бы ему, он бы её уволил. Не хватало только, чтобы у нас по школе учителя начали сплетни разносить. Слава улыбается. Мирон-то точно не относит себя к тем, кто мог бы посплетничать о личной жизни учеников, а то пришлось бы и про себя многовато рассказывать. — Я много думал, начинать надо как раз с директора. Я смогу спровоцировать, но надо подготовить почву, с нихуя он мне перепихнуться и замять не предложит. Мирон недоволен, ему вообще не очень нравится этот план с подставой, Слава в нем слишком рискует, но он все равно кивает, ожидая продолжения. — Короче, попросим Ваню пока у школы не маячить, директор все равно будет следить, не совсем же он дебил. Ванечка пару дней походит мрачным, а я заставлю Ленку спросить, когда Михаил Евгеньевич рядом будет, расстались ли они. Ванечка ее, конечно, отошьёт, но так, чтобы всем стало понятно, что да. Ну и тут в игру вступаю я. Буду ходить за Светло хвостом, типа там «ох, тебе грустно, давай я тебе тут помогу, пойдём погуляем, развеемся». Чтобы реально каждый думал, что я пытаюсь Ванино место занять. Ну а потом Ванечка повеселеет, я буду смотреть на всех гордо и пафосно, типа очевидно, я добился своего. И вот тут нужна провокация. Мирон смеётся, смотрит на Славу ласково, почти умильно. — Ага, Слав, ты же понимаешь, что вся школа будет считать, что вы со Светло вместе? Что ты тоже станешь нерукопожатным пидором в их глазах? — Да я не то чтобы ориентации стесняюсь. Я и без того могу сказать, что уж точно не натурал. И срать бы я хотел на их мнение. — Смелый какой. И когда ты понял, что не натурал? Всегда было интересно, как это происходит. Слава смотрит прямо, не отводит взгляд. Это все звучит как шутка, в голосе Мирона сквозит ирония, но отвечает Карелин честно: — Как тебя увидел. До этого мне девчонки нравились. Ну как, нормально было все, всякие свидания-отношения. А потом сюда перевёлся и тут ты, со своими охуенными глазищами и таким голосом, что хотелось что угодно говорить, лишь бы ты продолжал отвечать. Мирон смущён, это видно. Вероятно, он ожидал от Славы шутки или истории про то, что мальчишки ему нравились ещё с детства, но Слава не намерен что-то скрывать: — У меня, кстати, в девятом классе по истории трояк. И я в сентябре вообще ни хрена не знал. Но после первого же урока сел разбираться, ночами книги читал, даты заучивал, схемы себе чертил, чтобы все быстро запомнить. Даже больным казался. Помнишь, я первую неделю сентября простыл? Это я чтобы выучить все и впечатление произвести. Очень хотелось. На лице Мирона уже полыхает румянец, больше всего Славе сейчас хочется подойти и поцеловать, доказать, что он серьезно это все, без шуток. Только вот не оценит Мирон такой порыв, даром что вчера сам с поцелуями кинулся. Так что Слава просто улыбается и продолжает: — Ну и втянулся, тут бесспорно, история твоя — интереснейшая штука. Но если по сути — убедительно сыграть влюблённость в Светло я смогу, поверят. И директор, и все остальные. А дальше надо накосячить. Можно драку замутить, конечно, я Мишке в целом въебать готов, не уверен, что ему Ваниных увещеваний сегодняшних надолго хватит. Только вот как устроить, чтобы прям с шансом из школы вылететь… — Не надо драк. В смысле надо будет — бей, хотя я наслышан уже об их с Ваней беседе сегодняшней, вряд ли он полезет, но дело не в этом. За такую хуйню тебя могут и в ментовку притянуть, для простой провокации это явно лишнее. На курении спались. Договоримся, я с директором пройдусь мимо школьного толчка, унюхаю дым, мы зайдём, а там ты с сигаретой. На перемене, чтобы мне пора было на урок валить, а тебя он заберёт разбираться. Ну и наверняка предложит, если спалит твои поползновения в сторону Светло. Ещё и Ванечке тоже может пригрозить, собственно. Ты это на диктофончик запишешь, и все — до свидания по статье. Одна проблема: а если он прямо там от тебя чего-то захочет? Слава задумывается, но решение находит быстро: — Да нахер диктофон, я тебя наберу и запись звонка поставлю. Ты своим дай контрольную и слушай, если что не так пойдёт, то сразу и придёшь. Как раз под предлогом, что хотел выяснить, что там со мной теперь будет. Тем более, ты у нас известный либерал, логично, что беспокоишься о наказании. Ну и там уж выкрутимся. Мирон кивает. План все ещё не идеальный, но он не так уж и плох. Это вполне может сработать, да и Славик все равно не отступится. — А с Лизой что? Ты же понимаешь, мы даже доказать не можем, что это она растрепала. И новый директор тоже разбираться не станет. — А Лизу, Мирон, на чистую воду выведешь ты. Она же за тобой бегает постоянно, лезет, вон, с девчонкой твоей тебя поссорила. Если я смог Ленку развести, то и ты ее сможешь. Ну и тоже запишешь, а потом пусть пишет по собственному. Черт с ней, со статьей. — Да, Слав, ну не работает это так. Если разобраться — что она сделала? Разболтала ученице о том, с кем спит ее одноклассник? Не увольняют за такое, если б директор нормальный был — то да. А так… Ну будет у меня запись, пусть даже скажет она там, что это она Кате все спалила. И что? В министерство образования писать? Это же не домогательства до ученика, так, херня на палочке. Не станет она из-за такого уходить. — И переспать с учеником мы ее тоже вряд ли заставим. А если доказать, что она оценки из-за личной неприязни занижает? — А она занижает? Хотя не важно, тоже не работает, только если директор нормальный, и то не факт. Они ещё пару минут сидят молча, Карелин сверлит взглядом столешницу, и Мирон понимает: в Славке сейчас кипит жажда справедливости, желание наказать всех виновных, и невозможность этого сводит его с ума. Федоров поднимается, подходит и молча притягивает к себе так и сидящего истуканом Карелина. — Все нормально будет. Разберёмся, Слав. Парнишка поднимает голову и упирается подбородком в живот Мирона, смотрит в глаза. — Поцелуй меня. Это даже не просьба, не приказ, это просто высказанное желание, и Мирон сейчас плевать хотел на все свои сомнения и твёрдые решения не усугублять ситуацию, не провоцировать ничего подобного. Он тянет Славу наверх, заставляя встать, и касается губами осторожно, ласково. Слава отвечает тоже неторопливо, уверенно обнимает, гладит Фёдорова по спине, чуть наклоняется, углубляя поцелуй. Забавно, что, несмотря на возраст, Слава на голову выше, так что сейчас он нависает над своим преподавателем, контролируя все происходящее. Мирон, правда, не возражает, обхватывает поперёк груди и прижимается, не думая ни о чем, не собираясь останавливаться. Никто из них сейчас не пьян, так что каждое касание языка ощущается очень остро, горячо, и хочется все больше и больше, Мирон скользит руками все ниже, чувствуя под ладонью чужую задницу, и тянет на себя, сокращая расстояние между их телами до нуля. У Славы стоит, это понятно, сам Мирон тоже чувствует нарастающее возбуждение и готов ему поддаться. Только Карелин прерывает поцелуй и тяжело дышит, глядя прямо в глаза. — Я пиздец как этого хочу. Но ты же потом себя сожрешь. Так что давай остановимся пока на поцелуях. Мирон тихо вздыхает, но согласно кивает. Слава прав, на все сто прав, прямо сейчас он точно готов бы был и переспать с ним, но завтра не смог бы смотреть ни на Славу, ни на себя. И это бы испортило их отношения. Забавно, что тем, кто подумал об этом, снова стал Карелин. Тот, впрочем, отстраняется и уходит в ванную, из которой Мирон отчётливо слышит тихие стоны, не выдерживает, приспускает штаны, быстрыми движениями доводя себя до оргазма. Наверное, Славик его тоже слышит. Потрясающе, они дрочат друг на друга через дверь, и оба прекрасно об этом знают. Доставая из ящика салфетки, Мирон думает, что пора бы разобраться в себе и, пожалуй, признать тот факт, что его отношения с этим конкретным учеником уже давненько вышли за рамки любых уставов. И это обоюдное желание.