Заученный урок, непрожитая жизнь.

Если честно, то Славу вся эта история бесит. Он сочувствует и сопереживает Ванечке, парится из-за увольнения Евстигнеева, но не может не злиться. — Наш директор — мудло, Мирон Янович, понимаешь? Тупой хуесос, блять. Хотя нет, хуй и нормальные ребята сосать могут, а он — козел драный. Мирон согласно кивает, злость Славы ему прекрасно понятна, а вот что делать с этим — совершенно неочевидно. — Если он к Светло полезет — мы его уволим, даже не парься. — Если? Блять, Мирон, реально? Если? Тебе мало того, что к Ване он уже полез? Слава делает пару крупных глотков и сминает в руке опустевшую банку. Вторая за вечер, а толку чуть. Слава ни капли не расслабился. Да и Мирон, кажется, тоже. — У тебя есть что-то покрепче? Я не могу, вообще не вставляет, в башке пиздец просто. Мирон молчит долго, с минуту, смотрит на Славу серьезно, вдумчиво, а потом кивает каким-то своим мыслям, встаёт, выходит, шуршит чем-то на кухне. Слава ёрзает, пытается удобнее устроиться на жестком диване и видит, как Федоров возвращается, сжимая в руках бутылку. — Блэк Бакарди? Серьезно? А танцы в твоей кровати обещаешь? Федоров хмурится, и Карелин быстро тушуется, перестаёт ломать комедию: — Ладно, прости, ром — это охуенно. Намного лучше пива. Мирон, его надо прижать, даже если он к Ванечке не полезет. Ты прикинь, сколько он может пацанов заловить хоть за дрочкой в толчке. И что потом с ними будет? Сколько выпускников нашей школы уже прошли через директорскую койку? Ванечка говорил, у вас в прошлом году заканчивал парень, Стас, что ли? Который наркоту в школу припер, и там чуть ли не ментов вызывали, а потом замяли по-тихому, мол, подставили вообще парнишку. Не чуешь, чем пахнет? Как он отмазался? Мирон слушает внимательно, разливает ром по бокалам и согласно кивает, услышав про Стаса. Сам он отлично помнит эту историю, и даже тогда она показалась мутной. У парня нашли в сумке пакетик с травой и пару цветных таблеточек, прилюдно нашли, вся школа гудела. А потом с ним поговорил директор и выяснилось, что это просто шутка была, что не трава, а зелёный чай, таблетки — чуть ли не аскорбинка, а Стас просто хотел повыпендриваться. Пожурили его чуток, да и забили. А Мирон же видел его, недели через две после, выходящим из директорского кабинета. Отметил даже, что тот шёл странно как-то, но значения не придал. Ну не мог же он подумать, что Михаил Евгеньевич там нерадивого ученика натягивал. А, значит, было все же. — Ты слушаешь вообще? Голос Славы прорывается словно издалека, Мирон опускает взгляд и видит свой опустевший стакан. Задумался, выпил залпом, ещё и поверх пары пива. В голове мутно, так что он встаёт и, покачиваясь, бредёт к окну, распахивая его настежь. — Принеси сигареты, покурим тут? И повтори, что ты сказал, пожалуйста. Слава делает молча, не комментирует, хотя прекрасно видел, как Мирон одним глотком осушил полный бокал рома, и как быстро осоловел после этого его взгляд. Сейчас бы, конечно, воспользоваться ситуацией, подкатить со всякими разговорами про ночь в Угличе или про ревность эту свою дурацкую, но нельзя. Не после того, как карьера одного почти-педагога пошла прахом из-за слишком любвеобильного ученика. Да и некрасиво это, провоцировать, доебываться. Слава вытаскивает из кармана пачку сигарет и машинально прихватывает мобильный. Школьный чат пестрит сообщениями, и Слава выхватывает взглядом одно. — Блять. Мирон, трезвей, ты мне нужен. Слава вваливается в комнату и буквально парой широких шагов пересекает её всю, садясь на подоконник рядом с учителем. — Смотри. Карелин закуривает и скроллит чат, тихо матерясь себе под нос. — Пиздец, — ёмко выражает свои мысли Мирон и затягивается, вытащив у Славы изо рта сигарету. Тот сначала вскидывается, но потом быстро ухмыляется, ждёт, вытягивает ее обратно с наслаждением, и немного картинно делая затяжку. Этакий бесконтактный поцелуй. Мирон следит за ним внимательно, он все ещё нихуя не трезв, но Слава ждёт, что его сейчас осадят с такими приколами. Тем более неожиданным становится поцелуй. Мирон наклоняется стремительно, проталкивает язык в рот Славы и притягивает парня за талию, ближе к себе. Слава охуевает лишь пару секунд, потом отвечает с неменьшим энтузиазмом, прикусывает губу и чувствует, как рука Мирона сползает с талии куда-то на задницу. Наверное, за это Слава потом будет себя ненавидеть, но он слишком хороший друг. — Мирон, — Карелин отстраняется и делает глубокий вдох, — там на Ванечку гонят. Я должен ответить. Федоров кивает, моргает несколько раз и роняет голову на Славино плечо. — Прости, Слав. Я напился, я мудак, я не должен был вообще… — Ччч, давай сойдёмся на том, что если мы пьяны, то нас безотчетно тянет целовать друг друга, ладно? Это не такое уж плохое начало. А теперь помоги мне с ответом. Когда чат замолкает, Слава смотрит на Мирона прищурившись: — У меня к вам вопрос, как к учителю истории, что вы думаете про провокации? Мирон широко улыбается: — Я знаю пару примеров, когда так выигрывали войны. А что конкретно ты хочешь сделать? *** Ванечка слышит сообщение в чате и не сразу понимает, что случилось. Катя узнала, что Евстигнеева уволили? Откуда? Впрочем, теоретически Ваня мог забирать бумаги какие-нибудь и столкнуться с ней, например. Но чтобы чат полоскал эту тему не хочется. Когда Катя озвучивает причину — в глазах Ванечки темнеет. Он всегда знал, как устроена школа, и что в ней все слухи расходятся моментально. Он понимал, что эта информация может выплыть. Но не от Кати, не чтобы потешить её ЧСВ. Реакция класса предсказуема: пидоров не любят, и, что уж там, сам он не так давно считал, что быть геем — это как-то ебано. Хотя… нет, когда Слава рассказывал про Мирона, Ване не было ни мерзко, ни стыдно, он просто переживал за друга. Помочь пытался, не анализируя, кого там хочет заполучить Карелин: пиздатую тёлочку или гиковатого мужика. Ваня отвечает в чате, и ему сложно выразить, как он благодарен сейчас Славе за эту поддержку, за то, что он без вопросов впрягается за друга. Ваня открывает список контактов и пишет Карелину в личку: Ваня Спасибо, бро. Я не вывез бы без тебя. Слава Не понимаю, за что. Если бы я трахался с Мироном и спалили бы нас, ты б не пошёл будто ебала бить. Ты, Ванечка, может и мудак, но это ты с Евстигнеевым своим решай. А тут, если кто-то рыпнется только, я им поясню. Сане потом респект надо будет выразить, я думал, он еблан, а он ничего. Ванечка закрывает переписку. Конечно, Славик его винит, потому что Светло мудак и виноват. Ваня успокаивает, да, но тоже ведь волнуется — ему-то это все вообще жизнь перекроило. А они даже не потрахались нормально. Пиздец. Ванечка задумывается, ловит эту мысль. В конце концов, сделанного не исправить, а вот хороший вечер Ваня явно заслужил. Идея, как это можно организовать, появляется сразу же. В конце лета Андрюха, приятель из параллели, с пьяного угара затащил Ванечку в секс шоп. Они были пьяны и долго веселились, Андрей с очень серьёзным видом затирал бедному продавцу про то, как они с Ванечкой хотят разнообразить свою сексуальную жизнь, и, путём получаса бесконечных издевательств, Ванечка стал счастливым обладателем чёрных шёлковых стрингов и каких-то наклеек на соски. Тогда он не выбросил их по чистой случайности, а сейчас они реально могли пригодиться. Ванечку терзали смутные сомнения о том, что они отказались тогда от пробки — сейчас она была бы весьма в тему. Но, не все сразу. Завернув в душ, Светло быстро обнаружил мамин крем для депиляции и немедленно решил его испробовать. Кожу щипало, но терпимо — в конце концов, это точно было лучше, чем приставлять к яйцам бритву, даже если забыть о том, что до задницы Ванечка вообще вряд ли бы дотянулся. Гладкий лобок смотрится и ощущается странно, но Ванечке нравится. Он скользит по раскрасневшейся коже пальцами, представляя, как то же самое проделывал бы Рудбой. Это заводит, и Ванечка осторожно касается плотно сжатого ануса — раньше он не пробовал растягивать себя сам, но сейчас хочется, чтобы Ваня увидел его уже готовым, чтобы мог представить, как Ванечка толкал в себя пальцы, думая о нём. Паршивый детский крем — не самая лучшая смазка, но Ванечке этого достаточно. Он закрывает глаза, представляя Ванины руки, ласковые и нежные, представляет Ванино тело в каких-то безумных картинках, представляет, как Ваня нависает над ним, как приникает с поцелуем… Три пальца уже свободно скользят внутри, а член дергается, и Светло понимает, что этого достаточно, иначе он сейчас не пойдёт к Рудбою, а просто весьма занимательно подрочит в ванной. Пара минут уходит на то, чтобы поставить все, как было и избежать потом маминых вопросов о том, зачем ему понадобился крем для депиляции. Ещё минута на то, чтобы отбить родителям смс, что заночует он у Карелина. Мама вряд ли решит это проверить, но, даже если, то Славка всегда придумает, как прикрыть его задницу. Когда Ванечка надевает стринги, он понимает — прогулка до дома Евстигнеева будет то ещё приключение: гладкий шёлк скользит по безволосому телу, а тонкая полоска в заднице провокационно задевает расслабленные мышцы. Очень хочется, чтобы Ваня прямо сейчас был здесь, но так пока нельзя, так что Ванечка приклеивает к соскам пару гладких кружочков, чувствуя, как стягивается под ними кожа, надевает плотную футболку и свободные джинсы, чтобы не спалиться раньше времени. Дорога до дома Евстигнеева была не такой уж и долгой, но на ее преодоление сегодня Ванечке пришлось потратить всю свою выдержку. Ванька распахивает дверь сразу же, словно ждал его визита, и улыбается, быстро скрывая усталость, которую Ванечка все равно успел заметить. — Я думал, что ты придёшь, — Евстигнеев притягивает его в объятия, но, неожиданно, получает весьма горячий поцелуй. Такой активности от Ванечки он раньше не видел, даже в кладовке он был более спокойным, а сейчас горящие глаза и румянец на щеках даже немного обескураживают, но Евстигнееву нравится: он проскальзывает рукой под Ванечкину футболку, собирая со спины мелкие капельки пота, ведёт по рёбрам и притягивает ближе, проталкивая колено между Ванечкиных бёдер, и тут же слышит, как тот шумно втягивает воздух. — Охуенно, — шепчет Светло, пытаясь прижаться ближе. Толстые швы джинсов трутся о тонкий шёлк, и Ванечка с трудом сдерживается, чтобы не сорвать их с себя прямо сейчас. Ванина рука перемещается, он проводит по соску и чувствует гладкий материал пэстиса. Взгляд становится чуть вопросительным, и Светло стягивает футболку. На его бледной коже чёрные круги смотрятся почти искусством, Ваня проводит ногтем, видя, как Ванечка закусывает губу и запрокидывает голову с тихим стоном. Целуя его шею, Евстигнеев расстёгивает джинсы — он почти не сомневается, что там тоже будет какой-то сюрприз, но все равно замирает, задев пальцем тонкую полоску стрингов. — Я подумал, тебе понравится, — шепчет Ванечка и отстраняется, стягивает с себя штаны, вертится, даёт себя рассмотреть. Ваня тянется обнять, но Светло легко уворачивается и сваливает в комнату. Евстигнеев идёт следом и замирает в дверном проёме: Ванечка лежит на белом покрывале, бледный, он почти не выделяется на этом фоне, единственными яркими пятнами остаются тонкая ткань его стрингов, под которой слишком хорошо видны очертания возбужденного члена и пары чёрных кружков, прикрывающих соски. Ваня подходит и осторожно касается Ванечкиного живота, он вздрагивает и чуть прогибается в пояснице, подставляясь под руку. Евстигнеев ведёт пальцем ниже, с нажимом проводя по вздыбленному бугорку и слушая Ванечкин тихий стон. Ваня оттягивает тонкую полоску, Светло вскидывает бёдра, и Евстигнеев замечает чуть приоткрытый вход и чисто выбритый лобок. — Готовился? — голос звучит глухо, слишком сильно зашкаливает воображение, подсовывая картинки с Ванечкой, который буквально полчаса назад наводил марафет, чтобы прийти к нему. — Очень скучал. Ваня опускается и оттягивает тонкую ткань зубами, не выпуская член наружу, лишь чуть подразнивая его языком. Ванечка вертится, пытаясь подставиться удобнее, и замирает, чувствуя, как его задницы касается палец. Он собирается что-то сказать, но на горячую кожу льётся струйка ледяной смазки, и он замолкает на судорожном вдохе. Ваня медленно проталкивает пальцы внутрь, а Ванечка плавится от того, как вторая рука нежно поглаживает его бедро. Когда уже третий палец Рудбоя спокойно входит внутрь, Ванечка слышит шелест фольги и вдруг отодвигается. — Моя очередь активничать. Рудбой смотрит заинтересованно, но не сопротивляется, укладывается на постель, повинуясь мягким толчкам, и смотрит на то, как Ванечка не слишком ловко раскатывает по его члену презерватив. Когда он перекидывает ногу через бёдра Евстигнеева, тот инстинктивно сжимается, пытаясь стать чуть меньше. Девчонкам всегда было неудобно, потому что широкий Ваня — не лучший партнёр для секса в позе наездницы, парни даже не пытались выйти за рамки стандартной позы на коленях, но Ванечку это, кажется, вовсе не заботит. Он смотрит прямо в глаза Рудбоя и медленно опускается, насаживаясь на член. Ваня теряется в ощущениях: Ванечка двигается слишком медленно, хочется надавить на его плечо, обхватить руками и резко опустить ниже, но его полуприкрытые глаза откликаются такой всепоглощающей нежностью, что этот момент мог бы длиться вечно. Ванечка, впрочем, и сам быстро меняет темп, ускоряется, тяжело дышит и смотрит прямо на Ваню, не отводя взгляд. От этого даже хочется прикрыться. Рудбой чувствует, как подкатывает оргазм и понимает, что никто и никогда ещё не видел его таким, не смотрел, как он закусывает губу в попытке сдержать гортанный стон, как сдувает с глаз мешающуюся челку и жмурится, чувствуя, как все внутренности стягивает в тугой комок. Никто не видел, но никто из них и не был Ванечкой. Тот доводит себя до оргазма рукой буквально за минуту и подкатывается под бок к Ване, устало пытаясь стянуть презерватив. Евстигнеев перехватывает его и сам убирает резинку, ловко завязывая узел. — Я останусь у тебя на ночь? Ваня смеётся. — Ты можешь не спрашивать. Ты вообще ни о чем можешь не спрашивать, если тебе хочется, то я заранее согласен. Ваня говорит это и понимает, что впервые в его жизни это правда так и есть. Утро выходит размеренным и уютным: Ваня варит кофеечек и готовит завтрак, мурлыкая под нос какую-то незатейливую мелодию, а Ванечка сонно залипает в телефон. Ваня не смотрит, что там — оставляет ему личную жизнь, своих друзей и свои секреты. Но Мирону все равно пишет: директор может выкинуть любую херню, и оставлять Ванечку одного сейчас никак нельзя. Фёдоров почти сразу откликается, обещая, что Ванечка все время будет с ним или со Славой и, в случае чего, они найдут способ не дать им с директором оказаться наедине. Ваня пишет пару слов благодарности, хотя и понимает, что Мирон и Слава сделали бы так сами по себе, без его просьб и напоминаний. Провожать до школы Ванечку он не идёт: они вместе выходят из дома, воровато целуются у пустой остановки, но Ваню ждут в универе — надо забрать документы и переговорить со всеми, лучше всего делать это с утра. Слава привычно ждет Ванечку у подъезда. — Все нормально? Светло кивает и, спохватившись, уточняет: — Если моя мать вдруг будет спрашивать, я ночевал у тебя, ок? Карелин соглашается, это даже не обсуждается, хотя внутри его все равно подтачивает легкая зависть: вчера они с Мироном могли провести вечер совершенно иначе, если бы не нападки в чате, и кто знает, не пришлось ли Славе самому сочинять отмазки о том, где он провёл ночь. И в то же время Слава понимает, что все идёт своим чередом. Ваням легко, они сошлись моментально, им вообще наплевать, кто и что подумает по этому поводу. Сам Слава все ещё не уверен, что вчерашние поцелуи Мирона вообще имели под собой что-то более личное, чем распитая ими бутылка рома. Но сейчас точно не время рассуждать на эти темы: в школьной курилке царит небывалое оживление, и слово «педики» слышится там слишком часто. Когда они появляются, пара ребят демонстративно уходит, Слава ничего не говорит, но запоминает: за такими придётся следить внимательнее всех. Саня протягивает руку им с Ванечкой по очереди, и ни единым жестом не выдаёт того, что что-то вообще не так. Славик кивает ему чуть более радостно, чем обычно. — И ты че, правда пидор? Карелин не оборачивается: он точно знает, что это Артем. А ещё знает, что Тёма — ссыкло, и не сделает ничего большего, чем пара взвизгов в спину. Это можно игнорировать. Ванечка, правда, так не думает. — Правда. И не собираюсь обсуждать это с тобой. — Может, ты мне отсосешь тогда? Чисто по - пидорски, для практики? Этот голос Слава тоже знает и поворачивается моментально: Миша может быть заносчивым уебком не только в интернете. Ванечка, правда, смотрит на него с усмешкой: — Ты думаешь, если тебе тёлочки не сосут, то у парней счастья попытаешь? Боюсь, бро, так тоже не работает. Слава сжимает кулак. Этот мудак может и кинуться, а Ванечка в вопросах кулачного боя полный ноль. Сам Славик драться не любит, но умеет это делать весьма неплохо. Миша, правда, только сплевывает и тушит сигарету: — Ты сейчас, конечно, смелый, но имей в виду, Карелин ведь может перестать прикрывать твою задницу. Что делать тогда будешь? Ванечка пытается ответить, но Миша не слушает, сваливает, а Слава не даёт пойти следом. — Вань, забей. Начнёт много пиздеть — я ему зубы пересчитаю. Ванечка смотрит каким-то печальным взглядом: — Так он прав, Слав. Не будет рядом тебя — меня сожрут с потрохами. И не подавятся. Я сам не могу нихуя. — Знаешь, Вань, ты, может, и не боец, но я любому из них за тебя морду начищу. И уверен, что твой Евстигнеев тоже. Да, блять, даже Яныч не даст им на тебя рыпнуться. Как думаешь, сколько людей готовы порвать за них? И что ценнее, умение работать кулаками, или люди, которые за тебя прибьют? Ванечка смотрит и неожиданно обнимает Карелина. — Просто спасибо, Слав. — За такое не благодарят, Вань. — Я знаю. Учебный день для Ванечки пролетает почти незаметно: рядом почти все время тусит Славик, а, если его нет, то с ним тут же начинает вести серьезные беседы Мирон Янович. Это даже забавно, но Ванечка благодарен им обоим, особенно за то, что Катя так и не рискует к нему подойти: как вести себя с ней Ванечка все ещё не знает. В самом конце учебного дня они со Славой уже выходят из школы, когда тот на секунду замирает: — Так, ты топай, вон там Евстигнеев ждёт уже, а я сменку забыл, пойду сгоняю. Ванечка смотрит и правда видит, как вдалеке, за воротами, уже закуривает его Ваня. Это, наверное, чертовски нагло, но он все равно расплывается в улыбке и пропускает тот момент, когда его сгребают за шиворот, приподнимая над асфальтом. — Что, педик, — тихо шипит Миша, — слинял твой дружочек? Теперь будешь так же хамить?