Заученный урок, непрожитая жизнь.

До дома Славика Ваня доходит буквально за пять минут. Сворачивает во двор, где они со Светло ещё с утра целовались. Оглядываясь на предмет редких прохожих, со странным чувством достаёт телефон и смотрит номер квартиры. Домофон открывают сразу же, не задавая вопросов, значит, его ждали. Несмотря на всю иррациональность — это все равно приятно, так что на этаж он поднимается даже успокоившимся. Карелин маячит в дверях, а прямо за его спиной нервно покусывает костяшку пальца Ванечка. Наверное, надо бы что-то сказать, но в голову, как назло, не лезет ничего стоящего, так что Евстигнеев просто раскидывает руки и почти тут же чувствует, как Ванечка прижимается к его груди. — Вот только разборок с соседями нам не хватало, — бормочет Слава и аккуратно тянет Светло за футболку, заводя их внутрь, но не нарушая чужих объятий. — Меня точно уволили, и, скорее всего, отчислят. Но это не важно, Ванечка, правда. Все нормально будет. Светло кивает. На самом деле это и правда не такая трагедия, как могло бы показаться сперва. По внутренним ощущениям, Ванечка готовился едва ли не к расстрелу, и текущий вердикт казался даже мягким. — Этот козел предложил мне спать с ним, а он тогда не будет смотреть на то, что я сплю с тобой. Я ему втащил. Ванечка поднимает голову и недоумённо хлопает глазами, где-то за его спиной виднеется не менее удивлённый Слава. — Он предложил тебе что? Ты серьёзно?! Ваня кивает и обнимает крепче, притягивая к себе: — Не важно уже. Не говори с ним ни о чем, я подумаю, что и как можно сделать, но не нарывайся на неприятности, Ванюш. Он с тебя тоже глаз теперь не спустит. — Да похуй мне на глаза его. Этого урода надо… Ванечка не успевает договорить, чувствует, как на плечо ему опускается тяжёлая рука Карелина: — Не твоя забота. Не светись, Ваня прав, что с этим уродом сделать мы сообразим. Так, вы что планируете? Мне к Мирону надо ещё, я могу вам ключи дать запасные, или как? — Мы можем пойти ко мне, на самом деле, хотя я бы предложил погулять, провожу тебя потом? Ванечка кивает. Улица отвлекает и его: погода стоит не самая паршивая, можно притвориться, что все хорошо, что ничего не случилось. Оказавшись во дворе, Светло почти не думает о конспирации, все равно об этом будет знать вся школа, так что терять-то особо нечего. Он проскальзывает рукой под Ванину толстовку, прижимаясь подмерзшей ладонью к тёплому боку, в сам весь подныривает под руку, почти застявляя обнять себя. Тот, впрочем, только смеётся. Они садятся на лавочке посреди какого-то скверика, и Евстигнеев тихо говорит что-то про судьбу. Хотел же он, вон, быть то ли барменом, то ли фотографом. Устроится в бар, накопит на фотик — и вперёд реализовывать мечты. Ванечка крепко прижимается и слушает, прищурив глаза. В голосе Евстигнеева действительно совершенно не слышно сожалений. Немного страха, так и тот, скорее всего, переживания за Ванечкину судьбу. Прямо он этого не говорил, по Светло догадался, что директор успел пройтись и по нему. И думать, что Ваня решил ударить, защищая честь Ванечки, отчего-то очень приятно, хоть и отдаёт приторной романтикой рыцарского романа. — Для признаний ещё, наверное, слишком рано, но… Вань, я влюбился. Вообще. Евстигнеев не слишком смешно юморит с вопросами «когда?» и «в кого?», но Светло так серьёзен, что он тоже замирает. — Я тоже, Ванюш, я тоже. Они так и стоят, молча и с глупыми улыбками, пока с неба не начинает сыпать отвратительная морось. Ваня стаскивает толстовку и прикрывает им обоим головы, двигаясь в сторону Ванечкиного дома. Около парадной он касается лёгким поцелуем мягких губ и отстраняется: — Пиши мне, хорошо? И, если станет как-то не так, то я приду, или ты приходи. Сейчас. Ваня быстро осматривает собственные карманы и снимает с найденной связки ключ. — Код от домофона 15*1895. Там ещё верхний замок, но я его не закрываю, от него ключ один. Но я сниму потом тоже копию. Светло улыбается и кивает, сжимая в руке ключ от Ваниной квартиры. Для этого ещё точно рано, но прямо сейчас он чувствует себя Буратино, отыскавшим свой золотой ключик. — Спасибо. Ещё одно едва заметное касание губ и Ванечка скрывается в дверном проёме. Евстигнеев отходит, морщась от бьющих в лицо дождевых капель, и задумывается. Хорошо бы было пойти к Мирону, но там сейчас точно Карелин, и этим двоим и так есть, что обсудить. Но выкинуть из головы мысли о том, что Ванечке в школе теперь может быть не сладко, не выходит. Перестать волноваться, как и бесконечно винить себя, он не может. Да, конечно, это Ванечка притащил его в ту кладовку, но это Ваня тут взрослый, мыслящий человек, это он должен был подумать, просчитать риски и не дать их поймать. И он за этот проёб справедливо поплатился. А вот Ванечку может задеть бумерангом. Впрочем, для этого ещё будет время. Сейчас надо бы собраться и сгонять в ВУЗ, чтобы хоть как-то предупредить их. Его отчисление, ясное дело, неизбежно, но хотелось бы хоть сохранить нормальные отношения. И поискать бар, да. Работа барменом всегда была ничего, сейчас — самое время. О том, как он будет объяснять родителям, что из школы и универа его поперли, ещё и с волчьим билетом, Ванька старался не думать. Слава же, выйдя из дома, почти бегом преодолевает квартал, разделяющий их с Мироном квартиры. Никаких особых причин для спешки у него нет, но хочется прийти поскорее. Тем более, неожиданным становится тот факт, что дверь ему открывать никто не спешит. Мирон забыл? За преподавателем истории, держащим в голове тысячи дат и имён, никогда такого не водилось. Слава даже грешит на неработающий домофон, улучает момент и проскальзывает в парадную за какой-то женщиной, но дверь квартиры остаётся закрытой, хоть Карелин и слышит надрывающийся дверной звонок. Самым логичным, конечно, было бы, достать телефон и набрать номер Мирона, но отчего-то именно сейчас Слава стесняется. Ванечка своим неуместным темпераментом бросил тень на подростковые чувства в целом, так что сейчас особенно страшно показаться Мирону слишком навязчивым, слишком наглым и не думающим о других. В конце концов, вдруг он в школе, доказывает там Елизавете Сергеевне, что все не так однозначно. А тут Слава своим звонком все испортит. Так что, не зная, чем себя занять, Карелин просто усаживается на подоконник, благо, в старом Мироновском доме они низкие и широкие, и погружается в чтение. Недавно скачанные им «Исторические миниатюры» Пикуля по-своему интересны, а главное позволяют очень ярко представить себе всех тех, кто сыграл ключевые роли в формировании государства. Слава так увлекается, что пропускает момент, когда на лестнице появляется Мирон. — Давно ждёшь? — Федоров нагружен аж тремя пакетами из супермаркета, так что Слава сразу же поднимается, подхватывая из его рук две доверху набитых сумки. — Да нет, вроде. Минут двадцать. Вы собираетесь тут пережидать голодные годы? — Славик на пробу приподнимает один из пакетов, оценивая вес. — Далеко тащил? Мирон усмехается. Такие скачки между «ты» и «вы» его, скорее, забавляют. — Не очень. Идём, прости, я не думал, что ты так быстро появишься. Мог бы позвонить. — Знал бы, что ты тащишь тут запасы еды, на случай ядерной войны, я бы и позвонил, и встретил. Но как-то не подумал. Мирон с улыбкой распахивает дверь квартиры и кивает в сторону кухни: — Так, проходи, можно не разуваться, тут все равно бардак, я собирался прибраться, но руки не доходят. Карелин все равно скидывает кроссовки и тащит пакеты на стол, тут же начиная их разбирать. Это, скорее, привычка: когда родители приносят домой еду, раскладывает её всегда Славик, так что он не сильно задумывается. Почти механически просматривает шкафы, закидывая предметы на полки. Вытащив первые банки с пивом, он подвисает и переводит взгляд на Мирона: — Их в холодильник? — Проверь, там две холодные, их оставь, остальные — да, пусть стынут пока. Можешь даже пару в морозилку кинуть, чтоб быстрее остыли, я таймер поставлю, не проебем. Слава кивает и четко выполняет инструкции, а Мирон продолжает за ним наблюдать. Карелин совсем не похож на Светло: тот взбалмошный и безрассудный, всегда идёт на поводу у своих эмоций и поэтому так влетает. Хотя винить его Мирон не может — мальчишка, что с него взять? К Евстигнееву тут вопросов гораздо больше. Слава же не похож на них обоих. Он упрямый и упёртый, бывает чертовски раздражающим, но Мирону никогда не казалось, что он неосмотрителен. Даже его доебки на уроках всегда были в меру, ровно столько, сколько нужно, чтоб Федоров завёлся, но не психанул. И представить, как Слава устраивает шоу в духе секса в подсобке, совершенно нереально. Он всегда чувствует грани дозволенного и никогда их не переступает. И, тем не менее, подпускать его к себе — страшно. Врать себе и делать вид, что на мальчишку ему плевать — глупо. Славу хочется себе, всего, целиком. С дурацкими перескакиваниями с «ты» на «вы», с неожиданными поцелуями, умными мыслями и раздражающей привычкой спорить обо всём на свете. Только если что-то проебется — то Мирон окажется в полнейшей заднице. В отличие от Вани, он не готов терять работу, рисковать благополучием. По крайней мере, пока не готов. Пока Мирон размышляет, Слава успевает разобрать все сумки, и даже открывает обе банки с пивом, высыпая в найденную тарелку упаковку чипсов, одну из десятка прихваченных Мироном в качестве закуски. Федоров садится, делает глоток и рассказывает все, что знает. Слава хмурится и мрачнеет с каждым его словом. — Ванечка, блять, дебил просто, конечно. Вот приперло же ему, что он так подставился. Но, в любом случае, его жопу надо теперь прикрывать. Как думаете, при мне директор к нему не полезет же? Федоров задумчиво качает головой. Они знакомы давно, и хоть о «необычных» пристрастиях Михаила Евгеньевича Мирон не знал, но дураком их директор точно не был. Пацана-подростка не наебешь, и если Слава будет ошиваться рядом, то сунуться к Ванечке будет куда сложнее. — Он может найти предлог увести Светло к себе. Но тогда ты сообщишь мне, и я найду предлог, чтобы к ним зайти. Опять же, силу он применять не станет. Попробует уговорить добровольно. Поскольку Ванечка вряд ли согласится — времени вмешаться будет предостаточно. Слава кивает и тоже делает глоток пива. — Я хочу ему отомстить. Директору. То, что он предложил Ивану Игоревичу и чем угрожал — это пиздец. Я хочу его уволить. Мирон улыбается. В этом весь Слава, искренний и горячий. — И мы уволим. Не торопись, Славик, нам нужен план, а вечер ещё длинный. И пива я уже припас. Карелин усмехается, делает ещё один большой глоток и готовится слушать.