Компас земной

Тесей нашёл себе новое занятие, кроме присмотра за Бродягой, консультаций с изредка появляющимся и не всегда остающимся ночевать Бардом. Он поднял информацию по ближайшим известным территориям вокруг Полиса. В первые годы строительства Полиса к ним пришли тысячи людей, за семь лет — почти тридцать тысяч. Первый и значительный прирост населения случился как раз из-за того, что все, кто хотел жить в мире и спокойствии, шли в Полис. Следующие несколько лет были не столь продуктивными, иногда у границы Купола видели людей и пускали их, предварительно познакомив с правилами, но это были небольшие группы, не более двадцати-тридцати человек. Тогда Тесею было неинтересно, откуда приходят новые обитатели Полиса, но сейчас вопрос стал очень важным для него. Он точно знал, что покинет Полис и уйдёт путешествовать. Он думал, что уже в возрасте и, возможно, в Полис больше никогда не вернётся. Вот только Бродяга… Тесей раздумывал, пойдёт ли Бродяга с ним. — Послушай, — волнуясь, начал он, — ты задумывался о будущем? Бродяга не спал, лежал на спине и смотрел в потолок. Он почти всё время, когда не спал, молча лежал, разглядывая потолок, который не очень чётко видел. Тесей снова присел на краешек импровизированной постели и задумался, не зная, как продолжить разговор. — Ну?! Он вздрогнул и встретился взглядом с Бродягой. — Ты ведь думал о том, что навредил городу и, говорят, даже были жертвы? — Я не хотел, — угрюмо бросил Бродяга. — Дальше что? Хочешь рассказать мне, что я — убийца? Это я и без тебя знаю. Что ещё? Тесей чувствовал, как в воздухе повисло напряжение и что Бродяга вот-вот сорвётся в истерику или что-то вроде, будет кричать ещё громче, брызгать слюной. — Если так рассматривать вопрос, то главные убийцы — я и Бард. Что? Мы основали Полис, мы за него в ответе. Мы не справились. Он увёл за собой людей, точнее — за ним пошли, а он не возражал. Я не остановил. Мы тоже убийцы. Бродяга растерялся. Тесей доверительно склонился к его плечу и продолжил. — А городу ты всё же навредил, верно. Людям навредил. Ты же ещё не знаешь, но твоя диверсия спровоцировала цепь событий: взорвалась одна из лабораторий Брута — и знаешь что случилось? Ещё большие жертвы. Нет-нет, ты здесь виновен отчасти. Но я хочу тебе объяснить: всё, что происходит, этот клубок — это наша жизнь, наши действия и решения, из этих нитей и сплетается жизнь. Одно влечёт за собой другое. Да. Так о чём я… — Бродяга слушал его внимательно, не перебивая и не подшучивая, что он «дед». — Пойдёшь со мной? — Что? Раздался сигнал от главного входа, явился Бард, и Тесей легонько дотронулся кончиками пальцев до плеча Бродяги. — Подумай над этим. Бард обрадовал новостями, что удалось восстановить бесперебойную подачу света и начали ремонтировать трубы водопровода и канализации, вышедшие из строя в некоторых районах города. — Знаешь, как все называют ту штуку, что прожгла Полис насквозь? Ожог. А ещё рассказывают, что в нём творятся странные вещи. Вот наладим всё более-менее — я должен сходить туда и проверить. А ещё я услышал ещё более странную вещь. Мне сказали, что в Полисе видели Брута. Рассказал Аргус, он — не поверишь — инженер-сантехник, общался с Брутом, знал его. Говорит, что узнал, но не рискнул подойти, потому что он в сопровождении двух женщин направился к Ожогу. Тесею стало намного легче. — Брут? Что же, я поверю в то, что этот мальчик выкарабкается из всего, во что встрянет. — Да, но судя по описанию, с ним Муза. Я не понимаю, зачем она увязалась за ним. — Ты говоришь о той маленькой ведьме? — Дружище! Полегче. Это моя дочь. — Да-да, они все твои дети, которых ты не порол — и выросло то, что выросло. — Какой ты злопамятный, — раздосадованно сказал Бард. Вернувшись к Бродяге, Тесей обнаружил его всё так же рассматривающим потолок. — Так что ты решил? Бродяга перестал щуриться и повернулся к нему, в голубых глазах, как показалось Тесею, блестела невыплаканная слеза. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Так ли? Что ж, если ты оказался действительно глупее, чем я думал, тогда объясню. Допустим, тебя никто не будет судить и обвинять, что ты — одна из причин бедствий города. Ты будешь жить среди этих людей, ловить на себе их гневные или полные ненависти взгляды. — Не буду! Я вернусь в Пустоши! Тесей утомлённо помассировал глаза, а мальчик или действительно оказался глупее, чем он думал, или же уговаривал себя и обманывал. — Нет. Нет, как раньше уже не будет. В этом и беда. Ты не можешь вернуться, потому что Изгои — здесь. Тебе некуда возвращаться. К тому же, теперь ты не очень хорошо видишь. Расскажи мне, как ты будешь один выживать в Пустошах. — Отстань, дед, без тебя тошно. Тесей удовлетворённо отметил, что всё-таки парень был неглуп, а всего лишь пытался сам себя обмануть. — Значит, ты всё-таки думал над этим. Я — ухожу. Зову тебя с собой, ты пойдёшь со мной? Бродяга не сводил с него глаз, казалось, он хотел что-то сказать, но не решался. — Да, ухожу туда, за ту грань, что когда-то раньше было Куполом. Туда. Где-то там тоже есть люди, наверняка. Возможно, там опасно. Наконец Бродяга собрался с силами и спросил: — А ты-то почему уходишь? — Потому что тоже должен понести наказание? — мягко спросил в ответ Тесей. У Бродяги дрогнули губы, он отвернулся и натянул одеяло до самой макушки. Тесей позволил себе слегка улыбнуться. Бард снова заскочил на минутку, уточнил, где может взять планы города, не хочет ли Тесей выйти, ну и, конечно, поинтересовался, как там Бродяга. — Хандрит, — коротко ответил Тесей. Он снова вернулся в свою берлогу, стараясь не оглядываться в угол, на Бродягу. — Мне надоело лежать. Я отлично себя чувствую. Мне нужна одежда. Тесей оглянулся: так и было, Бродяга сидел, свесив ноги и завернувшись в одеяло. Тесей пожал плечами и пошёл искать что-нибудь подходящее для него. Обычные футболка и штаны на Бродяге смотрелись, словно одежда для толстяка на человеке нормальной комплекции. Острые локти, тонкие руки, футболку можно было обернуть вокруг него если не ещё раз, то ещё полраза. Тесей поморщился. Худоба ему не нравилась. — Чего вытаращился? — устало огрызнулся Бродяга, он одевался, и было видно, что устал от этого простого действия, да ещё управляясь одной рукой, так и сидел, больше подвигов пока не планируя. Тесей пожал плечами, за эти дни он отточил мастерство уклончивых ответов и максимально уважительного поведения, чтобы не обидеть ершистого пациента. Не зная, чем заняться, он присел рядом, бок о бок, и хотел было сказать что-то ободряющее и ни о чём, что-то вроде: «Всё будет хорошо», — но тут Бродяга ткнулся плечом в его плечо, а потом и вовсе тяжело привалился, свесив голову. Тесей вздохнул, но не смог себе отказать в маленьком удовольствии и осторожно обнял его за плечи и чуть-чуть прижал. Бродяга состоял из углов, у него были колючие плечи, локти, даже подбородок, которым он умудрился ткнуться куда-то в грудь Тесею. «Я буду о нём заботиться, только заботиться», — снова твердо сказал себе он. «Не следовало его обнимать», — напомнила вдруг совесть. Тесей отмахнулся от неё, может, и правда не стоило, но Бродяга был просто создан для объятий, его хотелось обвивать руками, защищая от всего мира. Тесей вспомнил, как давно, очень давно, в его объятьях сидел Бард, шептал что-то на ухо, и потом у них была чудесная ночь, и потом ещё одна ночь, и как им было хорошо вместе. Он вздохнул и хотел было погладить Бродягу по волосам, но вовремя сдержался. Нет. Так нельзя. Нельзя гладить по спине и голове, нельзя прижиматься губами к шее, нельзя её мокро целовать и вылизывать ложбинку на шее, нельзя задирать футболку и нельзя опрокидывать в подушки, стаскивая штаны и шепча разные интимные вещи. Ничего нельзя. Тесей сидел, не шевелясь, стараясь даже не дышать, но Бродяга вдруг отпрянул, отпихнул его и, заматываясь в одеяло, словно в панцирь, зло бросил: — Ах ты, мерзкий извращенец, всё с тобой ясно. Тесей сначала растерялся, не понимая, чем заслужил такое, но вспомнив, как прижимался Бродяга, хватался за его рубашку, как утыкался в его грудь, вскинул брови, а потом начал хохотать в голос. Так вот оно как. Хорошенький подарок судьбы. Да как же это он пропустил намёк Барда, ведь тот же что-то такое говорил. — Ох, малыш, — еле выговорил он, трясясь от смеха, — так вот в чём дело. Тебя самого тянет к «мерзким извращенцам». Ты ведь это понимаешь? Бродяга сидел и злился, но — удивительно дело — не сказал ему ни одного колкого слова в ответ. Тесей перестал хохотать и с новым интересом посмотрел на него. Они действительно могут уйти вместе, вместе во всех смыслах. — Так ты пойдёшь со мной? Бродяга злился и кусал губы, наверное, в данный момент он мечтал провалиться под землю от стыда, Тесей уже начал подумывать, не дать ли ему время привыкнуть к этой мысли, но Бродяга шмыгнул носом и сказал: — Да, — а спустя минуту добавил. — Расскажи мне длинную историю. Почему ты меня не выкинул отсюда? Только потому, что… — Потому что то, что сделал ты, — следствие наших ошибок. Тесей рассказал обо всём: о том, что правильных решений не было, о том, что они с Бардом оба положили жизни на то, чтобы сделать людей счастливее, о том, что Бард любил, когда его обнимали, но всегда возвращал каждое объятье стократно, не уступая и возвращая все долги, а это — внезапно — ранило, точный расчёт в чувствах. Наверное, истории следовало разделить, но для Тесея они были едины, это была та самая длинная история Полиса и его основателей. Бродяга делал вид, что не слушает, сидел то жмурясь, то глядя куда-то в сторону, но не выдерживал и переспрашивал. — Он просто оставил всё, благополучную жизнь — и ушёл? — Нет. Мы договорились, что жизни Изгоев и жителей Полиса будут хоть и разными, но никто не должен страдать и жить впроголодь. Были построены дома, фермы для разведения животных. Но, увы. Жизнь за Куполом слишком сурова. — Но почему вы потом не помогли? Ты знаешь, сколько нас погибло? — Знаю. — Тесею всегда было тяжело говорить об этом. — Да. Я знаю. Но пойми, это не просто желание: «Не буду для вас ничего делать». Это — ответственность. Я был в ответе за всех этих людей так же, как и Бард — за своих людей. Тогда ресурсы были ограничены, делясь с вами — я обделял своих людей. Это не очень хороший размен, смерть или на одной, или на другой стороне. — Ах вот как, — Бродяга снова злился, — ну хорошо, а что потом вам помешало помочь нам? — То есть ты бы согласился принять помощь от Полиса и не стал бы гордо кричать про подачки? — Я … Бродяга нахохлился, поджал губы, было видно, что это его задело и что он именно так бы и стал отвечать. — К этому мы и пришли. Мы вместе пришли. Полис пытался помогать, но Изгои стали отказываться от помощи, считая её подачкой. — Но тогда, чуть раньше, вы могли бы помочь нам, тогда бы… Тесей положил руку на колючее плечо. — Да, тогда бы твоя мать не умерла. Но умер бы кто-то ещё, в Полисе. Понимаешь? Это тяжёлый выбор. Тесею нравилось, что Бродяга злится, а он слушал и злился, перебивал, предлагал варианты «нужно было сделать так, вы — дураки». Тесей умилялся его молодости, но не смеялся, а лишь качал головой и объяснял, что каждое решение, принятое тогда, либо наносило кому-то вред сразу же, либо аукалось через года, десятилетия. — Прости, но то, что случилось, — наша вина, моя, Барда, да и много кого ещё. Но по-другому быть не могло. То, что было тогда, проявилось для всех — и нас в том числе, сегодня. Нет, ты не думай о себе слишком хорошо, что ты главная причина всего. События могли бы развиваться и по другому пути, случилось бы что-то другое, спусковой механизм был бы иным, но результат — скорее всего, тот же. Здесь… Здесь ничего нельзя поделать. Кажется, это закон развития общества. Любого. Бродяга злился, он был молод, он был уверен, что безвыходных ситуаций не бывает, просто все были неправы. Тесей не удержался, потрепал его по голове, взлохмачивая волосы. — Иди ты, — дёрнулся Бродяга. — Вот, блин. А можно где-нибудь тут помыться? Надоели твои байки. Тесей пальцем надавил на точку между бровями и помассировал её. Когда-то давно Бард сказал ему, что это полезно и снимает головную боль. Бродяга был его головной болью, его хотелось то жалеть, то влепить хорошего леща. Вслух, конечно, он сказал совершенно другое. — Ты же еле на ногах держишься. Тебе только лежать. Хорошо-хорошо, не злись. Тут есть душ. Он показал Бродяге нужную дверь, показал гигиенические наборы, о которых также позаботился Брут: мыло, полотенце, бритвенные принадлежности. Ничего лишнего. Брут был таким рациональным и трезвомыслящим, что сейчас Тесей подумал о нём не с благодарностью, а скорее, с лёгкой неприязнью. — Надеюсь, обратно ты дойдёшь, а не доползёшь. Вот ещё что. Гипс на руке. Нужно его чем-то замотать, закрыть. Что ж, надеюсь, тебя струями воды не собьёт. Понятное дело, что обратно Бродяга почти дополз. Он вообще явился почти через час, слабый, как новорожденный щенок, держась за стену. Тесей подозревал, что в душе бедняга отлёживался на полу, но снова вслух сказал другое. — Как ты ловко побрился левой рукой. Лицо почти не кровоточит. У Бродяги не было сил даже на привычное: «Ой, да иди ты», — он рухнул на одеяло и замер, неловко прижимая загипсованную руку. Тесей пожал плечами — обычное «я же говорил» тут даже было лишним — и посмотрел, что есть полезного в аптечке. Перекись, стяжки для ранок. То, что нужно. — Будь добр, потерпи немного, я обработаю порезы. Бродяга открыл глаза, зыркнул и привстал, потом сел, опираясь на подушку. Три пореза — дёшево отделался. Два на подбородке, один на левой щеке. Бродяга моргал глазами, но не жмурился, стоически терпел пока чуть щипало ранки от обработки перекисью. Тесей воспользовался ситуацией, провёл пальцем по скуле, закружил им по щеке, спустился к подбородку. Бродяга не возражал, более того, затаил дыхание, ожидая продолжения. — Всё. Не больно? Бродяга снова захлопал глазами, на этот раз удивлённо, словно не веря и спрашивая: «Как всё?» — Так, говоришь, кто из нас извращенец? — не удержавшись, спросил Тесей. — Иди ты. — Кажется, мы хорошо понимаем друг друга. — Да не то слово, — буркнул Бродяга, — не то слово. Тесей отошёл, буквально на минуту отвернулся, но когда посмотрел на Бродягу, увидел, что тот снова спит. Сон, еда, отдых. Мальчику это нужно. Тесей не отдавал себе отчёта, что он спит. Сон был реален, слишком реален, даже во сне у Бродяги была загипсована рука, она была отведена в сторону, чтобы не мешала. Бродяга лежал обнажённый, бесстыдно раскинувшийся, как всегда провоцируя. Тесей смотрел, как его рука скользит по члену, оттягивая кожу и демонстрируя блестящую яркую головку. Он точно знал, что сейчас сделает: склонится и возьмёт в рот его член, собьёт спесь с самоуверенного мальчишки, сделает так, что он будет стонать, откидывая голову на подушку. Бродяга, угадывая его мысли, притянул член к животу и теперь медленно поглаживал его, словно говорил: «Ну что же ты? Мне и без тебя хорошо, имей в виду». То, что это сон, Тесей начал понимать, когда обнаружил, что Бродяга под ним бьётся, тяжело дышит, принимая его на спине, забросив ноги ему на плечи. Слишком внезапно пришёл этот момент, и тогда Тесею пришла в голову мысль, что это всего лишь сон, но Бродяга стонал под ним, царапал его бедро здоровой рукой, задыхаясь, пытался что-то сказать, и он не стал задерживаться на этой мысли, всё было реально. Проснулся Тесей внезапно, задыхаясь от нежности и желания, конечно же, со стояком. Какое-то время он лежал, прислушиваясь к дыханию Бродяги, потом медленно встал с влажных от пота простыней и, пошатываясь, побрёл в душ, мысленно говоря себе: «Стар ты уже для таких шуток, стар». Ему не удалось придержать дверь, она выскользнула из дрожащих рук и громко хлопнула. Бродяга вздрогнул во сне, прерывисто застонал и проснулся. — Эй? — неуверенно бросил он в полумрак, света от мониторов ему было мало, он почти не видел, на месте ли Тесей, спит ли на своей раскладной кровати. — Дурацкие глаза, я всё так же хреново вижу. Эй! Ответом ему была тишина, и он сообразил, что Тесей действительно вышел и это ему не показалось. Он немного полежал, глядя в темноту над собой, потом решительно запустил руку под одеяло. Снилось ему совершенно потрясающе отвратительное, как Тесей шепчет ему на ухо неприличные вещи, щекочет своими длинными волосами его голые плечи и грудь, а потом проводит ладонью по груди, задевает сосок и, когда Бродяга вздрагивает, снова шепчет: «Нравится?» — и касается соска губами. Так как Бродяга прекрасно знал, что это сон, то позволил себе ни о чём не думать и довериться воображаемому Тесею, хотя он бы и настоящему доверился, просто всё было как-то неловко. А это — это же сон. Сон, в котором Тесей проводит рукой по его спине и чуть сжимает ягодицу. Увы, дальше Бродяга проснулся и, не обнаружив Тесея, но ощущая приятную тяжесть в паху, сдался и решил вопрос простым способом. Когда Тесей, вернулся из душа, подсмеиваясь над собой, в темноте Бродяга озадачил его сухим вопросом: — Дрочить ходил? Он замер от неожиданности, но тут же взял себя в руки. — А ты что предлагаешь? Бродяга вздохнул, а потом неуверенно сказал: — Иди ко мне. Тесей шагнул к его постели, на секунду задумался, откинул одеяло и лёг рядом, машинально отметив, что Бродяге лучше бы не ехидничать, потому как занимался он ровно тем же, что и он сам в душе. Бродяга завозился, устраиваясь поудобнее и болезненно ткнул в Тесея гипсом. — Потише. Я всё-таки дед и всё такое, старый и хрупкий. — Да уж хрен. Хрупкий. Таскал меня на руках. Тесей выждал, когда Бродяга наконец-то догадается положить руку себе на грудь, и сам устроился удобнее, прижался к его боку. В полумраке ему было прекрасно видно лицо Бродяги: тот выглядел каким-то умиротворённым, спокойным, без вечной злости. — Ты ведь возьмёшь меня с собой? — внезапно спросил Бродяга. — Мы должны уйти. Мне вообще пофиг. Если ты меня с собой возьмёшь — это будет круто. Тесей погладил его по сломанной руке и шепнул: — Возьму. Спи. Когда включился сигнал вызова, Тесей, спавший с краю и беспокоившийся сквозь сон, что может задеть больную руку Бродяги, вздрогнул и упал с дивана. Соображая на ходу, что это Бард, он ужаснулся, но тут же одёрнул себя: пусть думает, что хочет. Его походная кровать была разложена, стояла в углу, к тому же, да ничего предосудительного тут не было. — А, привет. Что, не надумал выбираться из своей норы? Бард выглядел очень усталым, но старался держаться и изображать бодрость. Тесей не ответил. Что тут было отвечать.