TwichHub

      У Ильи, наверное, чёртов фетиш, названия которому он не знает. Но иначе это не объяснить. Не объяснить, почему его клинит, стоит только увидеть кого-то значительно больше себя. При виде Дрейка его обдаёт жаром: лицо покрывается яркими пятнами, а желание протянуть к нему руки, обнять за шею, удерживаясь на одних лишь мысках, почувствовать, как длинные узловатые пальцы сминают его задницу, притягивают к себе ближе, вплотную…       При виде Дани у него кровь стынет в жилах. Он огромный. Высокий, широкий в плечах и грудной клетке. Совсем не сложно представить, как он будет цепляться за эти плечи, пока их обладатель будет наваливаться на него всем весом, плотно вдавливая в постель и загоняя член глубже в растянутую дырку по самые яйца. Представить это легче, чем может показаться на первый взгляд.       И Илья представляет, пока стонет на высокой ноте, жмурит до боли глаза и вставляет в себя пальцы до побелевших от напряжения костяшек. Бёдра сводит сладкой судорогой, и Коряков сдвигает плотно ноги, зажимает меж ляжек истекающий смазкой член, пульсация от которого доходит до барабанных перепонок мерным гулом, будто за окном марширует рота солдат.       Фантазия порочная, грязная, до безумия влажная. Илья чувствует это, когда вытягивает из себя пальцы, поджимает искусанные красные губы, потерявшем чёткий контур, и выдыхает от того, как тёплая, согретая нутром смазка течет вязко из задницы, оставляя на простыни мокрое пятно, холодящее кожу. Дыхание сбитое, вырывается из грудной клетки со свистящим шумом, который Илья пережить пытается. Иначе это никак и не назовёшь.       Судорога отпускает медленно, мышцы постепенно обмякают на постели, и взгляд бестолково устремляется в потолок. Илья видел его уже сотни раз, знает наизусть, где по белой поверхности разбросано несколько желтоватых пятен, история возникновения ему неизвестна. Они здесь с момента его заселения, но хозяйка квартиры каждый раз смотрела на него с таким неодобрением и сдержанно поджимала тонкую нитку плешиво накрашенных губ, будто это Коряков лично пятнал её потолок. Он женщине не нравился, а его самого это не сильно и интересовало. Куда больше его терзало то, что раз за разом он свои маленькие хотелки удовлетворяет в горделивом одиночестве, хотя мог бы стелиться под кем-то большим и тяжёлым, широко раздвигая ноги в стороны. Эти кто-то были очень конкретными в его фантазиях, пусть они и были бесплодными.       — Сука, — ругается он задушенный и презрительно морщится. Презрение по отношению к самому себе накатывает неприятной тягучей волной, и Илья утирает склизкие от смазки пальцы о простынь, мажет влажной от его собственного пота тканью по животу и ногам, скрывая следы своего похабного развлечения. Голова безвольно качается в сторону, к шкафу с огромным зеркалом, в котором теперь слишком отчётливо можно рассмотреть отражение с шальным, но поникшим взглядом, налитые румянцем скулы с россыпью родинок и стекающие капли пота. — Почему именно я?       Вопрос остаётся без ответа, поэтому Коряков нехотя принимает сидячее положение, тут же чувствуя, как к заднице неприятно липнет простынь. Буквально всё ему кричит сейчас о том, что он конченый неудачник, которому суждено дрочить на светлые образы Коломийца и Кашина до конца своих дней, ведь те никогда и ни за что не согласятся на такую сомнительную авантюру, как «трахнуть Илью без каких-либо обязательств». Он был бы рад и этому, но сейчас может лишь молча стаскивать с кровати постельное бельё, сбрасывая его в кучу, которую потом запихивает в стиральную машинку и, усевшись на унитаз, бессмысленно пялится во вращающийся барабан.