Папочка

Ганнибал Mads Mikkelsen Hugh Dancy
Слэш
В процессе
NC-17
Папочка
автор
Описание
Yeah, do you think Hannibal is kinky? // Хью едва не задохнулся, когда пропустил обжигающий дым в судорожно спазмирующиеся легкие. И примерно так же можно сказать и о его отношении к Мадсу. Сначала осторожно, но непонятно, а потом - во все легкие - и пристраститься.
Примечания
https://t.me/+nVrWD5Eio4tiNzBi ТГК) Дамы и господа, все понимаю. Тоже не люблю шипперить реальных людей и никогда таким особо не страдала. Но эти двое разрушили мой покой, так что вот - Мадэнси и Ганнигрэм к вашим услугам. Ганнибал - сериал, который разделяет жизнь на "до и после". Немного до - о взаимоотношениях Мадэнси раньше, немного "сейчас" - о съемках Ганнибала. Немного после - о жизни вне сериала.
Посвящение
Всем, у кого так же разбивается сердце в конце третьего сезона.
Содержание Вперед

I think it's a platonic love*

      Хью так и не сказал Мадсу то, что намеревался. Пытался несколько раз, собирался с мыслями — и не смог. Слова не шли, он едва мог выдавить из себя пару звуков. Казалось, само тело его отказывалось. То внезапно начинала болеть голова, то резко тошнило. Хью решил, что устал от постоянных съемок. Постарался меньше пить и больше спать. Таблетки аспирина стали его верными спутниками, а свет софтбоксов казался оглушающим.       Хью часто раздражался просто так, особенно когда к Мадсу подходила Каролин. То, как она улыбалась ему, касалась — выводило Дэнси из себя. Всеми своими невербальными сигналами она показывала свое расположение к коллеге. Видимо, уже представляла свое расположение под его телом, зло огрызался Хью про себя. И какого черта она к нему лезла — у него ведь семья.       Да, черт побери, у него семья. Так же, как и у Хью — только вот этот факт Дэнси вечно упускал из виду. Клэр стала звонить чаще, и от постоянных разговоров голова стала болеть сильнее. Обеспокоенная жена посоветовала сходить к врачу на выходных, и Хью едва сдержался, чтобы не ответить ей грубо. Он и так знал, что ему делать. Было бы время в его плотном графике. Они как раз собирались снимать серию мид-сезона, впереди опять замаячил страх того, что скоро им придется расстаться с Мадсом и вновь делать вид, что ничего этого не было.       После выхода трейлера, критики и рецензенты обрушились на них. Обещали довольно низкий для канала рейтинги, пусть у шоу и сразу собралась невероятно мощная фанбаза. В твиттере и тамблере все чаще мелькали рисунки их с Мадсом. От хороших до невероятно детализированных. Некоторые даже чересчур откровенные. Выходили огромные статьи по поводу напряжения между Ганнибалом и Уиллом — почти что детальные разборы каждой сцены первого эпизода. Кто куда посмотрел, как и что произнес. Даже забавный коллаж, как Мадс в нескольких кадрах пялится на него и облизывается. С выходом пилота на канал, телефон Хью беспрестанно разрывался от звонков и предложений. Встревоженная критическими статьями Клэр постоянно писала и звонила.       А Хью просто хотел отсыпаться. Много часов подряд, может, даже весь день. Просто пролежать в кровати, заказать в номер пиццу и пиво — отдохнуть телом и душой. Еще и Мадс постоянно маячил где-то рядом. Приходил на его съемки даже в свои выходные, таскал ему кофе с перцем — Хью внезапно пристрастился к острым напиткам. В общем, ухаживал за развалившимся от усталости другом. Сам Мадс выглядел потрясающе сильным. У него в руках горело любое дело — сделать трюк с картошкой, пожонглировать заточенными ножами, зависать в зале часами. Мать твою, было ли хоть что-то, чего Миккельсен не умел?       К вечеру выходного Хью понял, что все симптомы его отвратительного настроения сводятся к обычной повышенной температуре. Видимо, он действительно замерз на очередных ночных съемках. Тело реально горело, вот он и капризничал, кусок не лез в горло. А к ночи из носа потекло так сильно, что пришлось тщетно искать какой-нибудь спрей, чтобы просто дышать. Тогда же он отправил короткую смс Брайану, что завтра, вероятно, опоздает из-за температуры. Фуллер ответил мгновенно, чтобы Хью лежал и не геройствовал — им есть что снимать, пусть лечится. Со спокойной душой Дэнси провалился в тревожный мокрый сон.       Проснулся он почти как Уилл — глубокой ночью, дрожа и весь в поту от лихорадки. Накрепко закрытые окна не пропускали ни глотка свежего воздуха. Хью потянулся встать, но тело отказалось. Он не ел и почти не пил весь этот день. Была бы здесь Клэр. Но звонить он ей не будет — в Нью-Йорке ночь, да и не хочется беспокоить ее простой простудой. И вдруг Хью понял, почему проснулся. В его дверь настойчиво стучали. Пусть стучат — Дэнси обессиленно опустился на мокрую простынь и закрыл глаза. Его нещадно клонило в сон.       Во сне его ласкового гладили холодным по лбу и телу, его качали, будто младенца. Так приятно, что Хью потянулся за ощущением прохлады, пришлось открыть глаза. Он оказался полностью раздет и укрыт тонкой простынкой. В раскрытые окна дул ветер, прогоняя застоявшийся дух болезни.       — Спи, min elskede, спи, — его окутали сильные руки и ласковый голос у самого уха. Сильно пахло спиртом — может, он пил? К губам приставили чашку, Хью осушил ее в несколько торопливых глотков, смачивая пересохшее горло.       — Еще?       Дэнси кивнул, жадно приложился к полной кружке. Вновь по телу заскользила прохлада, руки успокаивающе забрались в кудри, поглаживая и лаская. Хриплый прокуренный голос что-то тихо заговорил на незнакомом языке. Так успокаивающе, так мягко.       Солнце грубо пихнуло Хью в глаза, вырывая его из сновидений. Что-то большое тут же закрыло его лицо от света.       — Как ты себя чувствуешь? — Мадс прижался губами ко лбу, проверяя температуру. Видимо, результат его устроил. Да и Хью чувствовал себя гораздо лучше, только мокрое белье под ним неприятно липло к телу. — Я набрал тебе ванну.       Хью улыбнулся, еще слабый от недавнего жара, ломило каждую мышцу. Попытался встать на ноги, но вместо этого взлетел. Мадс поднял его как пушинку, прижал к груди. Хью казался себе вонючим скользким слизняком, но послушно обвил его шею руками, ткнулся губами в щетину щеки, слегка потерся об нее. Сонливость всегда пробуждала в Дэнси какое-то животное желание. Да и момент вполне подходящий — он обнаженный у Мадса на руках, а тот, как самый настоящий альфа-самец тащит его в ванную. Безусловно, такая демонстрация силы его возбудила. Хью почувствовал себя тем мальчишкой, который впервые встретил Мадса и пропал в нем с головой. Еще противно кружащаяся голова не давала думать ясно. Все мысли о том, чтобы оттолкнуть Миккельсена окончательно, абсолютно развеялись.       — Хьюстон, веди себя прилично, — Миккельсен скосил глаза на выдающее его с потрохами возбуждение.       — А то ты меня накажешь? — Хью беззаботно хихикнул, расслабляясь в этих руках. Жаль, что скоро его отпустят — они уже вошли в двери ванной комнаты. Нестерпимо захотелось продлить это чувство. Голова все еще трещала от боли, перед глазами расплылись круги. — Может, отшлепаешь? Или поставишь на колени? Я бы хотел и того, и того.       — Мать твою, Хьюстон, — Мадс угрожающе зарычал, замирая на пороге от этого чересчур пошлого и неожиданного предложения. Ноздри его красиво раздулись от глубокого дыхания, зрачки потемнели до черноты. Хью не видел, но знал, что Мадс тоже возбужден, и едва держится, чтобы не прижать его к стене и тут же трахнуть. После этой тягучей фантазии и ему захотелось этого до невозможности.       — Или ты хочешь связать меня? — Хью обхватил мочку уха губами, пососал на пробу, едва слышно, но чувственно простонал. Горделиво взглянул на то, как спешно сдвинулось адамово яблоко от сглатываемой слюны. — Заставишь попробовать себя на вкус?       Он и правда высунул язык, оставляя мокрую от слюны дорожку на шее. Собрал невидимые капли парфюма, чуть куснул. Казалось, еще секунда — и Мадс не выдержит. Голодный взгляд его блуждал по телу, ласкал, едва не облизывал. Дэнси почти заскулил от этой волны жара и похоти.       — Хью, ты очень плохой мальчик, — сорвавшийся на стон шепот в самое ухо, — я обязательно накажу тебя за такие выходки. Когда ты выздоровеешь, не раньше.       Дэнси все же уложили в ванну. Теплая вода приятно обняла расслабленное тело. И Хью, сначала прикрывший глаза от удовольствия, наконец их открыл. Возбужденный член Мадса явно очерчивался под тонкой тканью серых спортивных брюк. И Хью внезапно понял, что он погорячился, умоляя о том, чего вряд ли выдержал бы. Очень. Крупно. Погорячился. Мадс поймал его взгляд, самодовольно ухмыльнулся, выставляя клыки:       — Отмокай, мой нетерпеливый и жадный мальчик, — и просто удалился, оставив разморенного Хью с болезненным напряжением между ног и буйно разыгравшейся фантазией.       За это время Мадс успел сменить насквозь промокшее постельное белье, приготовить приемлемый завтрак. Даже откуда-то достал свежевыжатый апельсиновый сок. Хью до сих пор бродил сознанием далеко, пошло шутил, пока Миккельсен обтирал его горячее тело и одевал в свежие домашние штаны. Дэнси даже умудрился зафиксироваться на все время ускользающей мысли: после таких шуток Мадсу придется очень долго и очень упорно наказывать его. Но это нисколько не пугало, только будоражило. Что бы такого сделать, чтобы весь этот железный самоконтроль наконец слетел с него?       Оказалось, что у Хью опять поднялась температура. Мадс, кормивший его почти что с ложки, спешно уложил горячее тело в кровать и собрался в аптеку.       — Не забудь смазку, — хихикнул Хью. Ему показалось это смешным. Мадс с его сильными руками, развязный Хью, аптека. Ну один к одному — Дэнси был даже готов.       Миккельсен бросил на него последний встревоженный взгляд и торопливо вышел. А Дэнси растекся по кровати, закрыл глаза, мысленно высчитывая мучительно тянущиеся секунды. Ему не нужны были лекарства, хотелось только заснуть возле Мадса, чтобы тот охранял его сон. Спать нельзя, Миккельсена же еще надо впустить в номер. Стоп, а как он вообще зашел к нему? Хью подумает об этом позже, только горящие глаза прикроет на минутку, а потом будет думать с удвоенной силой.       Всунутые Мадсом антибиотики помогли: уже на следующее утро Хью был полон сил и энтузиазма. Два дня простоя в работе — он хотел немедля нестись на съемки. Жизненная энергия кипела в нем как никогда раньше, срочно требовала выхода. Мадс эти два дня спал мало и урывками, постоянно обтирая его спиртом, насильно кормил и пичкал таблетками. И даже это не отразилось на его самочувствии — он был бодр и весел, будто провел эти выходные в отличной компании крепкого здорового сна.       Фуллер придирчиво осмотрел Хью, даже градусник сунул в рот, пока тот отпирался. Все оказалось отлично, Дэнси мог сейчас станцевать канкан и даже не вспотеть. Начали они с бюро — Лоуренс и Эттьен улыбнулись как всегда приветливо, Скотт состроил очень потешную сострадательную мину, чем тут же вызвал всеобщий смех. Весь день Хью мотался по площадкам и локациям: вот он в бюро, а вот в больнице для неуравновешенных преступников, а вот разговаривает с Эбигейл. К вечеру они наконец встретились с Мадсом. Того тоже изрядно потрепали многочасовые статичные дубли в кресле психотерапевта, тело его срочно требовало движения. И в короткой пятиминутке он-таки немного станцевал на радость гримерам и операторам. Двигался он элегантно и искусно — красивый сукин сын.       Сцена подготовлена*, Хью уселся за длинный стол в кабинете Уилла. Попросил несколько раз включить кондиционер или вентилятор, но, видимо, они не справлялись с потоками горячего воздуха. Дэнси быстро оттер капли пота со лба и закрыл глаза.       Уилл откликается на голос, выныривает из грез. Тело неожиданно легкое и непослушное. Сонное, будто от лихорадки. Так легко сейчас видеть Ганнибала, его уверенность и искренность. Странную заботу — он и правда проехал целый час, чтобы убедиться, что с ним все в порядке?       В своем кабинете Уилл чувствует себя уверенным. На своей территории — он первым встает, делает шаг навстречу, напрочь отбросив всю осторожность. Первым врывается в личное пространство доктора, так, как сам Лектер вторгается. Движения выходят не просто аккуратные — он будто подступается к новой открывшейся ему грани. Что бы Ганнибал ни скрывал, только с ним Уилл не чувствует себя одной из хрупких чашек или загнанным собственным разумом зверьком. Он теперь действительно мангуст, нашедший свою жертву.       На сеансах в кабинете Лектера они могут танцевать этот странный перешаг весь час беседы: Ганнибал настигает, Уилл убегает на приемлемое для себя расстояние. И с каждым разом их поля все смещаются и сжимаются — до точки соприкосновения. Сегодня Грэм ведет их танго на двоих — доктор Лектер мастерски скрывает удивление и интерес, хоть тело его и недвусмысленно покачивается в сторону. Неужели он хочет отойти? Ганнибал и правда слегка отстраняется, подходит к столу с распечатками.       — Эти убийства — награда за человеческую жестокость?       Уилл в точности копирует прямую осанку, уверенность в чрезмерно плавных движениях. И Лектер принимает новые правила, позволяет Грэму приблизиться так, как хочется ему сейчас. Что это — эмпатия их общей привязанности — заставляет Уилла бесстыдно разглядывать сомкнутые губы, пока руки доктора перебирают фотографии на столе. Они стоят рядом, едва не касаясь друг друга, запах Лектера странный — хвойный, похож на размоченный летним дождем чернозем.       — Это не жестокость. Это унижение. Публичное.       Уилл подходит слишком близко, касаясь бедром чужого бедра, ненужный разговор о смертях. Это не важно — важно то, что сонный Грэм слишком сильно проник в голову Лектера, а вместе с ним вобрал в себя все желание и жаркий голод. Аппетит. Он готов смести распечатки со стола и ткнуть Ганнибала лицом в твердую поверхность, заломить руки, взять его грубо и жестко. Уилл уверен — ему это позволят. Призывно ноет возбуждение, в животе словно бабочки расправляют крылья в полете.       — А органы он забирает, потому что считает, что они их не заслуживают? — Ганнибал оборачивается, словно пытается встретиться с опасностью лицом к лицу, осторожно отталкивает прижавшееся бедро. Пальцы легонько проходятся по натянутой ширинке. Все, что видит Уилл — себя, словно разбитого в мириады осколков, соединенных воедино кем-то. Они одинаковые, они думают одинаково. Грэм смотрит на чужие губы долго, не в состоянии оторваться. Лектер — его змея, а он мангуст.       — Хью, у тебя жар, — Ганнибал кладет ладонь на его лоб. Холодную, об нее хочется потереться. И укусить. Распробовать вкус крови — того, что внутри. Глаза доктора теплеют до невероятной нежности, и Грэм погружается в этот янтарный блеск с головой. Резко смахивает со стола распечатанные фотографии, толкает чужое тело навстречу грубой поверхности.       Дэнси пришел в себя от болезненно сковавшего возбуждения, как только ударился коленом о столешницу. Мадс, потирая ушибленный копчик, смотрит на него со странным выражением на лице. По телу пробежал холодок, пот противно залил глаза. Съемочная группа застыла на местах, странно переглядываясь. Брайан шикнул на них, чтобы немедля пошли работать. Хью чересчур жарко в собственной шкуре — быть Уиллом приятнее.       Он тотчас рассыпается в извинениях, пытаясь выровнять дыхание. Он и правда так сильно врезался в Уилла, что на некоторое мгновение стал полностью понимать его мысли и эмоции? Жар захлестнул щеки, когда Хью понял, что все это явно не осталось незамеченным Мадсом. Миккельсен облокотился на стол, все еще прижимая ладонь к горячему лбу. Тревожно заглянул в раскрытый зрачок голубых глаз.       — Хью, — тихо, как можно тише, чтобы никто их не услышал, — не падай в Уилла так глубоко. Не переплетайся с ним.       — Сам-то! Просто температура поднялась опять, — зло бросил Хью, отшатываясь от изучающих глаз. Он до конца не понял, на что конкретно злился: на Мадса, Уилла или на себя. Разве только это не остаточная эмоция Грэма от того, что их прервали. Ведь выполнить задуманное хотелось до жжения где-то в мозгу.       — Пойдем на воздух, — потянул Мадс за руку, бросил что-то обеспокоенному Брайану.              Они вышли на улицу, осенняя прохлада забралась под куртку, сигарета в пальцах приятно перекатилась, когда Мадс помог Хью зажечь ее. Воздух, кажется, окончательно привел Дэнси в чувство, и тот немедленно опустил глаза в пол. Шутить или что-то говорить не хотелось. Мадс молча курил рядом — слишком далеко, будто выдерживал дистанцию. Черт, неужели он напугал его в сцене? Он же просто актер. Хороший актер, который хорошо понимает своего персонажа.       — Можешь ничего не отвечать, — Мадс закурил вторую, протянул Хью еще одну. — Просто выслушай совет. Не понадобится — выбрось его из головы. Ты играешь блестяще любую свою роль, ты проживаешь ее в своей коже, в своих мыслях. И это прекрасно, это значит, что ты профессионал. Но мое беспокойство касается только Уилла Грэма. Это не самый ментально стабильный человек, которым стоит дышать. Ставь форты между ним и собой, сохраняй свое прекрасное я.       — Не разговаривай со мной так, как будто я и сам психически нездоровый, — резко, резче, чем хотел. Хью сразу же пожалел, но Мадс выглядел абсолютно спокойно. Рука его легла на обтянутое рубашкой плечо, пальцы сжали натянутую мышцу до шипения.       — Хью, — начал Мадс, поднял на него янтарные глаза с широким зрачком.       — У меня просто температура!       — Дружочки, вот вы где! — Фуллер появился в дверях. Обеспокоенный, но довольный. — Хью, это фантастика! Это сексуальное напряжение в кадре можно просто ножом резать. Оставляем дубль. Твоя импровизация была так в точку, ищи и дальше нестандартные подходы в отношениях Уилла и Ганнибала.       — Брайан, Хью плохо себя чувствует, — Мадс привлек внимание, но Дэнси мгновенно перебил его, не отрывая глаз от медовой бездны. Он сам разберется и с Уиллом, и с собой, и с чувствами.       — Мадс отвезет меня в номер. Давай доснимем эпизод завтра? — Брайан активно закивал и тут же рассыпался в извинениях и наставлениях, какие препараты помогали ему быстро встать на ноги.       Хью отсалютовал так и незажженой сигаретой спешно удаляющемуся Фуллеру. Остановился, дожидаясь, пока докурит Мадс. Выглядел он странно задумчивым, как бывало лишь после многочасовых интервью и конференций. Будто устал от всего этого дерьма и хотел просто лечь и лежать. Хью перехватил его руку, поместил себе на плечо.       — Сожми еще раз, — попросил Дэнси.       — Если тебе нужен массаж, то просто попроси, — пришел в себя Мадс, улыбаясь.       — Мне нужен не массаж, — Хью не договорил. Не смог, дрогнул голос. Но его поняли и без слов.       Миккельсен сжал пальцы со всей силой, вынуждая Хью прогнуться в спине, но не в попытке отодвинуться, а прислониться ближе. Мышцы заныли от расходящейся боли. Рука дернула рубашку в сторону, открывая нежное место у шеи. Чудом выстоявшие натиск пуговицы сместились вбок. Мгновение — с силой сжались челюсти, вызывая прерывистый стон. Больно-приятно. Горько-сладко.       — Не благодари, — улыбнулся Мадс спустя долгий, в десятки ударов сердца, укус.       — И все равно спасибо, — выдохнул Хью, опуская потяжелевшую голову на чужое плечо. Кожу все еще жгло болью, глаза закрылись сами по себе. Кажется, так действовал всплеск эндорфина. Или серотонина. Или еще какой химической штуки.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.