Шутки о земном притяжении

Элмвудское ебучее кладбище отвратительно. Саске не знает, почему его семья выбрала именно это место для захоронений. Оно отвратительно, и это бесит его еще больше. Оно отвратительно, а они все равно не позволили Итачи найти здесь последний покой. — Все нормально, Саске, — говорил ему Итачи. К этому времени он уже сильно ослаб, кашлял через каждые два слова, и мусорная корзина постоянно наполнялась скомканными салфетками с красными пятнами, хотя Саске опустошал ее с завидной регулярностью. Они часто спорили из-за этого. Саске не понимал, почему Итачи хочет быть похороненным рядом со всеми этими мудаками, но для него это было важно, а для Саске было важно, чтобы у Итачи было все, чего он хочет. Последние несколько месяцев их роли сильно изменились — не поменялись полностью, но стали более размытыми. Иногда Саске замечал, что делает то, что раньше делал только Итачи, — выстраивает их мир и упрощает жизнь, обустраивает все правильным для своего брата. — Нет, не нормально, — настаивал Саске. Итачи вздыхал, сдерживая очередной приступ кашля. Притягивал Саске вниз, к своей груди, и гладил дрожащей рукой по волосам. Это не должно было успокаивать — Саске был не в том настроении, но все равно всегда затихал. — Все нормально, — говорил он. — Кремируй меня. Потом развей в каком-нибудь приятном месте. А потом он, блять, умер. Итачи хотел, чтобы Саске развеял его в приятном месте. Такого он точно не хотел, и если бы Саске был хорошим братом, он бы уважал желания Итачи, но ему нужно это видеть. Он нажрался как свинья перед тем, как прийти сюда, и продолжает заливаться спиртным — кто-то, наверное, сказал бы, что он пьет, чтобы забыться, но, к сожалению, с ним это не работает, и он просто пьет, чтобы напиться до чертиков. Возможно, он отдаст концы. Отвратительный способ умереть. Он очень пьян. Настолько, что три раза обходит все кладбище, прежде чем найти в этой темноте участок его семьи. Он омерзительно претенциозный — броские, безвкусные мраморные надгробия и целая крипта с каменными сводами и крышей в виде маленьких пагод, пиздец. Он просто очень хотел увидеть ту поеботу, которая якобы слишком хороша для Итачи. — Это Итачи слишком хорош для вас, — говорит он каменному сооружению, недоступному для брата. Когда он был маленьким, кладбища очень пугали его. Ни за что в жизни он не пришел бы сюда ночью, но теперь кладбище вызывает только грусть. Ему грустно, и он понимает, как жалко выглядит. Он стискивает в руках почти опустевшую бутылку худшей на земле водки, как последняя пьянь колыхаясь среди могил исторического наследия семьи Учиха, смех да и только. Второй среди лучших, паршивая овца всей семьи, и теперь совершенно один. Он стал первым за неимением остальных. Он сползает вниз по одному из надгробий какого-то давно умершего предка, которого он даже не помнит, штаны пачкаются травой. — Идите нахуй, — говорит он, не зная точно, к кому обращается. К своим давно умершим предкам или к живым родителям. К Итачи — за то, что умер. К себе — за то, что расклеился как последняя размазня. Он поднимает бутылку ко рту и делает еще один глоток. На вкус это пойло как медицинский спирт, оно обжигает саднящее горло как аккумуляторная кислота, но он продолжает пить, потому что это заменяет слезы. Вдруг из-за холма появляется ебучий фонарик и светит Саске прямо в глаза. Он щурится, как придурок, глядя на него. Скорее всего, это пришел охранник, чтобы попросить его уйти, что ж, пусть попытается отодрать Саске от могильного камня двоюродной бабушки Шигеми, если ему очень надо. Саске снова пьет из бутылки. — Саске? Вот же блин. Сухая трава хрустит под ногами, и поверх яркого пятна перед глазами Саске выхватывает взглядом дурацкие светлые волосы. — Перестань светить мне прямо в лицо, идиот. — Прости, — говорит Наруто, но продолжает светить. Он явно ждет чего-то, но Саске плевать. Глаза начинает жечь, раздирать, и он пьет. — Что ты здесь делаешь? — наконец спрашивает Наруто, нарушая тишину. Где-то стрекочут цикады. — Приехал на похороны, — это ложь, но близкая к правде. — А-а. Соболезную, — произносит Наруто. Он шаркает ногой по гнилой, синей траве. Саске всего лишь медленно слепнет, ничего страшного. — Но вообще я имел в виду, что ты делаешь ночью на кладбище? — Сижу на похоронах, — отвечает Саске. — А на что похоже? — Похоже на то, что вечер у тебя не задался, — говорит Наруто с тошнотворной, сердобольной честностью. — Я присяду? — Мне все равно, — отзывается Саске, потому что думать, согласен он или нет, сейчас неподъемная задача. Он вообще не собирался принимать никаких решений этой ночью, так какого хрена? — Убери фонарь от моего лица. — Прости, — говорит Наруто и наконец действительно его убирает, аллилуйя. Наруто садится на траву рядом с ним, опирается спиной на надгробие. Он слишком близко к Саске, их руки почти соприкасаются. Но вместо того, чтобы отодвинуться, Саске пихает Наруто локтем по ребрам. — Сволочь, — откликается Наруто, но произносит это слишком ласково. Саске чуть не давится. Он глотает водку, и она уже не кажется такой отвратительной. Он думает, что его вкусовые рецепторы, наверное, начинают отмирать. Наруто тянется загребущими руками к бутылке, а Саске машинально не отдает ее. — Ладно, — наконец уступает он и разжимает пальцы. Наруто беспардонно делает затяжной глоток и допивает все до дна. Саске только фыркает, качая головой, а Наруто вытирает тыльной стороной ладони рот. Потом он откидывает голову на надгробие и смотрит в небо. Отсюда почти что видно звезды. В теории они где-то там, маленькие призрачные искры, скрытые световым загрязнением города. Кладбище стоит на возвышенности. Здесь темнее, чем где-либо, не считая, конечно, шоссе за городом, но даже здесь недостаточно темно. Небо кружится. Саске закрывает глаза, чтобы остановить его, но ощущение вращения остается. Наруто молчит, что удивляет, но удивляет приятно. Саске не видел его лет десять. Может, что-то в жизни действительно меняется. — Эй, Саске, — зовет Наруто и начинает тормошить Саске за плечо, когда не получает ответ. — Саске. А, может, и нет. * * * Они оказываются в круглосуточной забегаловке.За дешевым стеклом все неуловимо искажается. Снаружи все как будто под водой. Лампы светят слишком ярко. Выжигают глаза Саске после темноты кладбища. Сосуд с пеплом Итачи стоит позади него на стуле, и кажется, что весит тонну. Саске на грани истерики воскрешает в памяти привычный заказ Итачи — чай с лимоном, возможно, овощной салат. Что-нибудь сладкое, если для него есть настроение. Саске так ярко может представить его глаза, глядящие на него с другой стороны стола, — то, как в уголках глаз появляются морщинки улыбки для брата, даже если он сильно устал. То, как его пальцы касаются тыльной стороны ладони Саске. Вспоминать очень больно. Официантка подходит, чтобы принять заказ. Наруто заказывает бургер и картошку фри, а Саске — кофе, черный, складывая нетронутое меню на край стола. Призраки облепили его и сделали раздражительным. — И это все? — Я не хочу есть. — Тебе нужно поесть что-нибудь, — говорит Наруто, всовывая ему в руки меню. Саске возвращает его на место. — Нет, не нужно. — У них действительно вкусные бургеры. — Я сказал, что не хочу есть. Официантка переводит взгляд с одного на другого, наблюдая за странным перетягиванием меню. — Я могу вернуться… — Нет! — их голоса сливаются в пугающий унисон. Саске выхватывает меню из рук Наруто, погнув ламинированный край. — Я буду блины, — говорит он, так и не заглянув внутрь. — Они идут с гарниром, — отзывается официантка, глядя на них настороженно. — Хашбраун, картофель по-домашнему или тосты. — Первое. Она забирает меню и уходит, ничего не записывая. После её ухода за столом воцаряется тишина. В забегаловке почти никого нет. Кроме них только молодая парочка за угловым столиком да за стойкой уставшие дальнобойщики, уткнувшиеся в свой кофе. Висящие на стене часы громко тикают. Наруто смотрит на него, наклонив голову, словно видит что-то новое. — А ты тот еще засранец, да? Саске фыркает. — Я не изменился. — Да нет, изменился. Саске не знает, что на это ответить, и просто барабанит обгрызанными ногтями по краю стола в ожидании еды, которую он не хочет. Наруто любезно благодарит официантку, когда та приходит с тарелками. Он всегда был со всеми любезным — Саске это помнит. Когда-то давно он думал, что это тупо, потом, короткий период времени, он находил это славным, а потом завидовал. Затем они с Итачи оставили этот город далеко позади, и долгое, долгое время он вообще не вспоминал об Узумаки Наруто. Теперь не думать о нем нереально. Саске подпирает рукой голову и слушает болтовню Наруто. Тот по прежнему может говорить за двоих, и его монолог крайне редко требует участия Саске, что вполне его устраивает. Блины больше похожи на кашу, они разрываются вилкой как растерзанная плоть, а хашбрауны холодные в середине. Так бывает или когда заказываешь блины посередине ночи, или когда невежливо общаешься с официанткой. Тем не менее такое чувство полного разочарования вполне подходит последней в жизни еде. И компания соответствующая. Он какое-то время давится блинами, не жуя глотая большие куски, но потом признает поражение и отодвигает от себя тарелку. Кофе, по крайней мере, можно пить. — Что будешь делать дальше? — Наруто наконец задает вопрос, требующий ответа. — Собираюсь спрыгнуть с моста Вашингтона. Наруто кивает так, будто это нормально. — Ты реально очень пьяный. — Сто процентов. — До него ехать целый час. — А что, после полуночи мост закрывается для желающих спрыгнуть? — Нет, просто прикидываю, сколько ехать. Я тебя отвезу. Саске смотрит на него в упор. — Я собираюсь умереть, идиот. Мне все равно, если я попаду в аварию. — Да, — говорит Наруто, макая вялую, замасленную картофелину в остатки кленового сиропа на тарелке Саске, потом в горчицу на своей и отправляя ее в рот. Это почти завораживающе омерзительно. — Но что если ты не умрешь? Что если ты попадешь в аварию, отключишься и очнешься в больнице? — Он резко наклоняется вперед с излишним грохотом и стукается коленями о колени Саске. — Черт, а что если тебя арестуют? Разве это не будет как бы полный облом? — Да, Наруто, это будет охуенный облом. Наруто сидит и ждет, что Саске спросит, к чему он клонит, но дело в том, что Саске вообще, совершенно не хочет этого делать. Но Наруто сидит и смотрит на него, и для Саске это как заноза под кожей, и так было всегда. Что-то действительно никогда не меняется. Саске подвигает урну с Итачи ближе к себе, проводя пальцами по знакомому, холодному металлу, вжимая их так сильно, что узор отпечатывается на коже. В конце концов он сдается. Он всегда сдается Наруто. — Ты не собираешься что-нибудь сделать? Отговорить, сказать, что у меня еще есть ради чего жить? — Не-а, — пожимает плечами Наруто и продолжает есть картошку. — Если ты хочешь умереть, то тебе это нужно, понимаешь? — Ага, — отвечает Саске, не в силах сдержать язвительность в голосе, и думая: «Что не так с этим парнем». — Понимаю. Наруто закидывает в рот последнюю картофелину и отряхивает ладони. — Так что я тебе помогу. Отвезу куда надо. — Это что… типа благое дело, чистишь карму? — Нет, — говорит Наруто и теперь смотрит на Саске со смехом в глазах. — Просто ты мне нравишься. Всегда нравился. Ты мой друг. Саске ничего не говорит. Он не видел Наруто десять лет и снова задается вопросом: что не так с этим парнем? — И моему другу нужна машина, так что давай, пойдем. Саске опускает взгляд на свою тарелку с грустными, полусъеденными блинами и развороченными хашбраунами. Верно, доедать он все равно не собирается. — Да и похер, — произносит он. Выдавить из себя «хорошо» он не в состоянии. Наруто пытается заплатить за еду, и Саске испепеляет его взглядом и швыряет в него наличными, доставая свой бумажник. Деньги ему в любом случае больше не понадобятся, напоминает он, и даже Наруто соглашается с этим. Но он все равно настаивает на том, чтобы оставить пару мятых купюр на столе для официантки, и с этим Саске не собирается спорить. Он неуклюже идет за Наруто к машине, с небольшим удивлением видя, что Наруто ездит на той же развалюхе, что и в старшей школе. — Удивлен, что это все та же малышка? — Не называй свою машину малышкой. Это тупо. — Как скажешь, дружище. Свою машину Саске оставил на парковке у «Danny’s». Интересно, когда ее эвакуируют. Внутри драндулета Наруто пахнет дешевым еловым ароматизатором и жареной картошкой. Наруто бросает оранжевую толстовку на заднее сидение, чтобы Саске было, где сесть. Саске садится в машину, размышляя, сколько людей вот так убили. Он ставит урну с Итачи к себе на колени, потому что не доверяет коврику в ногах. Они медленно выезжают с парковки, оставляя позади яркие огни закусочной. Радио молчит, и хруст гравия под колесами машины звучит слишком громко. Саске наклоняется вперед, чтобы включить радио и послушать что-нибудь кроме звуков их дыхания. Он нажимает кнопку, и ничего не происходит. — Приемник сломан, — говорит Наруто, не отрывая глаз от дороги. Его правая рука на руле на два часа, левая — на десять, и Саске задается вопросом, кто учил его водить. Он думает об этом сначала с сарказмом, а потом всерьез. Правда, кто учил его водить? В старшей школе его мало что интересовало. В это время ночи все словно вымерло. По бокам от дороги стоят громадные веймутовые сосны, устремившиеся в небо и выглядящие призрачно из-за загазованности. Мимо проезжает первая за эти полчаса машина, одинокая пара огней на двухполосном шоссе, ослепляющая на мгновение. — Знаешь, моя мама покончила с собой, — говорит Наруто под монотонное гудение дороги. Руки на два и десять. Глаза прикованы к шоссе. — Господи, мы в программе «Пусть говорят»? — Нет, просто подумал об этом. Он не хочет слушать о грустной жизни Наруто и его грустной, мертвой маме. Мысль о том, что у Наруто тоже есть проблемы, и они такие же, как у него, цепляется когтями в черепную коробку. Он слишком пьян для этого. Саске прислоняется лбом к окну и чувствует подступающую тошноту. Стекло отзывается в голове тихим дребезжанием дороги. — Знаешь, ты правда засранец, — произносит Наруто через какое-то время. — Да, я знаю, — его успокаивает прикосновение лба к холодному стеклу, но он отрывается, чтобы не зажмуриться из-за уличного освещения. — Тормозни. — Что? — Останови машину. Наруто мешкает, поэтому Саске тянется к рулю, и Наруто шлепает его по руке, хмуро глядя на него. — Господи, не кипятись. Ладно, ладно, я останавливаюсь. Наруто съезжает на обочину и глушит двигатель. Саске не был на этом шоссе целых десять лет, но все, кто вырос в этих местах, знают его наизусть. Справа от отбойников идет обрыв к Атлантическому океану, холодное погружение на дно. Днем от этого вида захватывает дух, лазурно-голубая вода искрится как драгоценные камни. Ночью здесь только непроглядная чернота. Саске отстегивает ремень безопасности и перелазит через переключатель скоростей. Машина Наруто для такого слишком маленькая. Он чуть не разбивает себе нос собственной коленкой. Он вырос высоким и худым, как-никак почти таким же высоким, как Итачи. Прах его брата покоится на сидении. Наруто не спрашивает, что он делает, просто откидывается к спинке и сдвигает сиденье назад, чтобы освободить место для Саске. Это, конечно, не особо помогает. Он упирается головой в потолок, и ему приходится вытянуть шею, чтобы не вышибить себе мозги. Он заползает к Наруто на колени. Наруто поднимает руки, чтобы поддержать его за бедра, простое движение. Он может настроиться. Может возбудиться. Наруто тянется большой рукой к ширинке Саске и прижимается ладонью. Саске закрывает глаза и выдыхает носом, пытаясь убедить себя, что ему это нравится. Итачи на соседнем кресле, и от мысли, что он смотрит, ему тем или иным образом легче. Почти комфортно. — Я трахался со своим братом, — говорит Саске куда-то в щеку Наруто. Он чувствует жар, исходящий от кожи Наруто. Это все немного чересчур, немного противно. — Ну, да. Все об этом знали. — Все… — его брови сходятся на переносице. — Нет, не знали. — Извини, — говорит Наруто, уголки его губ опускаются в неприятном сострадании и серьезности. — Я думал, ты знал. Саске отсаживается от него так далеко, как позволяет пространство машины, то есть недалеко. Руль впивается в спину. Колени начинают болеть. У него больше не стоит, если вообще поднимался. Как и у Наруто. Это все чудовищная ошибка. — Вы были не особо осторожны. — Замолчи. На удивление он замолкает. Наруто хорошо целуется, Саске приходится скрепя сердце признать это, пусть и все в Наруто не так. На щеках колючая, отвлекающая щетина в отличие от гладкой, белой кожи Итачи. Губы слишком тонкие, но от того, что он делает с языком Саске, посасывая и вылизывая, у Саске закатываются глаза и поджимаются пальцы на ногах. Он прижимается ближе. — Ты когда-нибудь трахался с кем-нибудь кроме него? Саске продолжает целовать его, чтобы отвлечь их обоих. Ему это нравится, и почти удается забыть об отвратительной тошноте в животе. — Какая тебе разница? Руки у Наруто большие и сильные, сжимают его бедра чуть крепче, чем хотелось бы. — Просто хочу знать. Глаза у него такие голубые. В темноте они как тот океан. Саске не может вынести то, как они смотрят на него — с бесконечным сочувствием, надавливая на его самые слабые места, находя брешь в обороне. Он ежится и решительно подается бедрами вперед, прижимая их твердые члены друг к другу. — Нет, — все же отвечает он. — Только с ним. Наруто кивает, но Саске не знает, почему это было важно для него — может, для него это давнишняя фантазия, а может, Наруто просто такой же ненормальный, как и он сам. Он скользит руками по спине Саске, по шее, гладит затылок и тянет за волосы. Саске выворачивает голову назад, и Наруто крепко впивается зубами в открытую плоть. Саске не сдерживает стон. Он резок и полон боли, скорее крик, чем стон удовольствия, но Наруто ничего не говорит, только снова кусает. Саске просовывает руку в штаны Наруто, царапаясь о молнию. Однако это того стоит — Наруто шипит, показывая зубы в кровожадном оскале. Это выглядит страшно в такой полутьме. Саске сжимает слишком сильно, дрочит ему чересчур быстро. Выходит грубо, сухо, и он заслуживает то, что Наруто резко расстегивает его штаны, отрывая пуговицу, улетающую на пол. Наруто кладет на его член руку, теплую, сухую и местами грубую, с мозолями, которых у Итачи никогда не было, и целое мгновение Саске не хватает его брата так сильно, что он не может дышать, чувствуя, что его сейчас вывернет. Другая рука Наруто проскальзывает за заднюю сторону джинс и дразнит отверстие — сухо, везде слишком сухо. Он все равно с поразительным упорством проталкивает внутрь кончик большого, грубого пальца. Это помогает забыться, и Саске насаживается на него сам, чтобы внутри все горело. Итачи сказал бы ему не торопиться, наверное, немного притормозить. Итачи никогда не сделал бы ему больно, но это ведь не Итачи. Это его бывший друг, который везет его к мосту для одного единственного прыжка. Он трахает себя пальцем Наруто, пока не становится больно. Он настолько пьян, что достичь оргазма сложно, он ускользает от него, когда кажется вот-вот наступит, и Саске чуть не начинает выть от отчаяния. Наруто пугающе терпелив — двигает пальцем внутри, ласкает его член и вылизывает чувствительное место на шее. Кончая, Саске прячет лицо в подголовнике машины, содрогается и кусает губы, чтобы не издать ни единого звука. Наруто лениво дотрахивает его и продолжает шевелить пальцем и ласкать тело Саске даже после того, как Саске уже отпустило и он дрочит ему. От его пальцев становится больно, но от чего в последнее время не больно? Наруто распаляется и подгоняет: — Да, да, блять, — коротко стонет, но что хуже всего, произносит: — Саске. Саске поцеловал бы его, чтобы заткнуть, но он больше не может выдержать даже мысль об этом. Наруто наконец со стоном кончает, запястье Саске покрывается вязкой жидкостью, и он паникует. Он не должен чувствовать себя так, словно изменяет, когда Итачи уже мертв. Это просто несправедливо. Его передергивает, когда Наруто вытаскивает палец из задницы, и внезапно от этого всего ему становится противно и плохо. Он не лезет обратно через центральную консоль, а выбирается из машины, захлопывая за собой дверь. У него расстегнуты штаны, член наружу, но ему плевать, все равно никого нет. Он заправляется, застегивает ширинку, не обращая внимания на то, как засыхает вязкая сперма на лобковых волосах. Вытирает руку о штанину и подходит к отбойнику, пытаясь увидеть черную воду. Задница болит. Вода ничем не подсвечивается. Облака над ними слишком плотные, чтобы сияли звезды. Только слышно звук волн где-то внизу, запах соли щекочет нос. Саске всей грудью отчаянно вдыхает внезапный порыв ветра с океана, цепляется за ограду. Он даже не замечал, как жарко было в машине. Он даже не замечал, что задыхался. Ветер обдувает его, ловит волосы и кружит вокруг лица, и он стоит там, пока кожа не стягивается от холода, а глаза жжет от соли. Он ждет, пока не успокоится сердце и он больше не хочет кричать на весь мир, а затем возвращается к машине, дергает на себя дверь и с фырканьем падает в кресло. Наруто сидит, положив руки на руль, у него небольшой беспорядок на голове, и Саске думает, как несправедливо, что он даже так выглядит отлично. Наруто тоже тяжело дышит. В машине все еще чертовски душно, и Саске открывает окно. — Я вообще-то думал, что ты собираешься прыгнуть. — Не будь дураком, — говорит Саске. Наруто проверяет зеркала и выезжает на пустое шоссе. Его правая рука на руле на два часа, левая — на десять. Одна из этих рук только что была в Саске. Оглядываясь назад, это действительно мерзко. — Так почему ты вообще хочешь умереть? — Я не собираюсь об этом говорить. Наруто фыркает. — Я тебя подвожу, а еще мы только что передернули друг другу. — И что, ты решил, что это приглашение к разговору по душам? — Просто хочу лучше узнать тебя. Да и если тебя скоро вообще не станет, то кому ты сделаешь хуже? «Своему сердцу», — думает Саске и тут же называет себя за это слюнтяем. — Я просто не вижу смысла. — Ладно, тогда не рассказывай. — Нет. Я больше не вижу смысла в жизни, — он смотрит на серые, расплывшиеся очертания отбойника, проносящегося за окном. — Ты хотел причину. Получай. В машине какое-то время тихо. — Знаешь, он не всегда нужен. Смысл. И всегда можно выбрать новый. Он даже не должен быть очень важным. Я какое-то время жил ради повторов «Топ Шефа». Ему все равно. Не может быть не все равно. — Ты обещал, что не будешь пытаться отговорить меня, — напоминает Саске. — Я и не пытаюсь. Я тебя подвожу. И мы просто разговариваем. Он не знает, что ему делать с тем, что рассказывает ему Наруто. С его причинами жить и грустной, мертвой мамой. — Жалко, что у тебя не работает радио, — говорит спустя некоторое время Саске. — Да. Мне тоже. На мосте Вашингтона холоднее, чем он думал. Но вид красивый. Громко шумит вода под мостом. — Ну, — говорит Наруто. — Вот и все. Саске почему-то чувствует себя неловко. Ему кажется, что так не должно быть. Наруто не стал спрашивать, хочет ли он сказать последние слова, но стоит рядом, словно ждет чего-то. Перед тем, как уйти, Саске должен развеять Итачи — он просил в каком-нибудь приятном месте. — Знаешь, я убил его. Итачи. — Саске сжимает кулаки, а Наруто молчит. — У него был рак легких, и ему становилось хуже, постоянная боль, и он захотел этого. Попросил меня. Морфий… я… — Передозировка? — Нет, я вколол ему столько, чтобы он ничего не почувствовал, а потом задушил своими руками. Он думает, что Наруто будет в шоке. Наруто же просто засовывает руки в карманы и подходит к краю моста. Они оба неосознанно смотрят вниз. — Что ты почувствовал? Он думал, что разозлится из-за этого вопроса, но злости нет. — Я почувствовал, как мы близки. В последний раз. — Звучит неплохо. Он тихо усмехается. Вот кто такое говорит? — Да, в какой-то степени так и было. Но тем не менее я возненавидел себя за это. — Понимаю, — вокруг них закружился ветер. — Но он ведь, наверное, не хотел бы этого? Чтобы ты ненавидел себя? — Не говори о нем так, будто ты его знал. — Прости. В его голосе действительно звучит сожаление. Ему больно, потому что это правда. Он чувствует лишь пустоту. Он прыгнет, и что дальше? Это наконец закончится? Он бы очень хотел, чтобы кто-нибудь сделал с ним то же, что он сделал с Итачи. Он хочет Итачи, и все начинается снова — ему ужасно одиноко. — Ты правда не будешь останавливать меня? — Правда. — Почему? Наруто открывает рот. Закрывает. Качает головой и пожимает плечами. «Бестолочь», — думает Саске, но эта мысль немного нежная. Он забирается на перила и становится на край, смотрит в чернильно-черную бездну. Ближе к берегу вода сбивается в белую пену. Это видно только благодаря лунному свету. Он думает об этом, как о последнем воспоминании — запах соли в легких, безмятежная, тихая ночь. — Я не буду прыгать. Наруто не спрашивает, было ли это ложью с самого начала, собирался ли он вообще нырять ласточкой. — Ладно. Умирать ты тоже больше не планируешь? — Планирую, — говорит Саске, сощурив глаза глядя на лунные шапки волн, вздымающиеся полосы света. — Просто не сегодня, наверное. Наруто чешет затылок. — Отвезти тебя обратно в город? Саске поднимает взгляд к звездам, впервые за всю ночь их наконец видно. Он садится на перила так, чтобы не упасть, и свешивает с края ногу. Под ним глубокая, зияющая пропасть. — Нет, не надо. Посижу пока здесь. — Ладно, — повторяет Наруто. Он карабкается на перила к Саске, очень шумный и суматошный. Стонут железные тросы. — Не против, если я посижу с тобой? Саске усмехается, потому что все равно ведь, что он ответит? Наруто сделает то, что собирался. Итачи сидит на пассажирском кресле в машине — все, что от него осталось. Саске собирался развеять его прах сегодня, но он уже знает, что не сделает этого. Он не может его отпустить. Он все еще чувствует пальцами горло Итачи и вытирает вспотевшие ладони о джинсы. Ощущение не уходит. На его штанах не хватает пуговицы, густой гул в голове превращается в тупую боль. Наклониться вперед очень легко, и однажды он может это сделать. Упадет, словно это несчастный случай. Под ними простирается бесконечность. Сегодня ночью действительно очень красиво.