Endless love

- All right 반복된 시소게임 이제서야 끝을 내보려 해 - его голос вместе с медленной мелодией заполняет бушующий стадион, когда он танцует вместе с группой поддержки, а вязаная полупрозрачная кофта как назло сползает с плеча. Как же хорошо, что он надел под низ майку. - All right 지겨운 시소게임 누군간 여기서 내려야 돼 할 순 없지만. - дымовая завеса заполняет сцену благодаря пистолетам, а он, круто соскользнув с лавочки, быстро подпрыгивает на ноги, продолжая заполнять бушующую реку фанатов и не замечает, как щуплый стажер, не в силах удержать равновесия из-за тяжелого дымового пистолета на плече поворачивается в его сторону и выпускает стопку дыма прямо в него, создавая неплохой эффект в кадре. Юнги плюет на это, решая, что парню нужно лишь немного сноровки, которой его научит время и стафф и поёт дальше, пока глаза не застилает пелена. Только заходя за кулисы он понимает, что он ничего не видит. *** Хорошо, он может сказать, что сегодня день довольно... обыденный. Ничего такого не происходит, пока он сидит в своем кабинете в белом халате, принимая переживающих за зрение своих чад мамочек, проверяет медицинские карты и изредка отвлекается на разминку плеч холодными пальцами, всегда щурясь, прикасаясь к позвонкам на затылке. Почему о врачах в стране совсем не думают, отдавая им настолько старые кабинеты в пользование по целому дню, где щели есть даже там, где их быть не должно? Он открывает глаза не сразу, слыша благодаря открытой двери с другого конца коридора "да приемы закончены!" и громкое "мистер Пак!". Ему интересно, что такое происходит, и почему медсестра забивает на правило "никаких криков в больнице", но он не встает и не идет проверять, ведь девушка, кричащая что-то кому-то права - вечер давно сменил день и за окном сущая темень, разбавленная светом кое-где горящих фонарей. На часах уже перевалило за восемь вечера, и, по идее своего графика, Пак должен был быть дома ещё час назад и укладываться в свою постель прямо сейчас, но он проверял мед.карты, и ему лень тащить их домой. Слыша приближающиеся к кабинету шаги, он удивляется. Неужели пришел кто-то настолько важный, что даже медсестра и охрана не смогли его удержать? Он что, не человек что ли? Демонстративно не обращает внимание на двери, медленно раскладывая папки по картотеке, соблюдая имена и фамилии в алфавитном порядке, слышит тихий кашель за спиной и тяжелое громкое дыхание медсестры, забежавшей в кабинет последней. - Мистер Пак, простите, но тут... - он поворачивается и ему чудом удается не выглядеть удивленным. Перед ним два крепких парня, громилы охранники очевидно и между ними, зажатый с обеих сторон, ненависть всего его детства. - Мин Юнги. Вы, мистер Пак, должны принять звезду нашего поколения. - нервная усмешка растягивает губы брюнета, когда он невидящими глазами впивается в стену напротив (думает что в доктора). Чимин же, наученный горьким школьным опытом, виду не подает, что удивлен. - У меня ещё час назад закончен рабочий день, прием начнется завтра с 9 утра, тогда и приходите. - шипит Пак, не в силах все же сдержать легкого отвращения в голосе. Директор, вошедший в кабинет и "представивший" ему пациента, усмехается. - Нет, мистер Пак, тут дело неотложное. Войдите в положение - парню попали в глаза дымовым пистолетом, вы сами знаете, к чему это может... - Знаю, знаю. Хорошо. Посторонних прошу покинуть кабинет, оставьте меня наедине с пациентом. - отрезает холодным голосом Пак, и такого Чимина боится вся больница. Потому что мистер Пак, увлеченный своим делом в стремлении как можно качественнее помочь своему пациенту, груб и строг, заставляет вздрагивать и боятся даже владельца клиники, не говоря уже о директоре и персонале. Медсестра и директор выходят из кабинета, оставаясь в дверях, а охранники брюнета становятся в угол, но Пак тут же впивается в них взглядом. - Я не ясно выразился? - шипит он на них, но ни один мускул не дрогнул на лице громил и те молча стоят, не обращая никакого внимания на врача. Тогда Чимин решает действовать другим путем. - Либо вы сейчас же указываете своим оболтусам на выход, либо ищите другого врача, мистер Мин. - холодно обращается он к своему пациенту, которого усадили на стул напротив стола. С одной стороны брюнету хочется встать, развернутся и уйти, потому что этот врач слишком уж смел и не понимает, что он, Мин Юнги, может с ним и его карьерой сделать, но... Они облазили весь Сеул. Нигде нет врача, кроме этого, который мог помочь именно с его обожженными дымом глазами, поэтому, тихо вздыхая, он дает отмашку парням, чтобы вышли в коридор. А ещё этот парень кажется ему странным, потому что от фамилии и не услышанного ни разу имени мандраж по коже, а голос кажется не знакомым. - Могу я спросить, мистер Пак, так? - Юнги складывает ногу на ногу, сложив руки на коленках в замке, и смотрит вниз. Чимин некоторое время его рассматривает, отмечая, что надоедающий, ранее рыжий, сейчас очень изменился и в какой-то части возмужал, хотя всё ещё похож на пельмень на спичках, как и говорили в школе. Он давит ухмылку, тихо хмыкая от старых воспоминаний. - Можете, мистер Мин, но не советую задавать глупые вопросы, можете вылететь отсюда вместе со своей проблемой как пробка из бутылки. - голос врача отстраненно холоден, и Мин находит, что ему нравится спокойное переливчатое звучание тембра. Брюнет, хмыкнув, расправляет плечи и голову приподнимает, слыша тихий скрип колесиков врачебного кресла напротив. - Вы прекрасно знаете, что я могу испоганить вам жизнь, так почему же такое отношение к вип-клиентам? - о, как же Чимина бесит этот снисходительный тон и так и не пропавшая шепелявость, присущая Мину. Он склоняется через стол к нему, опираясь ладонями о лежащие карты и папки и обдает лицо Юнги дыханием, из-за чего тот слегка вздрагивает, не ожидая такой близости. - То, что вы, мистер Мин, вылезли на сцену не делает вас особенным или пупом земли, в данной ситуации вы такой же человек, как и все, и мне плевать, что вы можете сделать, меня сюда не за красивые глаза взяли. Это вы можете перед трясущимися перед вами людьми трясти стопкой банкнот, но будь моя воля и окажись я на их месте, скинул бы с крыши к чертовой матери и деньги, и вас, и ваших идиотов за спинами. Повторю, пожалуй, для особо одаренных только деньгами, вы, мистер Мин Юнги, обычный человек, не ожидайте тут вип-лож и поклонения, от меня не дождетесь, а вот навредить вместо того, чтобы вылечить, я могу, так что советую закрыть пасть и не показывать зубки рядом со мной. Я ясно выразился? - голос врача близкий, пробирающий, а Юнги ноги сводит вместе, потому что чувствует силу даже через голос, и ему кажется, что он случайно оказался в мире омегаверса, о котором узнал с помощью Техёна, и он жалкий омежка, не в силах противостоять сильному альфе, возвышающемуся над ним. Брюнет кивает и слегка поводит плечами, одергивая себя от тупых мыслей и нервно им усмехаясь. Ну и вбили же ему в голову хуйню. ***

Центральная больница Тэгу имени Ким Чан Бона, 00:12

Юнги открывает глаза, видя темноту и вся надежда, что концерт с дымом, а после и холодный грубый врач ему приснились пропадает. Что же, Юнги может себя поздравить, хоть что-то ему досталось из-за того, кто он - одиночная палата и возможность позвать с коридора охрану, чтобы сходили в магазин или за доставкой. Он поправляет подушку, приставляя её к быльце и подтягивается, опираясь на подушку спиной, поправляет простынь, служившую ему одеялом и слышит тихий, но все же различимый скрип двери его палаты. - Вижу, вы проснулись, мистер Мин. - холодный отстраненный голос звучит где-то с правой стороны, скорее всего, там стоит стул для посетителей, и Юнги немного поворачивает голову в ту сторону, кивая, на что врач тихо хмыкает. - Хорошо, что вы не потеряли ориентацию в пространстве и можете ориентироваться на звук. Помните все, что было вчера или воспоминания смазаны, неточны? - А как на это зрение влияет? - с интересом спрашивает Юн, действительно готовый слушать, потому что не понимает, как ожог глаз может повлиять на память, а врач фыркает, судя по звуку, весело, и Юнги немного даже жаль, что как выглядит врач он не видит, ему кажется, что это выглядело бы мило. Да что с тобой такое, Мин? Что за тупость? - А ваш затуманенный деньгами мозг не может сложить два плюс два и получить четыре? - сарказм сочится через голос. Юнги фыркает, отворачивая голову в другую сторону и явно обидевшись на слова доктора. - Это не так, вы понятия не имеете, чего мне стоило добиться того, что я значу сейчас, и дело вовсе не.. - А я, мистер Мин, не говорю о вашем пути к целям. - бесцеремонно перебивает его врач, и Юнги непонимающе хмурится, вновь повернувшись к врачу. - Вы были на месте обычного человека, я не спорю, но за время, проведенное в статусе выше, вы явно об этом забыли. - тихо говорит Пак, а Юнги, вновь хмурясь, едва не подрывается с койки. - Это не так! - А как? - с интересом, даже без прежнего холода, спрашивает врач. - Я всегда был и буду обычным человеком, я не ставлю себя выше других! - убежденно говорит Мин, горячо жестикулируя, но застывает, непонимающе уставившись в пустоту, когда слышит тихий мелодичный смех, разрядом проходящий по коже. - Что вы, мистер Мин, не ставите? - тихий вопрос и Пак продолжает, не требуя ответа. - Не вы ли вчера хотели мне напомнить про ваш статус, про то, с кем я говорю и что вы можете сделать с моей карьерой, стоит вам пальцем щёлкнуть? Не это ли - ставить выше других, выше обычного врача, который не видит разницы в пациентах, будь то обычный работяга или звезда всемирного масштаба? - голос переливается веселыми искрами явно довольного врача, а Юнги опускает голову пристыженно, потому что чертов врач прав. - Отвечая на ваш вопрос, раз вы не смогли додуматься сами - вы не только получили дымом в глаза, но ещё и достаточно им надышались, а кислород, как вы знаете, нужен не только в лёгких, но и в голове. - Не смазаны, я все помню. - Чимин немного хмурится, подняв голову с бумаг и смотря на парня, подтянувшего и обнявшего собственные ноги. Он выглядит пристыженно. Пожалуй, пора заканчивать с его идеей ставить на место зазнавшуюся звезду, все же, это его пациент. Он хмыкает, давая знак, что услышал его, и опускает взгляд на бумаги в руках. - Спасибо, я не подумал о том, что дым мог попасть в организм из-за того что я им надышался. - брови Чимина в третий раз за сутки, кажется, собираются слететь с его лба и покинуть его, а непонимающий взгляд карих глаз впивается в худощавую фигуру на койке. Он тихо кашляет в кулак, неловко потирает ладонью шею и радуется, что Юнги его видеть не может, потому что, кажется, немного перегнул. "Стоит забыть уже ту вражду, Чимин, он твой пациент, твоя ответственность" - думает Пак, кивая своим мыслям. - Это моя работа. - отвечает ему после минутного затишья, на что Юнги немного вздрагивает, будто забыв, что в палате есть кто-то ещё. - Предлагаю перейти к лечению, а не продолжать перебранку. Жалобы есть? Помимо отсутствия зрения, конечно. - он сменяет тон на более мягкий, видя, как Юнги расслабляется, и Мин явно намек понимает, улыбнувшись уголком губ. - Немного мутит, кажется будет тошнить, но больше вроде бы ничего нет, все в порядке. - отвечает Юнги, тихо хмыкая, когда слышит звук скользящей по бумаге ручки и следующий вопрос. После всех вопросов и заполнения анкеты больного Юнги чувствует себя немного выжатым и хотящим спать, что и говорит врачу, на что Чимин говорит, что они закончили и он может поспать. Юнги сидит две минуты, дожидаясь затихших шагов, удаляющиеся с его палаты, но слышит приближение и как в правую руку, которую он положил вдоль тела, опираясь спиной о подушку, тычется что-то прямоугольное, а после звучит тихий голос врача, прошептавший слишком близко "в качестве примирения" и удаляющиеся шаги. Приподнимаясь и удерживая в руках непонятно что, он разрывает упаковку, не нащупав пальцами где можно было бы аккуратно открыть и достаёт что-то круглое в фантике, поднося к носу и вдыхая запах. Через секунду мягкая улыбка трогает его губы, в пальцах шелестит обертка, а во рту и на губах привкус сладости, посыпанной кокосовой стружкой. Рафаэлло в качестве примирения ему нравится. ***

Центральная больница Тэгу имени Ким Чан Бона, 12:39

В течении недели Юнги проходит всевозможные обследования, начиная от диоптриметра и заканчивая сдачей крови, довольно часто сидит в кабинете у своего врача, заполняя анкеты, тычется своим любопытным носом в дела доктора, тень которого теперь едва, но все же различает и замутненными зрачками смотрит за ним и за собой. Ему кажется, что он в эту клинику попал чтобы не просто зрение вернуть, теперь нет. Теперь в его глупой (по его же мнению) голове совсем неправильные мысли: ему хочется голос тихий, к нему необъяснимо то холодный, то нежный, не только в стенах клиники слышать. Ему хочется подойти и фигуру, кажущуюся мутному зрению довольно крепкой, обнять со спины, спрашивая, как день между этими бумажками, карточками закончился, и не устал ли спасать зрение тот, по кому внутренности сворачиваются, болью и томящим желанием где-то внутри скручиваясь. Хочется приезжать после концертов, возвращаясь в квартиру, и идти в гостиную, где непременно уснувший за бумагами мужчина десятым сном дышит, тихо будить и просить пойти вместе лечь спать, чувствуя крепкие руки на своей талии и тихое "ты вернулся" сонным голосом, мягким, сказанное. Кажется, Юнги не офтальмолог нужен, а кардиолог, что-то совсем пиздец с его сердцем. И к психологу, чтобы видения о всяких красивых, до боли внутри ощутимой полюбившихся офтальмологов, развидеть. Но ещё внутри ютится страх, страх прошлого и болящее сердце, которое не смогло забыть пухлые, влажные от слёз щечки и пушистые блондинистые волосы, с надломленным высоким голосом и на губах лишь сказанное ему "отстань от меня уже". Пак Чимин. Как же он боится, кто бы знал, как ненавидит себя. Он помнит всё. От первого взгляда до последнего взмаха ресниц, обрамляющие глаза-щёлочки. Помнит, как зарывался в работу, когда дошло, что сердце, расставшееся с, казалось бы, ненавистным одноклассником, невыносимо ноет одним "не получилось" и накрывает ненавистью к себе. Закончив школу и уйдя в андеграунд, после подписав контракт с лейблом, только тогда он понял, что сердце всю школу тосковало по нему, по тому, чьё имя он выплёвывал днем с ненавистью и тихо шептал ночью с обожанием. А сейчас сердце бьётся от тихого голоса и чертовой фамилии, так безумно и больно ранящей все ещё кровоточащее сердце. - Все в порядке, Юнги? - Чимин, увидев, что Мин задумался, уставившись в окно затуманенным взглядом, подходит ближе. Он зовет его несколько раз, но брюнет отзывается только на третий. Слегка вздрагивает, затянутые белёсой жидкостью зрачки переводит на него, и улыбка на губах разбитая, будто внутренности ломает. - Позволишь, я расскажу кое-что? - тихо спрашивает Юнги, забираясь на подоконник и на тени взгляд сосредотачивает. - Хорошо, пациентов всё равно в ближайшее время нет. - тихо отвечает Пак, садясь напротив, благо подоконник позволяет. - Знаешь, почему я никого, и тебя в том числе не спрашиваю, как тебя зовут? - дождавшись тихого "нет", Юнги кивает, улыбаясь краешком губ невесело. - Потому что я боюсь и это больно. У меня.. в школе. - тихо хмыкает. - Был любимый человек, с такой же фамилией. - улыбка разрывает изнутри, но тянет грустью, а расширенные глаза Чимина, которые Мин не видит, смотрят с удивлением. У них в классе было несколько человек с фамилией Пак, но Чимин никогда и не думал, что Юнги в школе был вообще в кого-то влюблен. - Я придурок, представляешь. - тихо смеётся, а Чимин непонимающе переспрашивает, на что Юнги кивает. - Да, придурок. Я никогда не показывал своих чувств, да что уж говорить, я пока школу не закончил даже не подозревал, что эти чувства были. Если честно... Я издевался над ним. То тетрадь исчиркаю ручкой, то кофе типо случайно уроню в его рюкзак, то ещё что. Не знаю даже, чего хотел этим добиться. - тихо хмыкает в наступившей тишине, не видя шока на лице врача и медленное осознание. - Внимания, может, хотя глупо это было. Потом решил уйти с головой в работу, исполнив собственную мечту, чтобы внутри так не скребло этими чертовыми чувствами, отрицал их, ненавидел, а возненавидеть человека, к которому сердце тянулось не мог. Любил до одури и ненавидеть мне его, если честно, не за что было. Себя только и упущенную возможность. - Возможность? - севшим голосом спрашивает Пак, когда складывает чертовы два плюс два, понимая, что происходит прямо сейчас. - Да, я мог бы не обливать его той чертовой водой из питьевого фонтана в первый день школы, а подойти и познакомится, может, другом бы ему стал. А так.. сам все испортил. Я понял, что бороться с чувствами не смогу, и после этого просто смирился. - затягивает молчание, слушая размеренное тихое дыхание напротив, собирается с мыслями и продолжает. - Знаешь, я боюсь. Боялся с первого дня. Боюсь что он это ты, потому что я, может и странно покажется, но считаю тебя другом, потому что ты не видишь во мне просто побляда*, мешок с деньгами, звезду, ты относишься ко мне как к простому человеку. Ты не побоялся заткнуть мне рот в первый день, не побоялся указать на мое место на второй, не побоялся идти на примирение с проблемным пациентом, да и сейчас слушаешь сидишь, хотя давным давно мог бы выгнать. Боюсь, что он это не ты, потому что мне кажется, что будь ты им, не стал бы слушать, боюсь что он не ты, потому что... - Юнги буквально начинает задыхаться, говоря быстрее, чем обычно, потому что сердце предательски ноет от воспоминаний и не прошедших полностью чувств, потому что накрывает этим, а сидящий напротив слушает внимательно, не перебивая. - Потому что я боюсь, что ты не он. Потому что все ещё что-то внутри скребет, заставляет все вспоминать, хотеть прикоснутся хотя бы, иметь возможность хоть на колени стать и извинятся, если он захочет. Болит внутри, понимаешь? Болит так, что на стены лезу и локти себе уже давно сгрыз, потому что, будь у меня хотя бы капля из моря шанса - не подумал бы, стал бы бегать, стал бы ухаживать, показывать, говорить и рассказывать, что он во мне изменяет, вызывает, что я чувствую, о чем молчу. Потому что хочется писать песни о любви, сидя у кровати и смотря на трепещущие ресницы, брать его маленькие пальчики в свои и целовать, расцеловать всего. - разбито улыбается, поднимая глаза в потолок. - Хочется до той самой старости, до шутливых скрипящим голосом "да подвинься ты, я носки связать не могу" и "подай стакан, у меня там нижняя челюсть откисает". Хочется до руки в руке, штампа в паспорте и тихих признаний в темноте кухни, до теплых объятий, до улыбок перед работой или после неё, до высокого "ты ужинать будешь?". - слезы катятся из глаз сами, а Чимин, будто Юнги его может увидеть, отворачивает уже давно влажное от слез лицо, чтобы не смотреть на слезы брюнета. - Поэтому я не узнаю твоего имени. - тихо хрипит Юн севшим голосом, вытирая влажные дорожки с щёк и тихо хмыкая. - Может глупо, но мне кажется, что он бы не стал ко мне так относится и слушать это всё, как ты. И с другой стороны.. знаешь. - тихо фыркает от собственных мыслей, - Я знаю, что рано или поздно тебя увижу, но я бы променял зрение на возможность. Я не хочу потерять эту надежду, что это все же ты и в тоже время так боюсь её. Боюсь, что, если это ты.. Что у меня и шанса не будет, потому что он бы меня узнал по любому, я знаю. Он бы не дал, учитывая, сколько я ему сделал, я буквально житья не давал. Он бы и не слушал бы, потому что я не заслуживаю. Двадцать минут они проводят в молчании, после чего Мин уходит в свою палату, провожаемый охраной, а к Паку в кабинет приходит новый пациент. Вечером Мин Юнги в своей палате засыпает под воспоминания разговора в кабинете с тихим последним сказанным Паком "я не буду тебе говорить свое имя, пока ты не увидишь всё". Ночью Пак Чимин дома глаз сомкнуть не может, разбушевавшееся сердце успокоить пытается и не справляется, возвращаясь в постель только после трех стаканов виски и заполнившим все мысли разговором, думая, стоит ли давать шанс тому, кто когда-то заполнил его сердце, отбивающее болью в ребра. ***

Центральная больница Тэгу имени Ким Чан Бона, 13.10

Через неделю Юнги выписывают, прося побыть дома ещё пару дней, чтобы зрение полностью восстановилось и кабинет Пак Чимина становится для врача пустующим без затуманенного взгляда и местами глупых, местами откровенных разговоров. Юнги ещё пару дней будет ходить с повязкой на глазах, привыкая понемногу к свету, которого не видел две недели, а Чимин - к стучащему по бешенному сердцу, узнав того Юнги, которого, оказывается, не знал совсем. В его памяти стоят слова, сказанные о нем, и честно, Чимин бы до последнего не верил, что это про него, если бы перед уходом брюнета в палату не спросил бы, как его зовут, услышав тихое "Чимин, Пак Чимин его зовут", сказанное уставшим и немного севшим от слёз голосом. Он тогда и решил, что если Мин захочет - найдет время и придет, чтобы его увидеть, чтобы узнать, что все слова не бились непониманием о глухую стену чужака, а разбивались где-то в отголосках чувств Пака, которому они были адресованы. Чимину кажется, что за три недели у него вся жизнь перевернулась с ног на голову, вся пролетела перед глазами, меняя прошлое в такую сторону, о которой Чимин в свои тогда 14 и думать боялся. Он возвращается домой и впервые за год, который пытался забыть, включает запись последнего концерта, прошедшего на центральной площади Сеула пару часов назад, слушает низкий рокочущий голос и замирает, видя как камеры приблизили, когда Юнги начинает говорить, смотря прямо в объектив. - ...Я хотел бы кое-чем поделится с вами. - говорит в микрофон рэпер, на глазах которого уже отсутствует повязка. - Как вы знаете, у меня были некоторые проблемы со зрением, из-за чего я провел некоторое время в стенах больницы. И там я познакомился с одним замечательным человеком, которому смог открыться и который вдохновил меня открыться вам. В первую очередь, обращаюсь к мистеру Паку. - Мин улыбается слабо, но как-то мило. Чимин фыркает от собственных мыслей, вглядываясь в экран ноутбука и замечая, что теперь волосы парня окрашены в пепельный. - Спасибо за то, что вернули мне зрение и готовьтесь, потому что я собираюсь навестить вас. - легкая улыбка появляется на губах сама собой, "не забыл" - в мыслях. А следующие слова заставляют, прикрыв рот, отпустить себя, плача и не веря, что слышит это. - А теперь самое главное, то, о чем я рассказывал в последнем интервью. - Юнги сосредотачивает взгляд на приблизившейся камере, смотря в объектив, а будто прямо в душу. - Я не знаю, видишь и слышишь ли ты меня, но мне так плевать, потому что я устал молчать об этом. Я люблю тебя, Пак Чимин. С днем рождения. - улыбка дёснами и видимые застилающие глаза слёзы рэпера. Стадион бушует, крича имя Чимина, на экранах появляются его имя и полная дата рождения, а Чимина, сидящего перед экраном ноутбука, разрывает изнутри. Он видит. Он слышит. Он поверить не может. Он любит. Крики из на всю громкость орущего ноутбука прерывает звонок в дверь, и Чимин быстро вытирает лицо, ставя видео на паузу, понимает, что даже если там сейчас стоит доставщик долбанных суши, которые он не заказывал, он его разорвет нахрен объятиями, потому что ему нужно выпустить то что он чувствует. За дверью Юнги, закрывший глаза стоит с пакетом в руках и улыбается мягко. Чимин тихо смеётся, не выдерживая и притягивая его к себе, обнимает так крепко, как только может, слыша "задушишь" хриплым шепотом возле уха и отпускает, за руку берет, аккуратно проводит к кухне, двери закрывая. - Я специально глаза закрыл. - слышит он, возвращаясь на кухню от входных дверей и тихо смеётся, понимающе хмыкая. - Мне интересно, прежде чем ты меня увидишь, скажи, что бы ты сделал, если бы я оказался всё же Чимином? - голос веселый, а у Юнги на губах мягкая улыбка, тихо фыркает, прежде чем отвечать. - Больше бы никогда не отпустил, но я, если честно, боюсь мечтать о таком. - немного нервный смех, а следом, не открывая глаз, на слух ориентируется, поворачиваясь к Паку лицом. - Я ему признался. - Да, я видел. - улыбается, Мин слышит, вот только такую радость не совсем понимает в Паке, и глаза открывать боится, решая задать вопрос. - Слышу, ты рад чему-то очень. Поделишься? - А ты всё ещё отлично ориентируешься на звук. - веселый хмык и полузадушенный голос тихим шепотом разливающийся. - Мне сегодня в любви признался любимый человек. - слышит в голосе Пака улыбку и не улыбнутся в ответ не может, потому что реально рад за врача, кажущегося невидящему тогда Мину одиноким и несчастным. - Открывай уже глаза, убежать все равно не сможешь. - Да почему я убегать-то должен? - тихо смеётся, медленно глаза открывая, и замирает. На него направлены глаза, лучащиеся счастьем, мягкая улыбка на пухлых губах, превращающая глаза в щёлочки, на голове пушистое облако белых, мягких даже на вид, волос. Улыбка спадает, а шок отражается на лице слишком явно, из-за чего Чимин, сидящий перед ним, смеётся громче. А вот до Юнги кажется доходит и его уголки губ ползут вниз, а на душе такой раздрай. Неужели... - Это жестокий способ отомстить... - тихо шепчет он, не выдерживая и опирается на стоящую позади кухонную тумбочку, опуская голову и прикрывая глаза. - О чем ты? - переставший смеяться Пак встает со стула, на котором сидел, подходя к нему совсем близко и понимает по следующим словам Юнги, что тот ничего не понял. - Это ты меня решил разыграть так? - тихо, совсем разбито, севшим голосом. - Не говорил, что это ты, не показывал, наверное, посмеялся с того нашего разговора.. - полузадушено шепчет, а Чимин мягко усмехается, качая головой. - Подними голову, Юнги, и посмотри на меня. - уверенность так и сквозит, и Юнги ей сопротивляться не может, поднимает, смотрит, а внутренности рвет, потому что любимые глаза-сеточки напротив, так близко, как никогда, потому что дыхание обжигает губы, потому что голос доходит не до ушей, а до сердца, любимым тембром, за их взросление немного ниже ставшим, отдаваясь. - Во первых, ты меня не услышал, во вторых, ты так и не научился складывать два плюс два так, чтобы получилось четыре. - мягкая, слишком знакомая сердцу улыбка обжигает, будто в кипяток его, Мина, резко бросили и сказали "варить до готовности". "Готов" - красным флагом в голове, а в жизни Пак цепляет пальцами подбородок, пухлыми губами касаясь тонких, обветренных слегка. Целует, сминает губы, а Юнги школьником тем самым себя чувствует, краснея и лишь через почти минуту не позволяет Паку, оставшемуся без ответа, отстранится, обнимает за шею дрожащими руками, притягивает, втягивая в поцелуй, сминая и покусывая пухлые мягкие губы, чувствуя, как крепкие руки окольцовывают талию, вжимая в сильное тело. ***

05:32, 14.10

Он открывает глаза, видя первым большое пластиковое окно, через которое видно наступающий, оставляющий первые мазки красок на небе рассвет и не улыбнутся не может. Аккуратно поворачивается на другой бок, ощущая тяжесть чужой руки на своей талии и встречается со спящим лицом давней боли в сердце. Кажется, наступил для Юнги не рассвет, а новая жизнь. Пак Чимин, лежащий совсем близко и обнимающий Юнги так, будто кто-то может пепельного у него украсть, безбожно красивый. Сердце Мина ёкает, когда он аккуратно поднимает руку, едва касаясь подушечками пальцев мягкой кожи щеки блондина, гладит закрытые веки с трепещущими ресницами, которые он теперь может увидеть воочию, а не во сне, проводит пальцем по аккуратному носу, маленькой носогубной складке, касается пальцами губ и ощущает, как эти губы мягко его ладонь целуют. Чимин открывает глаза, смотря на него с нежностью, берет ладонь в свою, мягко касаясь губами костяшек и улыбается, хриплым со сна шепотом шепча пожелания доброго утра, а Юнги все налюбоваться не может. - Мне кажется я сейчас инфаркт словлю. - тихо шепчет, смотря на Пака, тихо засмеявшегося с его слов, совсем счастливо и не дожидаясь, придвигается, обхватывая его лицо руками и касаясь губ своими. Поцелуй мягкий, домашний, тягуче притягательный, и улыбки после него с лиц не сходят, а крепко прижавшийся к Чимину Юнги тихо шепчет ему "я так счастлив", утыкается носом в шею, чувствуя любимые руки, мягко копошащиеся в его волосах, поглаживающие спину, крепко его в ответ обнимающие, и слышит любимым голосом сказанное "я тоже".

Через год Чимин на концерте Юнги, куда был приглашен за кулисы,

выйдет на сцену посреди перерыва, под непонимающий взгляд любимых глаз

становясь на одно колено и протягивая ему не просто коробочку с обручальным

кольцом, а своё сердце, спрашивая и получая твердое "да, я согласен" и слезы счастья.

Спустя три года брака новоявленный Пак Юнги, решивший все же взять фамилию мужа,

вместе с любимым перелетает на пмж в Тайланд, где пара усыновляет двух непослушных

мальчуганов, которых отдала сюда корейская семья и маленькую принцессу,

за которую и сами малыши готовы перегрызть глотки.

Спустя более восемнадцати лет семейной жизни и два года армейской жизни сыновей -

Юнгу и Кана, поступления в медицинский университет дочери - Юны, они заводят собаку породы

Кане-корсо, назвав любящего порезвится пса "Муандэ*".

the end.