Плохая примета

— Дай-чан! Это важно! Послушай меня! — возмущалась Момои, пихая в бок своего ленивого друга, который не хотел ни на что регировать. До этого Аомине лежал на крыше и дремал, прикрыв лицо журналом от яркого солнца. Даже будучи игроком национальной сборной Японии, Дайки не изменял своим школьным привычкам. Наконец девушка сдалась: она обиженно поджала губы и просто села рядом с Аомине, начав разговор с самого главного: — У Такао какие-то проблемы. Дайки убрал журнал и посмотрел на Момои снизу вверх. — Мне Ки-чан рассказал, они недавно в кафешку ходили. — А что случилось-то? Момои вздохнула и пожала плечами: — Ки-чан сказал, что Такао ничего не говорит. И даже притворяется, что всё у него нормально. А у самого такой вид, что не только вилки и ножи, но и ложки от него убрать хочется. — Н-да… — протянул Аомине и почесал затылок. — А парень его куда смотрит, м? — У него сейчас диплом, — неуверенно протянула Сацуки, для которой это тоже было таким себе оправданием. Соответствующая реакция Аомине, который и в целом считал обучение Мидоримы какой-то хернёй, не заставила себя ждать: — Диплом кого блять? Сказочного долбоящера? Момои закатила глаза. Ей тоже не нравилась вся сложившаяся ситуация, но также ей не нравилось то, что Мидорима стал от них отдаляться из-за шуток о его обучении и дипломне по фольклористике, посвящённом народным приметам. Поэтому Сацуки спокойно ответила: — Нет, просто сказочника. Ну или что-то типа… — Нахуя любой диплом, если твоему парню плохо, а ты ему помочь не можешь? А тем более такой. — Слушай, — осадила своего друга Момои, — ты вот раскидываешься советами, а сам за эти четыре года вообще себе никого не нашёл. — Тренера не играют, — парень небрежно махнул рукой и прикрыл глаза. — Кстати, об этом… Может, потренируешь Такао, — неуверенно сказала Момои. — Чего?.. Потренировать?.. — с сомнением протянул Дайки. — Он же из баскетбола уже год как ушёл, зачем ему это? — Ну ушёл и ушёл, баскетбол ему всё равно нравится, — судя по ее тону, Сацуки проговаривала прописные истины, — отвлечётся хотя бы на что-нибудь. Не согласиться было бы как-то некрасиво, учитывая весь их предыдущий диалог. Да и из прежних товарищей-соперников со временем все меньше оставалось тех, кто играл. Так Аомине решил потренировать Такао. Они договорились встретиться на ближайших выходных. Пока даже без мяча. Дайки решил оценить форму Такао, поведение которого показалось ему самым обыкновенным. Либо он хорошо скрывался, либо же Аомине был таким себе дешифровщиком человеческих эмоций. Но что Дайки понял, так это необходимость интенсивных тренировок для возвращения его прежней формы, которую тот растерял за год без баскетбола. Следующие две недели Такао послушно бегал, делал отжимания, приседал, прыгал и так далее, а принесённым мячом пользовался только Дайки, который считал, что Такао в нынешнем состоянии пока не имеет права к нему прикасаться. Казунари слушался и даже не шутил по этому поводу. Он вообще не шутил. Может, Аомине и счёл бы это странным, если бы ему не было удобно работать с подобным бессловесным «учеником». Первое время Аомине на их тренировках упражнялся с мячом или просто разглядывал журналы. Но потом всё чаще и чаще стал смотреть поверх страниц с пышногрудыми красавицами на потного запыхавшегося юношу. Вообще, такие юноши его всё время интересовали гораздо больше пышногрудых красавиц, поэтому он предпочитал ночным клубам баскетбольные площадки. Правда, поэтому и требования к юношам были выше, и заинтересовывали Аомине далеко не все. Это было, наверное, глупо: заглядываться на игрока, до которого ему несколько лет не было никакого дела. А ещё более глупо заглядываться на парня своего друга. Хотя… «Друга» — это громко сказано, учитвая что Аомине не мог даже вспомнить, когда они в последний раз говорили с Мидоримой даже в компании. Но в любом случае, Аомине заглядывался на занятого парня. А это было уже не только глупо, но и как-то неправильно. Дайки списывал свои странные ощущения на его хронический недотрах. Да и в баскетболе последнее время ему не приводилось видеть хороших игроков. Как бы то ни было, к Такао, стремительно наверстывающему упущенное, у Аомине так же стремительно повышался интерес. И как к игроку, и как к парню. Вряд ли Такао замечал это. По крайней мере, Аомине на надеялся, что это так. Под конец одной из тренировок Дайки позволил Казунари взять в руки мяч. Аомине положил несколько журналов на землю и сказал: «Заденешь хоть один — зарежу». Тут Дайки зачем-то вспомнил фразу Сацуки о необходимости прятать столовые приборы от Такао, и Аомине стало не по себе. Потом он сел смотреть на то, как Такао тренирует дриблинг. С мячом все пошло куда интереснее: Аомине часто с азартом ругался, ухмыляясь и сверкая глазами, поправлял Такао, а порой забирал мяч и в попытке показать, как надо, входил в раж и заигрывался. А Казунари, смотревший на всё это, смеялся. Дайки понял, что это у него очень красивый смех. Дайки понял, что за все их тренировки слышит его впервые. Когда они закончили, было уже поздно. Аомине ничуть не удивился, что они увлеклись тренировкой с мячом, и в глубине души надеялся, что не только ей, но и друг другом. Поэтому как-то сам собой пригласил Такао поужинать в Маджи Бургер. Когда они сделали заказ и сели есть, Аомине подумал, мол, хорошо, что в Маджи Бургер не нужны вилки, ножи и ложки. В этот вечер он наконец заметил, что с Такао действительно что-то не так. Однако если Кисе не смог его разговорить, то Аомине и пытаться не стоило. Поэтому идею задушевного разговора он отбросил. А ещё отбросил её потому, что совершенно не умел вести задушевные разговоры и жутко не любил их, считая это наматыванием розовых соплей на кулак. На следующей тренировке Аомине решил наконец напомнить Такао, что баскетбольная корзина стоит на площадке не просто так. Поэтому он должен был пытаться забрасывать в неё мячи. Однако на первом же заходе Такао замер и просто застыл с мячом в руках. — Ну, бросай давай, — раздраженно сказал Дайки. Тут мяч выпал из рук, а Такао упал на колени. — Я не могу. — Чё?.. Почему это?.. — Дайки встал с места и подошёл к Казунари, пугаясь за него и от того всё больше раздражаясь. — Что за херню ты несёшь? Только не говори, что разучился. Ты, конечно, не Мидорима, но… Тут Такао всхлипнул и закрыл лицо руками: — Мы расстались. В этот момент всё встало на свои места. Ясно. Аомине, блять, всё предельно ясно. Этот гороскопный маньяк совсем с катушек съехал, раз бросил такого парня. Узнал, что они не под теми лунами родились или что? Ну раз так, то такой хер нахер Такао сдался. Наверное, говорить всё это было самой дурацкой идеей Аомине за последнее время. Даже более дурацкой, чем дрочить на стоящего перед ним парня. Потому что это хотя бы никому не вредило. Кроме самого Аомине, конечно. Дайки даже не понял, насколько выдал всё то, что терзало уже его душу в последнее время. А ещё он не понял, как оказался на баскетбольной площадке один. Как бы то ни было, он выругался и отправился домой. А пока ехал, прокручивал в голове всё произошедшее. На половине пути Аомине сорвался и поехал к Такао. Тот был уже дома и готовил себе ужин. Казунари резал овощи, но представлял совсем другое: как он вскрывает себе вены или как этот нож вонзается ему в грудь… Уйдя в эти размышления, он не заметил, как порезался, и лужа крови из его фантазий медленно, но верно стала приобретать реальные очертания. Это неожиданное смешение вымышленного и действительного, вид собственной крови и эмоциональное состояние сделали свое дело. Такао покачнулся, вцепился в столешницу, задел нож, который полетел на пол, и упал в обморок. Очнулся Казунари от того, что кто-то неистово тряс его за плечи. Первая фраза, которую он услышал, была: — …еблан из-за такого еблана резаться? — Ты… — тут Такао узнал Аомине, а потом так резко сел, что у него закружилась голова. — Как ты сюда попал?! — Дверь выломал, вот как! И не зря! Так вот, вернёмся к вопросу: какого хуя?! — Да я просто готовил и порезался, вот! — тут Такао вскинул вверх травмированный палец. — И хватит меня оскорблять! — Что ты за херню несёшь? — Аомине все никак не мог успокоится. — Думаешь, я тебе поверю? Тряпка ты, вот ты кто! — сказал он в сердцах, припоминая, как Такао страдал из-за всего произошедшего. — Ах, тряпка, да?! — тут Такао вспылил. Он уже не мог держать в себе столько плохого и стал вываливать это всё на подвернувшегося под горячую руку Дайки. — Тебя просто ни разу не бросали! Ты не знаешь, каково это! Словно сердце ножом вырезали! — тут Такао поднял нож и потряс им перед лицом Аомине. — На-жи-ву-ю! Причем самый любимый человек вырезал! Аомине молча вынул нож из рук Такао и положил на самый дальний край стола. Казунари это действие чуть остудило, и в конце своего монолога он бесцветно сказал: — И вообще, ты чё, совсем дурак? Кто режет пальцы, чтобы убить себя? — А откуда я знаю, что еще у тебя порезано, вон какая лужа… — Я упал в обморок, ты и сам это прекрасно знаешь. — Ладно, блять, урыл, — только и оставалось сказать Аомине. — Где аптечка? После обработки раны, Дайки подошёл к кухонному столу и спросил Казунари, который сидел на стуле, закутавшись в плед: — Чё у тебя тут было?.. Ужин?.. Ну садись, блять, будем ужинать. Что у нас на ужин?.. Такао несколько секунд молчал. — Что у нас на ужин, Казунари?! — отчеканил Дайки, готовясь вновь взорваться. — Куриные сердца. Тут несколько секунд молчал Аомине. А потом спросил: — Ты идиот? — Нет. Мазохист. Все несчастные в каком-то роде мазохисты, — Такао сделал какой-то неопределённо-философский жест рукой. Аомине закатил глаза: — Ясно, блять. Ну рассказывай, как их готовить, мазохист, — с этими словами он вздохнул и взял в руки нож. Готовка и ужин прошли довольно спокойно. Они мало говорили, зато не ругались. Когда Аомине вымыл посуду, Такао неуверенно спросил его: — Может, останешься на ночь? — Останусь, — буркнул Аомине и не договорил: «Кто знает, что тебе в голову придет». — Спасибо, Дайки, — слабо улыбнулся Такао, впервые назвав Аомине по имени. А он вспомнил, что сам впервые назвал его по имени как-то совершенно по-идиотски. Он пошел в гостиную и ещё долго ворочался под пледом. У пледа был запах Такао… Тренировки приобрели почти ежедневный характер, гости — тоже, дверь починили и по настоятельной рекомендации сделали второй ключ, а готовка Аомине для них двоих со временем перетекла в совместную. Такао становилось получше, он стал больше улыбаться, смеяться, шутить. Аомине тоже шутил: что не стал бы тренировать Такао, если бы тот был таким шебутным с первых дней. Казунари за такие шутки толкал его в бок и заливисто смеялся. Со временем Такао вновь смог бросать мячи в корзину. Правда, сначала они бросали вместе: Такао, держа мяч, закрывал глаза, а Аомине клал свои руки поверх его, и делал нужные движения. Такао в какой-то момент начал думать, что они с Аомине очень похожи на пару и что пора бы прояснить их отношения. Для Казунари всё прояснилось само собой, когда они занялись сексом на том самом пледе через неделю после того, как Такао сам бросил мяч в корзину. Но не для Аомине. Тот ещё сомневался, что его чувства можно назвать громким словом «любовь». Однажды ежедневная тренировка Аомине и Такао отменилась, потому что всё Поколение Чудес собралось, чтобы отметить получение диплома Мидоримой и возвращение Куроко из Америки. Правда, и к первому, и ко второму событию отношение было двоякое. Наверное, все кроме Куроко —любителя литературы — считали, что в дипломе у Мидоримы написана чушь чёрнокошачья. И единственное отличие было в том, что кто-то высказывал это общее мнение, а кто-то — нет. А Куроко было в какой-то степени всё равно до этого диплома. Тецуя находился не в том состоянии, чтобы оценивать тонкость и глубину фольклористических изысканий. Пускай он и вернулся из Америки, что радовало всех присутствующих, только вернулся он с разбитым Кагами сердцем. Что всех огорчало. Когда все были уже навеселе, Момои, чтобы ещё больше раскрепоститься, предложила всем сыграть в бутылочку на поцелуи. — Вс-сё равно вссе мы с-свободны сейчас, — было главным аргументом Сацуки. — А Мидо-чин? — тут же спросил Мурасакибара. Все согласно закивали. Момои уже хотела было извиниться и разрешить ему не участвовать, как Мидорима сказал: — Я Такао бросил, — вот так в лоб, четко и ясно. Аомине, может, и оценил его прямоту в другой раз, но конкретно эта ситуация его раздражала. В ней он был на стороне Такао. Кисе грустно вздохнул, протянул: «А-а-а…», и в компании воцарилось неловкое молчание. — Это наше личное дело. Большего я не скажу. Тема закрыта, — строго произнёс Мидорима и добавил. — Могу сыграть с вами. Момои сдавленно кивнула и раскрутила бутылочку. Спустя несколько поцелуев Мурасакибара заявил: — Целоваться с Мидо-чином?.. Не хочу… — Почему это? — уязвлённо спросил Мидорима. — Он мне нрави… лся в средней школе… — То есть, я должен был целоваться с Аоминеччи, а у тебя так это веская причина! — обиженно произнёс Кисе и отвернулся, чтобы скрыть своё смущение. — Никто ведь не заставлял… — протянул Мурасакибара. Мидорима совершенно не вникал в их перепалку, поражённый тем, что так просто сказал Ацуши. А потом сам же раздосадованно всё расставил на свои места: «Ну, конечно, он может так просто это сказать». И почти не соврал: — Ты мне тоже нравился. После этих слов Мурасакибара тут же перестал спорить с Кисе и во все глаза посмотрел на Мидориму. А Дайки теперь соотнёс всё звоночки-заминки. — Так это ты из-за него! — закричал он, встав и через весь стол схватив Мидориму за шиворот. На Дайки вновь не накатила та ярость, которую он испытал в тот день, когда Такао раскрыл ему причины своего состояния. Всем повезло, что кроме Мидоримы и Аомине в кафе оказались ещё четверо баскетболистов, которые смогли разнять их и посадить за стол пьяных переговоров, где и выяснилась вся правда: и о любви Мидоримы с Мурасакибарой, и о любви Такао с Аомине… И тому, и другому все были очень удивлены. Но рады. — Вот! Теперь нормальные поводы для празднования, — сказал Кисе. Голос его немного дрожал, но даже сам Рёта списал это на алкоголь. Аомине завалился домой к Такао далеко за полночь. Тот уже спал. Дайки кое-как разделся, зашёл в спальню, рухнул рядом на кровать, а потом сгреб Такао в охапку. Тот переплёл их руки и сказал: — Ты пьян. — О-очень, — согласно протянул Аомине, а потом совершенно будничным тоном произнёс. — Я чуть Мидориму не грохнул. — Чего?.. — тут же напрягся всем телом Такао. — Он с Мурасакибарой!.. — Я знаю, — прервал Казунари неприятную для него тему. — Мы поэтому расстались. Аомине несогласно помотал головой, понимая, что Такао не в курсе последних новостей, но не смог их сформулировать, поэтому решил сказать только главное: — Ну и в тот момент, когда держал… За шиворот… Момент я понял… — однако подумать было легче, чем сказать, поэтому Аомине, смущенный тем, что он собирался произнести, замолчал на половине фразы и недовольно засопел. — Что ты понял? — Такао хотел говорить серьёзно, но в его словах так и чувствовалась зарождающаяся улыбка. — Да ты и сам понял, что я понял. Спи давай, — проворчал Аомине и ещё крепче обнял Такао, который счастливо улыбнулся.