Личность

Данная часть является дополнительным материалом к трилогии «Личность»

      — Ава! — через считанные секунды я оказался у железной двери, начав долбить в неё в руками. — Ава, ответь! — нас разделяло железо, и я не мог представить, что будет в следующие секунды. Я не знаю, чего мне ожидать от Разумовского. — Позовите кого-нибудь, кто сможет открыть эту дверь, — мне кивнул один из парней и быстро ломонулся к выходу. Я остался у двери, не переставая стучать в неё.       Я хотел позвать её в очередной раз, но неожиданно раздался выстрел. Прямо там — за дверью. На секунду все присутствующие замерли, но через миг продолжил стучать по двери и звать Аву. Спустя несколько секунд дверь медленно отворилась: на полу лежал нож, которым Разумовский, скорее всего, заблокировал ручку, а следом, прямо мне под ноги, повалилась и Асаева. Внутри всё сжалось, и я подскочил к ней.       — Врача, живо! — опустившись на корточки, а впоследствии и на колени, перевернул её на спину, оглядывая на повреждения. — Больно?       — Игорь, — ледяные пальцы схватили меня за запястье, и я плотно сжал челюсть. — Прости, прости, прости, — она говорила шёпотом через слабые слёзы. — Прости за отца, прости за всё, — Ава извиняется передо мной за своего отца? Глупая.       — Я не злюсь, слышишь? — я правда не злился. Она не виновата. — Плевать я на твою родословную хотел, — осторожно просунул руку, тем самым кладя её на затылок, осторожно приподнимая. — Не виню тебя, слышишь?       Не умирай. Прошу. Только не ты. Пожалуйста.       — Прости, пожалуйста, — первые слёзы скатились по её щекам.       — Всё хорошо, я тебя не виню, — повторил снова, осторожно обхватывая под коленями. — Потерпи немного, знаю, что переносить нельзя, прости, — мой голос дрожит, но я всё равно поднимаю её. Ава тихо прошипела, зажимая рану. — Потерпи немного.       — Я отпустила его сама, — раздался её тихий голосок, и она уткнулась виском в моё предплечье.       — Знаю, — это всё, что я смог сказать ей. Я не могу винить её за любовь. Даже за любовь к Разумовскому. — Ты только потерпи, окей? — я шёл стремительно, в окружении спецназа.       — Глаза закрываются, — мне пришлось замолчать на несколько секунд, чтобы разобраться её речь. Слишком тихий голос.       — Нет-нет-нет, не закрывай только, мы почти у выхода, — заговорил тараторя, ускоряя шаг как можно сильнее. Ну же, ещё чуть-чуть.       — Я плох… ой друг… — она не договорила. Спотыкалась на каждой букве. — Изви… ни, — произнесла с хрипом, и я немого опустил голову, вглядываясь в её лицо: пара царапин и сильная бледнота. Она умирает.       Умирает у меня на руках.       — Ава? — в ответ лишь тихий-тихий хрип. — Ава, ответь, — мы вышли на улицу.       Вокруг море людей — в основном лишь сотрудники правоохранительных органов. Здание стремительно оцепляли, и туда-сюда бегали толпами. Я огляделся в поиске скорой, когда понял, что её всё ещё нет. Бригады скорой помощи ещё нет, а у меня на руках умирает лучшая подруга. Я замер на несколько секунд, и мой мозг стал генерировать ужасные вещи: похороны, надгробие, плач Юли. Сердце сжалось, и на мгновение я выпал из реальности. Уши заложило, а жить перехотелось совсем. Сначала папа, теперь она.       — Нет уж, — дёрнув головой, я опустил Аву прямо на голый асфальт, проверяя пульс. Его нет. — Врачей сюда, живо! — Фёдор Иванович стал судорожно звать бригаду, а я сделал глубокий вдох и положил левую ладонь выше мечевидного отростка и сверху расположил правую руку. — Ну давай, — я начал ритмично нажимать на грудину.       Отсчитав пятнадцать раз, оторвался, поправляя Аве голову. Положив одну руку на запястье, второй зажал ей нос, вдыхая воздух прямо в губы. Затем я продолжил непрямой массаж сердца, вновь отсчитывая пятнадцать толчков. Несмотря на слабую боль, что охватила мои руки от давления, я продолжал поддерживать в ней жизнь. Судорожно дышал ей в рот и продолжал нажимать на грудину в нужном темпе. Я продолжал откачивать её, несмотря на собственную боль в руках и слёзы, что душили меня.       — Ну давайте же, ну, — и, словно услышав мою мольбу, она слабо прокряхтела что-то нечленораздельное. — Ава? — она слабо шевельнулась, и я облегчённо выдохнул, махая прибывшей бригаде врачей.       — Игорёк? — Фёдор Иванович быстро подошёл следом, после врачей. Аву бережно переложили на носилки и нацепили кислородную маску. — Игорёк, ты как? — её несли к машине, и я не отрывал взгляда до тех пор, пока двери не закрылись.       — Я не переживу, если она умрёт, — лишь сейчас я понял, что мои руки дрожат от напряжения, а вместе с этим они покраснели от крови. Бронежилет же был в слабых каплях её крови.       — Она не умрёт, — его голос был уверенным, хоть и с нотками нервозности. — Выкарабкается, она же сильная девочка. Не переживай, Игорёк, и не с таким справлялись, — я повернулся к нему, глядя помутневшими от слёз глазами.       — Боюсь я, Фёдор Иванович, а что если…       — Без «если»! — отрезал резко и громко, не давая мне закончить мысль. — Всё будет хорошо! Это же Асаева! Она почти как ты — такая же живучая.       — Вы знаете, кто её отец? — Прокопенко тяжело вздохнул.       — Знаю.       — Она попросила за него прощения, — он удивлённо посмотрел на меня, но через мгновение его взгляд смягчился.       Фёдор Иванович понял её. Как понял и я.       Несмотря на свой богатый жизненный опыт, он не нашёл, что сказать мне. Думаю, говорить что-либо тут бесполезно. Я медленно повернулся к заводу, оглядывая его сверху вниз. Если Ава умрёт, я достану Разумовского из-под земли и убью его. Я не смогу жить, зная, что виновный в её смерти ходит по земле как ни в чём не бывало. Я убью и его, и Волкова. Любой ценой, но за неё я отомщу. Даже ценой собственной жизни.       — Игорь! — я услышал звонкий голос Димы и обернулся. Стоило мне увидеть его в толпе, как понял, что ноги меня больше не держат. Стоять нет сил.       Под его взглядом медленно опустился на асфальт, роняя голову. Дубин быстро подбежал ко мне и сел рядом, кладя правую ладонь на моё плечо. Он ничего не сказал — всё было ясно и понятно. Голова повисла совсем, будто её больше ничего не держало — первая слеза упала на пол между моих ног. В этот момент я понял, что, как бы сильно Ава не косячила, как бы сильно она не любила Разумовского, и как бы сильно она не прикрывала его, я всё равно буду считать её своим другом. Даже несмотря на то, что она дочь человека, убившего моего отца.       Ава всё равно мой друг.       — Игорь, — Дима тихо позвал меня, и кое-как я нашёл силы для поднятия головы. Он кивнул за мою спину, и я медленно обернулся. От слёз в глазах плыло, но я отчётливо видел, как бойцы спецназа выносят тело Стрелкова.       — Надеюсь, Аве повезёт больше.       — Как она?       — Не знаю, увезли, — мой взгляд вновь наткнулся на окровавленные руки. — Это её кровь.       — Она выживет, — его голос дрожал так же, как и мой. — Она сильная. Она справится.       Ава сильная, она справится, она выживет.       — Давай приведём тебя в порядок и поедем к ней в больницу? — его голос светлый, ласковый. — Ты не должен сдаваться сейчас. Ей нужна наша поддержка.       — Да, — я кивнул, соглашаясь. — Да, ты прав, — ещё несколько судорожных кивков, и Дима помог мне встать на ноги.       Нужно бороться дальше.       

ДВА ДНЯ СПУСТЯ

      Я вглядываюсь в бледное лицо Авы, пытаясь найти хоть один намёк на то, что она вот-вот очнётся. Конечно же, я ничего не нашёл. Смотреть на неё я мог лишь через стекло — сейчас мой близкий друг лежит в реанимации в шаге от смерти. Стоит ей сделать неверный шаг, и она канет в непроглядную тьму, навсегда. Кровь в жилах застывает, стоит на мгновение мысли о её смерти посетить мою голову.       Когда её доставили в больницу, сердце повторно остановилось, и стоило мне узнать об этом, моё остановилось следом. Юля быстро утешила меня, сказав, что его чудом смогли запустить вновь. Дважды Ава умирала и дважды возвращалась вновь, словно феникс, восставший из пепла. Если мне скажут показать самого сильного человека во всей вселенной, я покажу им её. Она пережила многое, и я смело могу назвать её сильным человеком. Она это заслужила, хоть и вряд ли хотела быть настолько сильной.       Никто из нас не хотел.       — Игорь, — я медленно повернул голову в сторону знакомого голоса и оглядел Диму с ног до головы. Выглядел он свежо: помылся, поменял одежду и, главное, выспался. Обо мне того же не скажешь. — Я твою любимую шаверму купил, — напарник шустро подошёл ко мне и протянул свёрток.       — Спас… — голос охрип из-за долгого молчания, и я закашлялся. — Спасибо, — повторил снова, стоило кашлю прекратиться.       — Ещё вот, — в другую мою руку он вложил бутылочку воды. — Как она? — вместе с вопросом Дима повернулся к стеклу, разделявшему нас от Авы. Взгляд его зелёных глаз судорожно пробежался по лицу Асаевой.       Её подключили к искусственной вентиляции лёгких, и теперь на её лице была кислородная маска. На скуле слабая царапина, кожу задели совсем немного, а выражение лица было спокойным. Казалось, она спит. Её настоящее состояние выдавала ужасная бледнота и худоба: она очень похудела за последние недели в целом, а сейчас всё ещё хуже. С каждым днём я ненавидел себя всё больше — я ведь знал, что Вадим может выкинуть что-то подобное. В Разумовском же я никогда и не сомневался.       — Как видишь, — ответил спустя несколько минут молчания. — Её состояние не могут стабилизировать.       — Всё будет в порядке, — его лёгкая рука крепко сжала моё плечо. — Это же Ава. Она справится.       — Как там Юля?       — Никакая ходит. Плачет всё время, но не признаётся.       — Я должен быть рядом с ней.       — Цитирую: «Сейчас Игорь должен быть с Авой. Игорь сильный, его сил хватит Аве, чтобы выкарабкаться». Понял?       — Понял, — я не нашёл, как бы ответить на его слова по-другому. Сил не было.       — Ты бы поспал.       — А Ава?       — Я посмотрю за ней, — он бережно посмотрел на меня, улыбаясь своей светлой улыбкой. Если сравнивать меня с ним, то Дима будет куда светлее, чем я. — Иди поешь и спать. Часов пять тебе нужно.       — Хорошо, — согласился я быстро. Спать и правда очень хотелось. За последние двое суток я не сомкнул и глаза, если не считать коротких снов по десять минут раз в несколько часов.       Когда от еды не осталось ничего, я выбросил пакет в урну, снял ветровку и лёг на диван, укрываясь собственной курткой; подушкой служили руки. Последнее, что я запомнил, был Дима, опустившийся в кресло рядом, напротив палаты Авы. После я провалился в глубокий сон. От усталости мне ничего не снилось, и, если честно, так даже лучше. Последнее, что я бы хотел увидеть, это Аву. Потому что, если бы я её увидел, это означало бы, что она прощается.       А я не хочу прощаться.       

ПЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ

      — Какие новости? — поинтересовался, спешно поднимаясь на ноги.       — Хочу вас обрадовать, — лечащий врач Авы, широко улыбнулся. — Состояние вашей подруги наконец стабилизировалось, — я облегчённо выдохнул. — Но хочется добавить: угроза смерти все ещё есть, и, если девушка очнётся, это будет настоящее чудо.       — Почему всё так плохо от одного пулевого? — этого я искренне не понимал. Врач мне уже что-то объяснял, но я нихера не понял. А может, я был слишком уставшим, чтобы понять хоть слово. — Только простыми словами, пожалуйста.       — Жизненно важные органы были задеты, и их пришлось зашивать. К тому же, как оказалось уже здесь, ранее Ава переживала большой стресс, что также сказалось на работе организма. Не могу не упомянуть небольшое истощение — недостаток сна, еды и воды. Ваша подруга ставила работу выше своего здоровья. В критический момент всё это сказалось на её состоянии. Организм устал бороться, и, если она очнётся, это будет большое чудо. Огромное чудо, — он выделил эти два слова. Сделал на них большой акцент. — А если очнётся ещё и в ближайшее время, можно смело назвать её героем, который не перестаёт бороться, несмотря ни на что.       — Вы переведёте её в обычную палату? — это всё, что я смог выжать из себя.       — Да, но со всеми удобствами. Счёт её лечения был погашен, а частная палата полностью оплачена. Можете не беспокоиться, общая палата ей не грозит.       — Простите, а кто оплатил счёт?       — Я не мог… — я его перебил, доставая удостоверение.       — Я Игорь Гром, майор полиции Санкт-Петербурга и я буду очень благодарен, если вы принесёте мне нужную бумажку, — врач молчал всего пару секунд, а потом нервно кивнул несколько раз. — Спасибо большое за сотрудничество.       — Не за что, майор, — нервозность в его голосе была очень ощутима. Он шустро удалился, чтобы не чувствовать мой взгляд на себе. И правильно сделал.       Когда врач наконец соизволил принести мне бумагу, я даже не удивился, стоило мне вычитать нужное имя.       Алтан Дагбаев. Неудивительного. Другого и быть не могло.       

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

      — Ну как ты? — прошептал тихо, боясь разбудить. Правда, был ли в этом смысл, если в сознание Ава ещё не приходила?       Быстрыми шагами я дошёл до койки и опустился на стул, стоящий рядом. В очередной раз положил свою ладонь поверх её и прикрыл глаза, опуская голову. Я не знаю, зачем я делаю так, но в такие моменты мне казалось — я отдаю ей свою силу. Лишь бы Ава и правда брала всё без остатка. Лишь бы очнулась, а что будет со мной, — уже не важно. Лишь бы пришла в себя, а там будет видно. Там и решим.       — Очнись, пожалуйста, — говорю тихо-тихо, словно молюсь всем богам. Возможно, так и было. — Прошу, услышь меня, — я сжал её руку чуть посильнее, мечтая почувствовать движение её пальцев.       Сделав глубокий вдох, хотел уже вновь открыть рот, но резко замер, не понимая, что происходит. Ава слабо-слабо сжала мою руку в ответ, и я резко поднял голову, окидывая взглядом её лицо. Мускулы стали едва заметно шевелиться, и мои пальцы автоматически сжали её руку ещё сильнее, как бы отвечая на касание. Сглотнув накопившуюся во рту слюну, стал наблюдать за тем, как Асаева медленно открывает глаза. Её мутный взгляд был устремлён вверх — к потолку.       — Как ты? — я задал вопрос со всей возможной заботой, с которой мог вообще говорить. Кажется, что ещё чуть-чуть, и Ава рассыплется пеплом, исчезая.       — Ты худой, — в ответ наконец услышал её голос. Она говорила тихо со слабой хрипотцой — сказались полторы недели без использования голосовых связок.       — Думал, не проснёшься, — признался честно, протягивая левую ладонь к чужой голове. Пальцы осторожно обхватили маску и потянули её вверх, медленно снимая. — Нормально дышишь?       — Да.       — Как хорошо, что с тобой всё в порядке, — губы сами по себе расползлись в улыбке. — Врачи говорили, если ты очнёшься, это будет чудо.       — Почему ты здесь?       — Стерегу твой покой, — переведя дыхание, расслабил руку и на одном дыхании прошептал: — Я не ненавижу тебя, Ава, — я обязан произнести это вслух. — Мой отец тоже совершал ошибки. Это не повод ненавидеть тебя или себя за ошибки, что совершили другие люди. Я никогда не ненавидел тебя.       Злился — безусловно, но ненавидеть? Никогда.       — Ты всегда будешь моим другом.       — Прости, что я тебя не послушала. Не вини себя за случившееся.       — Я должен был догадаться, что он выбросит нечто подобное. Должен был догадаться, что у Вадима есть план.       — Это всё равно бы случилось, — её нежные пальцы обхватили мои — шершавые. — Днём раньше, днём позже, — эти слова выбили из моих лёгких весь воздух, и я встрепенулся. Слышать их неё было больно. Невыносимо. — Не важно. Я приняла множество ужасных решений, так что… Другого финала и быть не могло, — Ава говорила словами моего отца. — Разумовский всё равно бы совершил что-то подобное. Кто-то бы всё равно заманил нас в ловушку. Все мои решения к подобному бы и привели, Игорь. Не вини себя.       — Давай больше без лжи? — слова были произнесены мною с мольбой. — Я больше не хочу никого терять.       — Обещаю, — на женском лице появилась слабая улыбка. И я повторил за ней.       Сейчас всё хорошо и, надеюсь, так будет всегда. С моей стороны глупо надеяться на подобное, ведь истории Разумовского и Асаевой ещё не завершены, тем не менее, я готов бороться за нас. Я готов бороться за себя и своих друзей. Любой ценой, но я доведу нас до финиша. Чего бы мне это ни стоило, но каждый из нас будет жив, когда всё закончится. А всё это закончится — рано или поздно. В нашем случае в ближайшем будущем.

ДВА ГОДА СПУСТЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

      — Ты уверена? — мой голос низкий, почти охрипший.       — Да, — прежде чем ответить, Ава сглотнула. Она сняла пистолет с предохранителя и тихо прошептала: — Если они там, я убью их.       — Мы оба знаем, что ты не сделаешь этого, — как бы сильно Асаева не желала мести, она не сможет убить того, кого любит по сей день.       — Мы оба знаем, что могу, — Ава вышла из машины, громко хлопнув дверью. Я вышел следом.       — Они призраки. Найти их невозможно. Только если они сами не захотели.       — Хочешь сказать, Разумовский позволил нам найти их? — спросила истерично. Ещё немного, и моя подруга впадёт в истерику.       — Да. Он хотел, чтобы мы нашли их. Ему есть, что сказать тебе.       Всеми силами я пытался переубедить её опустить оружие. Она настроена серьёзно, и стоит Олегу сказать что-то не так, она нажмёт на курок. Я не хочу, чтобы Ава ненавидела себя за убийство Разумовского и Волкова. Даже если эти люди виновны в поехавшей крыше Марушева и в колоссальных изменениях Авы — начиная с каре, заканчивая характером. За прошедшее время она сильно изменилась. Стала грубее и жёстче. От прежней Авы не осталось и следа.       События двухлетней давности изменили её. Вместе с ней изменился и мир.       Мы все изменились.