Обещание ночных цветов

— С вас тридцать злотых! — девушка в чёрном обворожительно улыбнулась, захлопнув увесистую книгу. — Услуги отпевания мы предоставляем только за отдельную плату, но помните — отпевание прямо в церкви Завета обойдётся вам в два раза дороже! — А для служителя Завета сделаешь скидку? — молодой послушник облокотился на прилавок, рассматривая гробы, стоящие у стен. Хозяйка похоронного бюро с деловым видом нырнула под стойку и увлечённо зашуршала там свитками со списками услуг. Вытащив длиннющий прейскурант, выглядевший самым древним, прокашлялась и начала: — Для служителей Завета у нас полагаются скидки двадцать процентов на детские гробы из любого материала, пятнадцать — на взрослые простые, сделанные из самых дешёвых материалов… — тонкие пальчики быстро перебирали хрустящую бумагу. — Так, так… Это вам не подойдёт, этот гроб уже зарезервирован… О, и кстати. Раз вы служитель, то должны заплатить двойную цену. — Чего? — от возмущённого крика два дремавших под деревом послушника разом подпрыгнули, схватившись за книги. — Ху Тао, ты сдурела! — Никак нет. По правилам господина Фаэрона, все служители должны платить особый налог. Но если не хотите платить — я могу порекомендовать вам гробовщика в соседнем городе. Только поверьте — он тоже берет налог, и цены у него намного выше, а качество… — Ху Тао спрятала свиток и направилась вглубь магазина, с гордостью глядя на гробы, блестевшие в свете солнца. Послушник раздражённо фыркнул и достал из-за пазухи мешочек. Швырнув на тарелку шестьдесят золотых монет, расписался на чеке и, надев его на колышек в углу стола, сердито зашагал прочь, бормоча проклятия в адрес первосвященника Завета, что не только перестроил всю религию на корню, но и создал множество условностей. А гробовщик, поставив на полку книгу, где записывала похороны на следующий месяц, порхнула к прилавку, сгребла в кучку деньги и тщательно пересчитала. Ровно шестьдесят, ни полушкой больше. «Вот жмот», — смахнула монеты в ящик и заперла его на ключ. — «Хоть бы мелочи за работу парней насыпал». Ворота громко хлопнули, и она встрепенулась — во двор, расталкивая прислугу, послушников и рабочих, ворвался высокий старик, опиравшийся на высокую трость. Он был частым клиентом, и Ху Тао сразу же выхватила с полки пухлый каталог: — Здравствуйте! Ритуальное бюро «Ваншэн» приветствует вас, господин Кадруки. Кто у вас сегодня — друг, племянник, внук? Или — наконец-то! — ваша достопочтенная супруга? — Мне нужен детский гроб, Ху Тао. Желательно попроще и как можно быстрее. Плачу втрое за спешку, — клиент присел за стол, наблюдая, как просиявшая девушка полетела за другой книгой. Через секунду перед ним появился ещё один каталог, уже с детскими гробами, а сама Ху Тао присела рядом, наблюдая, как старик сосредоточенно выбирает. Он был здесь постоянным гостем — семья большая, постоянно кто-то умирал. Ну и, поскольку похоронное бюро находилось рядом с главным собором Завета, всё семейство Кадруки приходило туда послушать проповеди. А дети прибегали в похоронное бюро посмотреть, как рабочие обтачивают доски, и копошились в стружке под неодобрительные окрики матерей. Клиент наконец закончил и вернул книгу, показав на аккуратный гроб из тёмного дерева. Улыбнувшись, Ху Тао спросила, считая сумму на листке: — Отпевание и прощальную проповедь вам включать? А цветы? А плакальщиц? — Да, всё как обычно. Покойных всегда нужно провожать с честью. Иначе Боги не захотят принять его душу. — Вы всё ещё верите в старых Богов Завета? Господин Фаэрон и его сын вроде опровергли их существование, и говорят теперь о золотом божестве… — Милая моя Ху Тао, поверь, я стар настолько, что видел, как молодого Фаэрона выгнали из Завета взашей. Вся эта религия сшита так, чтобы всё больше денег сыпалось в карман старику, пока его сын покорно говорит о бескорыстии. Ему просто повезло с женой, родившей настолько талантливого проповедника. — Не знаю, что там с женой, её мы точно не хоронили, — она протянула старику листок и достала свиток со срочными заказами. — Смотрите, господин Кадруки. У нас все срочные заказы расписаны до конца недели… Поэтому могу предложить вам… — Ху Тао, я заплачу столько, сколько захочешь. Но мой правнук должен быть похоронен не позднее, чем через три дня. — Ага… Ну срочные заказы у нас стоят втрое больше. Значит, за такую спешку… — В пять раз больше. Устраивает тебя это? — Конечно! И помните — ваша семья освобождена от церковных налогов! — она восторженно наблюдала, как клиент достал увесистый мешочек и бросил на тарелку. Подождав, пока он уйдёт, вытряхнула содержимое и так же тщательно пересчитав, отделила десяток монет, которые отложила в отдельную шкатулку, а остальное смахнула в ящик. У собора ударили в било, и Ху Тао присела на стул, наблюдая, как вереница людей потянулась мимо, направляясь домой после вечерней службы. Звенели монеты, которые бросали в чашу около ступенек, заскрипела калитка на заднем дворе — гробовщики вернулись с очередных простых похорон. Свою долю они уже получили, поэтому не станут тревожить хозяйку. Потому она достала из-под кипы бумаг свёрток и перо и поудобнее облокотилась на стойку. Идеи не шли в голову уже который день — после визитов священства из Завета всегда оставался неприятный осадок. Они забирали свою законную часть выручки и не упускали возможности брякнуть какую-то гадость в адрес хозяйки. В ответ она писала им едкие стишки, которые дети на улицах могли потом распевать месяцами, но всё-таки обида оставалась. То, что Ху Тао была чужестранкой, не давало права издеваться, в конце концов! Тем более, что похоронное бюро стояло рядом с собором уже не одну сотню лет, и его хозяев можно было уже считать неотъемлемым атрибутом Завета. Голоса за оградой стихли, а у дорожек неспеша начали загораться фонарики. Начинались сумерки, пришёл канун отдыха, и Ху Тао в задумчивости стала чертить что-то в углу листа, просматривая свой вчерашний стих. Сейчас погаснут свечи в соборе, и она услышит, как духи запоют, свободно летая сквозь полуоткрытые окна. В тёплые дни, когда заходит солнце, Она смотрит куда-то вдаль. Когда всё меркнет без эмоций, Только небо сверкает, как… Ворота хлопнули, отчего она подскочила на месте. Перо выпало из рук и, оставив на листе внушительную кляксу, упало на пол. По привычке уже Ху Тао схватилась было за каталог, но потом резко остановилась, осознав, что её посетитель наверняка не станет заказывать похороны. Облачённый в богатые одежды первосвященника, опирающийся на украшенную драгоценными камнями трость, и аромат благовоний… Она поморщилась. Вот кого-кого, а Кор Фаэрона она точно видеть не желала. Ну, кроме как в мёртвом виде. Но старый хрыч был настолько живуч, что пережил даже дедушку Ху Тао, умершего два года назад. В спешке запихнув листы со стихами под стойку, с максимально равнодушным видом достала каталог: — Ритуальное бюро приветствует вас, господин Фаэрон. Но мы уже закрыты, подать забрали три дня назад, и срочные заказы не берём. Могу только зарезервировать для вас гроб. «И самолично уложить тебя туда», — кулон на спине угрожающе сверкнул, и она почувствовала, как от него полыхнуло жаром. Всегда, когда её что-то сердило или, наоборот, очень сильно радовало, украшение загоралось, вызывая массу вопросов у окружающих. Первосвященник не обратил внимания на раздражённый тон собеседницы, и задал вопрос в лоб: — Ты не видела Лоргара? — Нет. Уже десять дней. Ваш сын не слишком жалует моё дело, знаете ли. Спросите у его няньки, уж наверняка Эреб знает, куда он запропастился, — тот факт, что Фаэрон явился не по делу, разозлил ещё больше. Старик вместе со своим дружком слишком сильно опекали уже довольно взрослого Лоргара, и это раздражало всех служителей собора и смешило прихожан. Ну а когда первосвященника принесло в ритуальное бюро… Это верх наглости! — Эреб тоже искал его, но увы… Я думал, что, возможно, ты его видела. — Я же сказала — нет. И в гробах своих я его не прячу, — Ху Тао заметила, как Фаэрон косится за её спину. С руки сорвалась алая бабочка, которая опустилась на стойку и рассыпалась искрами. Гость отпрянул, опасливо поглядывая на обугленное дерево и поднялся. Он знал, что злить хозяйку бюро — опасное мероприятие. Чужестранка с бледным лицом могла управлять огнём, и когда вокруг неё начинали порхать бабочки, это означало, что её довели до белого каления. Поэтому, поклонившись, ретировался, стуча тростью по каменной дорожке. Довольно фыркнув, Ху Тао опустила занавески, защищавшие прилавок от ночных песчаных бурь и насекомых, достала свои записи и, потушив фонари, направилась к выходу. Внезапный визит немного взбодрил её, и в голове родились несколько идей для новых стихов. И она направлялась в одно из своих любимых мест. Собор Завета стоял на обрыве, на краю которого пристроился небольшой оазис. Ручеёк, вытекавший из-под фундамента храма, наполнял небольшое озеро, вокруг которого росли несколько диких кустарников и деревьев, где прятались отлынивающие от работы послушники. А ночью отсюда открывался великолепный вид на столицу, сверкающую огнями фонарей, и, если стоять на самом краю, в лицо бил холодный ветер, отчего хотелось смеяться. И поэтому Ху Тао приходила сюда, чтобы подставить лицо порыву, хохотать, забыв о дневных заботах, и с упоением записывать новые стихи, посвящённые Колхиде, миру, который стал для неё родным домом. Усевшись под одним из кустов, она поудобнее расположила на колене лист бумаги, поставила чернильницу на ближайший плоский камень и подняла лицо к небу. Первая луна только-только появилась на небе, затянутая дымкой. «Во время начального бдения будет дождь». — Будет дождь, — от неожиданности Ху Тао дёрнулась, и бабочки с треском разлетелись в разные стороны. Перо в руках прыгнуло, оставив в конце строчки странную закорючку. Отложив его в сторону, гробовщик опасливо выглянула из-за куста, чтобы увидеть того, кто озвучил её мысли. И недовольно фыркнула, увидев внушительную фигуру проповедника, сидящего на краю обрыва. Кажется, духовенство Завета сегодня её преследует. — Дождя над столицей не было уже больше года, — продолжал служитель, глядя вниз. — Золотой Бог сжалился над народом. — Лорд Лоргар, — в отличии от многих, Ху Тао смогла без труда выговорить обращение, сердито наблюдая за тем, кто потревожил её одиночество. — Господин Фаэрон вас обыскался. Сегодня даже заглядывал ко мне. — Он ищет меня уже с раннего дня. Не хочу его видеть. Разговоры с ним и Эребом приносят только раздражение. — О, не только вам, — неожиданно для себя она тихо рассмеялась. — Если вы не знали, Кор Фаэрон своими поборами не достал только моих клиентов. Этот старикан гребёт в свой карман столько… — О, так вы — Ху Тао, — проповедник обернулся. Его золотые глаза сверкнули в сумерках, и она почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Сын Кор Фаэрона был странным человеком — он был вдвое выше ростом самого высокого человека во всей столице, и намного шире в плечах. Кожа, покрытая бесчисленными татуировками, имела странный оттенок, приближавшийся к золотому, и поэтому некоторые предполагали, что его мать была чужестранкой. Или он вовсе был приёмным, поскольку ходили слухи, что Лоргара ещё совсем маленьким забрали у племени Отверженных, обитавших глубоко в пустыне. В любом случае, проповедник резко отличался от остальных жителей Колхиды, как и Ху Тао. — Да, а что? — она снова взялась за перо, записывая скорописью внезапно пришедшие в голову строки. — Я давно облюбовала это место, и во время кануна отдыха сюда никто не ходит. Да и в другое время тоже. Лоргар промолчал, глядя куда-то вдаль. Повисла тишина, нарушаемая только скрипом пера, журчанием ручья и стрекотанием сумеречных насекомых. Странно, но вдохновение впервые за эти дни захлестнуло Ху Тао, и она яростно царапала заострённым кончиком бумагу, из-за чего буквы местами становились совсем неразборчивыми. На полях оставались мелкие кляксы каждый раз, когда макала стило в чернильницу и раздражённо стряхивала капли. Лист закончился слишком быстро, и гробовщик отложила его, прижав первым попавшимся под руку камнем. И только принялась за второй, как голос Лоргара вырвал её из творческой эйфории: — Я не знал, что вы пишете стихи. — Да ну? — она глянула на собеседника, что за время, пока Ху Тао была погружена в свои мысли, придвинулся ближе. — О моих скандальных стихах в адрес господина Фаэрона весь город судачит до сих пор, а вы ничего об этом не слышали? — Я редко бываю в городе. Обычно только когда проповедую. И тогда люди молчат. Единственное, что слышал о вас — вы имеете долю благословения Сил. И что вы не из этих мест и не дитя Колхиды. — Моё бюро стоит при храме Завета со времён его создания. Я его семьдесят седьмая хозяйка. И если Колхида не мой дом, то и не ваш тоже. А Силы… Глаз Бога — не то, что можно назвать явлением Сил. Он может причинять боль, в отличии от них. — Эреб говорил, что ваши руки всегда покрыты ожогами. И если вас разозлить, то сожжёте всё, что стоит у вас на пути. Ху Тао недоумённо взглянула на Лоргара, пытаясь уловить хоть малейший намёк на шутку. Но золотые глаза смотрели из-под пушистых век серьёзно, как никогда, и губы не дрогнули в лёгкой улыбке. Кажется, он действительно верил всем этим слухам про ужасную хозяйку похоронного бюро, и она рассмеялась, положив перо в чернильницу. Золотые бабочки разлетелись в разные стороны, затанцевали вокруг хрупкой фигуры, а на руках проскочили вспышки пламени. А через мгновение Ху Тао испуганно кинулась к ручью, чтобы потушить вспыхнувшие ладони. И хоть успела сунуть их в прохладную воду, на бледной коже стали появляться алые пятна, а местами и волдыри. Ну вот, снова она не сможет долго держать стило, а значит, и писать. Будь проклята развеселившая её доверчивость Лоргара, который, заметив, что случилось, поднялся и подошёл ближе, чтобы рассмотреть её ожоги. Теперь Ху Тао почувствовала себя неуютно — она едва доставала ему до середины бедра, и наверняка выглядела со стороны совсем крошечной. Кажется, ожог напугал его. Лоргар неловко взял её ладонь в свою, и в глазах проскочило плохо скрываемое беспокойство. Но гробовщик сердито выдернула руку и вернулась к листам и чернилам, чтобы собрать их и уйти. У неё в бюро была припрятана мазь, что исцеляла любые раны, и чем быстрее она вернётся домой, тем незаметнее наутро будут шрамы. — Подождите, Ху Тао. Я не хотел причинить вред, — голос проповедника был переполнен сожалением. — Я не знал, что это… Настолько опасно для вас. Ху Тао только фыркнула, пытаясь удержать в руках свитки со свежей рукописью, на которой не успели просохнуть чернила. «Как дитя малое, честное слово», — промелькнуло в голове, когда она снова глянула на проповедника. Он обеспокоенно наблюдал за ней, явно не понимая, чем вызвано такое отчуждение. Но гробовщик слишком хорошо знала: свяжешься с Лоргаром — рано или поздно познакомишься с его опекунами. А такое общество было ей не по вкусу, кто бы что ни говорил. И, не проронив ни слова, удалилась, прижимая к груди свои стихи. Уже подходя к бюро, Ху Тао заметила, что фонари, освещавшие двор, зажжены, слышен стук молотков рабочих и их голоса, тревожно перекликавшиеся между собой. Она ускорила шаг, беспокойно перебирая варианты такой суеты. Да, на эту глубокую ночь уже были назначены похороны, но они были заказаны два года назад, и к ним было всё давно готово. Ну, не считая мелочей, вроде масла пустынного дерева для окропления тела перед сожжением, но Ху Тао послала консультанта в ближайшее поселение для закупки всего необходимого. Он должен был вернуться в конце кануна отдыха. Но с чего бы его появление принесло такую суматоху? — Госпожа Ху Тао, — уже на входе её поприветствовал Чжун Ли, тот самый консультант, которого она посылала за покупками. — Я приобрёл то, что вы просили, и всё уже доставили к складу. — С чего такая суматоха, консультант? — всё раздражение моментально ушло на задний план. Ху Тао вошла в рабочий ритм, и её голос снова стал бодрым и деловым. — К плановым похоронам всё давно готово, почему подняли людей? — Умер один из членов Совета, из тех, что приводили в исполнение волю Носителя Слова. Лорд Эреб самолично явился сюда несколько минут назад и подписал контракт. Как только наступит начальное бдение, соберётся процессия, чтобы спуститься в город и совершить обряд. — Почему лорд Эреб? Этим должна опекаться семья умершего, — бросив бумагу и чернила на столе, она направилась к пристройке, где изготавливали гробы. Заспанные рабочие, увидев хозяйку, отсалютовали ей инструментами и снова вернулись к изготовлению досок для гроба, и алая стружка вновь полетела в разные стороны. Это дерево уже давно было зарезервировано семьёй погибшего, но обычно им занимались непосредственно после заказа, поэтому оно пылилось на складе. В другой пристройке тоже звучали усталые голоса — несколько девушек, получив мерки умершего, уже занялись пошивом савана. Ху Тао довольно улыбнулась — если они не сбавят темп, к концу отдыха они будут готовы, и всё необходимое доставят в город. — Лорд Эреб не объяснил причину, почему он оформлял контракт, — отозвался стоявший за спиной консультант, листая книгу с заказами. — Я уже отправил плакальщиц и служанок в город для обмывания покойного, троих послушников для подготовки ритуала, а на месте церемонии уже работают несколько консультантов. — Прелестно, прелестно! А кто будет проводить церемонию? — Вам это не понравится, госпожа, но я не смог ничего сделать. Церемонию будет проводить лорд… Лоргар вместе со всем духовенством. Это неприятнейшая новость, я понимаю… На мгновение Чжун Ли показалось, что Ху Тао помрачнела, но через долю секунды она со смехом порхнула к швеям, с напускным негодованием объясняя, что шитье на саване должно лежать не так. А потом выхватила вышивку из рук самой молодой работницы и села шить сама, быстро накладывая шов за швом. У них было слишком мало времени, чтобы тратить его на обучение. *** Било у собора ударило один раз, знаменуя о наступлении начального бдения. Глубокая ночь опустилась на столицу, но все фонари были зажжены, а улицы переполнены. Горожане, одетые в белое, означавшее скорбь, стояли на дорогах от ворот до места, где происходила церемония погребения. Многие жители не понимали, что происходит, и то там, то тут звучали смех и весёлые кличи. Но всё это смолкло, когда на горе, где стоял храм Завета, вспыхнули фонари, и вниз двинулась огромная процессия, освещая путь множеством светильников и распевая скорбные гимны Золотому Божеству. Первыми в ворота прошли сорок совсем юных послушников, выстроенные в ряды по четыре человека. Облачённые в простые серые одежды и держащие в руках плошки, они гордо прошли через толпу, старательно строя серьёзные лица. За ними шли священники, несущие фонари, плошки, кадильницы и книги с ритуальными текстами. С ними шли и Лоргар, Несущий Слово, и его ближайшие советники — Эреб и Кор Фаэрон. Народ, завидев своего правителя, словно обезумел в радостном приветствии. Служители едва сдерживали радостную толпу — люди пытались подобраться к проповеднику как можно ближе, прикоснуться к нему, получить благословение, а матери, подхватив детей на руки, поднимали их, выкрикивая просьбы. Но Лоргар только смотрел на них с каким-то странным сожалением, а особо наблюдательные заметили, что сурьма, которой были обведены глаза, поплыла, будто проповедник плакал. А потом люди резко отхлынули, тревожно шепчась. За священниками шли гробовщики во главе с Ху Тао. Выстроившись по трое, они несли последние материалы для ритуала — кувшины с маслами, благовония, ветки пустынных деревьев, на которых едва-едва распустились цветы (никто никогда не знал, откуда похоронное бюро берет их, и вообще растут ли на Колхиде такие деревья), и верхнюю часть савана. Толпа тревожно зашепталась, глядя на Ху Тао — несмотря на мрачный настрой процессии, она улыбалась, держа руки перед собой так, словно несла небольшой светильник. Только дети радостно закричали, завидев автора любимых песенок-дразнилок, которые звучали тогда, когда священников не было рядом. И хозяйка похоронного бюро кивала им в ответ, пропуская мимо ушей то, что шептали суеверные взрослые за спиной. Процессия прошла через весь город и поднялась на возвышение, где уже вовсю полыхали костры. В центре площадки, выложенной крупными камнями, из хвороста был выложен холм, на котором стоял сверкающий свежим лаком гроб с покойником. Вокруг него лежало множество венков из белых цветов, которые выращивали только в одном из северных городов с более-менее щадящим климатом. Их доставка оказалась хлопотной, и когда процессия прибыла, плакальщицы только-только закончили сплетать последние элементы украшений. Ху Тао не без удовольствия рассматривала плоды трудов своих людей — подготовка была безупречной. Родственники и покойный наверняка останутся довольны. И она не удержалась от улыбки, заметив, как хмурится Фаэрон, вертя головой и ища, к чему придраться, пока послушники торопливо подкладывали в курильницы благовония и открывали книги на нужных страницах перед спутниками Лоргара. Сам проповедник в текстах не нуждался — он знал наизусть каждую страницу всех книг, которые хранились в соборе и использовались в ритуалах. Они начали петь, когда первая луна вышла из-за тучи. За спинами священников сразу же замолчали послушники, а родственники умершего синхронно зарыдали, поддерживаемые хором плакальщиц. Ху Тао присела на ближайший горячий камень на земле, поджав под себя ноги — действие обещало быть длинным, а её выход должен быть в самом конце. Именно поэтому она не любила находиться на подобных похоронах лично. Затянутость ритуала, который обычные служители, приставленные к похоронному бюро, совершали за час, да и огромное количество людей, положенное по традиции… Чжун Ли опустился рядом с хозяйкой, и она положила голову ему на плечо, устало зевнув. — Кажется, когда вернёмся, я буду спать целые сутки, — сообщила она, крутя кольцо на пальце. — И сожгу каждого, кто меня побеспокоит. — Думаю, больше никто из знати не вздумает умереть ни в эту ночь, ни в следующую. Кстати, пока мы заканчивали, я разговорился с врачом. Он говорит, что советника отравили. И поэтому в список материалов добавили серый порошок из южной провинции. Пламя должно быть зелёным. — Отравили… Странно, — задумчиво протянула она. — Давно у нас не было таких покойников. Обычно люди умирают от солнечных ожогов и рака. Иногда убивают. Преступники в наших услугах не нуждаются. А чем его отравили? Два послушника громко шикнули на них и тут же отвернулись, поняв, кто говорил. Консультант вздохнул, слушая пение, а потом продолжил: — Он не знает. Говорит, что это какой-то странный яд, который убивает почти мгновенно. Также по городу ходят слухи, что кто-то пытался отравить проповедника. Но его не берёт даже яд пауков, обитающих в пустыне, а это значит… — Что гроб таких размеров строить нам придётся нескоро, — Ху Тао прикрыла глаза. Ритуал исполнили ровно наполовину, и сейчас служители, распевая песнопения, помогали родственникам подняться к гробу, чтобы попрощаться. Каждый из них оставлял в ногах покойного маленькие свёртки, которые должны были сжечь вместе с телом по древним традициям. Пока вся эта вереница людей закончится, она успеет вздремнуть… Чьи-то руки слегка тряхнули её за плечи. Разлепив глаза, владелица «Ваншэн» в недоумении уставилась на своего консультанта, который что-то ей говорил. Где-то в стороне заканчивали распевать священники, а вся семья погибшего уже выстроилась за костром, всё ещё плача и шепча молитвы. И только потом до полусонной Ху Тао дошло. Близился её выход. Лоргар уже отошёл от своих советников, и терпеливо ждал, пока хозяйка похоронного бюро окончательно придёт в себя. — Госпожа Ху Тао. Вам пора, — он протянул ей руку, и она ухватилась за его палец, подымаясь. Со стороны это наверняка выглядело забавно — проповеднику пришлось опуститься на одно колено, чтобы помочь ей. А потом они вдвоём направились к кострищу, и люди почтительно расступились перед ними. Запах благовоний окончательно привёл её в чувство. Служители разом замолчали, наблюдая, как Лоргар помог Ху Тао подняться к гробу, и она, сложив руки в ритуальном жесте, стала над в изголовье. Родственники за её спиной затихли, заворожённо наблюдая, как хозяйка похоронного бюро не спеша повторяет заученные действия, обращаясь к Силам. Два консультанта поднялись к ней, держа масло и благовония. Приняв кувшин, она вылила содержимое на лицо покойника, закрытое платком, и в воздухе запахло цветами и амброй. Кусочки смолы, обкатанные в пепле, и несколько медных бляшек с символом Единого разложили вокруг тела, и помощники встали позади Ху Тао. Она завершила последнюю безмолвную молитву и сложила руки лодочкой, подняв взгляд к небу. Люди вокруг затаили дыхание, наблюдая, как в маленьких ладонях вспыхнула золотая бабочка. Она взлетела, рассыпая золотую пыль с крыльев и, сделав несколько кругов, опустилась на лоб покойного. По толпе прокатился благоговейный вздох, и хозяйка похоронного бюро опустила взгляд на людей, улыбаясь. Даже ненавистные Кор Фаэрон и Эреб наблюдали за ней с восхищением, ожидая кульминации этого действия. Ху Тао рывком слетела с кострища, оставив за собой шлейф из золотых бабочек и искр, а её помощники едва успели отскочить в сторону, когда гроб вспыхнул, словно факел. Огонь мгновенно перебросился на хворост, и ночь озарилась сине-зелёными вспышками пламени, которое потянулось к небу. — Он принял его душу, — Лоргар и Ху Тао сказали это одновременно, не сговариваясь. Люди всё так же молчали, боясь побеспокоить дух покойного, который возносился к Силам. А когда через несколько мгновений ветер прибил пламя к земле, все разом заговорили. Рыдающих родственников увели, служители похоронного бюро оттеснили послушников от костра и выстроились в ряд, собираясь ждать, пока останки догорят. Слуги в спешке метались от священника к священнику, приглашая их на поминальный пир. А Кор Фаэрон с Эребом недоумённо осматривались вокруг — от Лоргара уже и след простыл. Проповедник увёл Ху Тао к груде камней далеко от места церемонии, сообщив, что хочет поговорить. Здесь заканчивалась черта города, и в темноте было тяжело рассмотреть что-либо на расстоянии вытянутой руки. Только благодаря способности Лоргара видеть в темноте и всё ещё порхающим вокруг гробовщика бабочкам они добрались безопасно, не столкнувшись с какой-либо тварью. Усевшись на горячий гранит, Носитель Слова с ходу спросил: — Это и есть ваша частица благословения Сил? Ху Тао от недоумения издала какой-то неопределённый звук. Она ждала любых вопросов, но не этот. Нет, её часто спрашивали про Глаз Бога, но почему-то ей казалось, что Лоргар должен знать о нём намного больше. Поэтому ей понадобилось минут пять, чтобы собраться с мыслями и внятно ответить: — Если благословение исходит во время великой скорби, то да. — Странно… Мне говорили, что Силы выбирают служителя при рождении. Но чтобы их благословение выражалось в стихиях — об этом не говорится ни в одной из книг. Да и на всей Колхиде я видел только двоих, кто обладал подобным амулетом, — вы и ваш консультант. Ху Тао промолчала, поджав под себя ноги и запрокинув голову. Рассматривая мерцающие звёзды, она пыталась предугадать, что следующее спросит её собеседник. Раз он завёл тему о Глазе Бога, то следующим будет… — А где вы получили этот амулет, госпожа Ху Тао? — хозяйка похоронного бюро едва не расхохоталась. Воистину, несмотря на рост и внешне взрослый вид, иногда её собеседник мало чем отличался от любого ребёнка. — Вы же знаете, что моим первым клиентом стал мой дедушка, верно? Я оплакивала его около двух дней и ждала, что Силы дадут мне его увидеть перед тем, как он войдёт в их обитель. Два дня в пустыне под палящим солнцем, почти без еды и воды. Но он так и не пришёл, — она внезапно помрачнела и глянула на Лоргара, который наблюдал за ней, наклонив голову набок. — На третий день меня встретила странная женщина, которая сказала, что Силы не отпускают от себя директоров похоронного бюро, и отвела меня домой. А потом в сумке я нашла Глаз Бога, что вспыхнул у меня в руках. — Вам было тогда три года… Не каждый решится на подобный подвиг в таком возрасте. И вы остались одни? — Ху Тао готова была поклясться, что в глазах собеседника блеснули слёзы. Или это были просто блики взошедшей второй луны? — Да. Мои родители умерли через два эона после моего рождения. Они возвращались в столицу, и проводники просчитались со временем. Весь караван погиб в буре. Их нашли только через год. Я помню, как к похоронному бюро пришли люди, головы которых были замотаны в чёрные платки, и отдали дедушке шляпу матери. Тогда лицо его посерело, и его забрали в город. Мне сказали, что у него случился инфаркт. Рука Лоргара легла на её плечо, и она инстинктивно наклонила голову, прижимаясь щекой к его горячей коже. Где-то в глубине сознания Ху Тао понимала, что сказала слишком много того, чего никто не должен знать. Но почему-то уверенность, что проповедник сохранит это в тайне и не использует в своих целях, глушила сомнения. Прикрыв глаза, гробовщик слушала, как вдали стрекочут невидимые твари, шуршит песок и мерно дышит собеседник, наверняка наблюдающий за ней своими золотыми глазами… Горячий ветер и песок. Крик. Треск выстрелов и алые пятна на песке. Кто-то держит за плечо и неприятно сдавливает его, только пытаешься дёрнуться. Глаза слезятся, и в голове крутится только один вопрос: «Почему?». Почему Носитель Слова, так проникновенно говоривший, приказал убить Отверженных? Почему их освободили таким образом? Взгляд подымается, и видно лицо того, кто держал. Кор Фаэрон наблюдал за казнью с каменным лицом, только глаза, глаза… Ху Тао рывком сбросила ладонь Лоргара с плеча. Внезапный сон выбил её из колеи. Сколько они уже сидят здесь? На горизонте уже появились первые лучи восходящего солнца. Начинался рассвет. А это значит, что уже прошло и главное бдение, и канун отдыха глубокой ночи. Вдали зазвучало било, знаменуя начало нового дня. — Я не хотел вас беспокоить, госпожа Ху Тао, — проповедник выпрямился, распрямляя затёкшую спину. — Но приходил ваш консультант и просил сообщить, что они отдали прах покойного семье и совершили церемонию, назначенную на вчерашнее главное бдение. — Благодарю, но мне нужно вернуться в бюро, — она спрыгнула с камня, ёжась от внезапного холодного порыва ветра. И Лоргар, улыбнувшись, протянул ей ладонь, давая понять, что проводит её. Но не успели они сделать и шага, как из ниоткуда появилась стая перепуганных чёрных птиц, которые с громкими воплями пронеслись мимо них в сторону города. Носитель Слова поднял голову, пытаясь понять, что их напугало, и удивлённо замер. По тёмному небу в сторону места для похоронных церемоний неслись три звезды, с каждым мгновением становясь всё больше и больше.