Желтый - не к расставанию

— А ты в курсе, что желтые цветы к расставанию дарят? — Игорь, устроившись на груди Дениса и уложив подбородок на сложенные предплечья, смешно сдувает упавшую на глаза челку, фыркает как ежик, недовольно как-то, ерзает, неприятно наминая ребра острыми локтями. Неугомонный, думает Денис, ловит Игоревы предплечья, помогает переместиться так, чтобы им обоим было удобно, смотрит в вопрошающие голубые глаза. — Да суеверие все это, — хмыкает он, и сам убирает пшеничную, чуть взмокшую челку с лица Игоря, зачесывая пальцами назад, гладит по голове. Игорь подставляется под прикосновения, все еще немного насупленный. С чего вдруг сейчас вопросы? Полчаса назад, когда Денис переступил порог их общей однушки с букетом подсолнухов, единственное, чем Игорь успел поинтересоваться было: — Ты где их только взял посреди зимы? — Где взял, там уже нет, — Денис, ухмыляясь довольно, едва говорить закончил, когда Игорь, вдруг, впился в губы жадным поцелуем и потянул его за собой в спальню. Букет так и остался в прихожей на полке, пока Игорь — отчего-то сумевший подняться с кровати после, надо было сильнее залюбить — не подорвался за цветами. — Завянут же. Прошлепал — как был, голышом — босыми ногами по деревянному полу — и простудиться не боится, а ведь не май месяц — и вернулся с подсолнухами в хрустальной вазе. К вазе этой в их доме относились бережливо, она Игорю от покойной матери досталась. Почти торжественно водрузив ее на тумбу у кровати, Игорь, куда менее грациозно и осторожно, плюхнулся на матрас рядом с Денисом, забрался на него сверху, под пуховое одеяло, обжег лодыжки холодом ступней и начал допрос, который вот сейчас продолжает: — А по какому поводу цветы тогда? — спрашивает, чуть прищурившись. — Люблю тебя. Сойдет за повод? — улыбается Денис, кончиками пальцев вырисовывая сердечко на укутанном в одеяло плече. Игорь тушуется, отводит глаза, будто его такими словами можно смутить, будто они не говорят о любви уверенно и без стеснения уже почти год. С тех самых пор как фраза "я тебя из-под земли достану" для их отношений стала даже слишком буквальной. — Хороший повод, — отвечает он, наконец, и тянется к губам Дениса, увлекая в чересчур осторожный и нежный поцелуй. — И потом, — замечает Денис, между касаниями губ. — Сегодня четырнадцатое февраля. Игорь отстраняется тут же, смотрит озадаченно, задумчиво, рассматривает лицо напротив так, словно ищет в нем ответ на молчаливый вопрос. — Я какую-то дату важную забыл? — интересуется он, все же озвучивая свою мысль. Хмурится. Денис не выдерживает, гладит его большим пальцем между бровей в желании расправить морщинку. — Не забыл, — успокаивает. — Просто сегодня во многих странах мира праздник, который у нас не отмечают. — Это какой же? — Игорь — весь внимание, снова устраивает голову на сложенных предплечьях, смотрит заинтересованно снизу вверх. Денис бы солгал, если бы сказал, что не наслаждается вот таким Игорем. Всякий раз, стоит найти новую информацию, которой можно поделиться с самым благодарным слушателем на свете, Денис ощущает себя центром Игоревой вселенной. Голову кружит. Не то, чтобы сам Игорь не любит знаниями похвастать. Филология, музыка, астрономия — во всем этом он разбирается гораздо лучше Дениса. И в моменты, когда Игорь рассказывает о собственных увлечениях, когда его глаза горят, а голос едва ли не дрожит от вложенных в речь эмоций, у Дениса перехватывает дыхание. Зануды. Стоят они друг друга. — День святого Валентина, — поясняет Денис, усмехаясь своим мыслям, прерывая затянувшееся молчание. Игорь в его руках напрягается испуганно, всего на секунду, но не заметить невозможно. Дениса такой реакцией не удивишь. Он знает и о докторе, и об их с Игорем дружбе, союзничестве даже, и о пережитом на борту Вергилия кошмаре. У самого Дениса с Валентином Сергеевичем связаны личные неприятные воспоминания. О смерти на столе в медпункте, о судорогах, и сейчас, сквозь воспоминания, отдающихся болью во всем теле, о желтоватом потолке перед глазами, о беспомощности, и о неспособности или — как он тогда думал — нежелании доктора ему помочь. Теперь Денис знает и понимает гораздо больше. Прошлым летом они с Игорем даже посещали могилу Валентина Сергеевича, оставили букет цветов, обещали себе вернуться через год. Теснее прижимая Игоря к себе, Денис гладит ладонями горячую спину в успокаивающем жесте и продолжает, отвлекая от тяжелых мыслей: — День всех влюбленных. Я просто читал… На словах о чтении Игорь словно переключается — или так действуют Денисовы объятья, черт знает — улыбается мягко, прерывая Дениса на полуслове. — Где вы с Валеркой только такое вычитываете? — спрашивает, качая головой. — Отец историк, большая домашняя библиотека, — пожимает плечами Денис. Игорь, по его мнению, в своем вопросе преувеличивает: сам ведь тот еще буквоед. — В общем, — продолжает он, возвращаясь к теме, — в истории было несколько мучеников, которых звали Валентинами, так что информация по большому счету — путаница, легенды, которые не всегда имеют смысл. Но суть такая: римский император Клавдий второй запретил браки, чтобы воины не отвлекались от своих армейских обязанностей. Глупая идея, верно? Игорь усмехается в ответ: — Ну да, будто они не могли между собой "отвлекаться". И тут же словно подтверждает свои слова: мягко очерчивает ключицы Дениса кончиками пальцев, заставляя на мгновение сбиться с мысли. Денис ловит его запястье, подносит к губам, целует в центр ладони, и все же возвращается к рассказу: — Так вот этот Валентин, священник, венчал несчастных влюбленных, наперекор закону, за что был казнен, по легенде именно четырнадцатого февраля. Глупости конечно, — Денис едва ли не закатывает глаза. — С чего бы римской молодежи в языческом обществе бежать к христианскому священнику за обрядом? Но сама идея о покровителе влюбленных, который создает брачные союзы, игнорируя государственные законы… Людям нравится. Мне нравится тоже. Он замолкает на секунду, осторожничает в выборе слов, боится брякнуть лишнего, и все же решается: — Уверен, будь этот Валентин настоящим и живи он здесь, сейчас, он бы и нас обвенчал. Игорь смеется. Искренне и открыто, запрокидывает голову, жмурясь. А Денис только и может, что смотреть на него выжидающе, замерев, почти не дыша. Зря сказал, понимает он, но слово — не воробей. Обидно только, что Игорь находит его слова настолько абсурдными. Переживания Дениса не остаются незамеченными. Игорь успокаивается, стоит им вновь встретиться взглядами, улыбка мигом сходит с его лица. — Погоди, — спрашивает он чуть нахмурившись, нервно кусая и без того, наверняка, чувствительные, зацелованные губы, — ты серьезно? И куда теперь отступать? Да Денис и не собирается, сдаваться вообще не в его привычке. Бойся, но делай, не этому ли он учил Валерку? Тяжело вздохнув, Денис, наконец, отвечает, уверенно глядя в голубые удивленные глаза: — Серьезен ли я, когда говорю, что будь у нас возможность создать семью, я бы этого хотел? Конечно. — Денис, это… — Игорь приподнимается на локтях, отстраняется спешно, садится в кровати, поджимая ноги, так, что одеяло сползает с них обоих. Становится холодно, только вот в теле этот холод или на душе — сейчас не разберешь. Игорь нервно зарывается пальцами в волосы — привычка, которую Денис обожает, сейчас отчего-то вызывает раздражение. — Вот только паниковать по этому поводу не нужно, — Денис тоже поднимается с места, садится, опираясь локтями на согнутые в коленях ноги, смотрит в сторону, словно пытаясь прожечь дыру в обоях. — Я от тебя того же не требую. Он понимает, что бурчит сейчас совсем как обиженный ребенок, но поделать ничего с собой не может. Упирается лбом в сложенные запястья, закрывает глаза, только бы не видеть разочарование и испуг на лице Игоря. — Просто для меня все, что с тобой связано — серьезнее некуда, — признается Денис, забывая обо всякой осторожности. — Будь я менее серьезен насчет тебя, не пришлось бы два раза умирать. — Что? Полное осознание озвученного приходит к Денису слишком поздно. Не так он планировал рассказать Игорю о причинах случившегося в "Буревестнике" полтора года назад. Все не по плану, все наперекосяк. Сдался ему этот разговор, праздник этот дурацкий… — Ничего, — отвечает Денис. Голос его звучит почти пристыженно, самому от себя тошно. — Не важно. — Не важно? Тонкие пальцы нежно, но настойчиво отводят в стороны его запястья, открывая лицо, обхватывают горящие от стыда и смущения щеки, заставляют повернуть голову. — Денис, посмотри на меня, — просит Игорь безуспешно. Денис отчего-то артачится, сам не зная, зачем. — Я правильно тебя сейчас понял? А после интонация Игорева голоса меняется, в нем теперь звучат давно знакомые Денису стальные нотки: — Что он тебе пообещал? Конечно, Игорь теперь знает: стратилат через обращение предлагает исполнить все самое заветное, самое сокровенное, выясняет, чего стоит каждая конкретная душа. Настоящая сделка с дьяволом. Лева, Валеркин друг, получил свой футбольный матч, Ника — о которой Денис предпочитает не спрашивать, потому что одна мысль о ней обжигает жгучей, колкой ревностью — свободу, а сам он… — Не очевидно? — Денис даже слишком резко поднимает голову, гордо вскидывает подбородок, решая не стесняться правды, не избегать зрительного контакта. — Тебя, Игорь. Ответом ему служит дрожащий выдох. — Так, чтобы не прятаться, не бояться, чтобы ты всегда был рядом, — объясняет Денис. Раскрывает перед Игорем все потаенные желания того, прошлого себя — наивные, эгоистичные, собственнические. А изменилось ли что-то? — Чтобы мы были вместе, — он нервно сглатывает, усмехается горько, — до самой смерти. Не уточнил только, до чьей конкретно, но ведь не солгал? Глаза Игоря испуганно распахнуты, он дышит загнанно, втягивая воздух раздутыми ноздрями, челюсти сжимает так, что желваки ходят под кожей. Бессильно роняет руки, отпуская лицо Дениса, сжимает кулаки до побелевших костяшек. — Вот же урод, — выдавливает сквозь зубы, — пень старый. Самолично надо было его пристрелить! Игорь почти срывается на крик к концу фразы, но, будто бы вспоминая о соседях, глушит голос до яростного полушепота. — А ты? — смотрит он на Дениса с укором. — Ты у меня такой умный, но такой идиот, — чуть меньше нежности в голосе и Денис бы обиделся. — Поверить не могу… — Игорь, — хотелось, чтобы имя прозвучало резко, обрывая фразу на середине, но звучит оно почти жалобно. Денис теперь и сам не знает, что собирается сказать. Не осуждай меня? Я не знал до конца, на что иду? А ты сам на такое не пошел бы? Денис не знает, а потому решает не говорить ничего. Но, может, сейчас и не нужно? Игорь устраивает ладони на его плечах, смотрит в глаза, и во взгляде его — ни намека теперь на ярость: эмоции Игоря всегда яркие, но быстро сгорают, как зажженная спичка. Денису остается только надеяться, что любовь он чувствует иначе. — Я и так всегда рядом буду, — шепчет Игорь, словно делится страшным секретом. — Я душу свою с твоей связал, насовсем. Это разве не лучше всяких там подписей в документах, венчаний каких-то, мишуры ничего не значащей? Его жалобно сведенные брови, болезненно сощуренные — влажные, или Денису показалось? — глаза и дрожащие губы не дают усомниться в искренности ни на секунду. У самого ком в горле — не сглотнуть. — Денис, — заверяет Игорь ласково, — я и тогда, в то первое лето знал, что никуда уже от тебя не денусь. Так что… — Что? — Если бы твой этот Валентин в реальности, вот сейчас, существовал, я бы… — Игорь медлит всего мгновение, пытаясь подобрать правильные слова, а после, кажется, бросает эту затею и просто говорит: — Я бы да. Вот что. И Денису не нужно больше никаких признаний, когда так. Когда Игорь жмется к нему, крепко обнимает за плечи, и целуя с рвением, от которого становится тяжело дышать, утягивает назад на матрас. Кровать от их возни ударяется о стоящую рядом тумбу, звякает, сдвинувшись на несколько миллиметров, хрустальная ваза, машут, пошатнувшись, тяжелыми головами яркие желтые подсолнухи. Желтый — вовсе не к расставанию, думает Денис, желтый означает зрелую любовь, стопроцентно, он помнит, он это, наверняка, где-то вычитал. Только вот, где конкретно, сейчас вспоминать совсем не хочется.