Теория принятия

— Блять, осторожней! — какая-то девчонка с длинными тёмными волосами громко цокает и глубоко закатывает глаза, обрамлённые огромными искусственными ресницами, когда Полина не вписывается в промежуток между ней и стеной и слегка касается предплечьем её сумки, — Ты хоть знаешь вообще, сколько это стоит? Она морщит вздернутый нос, и блондинка, идущая рядом с ней, противно усмехается, осматривая Полину несколько раз с головы до ног — туда-сюда, будто сканером, заостряя взгляд на порванных колготках и простых чёрных туфлях: — Да откуда ей знать, ты что, — наконец выдаёт она, сквозь смех, и хватает пальцами краешек наверняка баснословно дорогой сумки подруги, — В её Залупосранске за такую можно квартиру купить. От громкого смеха Полина выпадает из своих мыслей, осознавая, что ее вообще-то никто на месте не держит, и до вечера выслушивать от двух гиалуроновых подружек попытки в юмор вовсе не обязательно. Она одаривает их напоследок усталым взглядом, разворачивается и идёт дальше по коридору под удивленными взглядами из-под наращенных ресниц. — Какая-то необщительная, — звучит за спиной отзыв на её коммуникативные способности, — Янис уже примостился, как думаешь? — Судя по её виду, кто-то точно уже примостился. — последняя реплика отдаляется и теряется в громком смехе, отраженном от стен пустого коридора. Полина устало вздыхает, но с удивлением обнаруживает... Ничего. Внутри на её огромное удивление ничего не «ёкает» — не хочется от стыда провалиться сквозь землю, или побежать в истерике собирать вещи, чтобы уехать навсегда из этой школы. До приезда сюда ей казалось, что получить насмешку от мажоров — самое страшное, что может случиться. Ха. У жизни всё ещё прекрасное чувство юмора. Теперь вопрос о том, как она впишется в новый коллектив её почти не тревожит — отпал сам собой. А всего-то и нужно было создать себе проблему покрупнее, чтобы сил переживать о чём-то другом просто не осталось. Очень нестандартное, но, как оказалось, действенное решение проблемы. От мыслей её отвлекает внезапно оказавшаяся под носом ярко-синяя блуза, а опустив взгляд вниз Полина видит длинные ноги и шелковую юбку-карандаш. Изольда Викторовна собственной персоной. Полина невольно делает шаг назад, чтобы сохранить приемлемую дистанцию, и тут же жалеет об этом, получая оценивающий взгляд. — Полина Александровна, подобного рода внешний вид, — она поджимает губы и снова быстро осматривает ученицу с ног до головы, — не допустим в стенах этого учебного заведения. Вы это понимаете, я надеюсь? — Да, — для убедительности своих слов Полина несколько раз кивает, — Сейчас у нас физкультура, а после я хотела сходить в корпус и переодеться. Изольда Викторовна даже не удосуживается качнуть головой, лишь очень медленно моргает, и Полине ничего не остаётся, кроме как счесть эту реакцию за удовлетворительную оценку своего оправдания. Но после нескольких секунд тишины работница всё же решает, что Полине за сегодня недостаточно досталось: — Я вас поняла, и всё же устав школы обязывает меня назначить вам наказание, — с этими словами она достаёт из-под тонкого кожаного пояса проклеенную стопку каких-то листочков, и маленькой ручкой, вытащенной из того же пояса, быстро выводит на самом верхнем несколько строчек. Затем с мягким шелестом тонкой бумаги она отрывает листочек и протягивает его Полине. Та тут же так отчаянно впивается в него взглядом, что даже не замечает, как Изольда разворачивается на тонких шпильках и уходит дальше стучать ими по бесконечным коридорам. На небольшом светло-розовом клочке бумаги ровно отпечатана информация, не несущая для Полины сейчас никакого смысла:

Отчетный лист отработки дисциплинарного нарушения

06.10.22 19:00 каб.403

ответственная

за исполнение Пятак Е.Н.

____________

В её голове кипит только невнятная смесь отчаяния и стыда — она приехала сюда в качестве подающих надежды учеников, её рекомендовал департамент образования, родители уже внесли шестизначную и очень значительную для них сумму на счёт школы, и всё это для того, чтобы она в первый же свой учебный день получила дисциплинарное наказание от заместителя декана по воспитательной работе. То, как это вообще-то несправедливо — получить наказание за то, что произошло в кабинете физики, она понимает сравнительно позже. Минут через пять бесконечного самобичевания. И в груди тут же жжется злоба на неуравновешенного придурка, что позволил себе распускать руки. Самое тяжелое для неё сейчас — невозможность рассказать обо всём... Да никому. Руководству школы? Она ведь не самоубийца — её прикопают тут же где-то под старой ивой прямо на территории «Авроры». Соне? Они, конечно, удивительно хорошо поладили всего за два дня, но что-то в её уже отчасти знакомом характере подсказывало Полине, что она вполне может броситься на её защиту, а первостепенно эту самую защиту будет искать, конечно, в лице школьного руководства. Исход — уже озвучен. Родителям? Боже упаси. Отец в принципе не переживёт рассказ даже без подробностей, а мать учинит такой скандал, каких эти стены не видели за все свои сто лет существования. Потом Полину отсюда, конечно, увезут, и она сильно расстроится, что не сможет поступить в питерский вуз. Расстраиваться правда будет недолго — найдут и закопают уже под ярославской ивой. Исход, в общем-то, мало чем отличающийся. Лизе? Об этом варианте она думала с самого начала, но он тоже отметался по простой причине — Лиза хоть и была проверена временем, но замашки в плане жажды справедливости у неё были ничуть не меньше Сониных, и встав на защиту подруги она могла натворить дел. Правда, зная Лизу, она сделала бы это изящным способом — например, анонимное письмо на адрес руководства школы. Но итогом всё равно будет ива и холодная сырая земля. Понимая, что время неумолимо движется вперёд, а опаздывать на вторую пару за день с уже имеющимся наказанием — так себе идея, Полина слишком тяжело вздыхает и достаёт из глубины сумки уже немного потрёпанную карту, долго рассматривает её, пока, наконец, не понимает, что уже пару минут просто залипает в одну точку. Этот день определенно долгий. Бесконечный. Пара по математике, казалось, не закончится вообще. Время остановилось примерно в момент, когда Полина, помедлив с минуту над ручкой, всё же со скрипом открыла входную дверь и на неё тут же уставились примерно пятнадцать пар глаз. Правда, заметила она только одну. Тот факт, что аккурат напротив двери сидел собственной персоной Голубин, раскинувшись на удивительно широком стуле, чуть не заставило её тихо извиниться и закрыть дверь в кабинет. С другой стороны. От реализации тупой идеи её уберёг преподаватель, приказавший сесть за своё место, что она и сделала. Чуть не запнулась об ножку стула, долго не могла найти нужный учебник, в итоге вообще скинула со стола половину принадлежностей, странно, что не упала вслед за ними на пол. Хорошо, что не упала вслед за ними на пол, учитывая то, каким образом канцелярские принадлежности попали обратно к ней — этот выпад со стороны странного светловолосого парня до сих пор не выходил у неё из головы. На паре Полина изо всех сил старалась сосредоточиться и думать о том, что она вообще-то приехала учиться, показывать хорошие результаты и добиваться успехов, только у неё ничего из этого ровным счетом не получалось, даже проследить решение простой переменной — глаза все время косило с доски влево, на светлые пряди и тонкие пальцы, сжимающие чёрную ручку. Нервировало до зубного скрипа. Когда ее вызвали к доске, она чуть не воскликнула от радости, правда длилась она ненадолго — потом все равно пришлось разворачиваться, опять чувствовать пристальный взгляд зелёных омутов и снова всё по новой. Карта перед глазами совсем размывается, остаются только очертания деревьев, рассаженных на территории, которые настойчиво превращаются в зелёные глаза. Полина трясёт головой, чтобы немного прийти в себя, и тут же чуть не подпрыгивает на месте, когда слышит слишком близко за своей спиной чужой голос: — Привет, Кассандра, — она резко оборачивается, и парень с которым она сидела на физике, выставляет руки в защитном жесте, — Прости, не хотел напугать. Полина отмахивается, мол, нормально. Какой-то невезучий парень — это явно не самое страшное, на что можно наткнуться в этой школе. Соня предупреждала держаться от него подальше, но все реальные угрозы сейчас поступают к ней от совершенно других людей. Если этот парень и правда считается максимально «анлаки», то после всех событий, случившихся с Полиной за эти дни, ему на пьедестале невезения придётся подвинуться. — Почему Кассандра? — просто спрашивает она, когда неловкая пауза затягивается, а парень почему-то не спешит уходить. — Ну, как у Остин же, Кассандра, которой не живётся спокойно, — смеётся он, — Со мной рядом просто никто не садится, только искатели приключений. — Я наслышана о твоей репутации, — сдержано смеётся Полина, — Всё правда настолько плохо? Парень пожимает плечами, отходя в сторону и пропуская нескольких первокурсников, спешащих на пары: — Мама говорит, я сломал теорию относительности, — он облокачивается спиной на стенку с каменной облицовкой, — Наверное, так и есть, но я ничего не могу поделать, как-то само это всё. Но серьёзных происшествий ещё не было, максимум — небольшой пожар. Полина фыркает от смеха, прикрывая лицо картой, зажатой между пальцами. — Всё ещё воюешь с картами? — замечает он картонную бумажку, — И как успехи? — Как у Франции, — мрачно отвечает Полина. — Это как? — Это в смысле сдаюсь, — поясняет она, смеясь, — Покажи мне, пожалуйста, где спортзал. Она протягивает ему карту, но он лишь недоверчиво изгибает брови: — И зачем мне этот адский документ? — он поправляет лямку рюкзака на плече и делает шаг к лестнице, — Идём, Кассандра, навстречу приключениям и физической культуре. От нечего делать Полина шагает следом за ним. Замечание про приключения такое ироничное, что хочется вслух рассмеяться. Она ведь и правда ехала сюда, в совершенно другой мир за новыми эмоциями и приключениями в том числе, а самое тупое, что если бы она не вляпалась в эту историю с наркодиллерской шайкой, всё бы было и правда вполне себе ничего. От этого осознания на душе скреблись слишком большие кошки, и сознание подкидывало только мысли, что с этой ситуации надо как-то выбираться. Из идей, правда, только одна здравая мысль — просто забыть всё как страшный сон. Её просили никому не рассказывать? Она не расскажет. И по школе будет перемещаться теперь с небывалой осторожностью. И точно, на все сто процентов, ночью во вторник не выйдет из своей комнаты даже под страхом смерти. Она не знает точно, где находится восточная часть ворот, и даже не знает, зачем вообще запомнила обозначенное место встречи, но твёрдо решает максимально оградить себя от любых ниточек, что могут снова втянуть её в эту сомнительную историю. Ещё раз напоминает себе — она приехала учиться, этим и будет заниматься. Они с невезучим парнем выходят на улицу с заднего входа — на большую территорию, окружённую зданием академического корпуса в виде буквы «П». С левой стороны чуть поодаль расположился стадион, ярко-выделяющийся салатовым газоном среди блекло-серых красок вокруг, рядом большой загон, предназначенный, видимо, для конкура, а прямо напротив тропинки, по которой они шли, маячило невысокое, но большое здание спортзала. Полина ёжится от холода — всё же октябрь уже во всю разыгрался, и ветер, забирающийся под тонкую рубашку, почти обжигает горящую кожу, поэтому когда они наконец пересекают широкую аллею и Влад открывает на себя тяжелую дверь, пропуская Полину внутрь, она облегченно выдыхает, во-первых, оказавшись снова в тёплом комфортном помещении, а во-вторых, заметив знакомую тёмную макушку среди столпившихся в огромном холле однокурсников. — Евсиченко! — вскрикивает Соня, заметив её, и активно машет рукой, пробираясь через галдящих парней и девчонок. Не смотри влево. Не-смо-три. Периферическое зрение — отвратительная эволюционная ошибка. Да, защищает от врагов, но иногда этих врагов видеть совершенно не хочется. Полина изо всех сил концентрируется на лице Сони, которая уже пробралась сквозь толпу и протащила за собой Асю с Василисой, и почти готова ударить себя по щекам, чтобы не повернуть голову влево и не впиться туда взглядом, полным ненависти. Дело даже не в том, что на скамейке возле стены с деревянной решеткой сидит Голубин, и что-то активно доказывает парню с банданой на голове. Не в том, что рядом с ним смуглый темноволосый парень — кажется, они называют его Морти, — зевает, колупая стершуюся наклейку на телефоне. Определенно дело в том, что с правой стороны у самого края, оперевшись на перфорированную стенку, сидит длинноволосый парень с кабинета физики. И его довольное лицо хочется размазать по этой же стене, хотя бы даже за ту ухмылку, которой он одаривает Полину, скользнув по ней взглядом. — А ты что здесь делаешь? — спрашивает Ася, и Полина даже пару раз моргает, думая что ей ответить, пока не понимает, что одна из сестёр обращается не к ней, а к Владу, что всё ещё стоит у неё за спиной. — Я здесь учусь, — невозмутимо усмехается тот, — Забыла? Ася закатывает глаза и беззлобно вздыхает: — Исчезни уже, не хочу подцепить тридцать три несчастья. — Зараза к заразе не липнет, — он ойкает, получив от неё тычок куда-то под рёбра, но быстро перехватывает рюкзак и ретируется, подмигнув девчонкам и бросив напоследок «увидимся, Кассандра». Три пары бровей почти синхронно плывут вверх, и Полина чувствует, как щеки немного краснеют. Ася хитро улыбается, сощурив глаза, и точно хочет что-то сказать, но её перебивает Соня, лицо у которой успело поменяться за секунду с безмятежного на хмурое и обеспокоенное: — Так, черт с Джизусом, меня больше интересует почему Бумагин уже три минуты пялится в нашу сторону? Полина максимально расслабляет лицо, чтобы оно не выдало отвращения даже к озвученной фамилии, и просто пожимает плечами, стараясь быстрее закрыть тему. Не хватает только, чтобы кто-то догадался. Но спасение приходит откуда не ждали: — Видимо всё ещё злится за тот случай на химии, — кривится Ася, — Мудила. Полина в последний момент одергивает себя, чтобы не согласиться вслух, и почти поворачивается зачем-то снова в сторону скамеек, когда дверь в конце зала открывается, и на пороге проёма оказывается высокий темноволосый мужчина. Половина голосов (в подавляющем большинстве — девичьих) затихает сразу, вторая половина — после громкого хлопка в ладоши. — Доброе утро, архаровцы, — мужчина одаривает класс лучезарной улыбкой, и Полина понимает, что имела в виду Соня. Преподавателю по виду тридцать с небольшим, но этот возраст выдаёт только немного осунувшееся лицо и тонкая сетка морщинок в уголках глаз — в остальном, перед ними стоит молодой парень с отличным телосложением, тёмными волосами, стриженными под машинку снизу и густыми, зачёсанными назад прядями наверху, мягким, немного хриплым голосом и пронзительно-синими глазами. — Как тебе Арсений Сергеевич? — заговорчески шепчет Соня ей почти на ухо, и Полина смущённо улыбается, многозначительно кивая в ответ. Преподаватель жестом приглашает их занять раздевалки, и в оживившемся гуле Соня продолжает: — Не обольщайся только, ему девчонки неинтересны. — В каком это смысле? — В прямом, — хихикает Вася, оказавшись по другую руку от неё, — Ему интересен только Антон Андреич, ведёт у первых курсов информатику. Полина таращит на них глаза, но не может сдержать улыбку. Какая дурная школа, матерь божья. Раздевалки спортзала оказываются в духе какой-нибудь громадной американской школы — длинные вертикальные ящики для вещей, широкие удобные скамейки посередине нескольких просторных комнат, две большие душевые комнаты с перегородками, длинный зеркальный ряд с умывальниками и даже несколько торчащих из стены фенов. Полина быстро переодевается в форму — в комплекте идёт простая белая футболка свободного кроя, чёрные, немного удлинённые шорты, светлые кроссовки с ортопедической мягкой стелькой и, хвала небесам, темно-синяя хлопковая олимпийка с нашивкой школы, которая отлично скрывает уже налившийся кровью огромный синяк на предплечье. Судя по виду, проходить всё это безобразие будет очень долго. Громкий свисток уведомляет о начале занятия, которое, как и всё в этой школе, разительно отличается от привычного уклада, к которому привыкла Полина. В ярославской МБОУ-СОШ №34 физкультура всегда проходила одинаково — бесцельно бегаем по кругу десять минут под сдавленную нецензурную брань тех, кто привык бегать только курить за школу на переменах, потом сдаём какую-то нормативную приблуду типа прыжка в длину или челночного бега, а оставшееся время берём разномастные мячи и лупим об стену и друг об друга — ну, или, по мнению Оксаны Ивановны, преподававшей у них в школе физру, — играем в сомнительную игру под названием пионербол. В «Авроре» занятие по физкультуре проводилось иначе. В «Авроре» вообще всё, честно говоря, было иначе, но когда они начали урок с полноценной глубокой разминки, начиная от кистей рук и заканчивая кончиками пальцев на ногах, а продолжили разнообразным функциональным тренингом, пробивающим на раз непривыкшие к нагрузкам мышцы трицепсов и квадрицепсов, стало понятно, что к их физическому здоровью в этой школе собираются подойти со всей серьёзностью. И когда спустя почти час ноги предательски подрагивали и отказывались слушаться, а руки болтались неприкаянными макаронинами вдоль тела, Арсений Сергеевич громко обьявил, что сейчас они будут играть в волейбол. Поделив двадцать с лишним человек на две равные команды, он назначил капитанов и растянул посередине зала плотную вязанную сетку, закрепил её карабинами к железным креплениям на стене, а после, взяв подмышку небольшой волейбольный мяч, в предвкушении потёр руки. Полина огляделась по сторонам — в её команде была Соня, сёстры Игнатьевы, невезучий пацан, незнакомая девочка, с которой она утром чистила зубы в одной раковине, четыре парня, двое из которых были с ней на математике и высокий светловолосый парень с крупными зубами, которому собственно и вручили красную капитанскую повязку. На противоположной стороне сетки ситуация была таковой, что Полина лишь благодарила господа, что не оказалась во второй команде — вся неразлучная фантастическая четвёрка, незнакомая блондинка, неприятно жующая жвачку, пацан, забуксовавший у доски на физике и его друг, ещё три каких-то девчонки и плотный широкоплечий капитан с синей повязкой на плече. Ещё около десяти человек по разным причинам примостились на скамейках, изо всех сил выражая желание сегодня остаться в числе болельщиков. Арсений Сергеевич подходит к середине сетки, подзывает к себе капитанов и замирает со свистком в одной руке и полосатым сине-чёрным мячом в другой. — Ракитин, Джангирян, покажите мне красивую игру, как вы умеете. Светловолосый парень коротко кивает, бросив сощуренный взгляд сквозь сетку на капитана противоположной команды, а потом концентрирует взгляд на разноцветном мяче. В следующую секунду раздаётся звонкий свист и снаряд взлетает в воздух вместе с двумя капитанами. Парень с красной повязкой выше второго капитана минимум на пол-головы, но их ладони оказываются почти в одном месте, правда реагирует высокий пацан всё равно быстрее, шлепая мячь за сетку. Оттуда его легко принимают и перебрасывают обратно, и игра набирает обороты. — Тейп, лови! — незнакомый Полине парень с сережкой в ухе бросает мяч их капитану для подачи, и тот, сделав несколько шагов назад, становится за черту, отмеченную яркой полосой на деревянном паркете. После чего подкидывает мяч в воздух и с оглушительным шлепком лупит по нему широкой ладонью, отправляя его далеко за сетку. Мяч мчится с огромной скоростью навстречу выпученным глазам блондинки, которая отскакивает от траектории его пути, как ошпаренная, и смотрит на Ракитина взглядом в стиле «ты придурок, что ли?». — Тарасова, мы не в вышибалу играем, тут от мяча бегать не надо! — грузный темноволосый капитан ловит снаряд, с глухим звоном отбившийся пару раз от пола, и машет им перед глазами девушки, на что она лишь поднимает одну бровь, хмыкает и без интереса отходит в другую часть площадки. Парень занимает ту же позицию, что и его противник минуту назад, и лупит по мячу даже с большей агрессией, от чего тот летит по дуговой траектории, отчетливо норовя встретиться с Полининым носом. Её команда, видимо, больше была заинтересована в победе, потому что прямо перед ней почти сталкиваются друг в друга в воздухе Ракитин и Кожихов, в итоге с божьей помощью отбивая мяч за сетку. — Джизус, если я из-за тебя второй раз руку сломаю, я ее себе просто оторву и тебе в жопу запихаю. — Егор! — Простите, Арсень Сергеич, — виновато улыбается парень с капитанской повязкой, — Новенькая, не спим! Мяч к тебе летит не обниматься. В подтверждение этому справа от них Василиса с криком отпрыгивает в сторону, и Ася успевает отбить мяч почти в полуметре от земли. — Вот, Игнатьева, молодец! — рявкает Егор, скача на длинных ногах вокруг площадки, когда мяч со звоном приземляется об пол на противоположной стороне. — 2:0, — объявляет мягкий голос, и свисток снова больно бьет по ушам. Такой напряженной борьбы за победу Полина не видела даже на районных ярославских соревнованиях. Конечно, были и те, кому этот волейбол вообще никуда не упал, но большая часть обеих команд с азартом пыталась вырвать победу у противника. Полина поняла, что заразилась этим настроением, когда как пришибленная рванула с конца площадки к сетке, увидев, как мяч пытаются легко через неё перебросить. Успела легко оттолкнуть его обратно кончиками пальцев, и из-за замешательства команды соперников, решивших, что кто-то обязательно примет такой простой мяч, он в итоге неприкаянно стукнулся об пол, принеся их команде ещё одно очко. — Молодец, Кассандра, берём хитростью, — подмигнул ей Влад, отправляясь на подачу, и она слабо улыбнулась, принимая от Сони и Аси с Васей похлопывание по плечу. Снова шлёпок по ребристому кожзаменителю, и сине-чёрный мяч пролетает над головами, почти приземляясь на противоположную сторону. Но парень с синей капитанской повязкой вдруг резко бросается в сторону мяча, с силой отбивает его протянутыми вперёд кулаками, от чего тот летит обратно с отлично сохранившимся от удара импульсом. И Полина, стоя почти в самом конце площадки после того, как поправляла выбившиеся шнурки, с ужасом понимает, что мяч снова несётся прямо на неё. Никто не ожидал от грузного капитана противоположной команды такой прыти, да и все предыдущие подачи Кожихова заканчивались безоговорочным голом с их стороны, поэтому все, кто так или иначе мог бы помочь принять подачу такой силы, столпились где-то возле сетки и Полина как в слоумоушене наблюдала на их лицах смесь паники и отчаяния от того, что даже со скоростью света они не успеют перехватить мяч. Становиться предметом ярости их эмоционального капитана ей не очень хотелось, поэтому от нечего делать она протянула сложённые руки вперёд, готовясь отбивать мяч. Перекинуть его на другую сторону вряд ли получится, а вот хотя бы дать фору времени, чтобы кто-то из парней мог его принять — вполне. Но всё идёт немного не по плану. Только сегодня на физике она решала задачу, где была задействована траектория полетов, но в жизни все как обычно оказалось не так уж и просто. Полина понимает это, когда мяч с глухим ударом приземляется не на протянутые, сложённые в нужном положении ладони, а прямо на предплечья, обдавая кожу прожигающей невыносимой болью и срывая с ее губ несдержанный вскрик. В зале повисает тишина — видимо из-за шума в ушах, появившегося от боли, она и сама не поняла, как громко закричала. Ракитин, пользуясь всеобщим замешательством, добивает отскоченный от ее рук мяч и отправляет его за сетку, тот просто падает где-то между учениками, потому что Арсений Сергеевич дает оглушительный свисток и быстро поднимается с места, направляясь к ней: — Повредилась? Что чувствуешь? — обеспокоено начинает выяснять он ещё на подходе, — Жжение есть? Стандартные вопросы при спортивных травмах, только травма спортивная ровно настолько же, насколько девчонка с длинными розовыми ногтями, отсиживающаяся весь урок на скамейке в телефоне. — Дай, я посмотрю, — он протягивает руку, аккуратно беря Полину за запястье, и она так резко дёргается обратно, что в глазах преподавателя появляется очевидное замешательство, — Не переживай, я осторожно. Она понимает, что тот с беспокойства даже перешёл на «ты», но все равно мотает головой: — Не нужно, всё в порядке. — Полина, пожалуйста, я жду, — он вздыхает, но терпеливо ожидает с протянутой рукой, и проговаривает уже более настойчиво, — Я несу за вас ответственность и мне необходимо убедиться, что вы не травмировались. Двадцать с лишним пар глаз буквально приковали её к полу, а она не сводит взгляда с преподавателя, в надежде что он передумает и сядет на место, но даже не глядя понимает, кто сейчас смотрит сюда пристальнее всех. Кто с противоположной стороны площадки поправляет вылезшую из хвоста темную прядь и нервно кусает губы. — Полина? Соня дёргает ее за рукав и округляет глаза, обеспокоено шепча: — Евсиченко, да что с тобой такое, покажи ты ему уже свою руку. Представление несколько затянулось. Неожиданно её озаряет единственная спасительная мысль и она протягивает вперёд правую руку, преподаватель аккуратно обхватывает её запястье и тянет манжет темно-синей кофты наверх. На светлой коже покоится лишь небольшое розовое пятнышко от удара мяча, он удовлетворительно кивает, спуская рукав обратно. Облегчённый выдох срывается с её губ, но крайне несвоевременно, потому что когда Полина уже делает шаг назад, она слышит настойчивый вопрос: — А другая рука? — Арсений Сергеевич вопросительно поднимает бровь и усмехается, — Удар ведь пришёлся на неё, думали, так легко меня провести? Она нехотя возвращается обратно и поднимает левую руку, видя, как сильно та дрожит в воздухе. Когда плотный манжет проезжает по повреждённой коже, её сдавленный вздох теряется во вздохе Сони, стоящей рядом. Полина думала, что в зале было тихо после её вопля, но на самом деле тихо в зале стало только сейчас. Неприятная травма, видимо, стремится достигнуть своего апогея — кожа местами темно-синяя, налитая кровью, при этом на поверхности отчетливо видны внутренние кровоподтеки и отчётливые следы траектории пальцев. Особо любопытные ребята, заметив кипиш, даже подошли с другой части зала, и Полина теперь была уверена, что её посиневшая рука точно стала достоянием общественности. Но самым тяжелым было выдержать на себе взгляд даже не преподавателя, который просто был нечитаемым до предела, а настойчивый холодный взгляд зелёных глаз с другой стороны сетки. Правда, тебе так интересно, насколько качественно поработал твой дружок? — Так, расходимся, что, никогда ушибов не видели, — резко отмирает преподаватель, отпуская наконец её руку, и добавляя уже намного тише, — Зайдите после занятия в тренерскую, пожалуйста, я дам хорошую мазь. Остаток занятия она проводит на скамейке в компании парня, у которого скрутило живот, и двух малахольных девчонок, максимально далёких от физкультуры. Когда с академического корпуса доносится трель звонка, она быстро ретируется в раздевалку, стараясь избежать вопросов, но Соня естественно нагоняет ее ещё в коридоре перед раздевалкой, вместе с Асей и Василисой. — Что это такое? — почти синхронно спрашивают они, кивая на её руку. — Я десять лет волейболом занимаюсь, мячом так не пробьёшь, — добавляет Ася, усмехаясь, — Не то, чтобы я пыталась... — Да я просто ударилась, — бездумно врет Полина первое, что приходит в голову, — На физике, после пары решила посмотреть что есть в лаборатории, и мне прилетело толкачом. В затылке свербит какое-то странное чувство, то ли от непривычного и неумелого вранья, то ли... Она рефлекторно оборачивается, когда в полуметре от них проходит злополучная четверка. И Полина бьется об заклад, что у Голубина взгляд не поменялся с самого спортзала. — Идём переодеваться, — она поворачивается обратно к девочкам, которые всё ещё смотрят на неё с явным беспокойством, — Всё нормально, честно. Они коротко кивают в ответ — не то, чтобы прям верят, но вопросы прекращаются. Полина наспех принимает душ, переодевается и выбрасывает порванные колготки, оставаясь с голыми ногами. Добежать до корпуса можно быстро, а получать ещё одно наказание за внешний вид хочется меньше всего. С девочками она расходится возле входа в спортзал, они договариваются встретиться за обедом в главном корпусе, Полина соглашается и поворачивает в сторону преподавательского кабинета. Коротко постучав и услышав приглушенное тонкой дверью «входи», она дёргает ручкой и оказывается в небольшом помещении с деревянной облицовкой на стенах. На этих же стенах висят грамоты и медали, полки с разномастными кубками, какие-то гербы и шарфы с эмблемами спортивных клубов. Посередине всей этой спортивной вакханалии стоит стол, за которым, откинувшись на крутящийся стул, сидит Арсений Сергеевич. — Ну, — он кивает на стул возле своего стола, — садись, рассказывай. Снова на «ты», но, честно говоря, в силу возраста обращение на «вы» от него звучало несколько странно. — А что рассказывать? — почти правдоподобно недоумевает Полина, всё же опускаясь на стул и чувствуя себя неловко под пристальным взглядом. — Не знаю, расскажи о себе? Про своих домашних животных, кошечек там, собачек. — Серьезно? Вам интересно слушать про мою кошку? Взгляд преподавателя мутнеет и выражение лица становится отчетливо серьезнее: — Мне интересно, кто это сделал, — он кивает на Полинину руку, — Расскажи мне сначала об этом, а потом, если хочешь, и про кошку тоже. Полина пару секунд вглядывается в потемневшие синие глаза, и даже ловит отчетливое желание обо всём ему рассказать. Арсений Сергеевич напоминает ей отца — то ли взглядом, то ли вот этой попыткой защитить и добиться справедливости, но она вовремя осекается — он такой же преподаватель, как и остальные, может, чуть моложе, но в целом посвящать его в подробности истории не стоит. Тогда... Полина только набирает ртом воздуха, когда он уже её останавливает: — Сразу предупреждаю, версии о том, что это от мяча или о том, что это ты так неудачно упала, я заочно не принимаю. — Я ударилась, — выдаёт она уже отработанную версию, — После пары по физике неудачно убирала инвентарь. Арсений Сергеевич молча следит за её мечущимся взглядом, и не говорит ни слова. Она и сама прекрасно понимает, что он ей не верит, но других вариантов на горизонте не наблюдается. — Не припомню чтобы на физике был инвентарь, распускающий руки, — размеренно проговаривает преподаватель, — Полина, я всё ещё жду правду. И тишина тянется. Долго и мучительно. Потому что правду можно ждать сколько угодно, хоть всю жизнь, и так в итоге и не дождаться. — Полина? — Я не могу вам сказать. Ну, или дождаться, просто не в той форме. — Как мне это понимать? — хмурится преподаватель. — Вот так, — Полина поднимается с места и разводит руками, — Если хотите мне помочь, просто никому об этом не говорите, пожалуйста. Арсений Сергеевич следит взглядом за ней, пока она задвигает стул и накидывает на плечи лямку небольшого рюкзака. Он тоже поднимается с места, подходит к одной из выдвижных тумбочек и что-то начинает искать в верхнем ящике, потом поворачивается к ней с небольшим тюбиком в руках: — Мажь руку два раза в день, — он поджимает губы, будто собираясь с мыслью, — Полина, если не можешь сказать мне, обратись за помощью к тому, кому доверяешь, хорошо? — Хорошо, — коротко кивает она, забирая мазь, — Спасибо вам. Попрощавшись и выйдя из кабинета, она прячет в карман рюкзака тюбик и прокручивает в голове слова преподавателя. Кому она доверяет? К кому может сейчас обратиться за помощью? Неужели у неё и правда нет человека, которому можно просто рассказать обо всём? Развить эту мысль и расстроиться по этому поводу у неё не выходит. Просто не успевает. Всё происходит моментально — рука, схватившая со спины, тут же сбитое дыхание, коридор, быстро уплывающий перед глазами, пока её отчетливо тянут куда-то назад. Сориентироваться в пространстве получается только после того, как перед лицом захлопывается темнотой дверь подсобного помещения.