Теория принятия

Страница школы такая же вылизанная, как и сайт, который Полина за это время уже изучила вдоль и поперёк — всё в фирменных сине-чёрных оттенках, ретушированные фотографии, слишком идеальные и вычищенные, аккуратные столбики какой-то внутренней информации с расписанием и активностями и ровный ряд сохранённых сторис. Полина цепляет взглядом актуальное «Наши лучшие ученики» и палец сам невольно мажет по ровному кружочку, открывая ей фотографии совершенно непохожих на неё парней и девчонок. Они и правда будто с другого мира, одетые в одинаковую холёную сине-чёрную форму, но Полина прекрасно понимает — наденут эту же форму на неё и станет сразу понятно, что среди них где-то затесался предатель. Она листает фотки одну за одной и не понимает — это вообще частная школа, или модельное агенство, если парни ещё вполне себе обычные, даже смахивают на её одноклассников, то девчонки заставляют чувствовать себя ничтожеством с самой первой фотографии. Красивые, стройные, с идеальным макияжем, приятными чертами лица и пухлыми губами, на каждой фотографии девочки хоть и разные, но все как одна похожи между собой и разительно отличаются от неё. — Что ж, назовём это годом новых комплексов. — шипит про себя Полина. Но во всей школе наверняка найдутся и девчонки не с обложек модных журналов, это всего лишь лучшие ученики, не могут же все в этой школе быть Афродитами. Погружённая в свои мысли, Полина не сразу понимает, что уже минуту держит палец на экране, задерживая расфокусированный взгляд на последней фотографии в папке. С экрана на неё смотрит парень с выбеленными волосами и светлой кожей, тонкие пряди падают на лицо и хоть немного, но прикрывают взгляд, от которого почему-то хочется спрятаться. Он не улыбается, как остальные ребята на фотографиях, и от этого ей ещё больше становится не по себе. — Маньяк какой-то. — думает про себя Полина, смахивая фотографию вниз и выходя из аккаунта школы. На часах 01:16, она блокирует телефон и устало закрывает глаза. В голове из стороны в сторону бродят мысли о том, как теперь всё изменится и как много ей нужно сделать за эти дни, о предстоящей разлуке с семьей впервые на такое долгое время, и всё это здорово лишает её надежды на быстрое наступление сна. К тому же, в голове из глубины всплывает последнее фото, которое будто отпечаталось где-то на внутренней стороне сетчатки и теперь маячило перед глазами. Только этого не хватало. Полина ёжится от воспоминаний о холодном отстраненном взгляде и несколько раз моргает, будто бы это поможет вытряхнуть раздражающий образ перед глазами. В поглощающей усталости она сама не понимает, как всё же проваливается в сон.

***

За неделю Полине необходимо собрать документы, коих оказывается просто неприличное количество, сдать обходной лист в старую школу, пройти медосмотр и собрать вещи для того, чтобы уехать на целый год из родного дома. — Тут просто все существующие анализы, мазок на крапивницу, столбняк, тесты на ВИЧ, СПИД, гепатит, а для учеников старше шестнадцати даже на перечень ЗППП. — сокрушается Полина, рассматривая помимо всего прочего список необходимых медицинских документов, — Меня в пансионат вообще отправляют или в космос? — Вот уж и правда, в космос... — мечтательно тянет Лиза, отхлебывая какао из бумажного стакана, — Я как представлю кто там учится, Поль, это же другой мир вообще. Полина нервно сминает уголок одной из бумаг, вовремя понимая, что портит свой только что тщательно собранный в течение нескольких часов обходной лист. Она чувствует себя растерянно, и даже предложенный подругой напиток со вкусом мяты и шоколада встаёт горячим глотком где-то поперёк горла. — Лиз, я боюсь до чёртиков... — вздыхает она, отдавая обратно стакан и забираясь на школьный подоконник, — Я посмотрела вчера их фотки, там учатся ребята вообще из другой вселенной, ну куда мне до них, ну куда... — Калинина, Евсиченко, ноги с батареи убираем. — раздаётся слева знакомый голос, и обе в раз опускаются подошвами на пол, — Полина, даже если ты здесь уже не учишься, это не значит, что можно портить школьное имущество. Завуч Галина Викторовна привычным движением тянет вниз вечно поднимающуюся узкую юбку из бордовой ткани, и громко звенит в руках связкой ключей, удаляясь дальше по коридору. — В смысле ты здесь не учишься? — непонимающе оборачивается на них высокая брюнетка, стоящая неподалёку возле кабинета, — Исключили за чрезмерное зубрилово? Маша Сизаль — самопровозглашенная королева школы. Её родители держали какой-то средний бизнес, но этого ей хватило, чтобы пришить к своей голове корону и считать себя как минимум лучше всех остальных. Её вечными спутниками было надменное лицо и поджатые почти ниточкой губы, а ещё отвратительное настроение и устойчивое желание испортить его и всем остальным. — Полина едет в «Аврору» учиться, если тебе известно, конечно, что это такое. — злобно цедит Лиза, довольно ухмыляясь, когда глаза брюнетки округляются, а брови удивленно ползут вверх: — Куда? — она даже фыркает от смеха, — Да вы хоть понимаете вообще, что это за заведение, её на порог туда не пустят. — И тем не менее она едет. — не унимается подруга. — Евсиченко, твои родители что, теперь будут жить на помойке? — Маша липко смеётся, — Ваша «Аврора», кстати, тупое говно, родители хотели меня туда отправить, но почитали отзывы в 2Гис и передумали, и теперь я вижу, что оно и к лучшему, — она надменно кривит лицо, — Раз туда отправляют таких как ты, значит, не такое уж это крутое место. Она разворачивается и, самодовольно подняв напудренный нос, удаляется по коридору. — «Авроры» же не может быть в компаниях 2Гис, это частная резиденция. — нахмурившись бормочет Лиза, и Полина лишь смеясь кивает. По губам подруги ползёт улыбка озарения и они в раз срываются на тихий смех. Неделя подготовки пролетает быстро, Полина не успевает оглянуться, как наступает день отъезда. Все документы тщательно собраны по папкам, чемоданы упакованы, рюкзак со всем необходимым ждёт прямо у порога, а на душе противно тянет тревогой и сдавленной грустью от предстоящей разлуки с родным домом и родителями. Лиза приехала попрощаться и привезла чудовищно уродливого зайца, сказала, что он будет напоминать Полине всех её одноклассников разом. Она крутит в руках розовую игрушку и та смотрит на неё в ответ выпученными оранжевыми глазами. — Калинина, ты придурошная, но я люблю тебя очень сильно. Лиза сгребает Полину в объятия и шепчет в ответ: — И я тебя люблю, бунбончик, я буду очень скучать. — На вокзале наобнимаетесь. — отец вдруг оказывается за спиной Полины, — Давай, сухарик, пора. Горло в секунду сдавливает тугой ком, и она еле заметно смахивает с глаз первые и точно не последние за этот день слёзы. — Так, Михалыч, мы на вокзал с Танюхой не поедем, — говорит папа Лизы, — Не могу я на эти все прощания смотреть, как представлю, что свою скоро тоже отправлять... — он машет рукой и отворачивается на секунду, чтобы восстановить вдруг нахлынувшие чувства, — В общем, Лизок, ты едь, потом мне позвони я тебя заберу. — Да мы её привезём, Юр, не переживай. — отзывается мама Полины, уже в десятый раз переставляя с места на место чемодан. — Давайте, всё, — отец Полины явно нервничает, и голос немного дрожит, — Садимся все на дорожку. Шесть человек в раз опускаются на подходящие плоскости, и Полина вдруг ловит отчетливое желание не вставать с родного пуфика в коридоре, на котором бесчисленное количество раз завязывала шнурки. Она оглядывает родные стены, стараясь запомнить до мелочей, но голос матери неумолимо сообщает, что пора спускаться. Они выходят на улицу, и октябрьская прохлада тут же заползает под тонкую куртку, Полина ёжится то ли от лёгкого ветра, то ли от прошибающего волнения и быстро семенит к припаркованной машине отца. — Так, Полька, поди сюда. — они все вместе подходят к машине и Юрий Геннадьевич разворачивает её к себе, — Покажи им там всем, поняла? Пусть знавают, кто приехал, и не задирают свой нос. Полина кивает, улыбаясь, и он легко теребит её по плечу, показывая сжатый кулак, изображающий, по всей видимости, ярославскую силу и мощь. — Полечка... — почти шепчет мама Лизы, — Ты и нам тоже пиши, звони обязательно, ладно? Ну всё, моя хорошая, удачи тебе, всё получится! — она ещё раз кивает в подтверждение своих слов и вытирает с глаз подступившие слёзы. Родители Лизы машут на прощание, когда все остальные забираются в тёмную машину. Полина ещё раз оглядывает подъезд своего дома и напоследок машет рукой в окошко, то ли Лизиным родителям, то ли дому, где провела всё своё детство. Машина трогается с места и сворачивает на главные улицы. На вокзале как обычно шумно и людно, все снуют из стороны в сторону, таща за собой тяжелые чемоданы и пытаясь разобраться в бесконечных путях и проходах. Они проходят досмотр на металлической рамке и оказываются внутри здания с высокими потолками, где Полина была десятки раз до этого — то к тёте в Рыбинск, то к бабушке в Тверь, то просто в соседний город за помидорными рассадами, но теперь в её руках билет, в углу которого тёмными чернилами покоятся отпечатанные слова: ЯРОСЛАВЛЬ/ГЛАВНЫЙ — САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — Так, до отправления пятнадцать минут, какой у тебя путь? — не дождавшись ответа, мать забирает у неё из рук светло-оранжевый листочек, — Третий, нам туда. Все бредут в указанную сторону, и Полина борется изо всех сил с желанием перепрыгнуть через металлическую ограду и убежать восвояси с треклятого вокзала. Страх наполняет её всё больше, и она пытается успокоить дыхание, что получается из рук вон плохо, потому что на третий путь они взбираются по высокой лестнице. Отец везёт за собой чемодан, а взгляд его скользит лишь по ступенькам под ногами, и Полина знает, что это совсем не из-за того, что он так сильно боится споткнуться и упасть. Он не поднимал глаз с момента, как они вышли из дома, и она сильнее всего на свете хочет оттянуть момент, когда им всё же придётся попрощаться. Они приходят на нужную платформу, и мать старательно отсчитывает вагоны, чтобы наконец найти нужный и остановиться возле входа в него. — Ну всё... — тихо говорит она, и внутренности Полины сдавливает тугой верёвкой. — Бунбончик... — шепчет Лиза, прижимая её к себе, — Я очень буду скучать, пиши мне каждый день, ладно. — слова срываются на всхлип, и Полина только кивает, сильнее вжимаясь в объятия. — Полиночка, моя девочка... — лицо матери уже полностью тонет в слезах, и она с громким всхлипом сгребает её в свои руки, — Я очень тебя люблю, напиши обязательно как доедешь, и вообще пиши, не забывай про нас... — последние слова теряются в тихом завывании, и Полина вытирает полоски слёз под глазами, разворачиваясь к отцу и понимая, что её действия были бессмысленными. От одного взгляда в родные голубые глаза, наполненные слезами, внутри что-то сжимается, выбивая из глаз прозрачные ручьи. Она обнимает отца и утыкается в тёплое плечо, чувствуя, как его большие ладони легко прижимают её к себе. — Сухарик... — еле слышно шепчет он, — Ты только не забывай про своего старика, хорошо, я тебя очень люблю, моя девочка, очень тебя люблю... Полина глушит вопль отчаяния в родном плече, и только шепчет в ответ: — Я тебя тоже очень люблю, спасибо за всё... Поезд гудит рядом, проводница звонким голосом объявляет о скором отправлении и просит занять свои места. — Всё, сухарик, всё. — его голос дрожит, — Тебе нужно идти. Она чувствует, как со спины исчезают тёплые ладони, и вокруг вдруг становится так холодно, что хочется спрятаться, залезть обратно и никуда не уходить. Но гудок раздаётся ещё раз, а значит, времени и правда уже не осталось. Отец отдаёт чемодан проводнику и помогает Полине подняться следом. Она оборачивается, и в последний раз заглядывает в пронзительные голубые глаза, всё ещё держась за сухую тёплую ладонь. — Двери сейчас уже закроются, проходите в вагон. — доносится из-за спины голос, и она разжимает руку, чувствуя, как что-то внутри обрывается и остаётся здесь навсегда, когда она проходит вглубь вагона и занимает своё место. Через пыльное стекло она видит родителей и подругу, что остались на перроне, и машет им рукой, вытирая с щёк нескончаемые слёзы. Они машут ей в ответ, Лиза растирает красные глаза, мать теребит в руках пропитанный слезами платок, а отец просто смотрит опустевшими глазами, и от этого взгляда хочется сорваться с места и оказаться вновь в родных тёплых объятиях. Но поезд неумолимо трогается, оставляя на платформе десятки машущих без остановки людей и три силуэта, отдаляющихся с каждой секундой всё больше и больше. Полина разворачивается к своему плацкартному месту и падает лицом в твёрдую подушку. Горячие капли тут же впитываются в наволочку из жёсткого застиранного хлопка и она глушит громкий всхлип, прячась от холода в тонкой бесполезной кофте.