Неверных ничего хорошего не ждет

Реми заходит на продвинутый семинар для ботаников по истории ядов во втором семестре и обнаруживает восемнадцать испуганных бакалавров и очень большую, очень незапертую черную змею, сидящую на столе. Она свернулась в тугой клубок в передней части маленького класса, ее голова и глазки-бусинки направлены на студентов. Вся группа состоит из заносчивых отличников, посещающих особые факультативы, сочетающие в себе два направления науки. В отличие от Реми, они в глаза не видели ходячую от бедра катастрофу — то бишь ее научного руководителя, Кроули — и не имели дел с его выходками. Хотя вид змеи ее напрягает, она почти уверена, что ее присутствие связано с Кроули. Само по себе это мало утешает, но понимание — уже полдела. Теперь, когда Реми в курсе происходящего, она может повеселиться, наблюдая, насколько это травмирует новую кучку ничего не подозревающих, напуганных детей. У нее самой еще не прошел посттравматический синдром после экзамена для магистрантов в прошлом семестре, когда им надо было отравить Кроули, чтобы проверить, кому удастся быстрее его убить. Оказалось, все растения были видами-обманщиками — безвредными, но притворяющимися своими смертоносными собратьями. Единственной, кто до этого додумался, была Садия, в то время как Эндрю каким-то образом все же сумел травануть их профессора, а Эффи разрыдалась от перспективы убийства и так и не смогла выполнить задание. Кроули поставил ей пять с плюсом за моральные терзания. Семинар для отличников ведет не только Кроули, но и приветливый, хоть и немного неловкий доктор Фелл. Это было бы истинным наслаждением, если бы Реми не приходилось также общаться с Джо Уилсоном — убийственным велосипедистом с истфака с ужасным вкусом на шлемы и куртки кричащих расцветок. Его тоже как будто не беспокоит огромная змея, раскинувшаяся по столу, и он садится в противоположном конце аудитории, бросив ей многозначительный взгляд. Может, между ними все и наладилось в прошлом семестре, но он все еще ее заклятый враг. Как только она выкладывает на стол блокнот, в комнату заходит доктор Фелл. Он шагает быстро и легко, потертая кожа его оксфордов скрипит по плитке. Для такого грузного телосложения у него на удивление пружинистая походка. — А! — восклицает он, перепугав половину класса. — Кроули, вот ты где! Ответом ему служат двадцать пар озадаченных глаз, уставившихся на змею, пока из-под стола не появляется пучок рыжих волос. Кроули поправляет солнцезащитные очки — крупные, яркие авиаторы с золотистыми зеркальными линзами — и подтягивает узкие джинсы, когда встает. — Проектор снова вырубился, — говорит он, указывая на шнур. — Прекращай-ка разъезжать в кресле на колесиках рядом с проводом. — Я-то едва ли вообще в нем сижу, — игнорирует насмешку доктор Фелл. — Кто здесь у нас? — Он с легким любопытством указывает на змею. Что-то в его манере держаться наводит на мысль, что в их отношениях с Кроули змеи частенько выскакивают из ниоткуда. — Подруга. Нашел ее в биологическом корпусе. Теперь Реми знает, что в словаре Кроули означает «нашел»… — Ты украл змею? Дорогой мой! — Я ее одолжил. Ей нужно размять… ноги. Э-э... Может, начнем? Джо бросает на Реми взгляд с другого конца помещения. Ну начинается. Доктор Фелл хотя бы кажется не таким сумбурным и неподготовленным к началу семестра, как Кроули. Он открывает папку с файлами и раздает классу копии учебной программы, а затем встает перед столом, опершись на него и чопорно сложив руки на животе. Реми соврет, если скажет, что ей ни капельки не интересно поучаствовать в семинаре с доктором Феллом. Хотя она ассистентка кафедры ботаники, ей любопытно, какой он профессор. За целый семестр обедов со студентами-историками она, кажется, толком ни разу с ним не разговаривала. На самом деле, он забывал ее имя как минимум… ну ладно, всякий раз, как они общались. Кроули занимает кресло и закидывает ноги на стол. Он вешает найденную змею на плечи и поправляет золотистые очки на переносице. Он производит такое же впечатление, как Ирод из «Иисуса Христа — Суперзвезды»: чокнутый, ненасытный, небрежно стильный. — Добро пожаловать на историю ядов. Я расскажу вам о ядах! — О, а я буду рассказывать об истории. Реми изучает учебную программу. Она оказывается интересной в академическом плане, а не только в представлении Кроули об «интересном», включающем вызов неотложки или разбивание ампулы с кислотой, которая однажды проела ему ботинок. Он тогда только ухмыльнулся и сказал «Упс», прежде чем уронил еще три флакона, и даже глазом не моргнул, когда Эффи начала плакать. — Мы осветим различные моменты в истории, когда были отравлены известные люди, — говорит доктор Фелл. На его лице — неестественный проблеск увлеченности, будто он взбудоражен. — И поговорим об историческом значении и научных последствиях различных отравлений. Это должно казаться странным, размышляет Реми. Весь ее ограниченный опыт общения с доктором Феллом говорит о том, что он очень приятный, хотя и довольно бестолковый профессор. Он не похож на человека, которого могут интересовать отравления. Она задумчиво наклоняет голову. С другой стороны, он же женился на Кроули. Позади него раздается громкий хруст, и все взгляды устремляются на Кроули, держащего в одной руке ярко-красное яблоко с откушенным от него кусочком. Он жует с открытым ртом. — Мы также обсудим технические вопросы отравления, ну знаете, на случай, если у вас есть бывшие. Что можно и чего нельзя, так сказать. — Он от всей души взмахивает яблоком. Глаза студентов расширяются, и они переглядываются. Раздается взрыв смеха. Джо закатывает глаза. Кроули откусывает еще один кусочек. На лице доктора Фелла появляется раздражение, он поджимает губы. — Белоснежку отравили яблоком, знаешь ли, — говорит он, стараясь сохранить небрежный тон. — Белоснежка вышла замуж из-за отравленного яблока, знаешь ли, — отвечает Кроули и откусывает еще. Он многозначительно шевелит бровями. Студенты неуверенно и немного взволнованно переглядываются. Реми уверена, что у них еще не было более взбалмошной пары преподавателей. Она никогда не забудет «наказание» Кроули в прошлом семестре и шокирующее и поразительное открытие, что он муж доктора Фелла. Она еще не решила, что стало большим сюрпризом: то, что он вступил в брак с доктором Феллом, или что кто-то захотел жениться на нём самом. Реми встречается взглядом с Джо — своим заклятым врагом и непримиримым противником на велосипеде, — и он поднимает блокнот: В библиотеке, 18:00. Надо поговорить Она щурится, чтобы это разобрать, и одними губами произносит: «Что?». Впереди Кроули и доктор Фелл, ничего не замечая, продолжают рассуждать о Гансе Христиане Андерсене. Реми достает собственный блокнот: НЕТ — Не желаете ли поделиться с классом? — интересуется Кроули. Джо и Реми одновременно в панике переворачивают блокноты, и Джо корчит рожу, поджав губы и раздув ноздри. Ну что за идиот! — Нет, извините. Кроули улыбается во все зубы, откидываясь на спинку кресла. Прочное сиденье с прямой спинкой скрипит под его весом. Он постукивает по своим непроницаемым линзам. Реми закатывает глаза. Она ни за что не встретится с Джо вне класса. Они даже на еженедельной подготовительной встрече к этому совместному семинару еще не виделись. У них нет причин встречаться, и ее бесит его раннее облысение, крупные зубы и желтый велосипедный шлем. Просто, ну зачем? Она бросает на него сердитый взгляд, а затем очень демонстративно возвращается к изучению учебного плана. Да плевать. Затем, мгновение спустя, она с яростным возбуждением открывает новую страницу в блокноте. Доктор Фелл бубнит о заключительном и промежуточном эссе, но Кроули приподнимает одну бровь, глядя в ее сторону. Она долго смотрит на него, прежде чем поднять блокнот в сторону Джо: Я же говорила, у меня есть ПАРЕНЬ Это ложь. Они оба это знают. Джо прищуривается. Тем временем Кроули поднимает обе брови, поджимая губы в тонкую линию, стараясь и не в силах скрыть любопытство. Точно так же он выглядел, когда выпил яд Эндрю, прежде чем изумленно и обрадованно броситься к мусорке. — Мы будем проводить совместные консультации по вторникам с десяти до полудня и ожидаем, что еженедельные отчеты будут готовы к семинару каждый четверг… — Доктор Фелл так и не оторвал глаз от учебного плана.

***

Реми провела зимние каникулы дома в Лондоне, в компании безрассудной матери, смертельно скучного отца и младшего брата, чей рацион в пятнадцать лет состоит в основном из макарон с сыром и жареной картошки. От него пахло кислятиной, как в раздевалках школьного спортзала после последнего урока, и в неспособности сфокусироваться с ним может соперничать только семейный золотистый ретривер. Все в порядке: Реми ни в чем не винит пса, Стэнли. Он результат многих поколений селекции. Если бы она взялась рисовать решётку Паннетта его генов, то получила бы звёздочку. А вот чем оправдать брата, она не знает. Он из тех, кто пьет протеиновые коктейли весь день, «чтобы быть в форме», но даже не подходит к гантелям… не то чтобы Реми что-нибудь понимала в спорте, конечно. Так что она в восторге от того, что вернулась в кампус — в свою крошечную квартирку-студию, в которой ручку унитаза приходится покачивать, чтобы остановить бегущую воду, а о щербатый кухонный пол она каждое утро ударяется пальцем ноги. Она рада вернуться в безумие магистратуры. И когда она впервые вошла в свою квартиру, то даже удивилась тому, какое облегчение испытала. То же чувство у нее появляется, когда она входит на кафедру. Здесь все еще пахнет плесенью и сыростью, но ее странным образом ободряет то, что благоухание Эндрю каким-то чудом смогло задержаться за месяц их отсутствия, как будто они заявили права на это крошечное пространство без окон, и оно изменилось, подстраиваясь под них. Вид неукротимого хвостика Эффи наполняет ее восторгом. Она хлопает ее по плечу и плюхается на свободное место. — Аргх, Джо с истфака снова пытался позвать меня на свидание. Эффи вытаскивает один из наушников и косится на нее. — А он что, разве звал тебя на свидание раньше? — Да! Звал! А потом он обозвал меня уродиной! Рядом Садия засовывает в рот целую вилку рамена. — Все равно не понимаю, что ты в нем находишь. У него сыпь на лысине, вероятно, из-за того, что он напяливает этот нелепый шлем на свою огромную голову. Реми вскидывает руки в воздух. — Я ничего в нем не нахожу! Это он постоянно зовет меня на свидания! В этот момент в комнату входит Эндрю. Он останавливается в дверном проеме и смотрит на нее, склонив голову набок. — Джо тебя снова отшил? — интересуется он. Реми пристально разглядывает свою банду, прежде чем начать беспорядочно запихивать все свои вещи в рюкзак. Она фыркает, прижимая сумку к груди. — Я выше этого, и я ухожу. Садия машет ей одними пальцами, не отрываясь от чтения. — Пока. Реми хлопает дверью, выходя с кафедры, и направляется к кабинетам преподавателей в другом конце здания. Ей нужно поговорить с Кроули. Если только она сможет слинять с этого ужасного семинара, ей больше никогда не придется видеться с Джо. И, если по-честному, Джо не такой уж ужасный. Он не видит дальше своего носа на велосипеде, но она ценит его активную позицию по части ярко-желтых шлемов и красных рам. Это бельмо на глазу, но, по крайней мере, можно заметить, как он приближается. Она не перестает удивляться тому, как он умудряется сбивать ее раз в две недели… И неужели у него и правда сыпь на голове? Она никогда этого не замечала. С чего бы Садии это замечать? Может быть, это она хочет с ним встречаться? Реми замирает на полпути к тому, чтобы постучать в дверь Кроули. Она надеется, что Садия не интересуется Джо — конечно, не по личным причинам. Просто они с Эффи заметили, что Эндрю внезапно стал использовать дезодорант всякий раз, когда ему приходится работать с ней в паре в грибковой лаборатории доктора Битти. По средам Эндрю принимает душ и обливается «Олд Спайсом», и даже старается носить футболки без дырок и пятен. Садия этого пока не заметила. С чего бы ей замечать лысину Джо? И если она разобьет Эндрю сердце, закончатся ли Стирка и Душ по средам? Пока она погружена в свои мысли, дверь в кабинет Кроули распахивается. Кулак Реми так и повисает в воздухе, и она вздрагивает, роняя сумку из рук. Ее книги рассыпаются по полу. — Что? — спрашивает он. — Ты тут стоишь уже три минуты. — Э-э-э, да?.. Кроули долго глядит на нее, нахмурив брови. Он сменил золотистые авиаторы на обычные очки в черной оправе. Позади него Реми замечает украденную змею, висящую на спинке кресла. — Если это насчет Джо, то нет. — Что? — Нет, тебе не удастся слинять с семинара. Если я должен это преподавать, ты должна мне ассистировать. — С чего вы взяли, что это связано с Джо? — бухтит она. — Не могу я проверять эссе. Я ученый! Он поднимает брови. — Значит, дело не в том, что вы двое обменивались записками в классе, пока доктор Фелл пытался читать лекцию? — Он произносит «доктор Фелл», как будто вовсе не изводил их целый семестр на еженедельных обедах, тщательно стараясь скрыть тот факт, что они женаты. — Джо это начал. И он первый сбил меня на своем велике! Почему мне никто не верит? — Похоже, вам двоим во многом надо разобраться, — говорит Кроули. — Как здорово, что у тебя для этого есть еще целый семестр. Он захлопывает дверь. Она смотрит на закрытую дверь. — Беру свои слова обратно, — бурчит она. — Ненавижу это место! Вообще не хотела сюда возвращаться. Из кабинета Кроули кричит: — Врушка!

***

Плюсом возвращения в кампус остается научная работа. Это также предмет бесконечных страданий и агонии, но эту пытку она себе придумала сама. Это сродни тому, что она никогда не смогла бы сходить на педикюр, потому что ненавидит, когда к ее ногам прикасаются, но совершенно ничего не имеет против того, чтобы один за другим выщипывать пинцетом каждый волосок на пальцах ног за просмотром «Новенькой». — Я это вслух сказала? — Реми отрывается от микроскопа и поправляет образец белладонны на предметном стекле. — Ага. — Бля. Она бросает взгляд на лабораторный стол напротив. Молодой парень, блондин с пышной шевелюрой, сидит за микроскопом, с несколькими мензурками и пипетками. Красавчик. Наверняка изучает биологию. Может, биохимию. — О, интересно, — бормочет он себе под нос. На самом деле, думает Реми, глядя на него, он немного похож на молодого Билла Ная без галстука-бабочки. Он очень долговязый, длинные ноги вытянуты под столом, ловкие пальцы регулируют фокус на микроскопе. Очень интересно. — Прости, — говорит она, — а что интересного? Он поднимает глаза и одаривает ее белозубой улыбкой. Свет ему будто ставили профессионалы, и всё остальное уходит на задний план. — Да ничего особенного, — отвечает он небрежно и беспечно. Ветерок от кондиционера шевелит его волосы. — Просто изучаю образец водорослей. Реми поджимает губы. Это непроизвольная реакция, как от кислой конфеты. — А, ясно, — говорит она, надеясь сбежать от разговора. — Да, — продолжает он, — я в группе ботаники доктора Сакса для третьекурсников. Это так увлекательно. Ты что-нибудь знаешь о ботанике? Она морщится. Еще и младшекурсник. Горячий, молодой Билл Най — бакалавр с зарождающимся интересом к водорослям. Она моргает и оглядывает его. Ладно, значит, он моложе ее. С этим можно работать. И она знает людей, которые любят водоросли. Ее лучшая подруга любит водоросли. И он молод! Возможно, ему еще не поздно передумать. Она с этим справится. По-любому. — Нет, — лукавит она. — Я тут просто, э-э, отрабатываю прогул лабораторной по биохимии. А что такое ботаника? — О! Ну, это типа изучение растений и всего такого. Реми коробит. — Круто… — Ты знала, что, вот, водоросли производят кислород для животных, которые дышат? — Это я знала, — отвечает она и кивает, натягивая ободряющую улыбку. — А еще водоросли плохо пахнут и могут быть токсичны для людей и собак. Тебе лучше изучать яды. — А они разве не токсичны? Ладно, тут он ее подловил. Она поворачивается на стуле и старательно делает вид, что изучает исследовательские заметки. — Хм, да, ты прав. Ты такой умный. — Спасибо, — говорит горячий, тупой Билл Най. — Не хочешь со мной выпить? Я мог бы научить тебя чему-нибудь еще. И это так дерзко и вроде как складно, а Реми вечно принимает ужасные решения в романтических вопросах. Таков ее непреложный образ действий уже двадцать семь лет. Ситуация кажется привычной и знакомой. Реми сравнивает свою жизнь с тем, чтобы взбежать по ступенькам трибун под "Eye of the Tiger" в серой толстовке, наушниках и с колотящимся от адреналина сердцем, только чтобы поскользнуться на льду на самом верху и кубарем скатиться вниз. Она Рокки Бальбоа, если бы Рокки Бальбоа передумал побеждать всю Россию и просто весь день хрустел чипсами на диване. И поскольку ее жизнь — это череда необязательных катастроф, как раз в тот момент, когда она собирается сказать «да» горячему, тупому Биллу Наю, дверь лаборатории распахивается, и в нее вваливается Джо. Она стонет и зыркает на него. — Ты заблудился? Джо смотрит на свои часы и постукивает по ним. — Сейчас полседьмого, — замечает он оскорбленно. — Ты не встретила меня в библиотеке. Он вспотел так, будто примчался из библиотеки на велосипеде с рекордной скоростью. Его желтый шлем нахлобучен на голову, и он закутан в зимнее снаряжение, которое повсюду оставляет снег. — Э-э, это стерильная лаборатория, — влезает юный тупица. — Соблюдайте регламент. — Мне, блядь, насрать на регламент, — отвечает Джо, тяжело дыша. Он указывает на Реми. — Нам… нужно… поговорить. Реми смотрит на Билли. — Не волнуйся. Он не мой парень. — Почему ты так одержима тем, чтобы со мной встречаться? — спрашивает Джо. Он бросает рюкзак на пол и расстегивает главный отдел, что-то ища. С торжествующим возгласом он вытаскивает мятую копировальную бумагу с распечатанной фотографией. — Я не звал тебя на свидание. — Ну, это уже грубо, — замечает она. Билли Най переводит взгляд с одного на другую. — А ты… хочешь… встречаться с ним? И Джо, и Реми возмущаются, одновременно вскакивая в знак протеста. — Да ни за что! — Он мой заклятый враг… — Мы ненавидим друг друга… — …и он задрот с истории… — …задротка с ботаники! Юный тупица моргает. Долго ее разглядывает. — Ты изучаешь ботанику? Ах, блядь. Реми идет на попятную. — Э-э, нет! Не-е-ет… Я определенно занимаюсь биохимией. — Она ассистентка доктора Кроули, — объявляет Джо, обвиняюще тыча в ее сторону пальцем. При упоминании доктора Кроули глаза Билли округляются. Он торопливо собирает вещи. — Ну, я, пожалуй, пойду. Мне надо там кое-что… — Он указывает на дверь. — Э-э, приятно было познакомиться? — Ой, да иди уже, — вздыхает Реми, опускаясь на лабораторный табурет. Она сердито смотрит, как младшекурсник уходит, и поворачивается к Джо. Он просто стоит, уперев одну руку в бедро, а другой все еще размахивает распечатанной фотографией. Уголок страницы намок от того, что он вцепился в нее со свирепостью укравшего леденец карапуза. — Ладно, сдаюсь. Что там у тебя? Он пыхтит и топает к столу. Она открывает рот, чтобы запротестовать — ему и правда следует пройти дезинфекцию, и ей, вероятно, придется выбросить все образцы, — но передумывает. Теперь-то он здесь, и чем скорее она убедит его уйти, тем лучше. Он швыряет бумагу на стол. Это копия старой зернистой газеты. На ней — фотография десяти-двенадцати молодых людей в форме. Все они смутно похожи друг на друга в своих мундирах и шлемах, обнимаются за плечи. Выглядят мрачно. — Так… И что это? Джо указывает на одного из мужчин в дальнем ряду. У него круглое ангельское лицо, в нем чувствуется какая-то легкость по сравнению с другими грязными и измученными солдатами. — Никого не напоминает? Реми наклоняется вперед и рассматривает его поближе. Качество изображения плохое и размытое, но ей знакомо это выражение лица. — Похоже на… доктора Фелла? Это его дедушка или как? Затем Джо тычет пальцем в его соседа. Она моргает и изучает острые скулы и тонкую линию губ. — Чтоб меня. Это ж Кроули. Он единственный на снимке без шлема, его волосы немного длиннее обычного на макушке. Даже гребаные солнцезащитные очки на месте. На фоне остальных солдат он белая ворона. — Вот это совпадение, — говорит она. Джо некоторое время глядит на нее, прежде чем перевернуть страницу. Там есть сопроводительная надпись, которую он читает вслух. — Уцелевшая 29-я дивизия Британской армии Его Величества по возвращении из Галлиполи, январь 1916 года. Слева направо, задний ряд: лейтенант Эзра Фелл, рядовой Энтони Дж. Кроули, рядовой Джордж Холл, рядовой Эдвард Сьюзио… Мне продолжать? Она качает головой. — Не понимаю. Значит, у них были дедушки, которые вместе воевали, или что-то в этом духе. Генетика сильна в обеих семьях. Не знаю, что еще. — Я знаю, это звучит безумно, но думаю, это действительно они. Ханна была в Лондоне во время каникул, занималась своим исследованием. Она изучает Лестерский кодекс, и в Британской библиотеке есть его копия. Она говорит, что нашла несколько упоминаний об Антонио Кроули. — Кроули — распространенная фамилия? Все равно совпадение. Джо раздраженно вздыхает и нащупывает свой телефон. Он копается в нем, пока не находит электронную почту. — Только не говори никому, что она сделала эти фотографии... Он показывает ей вложения — несколько снимков, сделанных при слабом освещении, украдкой и не в фокусе. Это фотографии каракулей, нечитаемых на пожелтевших страницах. — Это на итальянском и задом наперед, но там прямо так и написано, Антонио Кроули, — комментирует Джо. Затем он переходит к следующей картинке. Реми ахает. Ясен хрен, это Кроули: его длинные волосы частично собраны в конский хвост, а на носу — крошечные очки в черной оправе. Он изображен в профиль, опустив взгляд вниз, но его длинный орлиный нос и татуировка змеи на рисунке безошибочно узнаваемы. — А-ху-еть. Она встречается взглядом с Джо, их лица всего в нескольких дюймах. Они долго смотрят друг другу в глаза, прежде чем она спрашивает: — Что, черт возьми, происходит? — Экстренный сбор, — предлагает Джо. — Прямо сейчас.

***

Три часа спустя они все сидят в «Сумасбродке» в привычной дальней угловой кабинке, на столе — кувшин светлого пива и несколько пустых бутылок. Пьяные, они шумят и паникуют. — Мы обнаружили это два месяца назад, но не хотели ничего говорить, пока не соберем доказательств, — говорит Сэм, икнув. Задроты-историки выстроились по одну сторону стола, показывая несколько фотографий и сканов. Сэм машет фотографией перед лицами собравшихся, и Садии приходится схватить его за запястье, чтобы удержать на месте. — Это что, Кроули в платье?! — восклицает она, фонтаном выпрыснув свой напиток. Эффи откидывает голову назад, чтобы взглянуть из-под ресниц. Она немного поскальзывается, врезаясь в Садию. — Ноги у него от ушей. Аж бесит. — Тебя только это волнует? — недоверчиво спрашивает Садия. Реми выхватывает фотографию и оценивающе прищуривается. Кроули прислонился к барной стойке с зажатым между двумя пальцами мундштуком, болтающимся у запястья. В платье-чарльстон он выглядит весьма пикантно, а скрещенные лодыжки придают ему изящества. Она вздрагивает. Ноги у него и правда от ушей. Эндрю поднимает голову со стола. — Я наверно под кайфом. Этого не может быть. Я просто в хлам. — Да, — соглашается Садия, протягивая руку, чтобы похлопать его по плечу. — А еще это реально. Как такое возможно? Я не знаю. — Вы знаете итальянский? — спрашивает Ханна пронзительным, набирающим громкость голосом. — А то я вот знаю. Мне пришлось прочесть целых два абзаца, где да Винчи расхваливал его губы и нос. Думаю… думаю, они трахались. — Так, дыши. Ну-ка вы все, дышите. — Джо хлопает ладонями по столу, простирая их во все стороны. Он пошатывается, когда поворачивается, чтобы оглядеть их всех. — Этому должно быть рациональное объяснение. Я думаю, они клоны. — Ты дурак что ли, они явно пришельцы, — спорит Эндрю. Он выплескивает свой напиток в сторону Джо. — Взять например Кроули, разве может он быть человеком? Что там у него под очками? — …и доктор Фелл всегда так радуется еде… — замечает Садия. — …как будто для него все это совершенно в новинку! Вот видишь! Они здесь, чтобы следить за нами. Очки наделяют рентгеновским зрением! — Не-е-ет, они клоны! — Джо трясет головой, нависая над столом. — Как в «Звездных войнах»! Ханна стонет и роняет голову на стол. — В последний раз повторяю, Джозеф, «Звездные войны» не настоящие! Сэм морщится и глядит через стол. — Простите, он такой всякий раз, как напьется. Я думаю, есть лишь один способ узнать правду. Все за столом — за исключением уснувшей Эффи — смотрят на него, с широко раскрытыми в предвкушении глазами ожидая ответа. Садия жестом велит ему продолжать. — Кто-то должен спросить их. Эндрю фыркает. — Ну да, как будто они так просто признаются, что прибыли с Альфы Центавра или типа того. Сэм закатывает глаза. — Конечно, нет! Но если мы спросим их по отдельности, то можем получить две различные версии. Может, нам удастся уличить их во лжи. Хор возгласов разносится вокруг стола. — Но кто же их спросит? — интересуется Реми. Все глаза обращаются к ней, выжидающие и уверенные. Она поднимает руки. — О нет. Я не могу! — Конечно, можешь, — спорит Садия. — Кроули — твой научник. У тебя с ним особая связь. — Во-первых, нет, не могу, а во-вторых, фу! Нету у нас никакой связи. Эндрю тянется к ней и сжимает ее руку. Глаза у него слезящиеся и расфокусированные. Обезвоженный, он проигрывает битву с шестью пинтами после недельной диеты из кислых жевательных резинок и молочных коктейлей. — Ты избранная, — объявляет он. — Среди нас ты единственная, кто на это способен. Остальные за столом кивают в знак согласия с его мудрыми и глубокими словами.

***

Вот только дело в том, что Реми — бурлящий вулкан беспокойства, а Кроули ужасен и неприступен, к тому все еще ходит повсюду с украденной змеей. Реми хочет и не решается поднять этот вопрос во время их еженедельных встреч по подготовке к семинарам. Джо все это время подталкивает ее локтем или многозначительно наступает ей на ноги, но в остальном не делает никаких попыток помочь. Если Кроули что-то и замечает, то не подает виду. Она обдумывает это однажды в пятницу днем, забившись в угол библиотеки. Она забаррикадировалась двумя мягкими стульями и окружена крепостью из упаковок от всяких вкусняшек, рюкзака, стопки научных статей и ноутбука. Она выглядит так, словно по колено увязла в науке. Но вместо этого она прокручивает в голове проблему с Кроули и доктором Феллом. Очевидно, что они оба очень по-разному странные личности. Кроули держится отчужденно, отгораживаясь от мира своими солнцезащитными очками точно так же, как она — наушниками: посылает всем сигнал «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Однако под его суровой внешностью скрываются проблески мудрости, ироничность и чувство юмора. Доктор Фелл, с другой стороны, гораздо более общителен, вечно сияет улыбкой и возбужденно подпрыгивает, расхаживая по аудитории во время семинара. В прошлом семестре за все время совместных обедов они почти не общались, но как команда они хорошо дополняют друг друга. Удивительно даже. Несмотря на все их различия, она полагает, что у них есть одна общая черта — их увлеченность. Хотя области их интересов разнятся, их объединяет страсть и жажда знаний. Легко понять, как им удаётся ужиться вместе, если судить по их лекциям. Реми нажимает энтер на своем ноуте. Фыркает и устраивается поудобнее. Она только предполагает, что они хорошо уживаются. Едва ли ей об этом судить, поскольку она никогда не была в отношениях дольше пары месяцев. Точно, вернемся к науке. Она выходит из Facebook и открывает Reddit в третий раз, прежде чем выйти и из него. Она смотрит на документ, барабаня пальцами по столу. Ей бы сейчас стоило подумать над методологией исследования. Она собирается провести химический анализ Atropa belladonna и всех ее частей и определить различные алкалоиды. Затем сравнить их с историческими отчетами, чтобы понять, могут ли какие-либо из упомянутых гомеопатических методов лечения работать на самом деле. У нее есть все вторичные источники. Теперь ей просто нужны первичные доказательства. О. Она отрывается от своего ноутбука. Точно! Они собрали множество вторичных свидетельств о Кроули и докторе Фелле — исторические отчеты, фотографии, иллюстрации, — но у них нет никаких первичных источников. Заставить любого из них прямо признать свою настоящую личность должно быть почти невозможно, но что, если удастся вынудить их невольно подтвердить исторические сведения? Она создает рассылку магистрантам ботаники и истории с просьбой предоставить все найденные доказательства. Ей кое-что нужно сделать до ближайшего семинара в начале следующей недели.

***

Джо догоняет ее в понедельник перед парой, и она заверяет его, что у нее есть план. — Доверься мне, — говорит она. — Я когда-нибудь давала тебе повод не доверять мне? Кроме того, что однажды пожаловалась на тебя в службу безопасности кампуса. Оу! И пыталась украсть колесо с твоего велика. — И была причиной того, что меня заставили посещать еженедельные обеды с твоим странным профессором… — Который женат на твоем странном профессоре, так что заткнись! — Аргх! — рычит Джо. — Аргх! — Реми вскидывает руки в воздух. — У меня есть план! Да и вообще, почему бы вам просто не спросить доктора Фелла? Он же такой… болтливый. Он расскажет вам все, что захочешь, если просто подойти к нему с правильным наводящим вопросом. Он фыркает и спрыгивает с велосипеда, ведя его рядом с ней к гуманитарному корпусу. — Это ты только так думаешь. Попробуй как-нибудь зайти к нему в кабинет в приемные часы. Ты задаешь ему простой вопрос о литературе 1890-х годов, и внезапно он начинает мечтательно расписывать профиль Оскара Уайльда и его творческий гений в течение двадцати минут, на самом деле не отвечая… на… вопрос. — Он останавливается. — Срань господня, он знал Оскара Уайльда, не так ли? — Они, наверное, трахались. — Не-е-ет, правда? — Джо поворачивается, чтобы хмуро взглянуть на нее. — Чисто гипотетически, доктор Фелл и Кроули живут с начала времен. — Гипотетически. — И они, возможно, единственные бессмертные люди в истории — единственные, кто по-настоящему понимает друг друга и всю эту ситуацию. И ты считаешь, что они только недавно переспали и провели большую часть истории — отчасти совсем недавней, — трахаясь с другими людьми? Она издает невнятный звук и взмахивает руками. — Э-эм, — протягивает она, до жути напоминая этим Кроули. — Если живешь вечно, с чего бы посвящать себя одному человеку? — С такой логикой, почему они вдруг решили пожениться сейчас? Или зачем нам, простым смертным, посвящать себя одному человеку, если жизнь так коротка? — О боже, — произносит Реми, и на ее лице проявляется ужас. — Да ты романтик! Джо перестает толкать свой велосипед и резко раздраженно фыркает. — Ты не находишь ничего привлекательного в том, чтобы встретить кого-то, кто полностью тебя понимает? Смеется над твоими шутками? Возится с тобой, пока тебя рвет после трех «Космополитенов»? — Да, это называется иметь друзей. А я ученый, Джо. Я верю в неопровержимые факты и доказательства. Глобальное потепление реально. Насчет истинной любви вопрос остается открытым. — Ты когда-нибудь была влюблена? — напряженно и немного резко спрашивает он. Она закатывает глаза. — Нет. — И твоя философия заключается в том, что романтической любви не существует, пока не доказано обратное. — Гипотеза. Это моя гипотеза. — Но ты даже не пробуешь влюбиться, тем самым обесценивая собственный аргумент. Нельзя испытать это, если ты даже не пытаешься, а если ты пыталась и не вышло, то она, должно быть, нереальна. Все так? Она фыркает, бурча: — Я пробую. Я встречаюсь. Ты-то что об этом знаешь? — Трахаться — не значит любить, Реми, — говорит он, перекидывая ногу через велосипед и наступая на педаль. — Увидимся на семинаре. Она смотрит ему вслед, скрестив руки на груди в слабой попытке побороть холод. На улице пасмурно, а до гуманитарного корпуса еще десять минут ходьбы. — Да я и не трахаюсь! — уныло кричит она, когда он уезжает прочь. Она отмахивается от зевак и топает в класс. Реми пришаркаивает в аудиторию и занимает место в противоположном от Джо углу. Между ними сидят восемнадцать нетерпеливых бакалавров-отличников, которые так и кипят энтузиазмом из-за возможности получить новые знания. Это неестественно. И стар и млад должен спать на лекции и прогуливать семинары, чтобы посмотреть «Во все тяжкие», испытывая угрызения совести по поводу выбора жизненного пути. Отличники — это противоестественно. — Добрый день, мои дорогие. Добро пожаловать на второй семинар нашего продвинутого курса. Пожалуйста, не забудьте подойти, чтобы наши милые ассистенты отметили ваше присутствие. — Доктор Фелл жестом указывает на нее и Джо. Они встречаются взглядами и сверкают друг на друга глазами. За спиной мужа Кроули сидит в типичной для него позе, положив ноги на стол и откинувшись на спинку вращающегося кресла. Змея отсутствует, но золотистые авиаторы, съедающие половину его лица, — на месте. Трудно отследить направление его взгляда, пока он не кашлянет на их счет. Они оба поворачиваются вперед и смотрят строго перед собой. Она должна потратить несколько минут и записать любые вопросы, которые возникнут у студентов, чтобы Кроули мог позже ответить на них на странице курса. Вместо этого она ловит себя на том, что рисует маленькие фигурки в велосипедных шлемах, неожиданно пронзенные шипами велосипедных стоек. И Реми вовсе не думает об обвинениях Джо. Ей двадцать семь. Она встречалась с кучей народу и наткнулась на толпы зануд, отморозков и чудиков. Не было ни одного человека, на которого стоило бы тратить время. Она пока не нашла то, что ищет, но уверена, что узнает его при встрече. Что ей нужно — так это поговорить с Эффи. В прошлом семестре Эффи была на грани помолвки. У нее был идеальный парень — романтичный, красивый, высокий, с респектабельной работой… А потом бум! Однажды после выходных она вернулась одинокой. Если Эффи могла принять неудачные отношения за любовь — идеальная, организованная, прилежная Эффи, — то, возможно, Реми и права. Может быть, ее просто не существует. Прежде чем она это осознает, студенты начинают собирать вещи. Слышится шелест бумаги и захлопывание книг. Она поднимает глаза и, оторвавшись от своих рисунков, видит Джо, стоящего перед ее столом и зацепившегося большими пальцами за лямки рюкзака. — Ну как, сработал твой план? — усмехается он. — Ой, отъебись.

***

— Все в порядке? — спрашивает Кроули на следующий день. Вдобавок к их еженедельным встречам насчет семинара, Реми дважды в месяц встречается с ним, чтобы обсудить свою научную работу, в которой никак не продвинулась. Она сутулится в кресле и ковыряет край девственно чистого стола Кроули — пустого, если не считать большого монитора Mac. — Да норм, — говорит она. Он открывает рот, замирает и медленно кивает. Он немного похож на гигантскую черепаху или, возможно, на чересчур энергичного ленивца. — Ладно. Есть еще что добавить? Она смотрит на него, действительно изучает его с тем же интересом, с каким он сам часто глядит на нее. Сейчас было бы самое подходящее время его допросить. Выглядит он вполне по-человечески. Под оправой очков у него едва заметная россыпь веснушек. Его губы потрескались, что вполне ожидаемо, если принять во внимание его нервные привычки: он вечно причмокивает губами, кусает их и жует. Кончик его носа слегка искривлен. Кем бы он ни был, он выглядит на 100% натуральным, без красителей и консервантов. — Зачем вам солнцезащитные очки? — спрашивает она. — Проблемы со зрением. Чувствительность к свету, — говорит он, не двинувшись. Он произносит это автоматически, даже не переводя дыхания, чтобы обдумать ответ. — Почему всегда носите черное? — Такой у меня стиль. Почему у тебя такая любовь к фланели? — Такой у меня стиль. Где вы получили образование? — Я отмотал свое в Оксфорде и в Лондонском университете. Еще я учился за границей, в Италии. — В каком десятилетии? — В нулевых. — Да? — переспрашивает она, наклоняясь вперед. — И какого же века? Он ей улыбается. Улыбка медленно растягивает его губы, не изгибаясь вверх. Он наклоняет голову. — Когда ты собираешься побриться наголо, как хотела? Она откидывается назад, застигнутая врасплох. Мгновение тишины, два, три. — Что? — спрашивает она, сглатывая. — Не хочу я бриться наголо!— Откуда он вообще мог это узнать? — С чего вы взяли? Его лицо смягчается. Это едва заметное движение, но напряженное выражение уходит, а морщинки вокруг глаз разглаживаются. — У меня раньше были длинные волосы ниже плеч и все такое. Я был великолепен, прошу заметить, но это было весьма утомительно. Ты делаешь все то же самое, что раньше делал я. Я всегда отбрасывал их с лица, поднимал, распускал, потому что у меня слишком сильно болела голова. Жевал концы. — Я не жую свои волосы. Он указывает на ее плечо и корчит гримасу. — Эм, у тебя много секущихся кончиков. Она проводит рукой по волосам и быстрым привычным движением откидывает их назад. Она действительно немного ненавидит свои волосы, но ее маме они всегда нравились. Он поправляет очки медленным и выверенным движением. Ленивым, но все равно напряженным. — А как там наука? Реми протяжно вздыхает. — Отвратительно. Но все в порядке. Тогда он улыбается, капельку иронично. — Хорошо, так и должно быть. Увидимся на следующей неделе? — Ага, — она хватает свои вещи и встает, чтобы уйти. Как раз перед тем, как она переступает порог, Кроули барабанит по столу, чтобы привлечь ее внимание. — Но ты подумай об этом. Тебе бы пошло. Она знает, что он ничего такого не имеет в виду, но все же… — Странно говорить такое своей студентке, Кроули. Он складывает руки перед собой на столе. Его улыбка блаженна. — Ну… а я странный.

***

Позже, стряхнув напряжение и налив себе щедрый бокал вина, она пишет сообщение Джо. Чат: Вперёд, могучий рейнджер! Реми Х.: допрос прошел успешно Джо У.: ??? Реми Х.: он подтвердил италию и длинные волосы как на эскизах да винчи Джо У.: Что, прям так и сказал? Реми Х.: это подразумевалось я спросила в каком веке он был в италии и он сменил тему Джо У.: Срань господня!!! Он сказал что-нибудь еще? Реми Х.: терпение, юный падаван потребуется время на вещи эти Джо У.: !!! Реми учится распознавать подсказки Кроули. Он по-особому дергает ртом, когда она застает его врасплох: чудно́е выражение — полуулыбка-полуоскал. Они не приблизились к пониманию того, что, собственно, представляют собой их преподаватели, но собрали достаточно доказательств в поддержку теории о бессмертии. — Доктор Кроули! — Она поднимает руку, подражая нетерпеливым студентам. Он поэтически рассуждает о варварстве древнегреческих казней, чуть ли не пуская слюну от восторга. Если бы она могла видеть его глаза, они наверняка бы сверкали. Она прерывает его на полуслове. — Да, Реми. В чем дело? — Его тон становится сухим и немного резким. — Согласны ли вы с Дельфийским оракулом, что Сократ был мудрейшим из людей? — Откуда мне знать? Я всего лишь рассказываю о его казни при помощи яда. — И казнен он был, потому что… — Он всех до чертиков раздражал. Никого не напоминает? Следующим руку поднимает Джо. — Да, но как вы полагаете, суд над ним был справедливым? Тут вмешивается доктор Фелл. — Ну, лично я считаю, что Дельфийский оракул оказал Сократу медвежью услугу, объявив его мудрее всех остальных людей. — Он бросает на Кроули взгляд, в котором сквозит смесь раздражения и надменности. При должном старании в нём можно прочесть всё, что он думает на сей счёт, и займёт это сотню страниц. Кроули брызжет слюной. — Погоди-ка, это несправедливо. Оракул был прав! — Ну да, но это взбесило политиков. И привело к тому, что он постоянно открыто критиковал представителей власти. — Он сам решил так поступить. — Его искусили так поступить. Реми снова поднимает руку. — И, э-э, откуда вы так много знаете о самом Сократе? В тексте говорится, что он был устным философом и не оставил после себя письменных источников. Кроули клацает зубами, загнанный в ловушку. Реми и Джо переглядываются и ухмыляются, но Кроули это замечает. Он на мгновение хмурит брови, обдумывая стратегию, переводя взгляд с одного на другую. Наступает пауза, а потом он продолжает: — Как я уже говорил… Сократа казнили, скормив ему болиголов. Единственный письменный отчет о его казни не описывает естественного развития событий в соответствии с исследованиями. Следовательно… Джо поднимает свой блокнот:

Реми — Кроули

1— 0

Она показывает ему большой палец. У Кроули есть собственные средства возмездия. Он никогда не отвечает на наводящие вопросы Реми. Вместо этого он возвращает разговор к ее исследованию, которое она старательно игнорировала в течение последних двух недель. Он прекрасно умеет переводить тему во время их еженедельных встреч обратно на науку, вводя Реми в состояние мучительного беспокойства и отвращения к миру знаний. Она ничего не может поделать с тем, что слаба. — Итак, когда Августа убили белладонной, насколько точны были бюсты, которые его изображали? — Это точно имеет отношение к твоему исследованию? — Я просто хочу действительно полный обзор литературы. — Тем временем у тебя написано всего четыре слова по методологии исследования. — Верно. У меня еще целых семь… — …шесть… — …шесть недель до конца семестра. Он указывает на монитор с почти пустым документом и многозначительно постукивает себя по запястью. Самое странное, что Кроули, похоже, не возражает против всех этих домыслов и расспросов. Он привык уклоняться от ее вопросов, но всегда делает это с озадаченным выражением лица. Он находит ситуацию забавной, и ее это беспокоит. В какое странное инопланетное приспособление он собирается ее запихнуть, как только она узнает правду? Несколько дней спустя она загоняет Эффи в угол лаборатории и делится опасениями по поводу похищений пришельцами. — Анальное зондирование, — говорит она, подчеркивая каждый слог. — Боже мой, да не собирается он отправлять тебя на Марс, — отвечает ей Эффи, уткнувшись в микроскоп. Рядом с ней стоят четыре маленькие чашки Петри с водорослями различных цветов. Все они ужасно пахнут. — Но это безумие, верно? — Реми меняет образец. — Наш профессор бессмертен! — Ты правда в это веришь? Это абсурд. Я все еще думаю, что это совпадение. Или шутка! Кроули разыгрывал нас весь прошлый семестр. Дверь в лабораторию распахивается, и Реми ждет, пока незваный гость пройдет мимо них и устроится сзади. — Ну не знаю. Джо и Сэм собрали еще больше доказательств с начала семестра. Ты ведь видела презентацию Сэма, верно? Ответа нет. Реми поднимает глаза и видит, что Эффи смотрит ей за спину, строя глазки новому человеку в лаборатории. — Алё? — Она машет рукой перед лицом Эффи. Потом поворачивается, чтобы рассмотреть вновь прибывшего. О Боже, это тупой Билл Най. — Ты его знаешь? — спрашивает Эффи, оглядываясь на него. — Мы пообщались. Немного. — Он ходит на курс, который я веду за доктором Саксом. Очень умный. Реми пристально смотрит на нее и наклоняет голову. — Э-э-э, — выдает она и добавляет серию неразборчивых звуков. — Что? Погоди, он тебе нравится? Эффи оборачивается и ахает. — Нет! Я имею в виду… — Она понижает голос. — Он пригласил меня на свидание после лекции на прошлой неделе. — Он что?! — Ш-ш-ш! — Эффи придвигает свой табурет поближе, чтобы они могли пошептаться. — Я сказала нет, разумеется, и что нам придется подождать до конца семестра, когда я больше не буду его преподавателем. — Боже мой! Боже мой. Фу, ты хочешь встречаться с Биллом Наем? — Что? Его зовут Майк. Реми вскидывает руки. — Нет. Поверить не могу, — бормочет она. Она делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и возится со своим лабораторным блокнотом, прежде чем повернуться обратно. — Я имею в виду… Ты хочешь встречаться так скоро после разрыва? Эффи какое-то время молчит. Она заправляет волосы за ухо и возится с фокусировкой на микроскопе. — Я не знаю, — признается она наконец. — Я рассказывала, что столкнулась с ним на Рождество? Мы оба отправились за покупками в Вест-Энд, и бам! Он тут как тут. Реми видела Бывшего только на фотографиях. Он колоритен, совершенен, чист и ухожен. Он напоминает куклу, которуют так и тянет поставить на полку. — Что случилось? Эффи пожимает плечами. — Ничего. Я думала… Я думала, что встреча с ним закончится фейерверком или что он будет умолять меня принять его обратно, но этого не произошло. И знаешь что? — Она смотрит на Реми. Ее глаза кажутся красными и влажными в уголках, но она сжимает челюсти и задирает голову. — Я поняла, что даже не соскучилась по нему. Я провела с ним три года, и через два месяца мне стало все равно. — Тогда почему ты грустишь? — Потому что я потратила впустую три года. — Она оглядывается на Билла Ная, уткнувшегося носом в лабораторную тетрадь. — Может, я больше не хочу тратить время просто… на ожидание. Реми хмурится, услышав это. Она смотрит на свои джинсы, выцветшие и потертые на коленях. Этим она занималась? Тратила время впустую? Может, она неполноценна. Ну не получается у нее устанавливать связи с людьми. Честно, в магистратуре она впервые почувствовала, будто нашла семью, группу друзей. — Я смотрю на своих родителей и не сказала бы, что они живут долго и счастливо, — говорит Эффи. Она вернулась к своему микроскопу. — Но они в гармонии, понимаешь? Вот чего я хочу. Они путешествуют, и все еще целуют друг друга на прощание каждое утро, и вместе звонят мне в Snapchat каждую неделю. Это мило. Мило. Реми прокручивает это слово в голове. У нее никогда не было ничего «милого» с предыдущими партнерами, только чувство неловкости и застопорившиеся разговоры. Она думает о своих родителях. Ее отец — банкир. Он каждое утро встает и надевает костюм, который носит уже десять лет, тот же галстук, те же туфли. Он уходит ровно в 6:30 каждое утро и возвращается к пяти, ожидая ужина. Такая у них рутина. Там нет ни путешествий, ни прощальных поцелуев, ни совместных телефонных звонков. Это однообразно, скучно и, честно говоря, просто жутко. Ее мама — садовник, любительница и энтузиастка. Она привила Реми любовь к растениям еще в детстве — как считывать, что им нужно, и как их подкармливать. Она научила ее, что растения могут быть по-своему благодарны, в изобилии производя плоды самых красивых оттенков, самые яркие цветы и самые пышные листья. Ее мама могла бы быть ботаником. Это то, о чем она мечтала в детстве. Вместо этого она стала домохозяйкой. — Я, наверно, побреюсь наголо, — говорит Реми. Эффи поднимает глаза и, как ни странно, улыбается. — Да? — Да. — Мне бы ни за что смелости не хватило, — признается она. — Я думаю, ты будешь выглядеть потрясающе. Странно, но фантастически. — Ну, — произносит Реми, — а я странная.

***

В этот четверг в «Сумасбродке» вечер крылышек, и коллективный стон эхом разносится над столом, когда Сэм появляется со стопкой бумаг, бросая их на стол. — Так, ладно, — говорит он вместо приветствия. Ханна прерывает его, прижимая ладонь к его рту. — Прежде чем ты продолжишь: если это связано с этой кипой бумаг, ты угощаешь нас выпивкой. Он замирает, смотрит на бумаги и обводит взглядом стол, прикидывая что-то в уме. Затем вздыхает и выуживает бумажник, вызывая еще один стон. — Ну и пожалуйста. Только не берите коктейли по косарю, ладно? — Он бросает кредитку на стол. Затем указывает на стопку перед собой. — Мой отец — юрист по налогам на недвижимость. — О боже, — вздыхает кто-то. — Так что у него есть записи о налоге на государственную собственность, которые восходят к тому времени, когда только началось ведение учета. Вы не поверите, что мне удалось найти! Он начинает раздавать копии данных переписи. Некоторые из них относительно новые — не старше пяти лет. Другие написаны от руки — выцветшие, неразборчивым почерком. — Это написано перьевой ручкой, — замечает Садия и передает бумагу Эндрю, чтобы посмотреть вместе. — Адрес книжного магазина «А. З. Фелл и Ко». Сэм указывает на конкретный документ, заикаясь от волнения. — Этот книжный магазин принадлежит одному и тому же человеку с начала 1800-х годов. Все документы в порядке, налоги поступают каждый год. Я посмотрел в Google-картах, и он все еще в Сохо, но на Yelp пишут, что последние десять лет он закрыт. Что в свою очередь… — Он роется в своей стопке, прежде чем вытащить другой документ: — …совпадает со временем покупки недвижимости в Саут-Даунсе, принадлежащей совместно неким Эзре А.З. Феллу и Энтони Дж. Кроули. Реми, которая пришла пораньше и уже успела выпить два «Космополитена», просит: — Притормози-ка, энерджайзер. К чему это всё? — Ну, теперь мы знаем, что доктор Фелл жил в Сохо с начала 1800-х годов, покинул его десять лет назад и переехал в Саут-Даунс с доктором Кроули. — Просто Кроули, — в унисон поправляют четверо студентов-ботаников. Сэм, настойчивый и возбужденный как никогда, продолжает. — У меня также есть записи об Энтони Дж. Кроули, который купил квартиру в Мейфэре, в Лондоне, в 1837 году, через год после открытия книжного магазина, и продал ее десять лет назад. Примечательно, что его жилье находится всего в пятнадцати минутах ходьбы через Сент-Джеймский парк от книжного магазина. — Он делает паузу и недоумевает перед семью парами пристально глядящих на него глаз. — Что? На выходных у меня было время провести небольшое исследование. Джо наклоняется и шепчет на ухо Реми: — Он одержим топографией. Он «путешествует» по Google-картам просто для удовольствия. Она смеется, и ему приходится поспешить, чтобы спасти ее напиток, пока она его не опрокинула. — Я думаю, это довольно мило, — говорит Ханна. — Очевидно, доктор Фелл открыл магазин в Лондоне, и доктор Кроули переехал, чтобы быть рядом с ним, вроде как, не меньше века. Эффи издает умиленный звук. Реми задерживает на ней взгляд, а затем протестует. — Но значит ли это, что они не были вместе? Неужели он просто ждал полтора столетия, пока доктор Фелл разберется в себе? Как-то это плачевно, по-моему. — Нет! — протестует Ханна. — Он переехал туда, чтобы быть со своим возлюбленным. Эффи снова умиленно ахает, и Реми хмурится. — Нет, я на это не куплюсь. Мы собрали доказательства, свидетельствующие о том, что партнеров у них было больше, чем мне хотелось бы думать. Пример первый — странная одержимость да Винчи носом Кроули; и второй — Оскар Уайльд, посвятивший потерянную книгу стихов доктору Феллу. Боже мой… Ко всеобщему удивлению, Эндрю встает на защиту профессоров. Он пьян, возможно, под кайфом и кренится к Садии. — Они же бессмертны! — Гипотетически. — Может, для них время, вроде как, течет иначе. И то, что они встречаются на протяжении нескольких столетий, похоже на то, как Тейлор Свифт сменила восемь парней за десять лет. Им просто нужно было время во всем разобраться. Садия смотрит на него широко раскрытыми глазами и гладит его по волосам, когда он роняет голову ей на плечо. — Это была на удивление последовательная аргументация. — Она нежно улыбается и вытирает ему слюни. Реми корчит гримасу. Ла-а-адно. Она смотрит на Эффи, как бы говоря: «Ты тоже это видишь?» Но Эффи наблюдает за ними влюбленным взглядом, прижав руки к груди, как диснеевская принцесса. — Аргх, мне нужно выпить. Извините. — Реми протискивается из кабинки и принимает от всех заказы, хватая кредитную карточку Сэма со стола. Затем она, спотыкаясь, направляется к бару. Дело в том что — и у нее нет конкретных доказательств, только острый глаз — Кроули может быть крайне скрытным, совершенно непроницаемым, а доктор Фелл порой очень тупит. Прямо нещадно. Так, что даже хлеб не порезал бы, не говоря уж о помидорах. И хотя Кроули может язвить и спорить с другими профессорами на кафедре, своему мужу он позволяет помыкать собой как душа пожелает. Он срезает для него цветы и приносит обед, и обычно уступает ему в их маленьких разногласиях посреди лекций, прежде, конечно, хорошенько поспорив. Для этого мужчины он готов на все. Реми запросто готова поверить, что Кроули ждал полтора века, пока доктор Фелл его заметит, и ее это пугает. — Порядок? Нужна помощь с напитками? Она резко оборачивается и натыкается на Джо, ударяясь ему в грудь. Он освещен сзади светом от бара, и отсюда не видна его зарождающаяся лысина, только четко очерченный подбородок и теплая улыбка. Эффи права. Она устала ждать. — Не хочешь убраться отсюда? — спрашивает она его. — И куда пойдем? — Ко мне? У меня пачка из шести «Гиннессов» в холодильнике. — И чем займемся? Она замирает и смотрит на него снизу вверх, а затем оглядывает себя. Это занимает одно мгновение. — Ну знаешь, можно… Неважно. Глупая была идея. — Ты ведь не влюбишься в меня, правда? — Он говорит это в шутку. Его лицо немного бледное и усталое, но все еще милое. — Трахаться — не значит любить, Джо, — отвечает она ему. Он пожимает плечами и допивает свое пиво. — Просто хочу убедиться, что мы на одной волне.

***

И ее по-хорошему должно расстраивать, что с Джо так легко — да и расстраивает где-то на задворках сознания, талдычащего «секс, секс, секс, секс». Джо — ее смертельный враг, заклятый враг. Он полная противоположность всему, чего, как ей кажется, она может желать. Но с ним легко. Он заглядывает в ее холодильник и мимоходом комментирует широкий выбор соусов, бросая ей пиво. И когда они вваливаются в спальню, он смеется, угодив ногой в открытый ящик тумбочки, прежде чем затащить ее на кровать. У него большие теплые руки, подходящие его пьяному сентиментальному настроению, и он занимает всю кровать, раскинув конечности, как морская звезда. Он размахивает руками — разнузданно, несексуально и отзывчиво. Он забавный. И позже она смеется, даже когда он тратит пятнадцать минут, пытаясь объяснить, почему сюжет приквелов «Звездных войн» продуман лучше, чем у оригинальной трилогии, пока она дремлет, уткнувшись в подушку. Он ошибается, разумеется, но это, пожалуй, даже мило. Он уходит умыться и возвращается без футболки. У него немного выпуклый живот и полоска волос спускается ниже линии боксеров, а плечи округлые и сутулые. — Слушай, это же ничего не меняет? — спрашивает он. — Не волнуйся, — нежно бормочет она в подушку, — я все еще тебя ненавижу.

***

Он уходит на следующее утро, не потрудившись ее разбудить, и это прекрасно. Она растягивается на всю ширину кровати, удобной для одного взрослого, но тесноватой для двоих, особенно если учесть, что второй взрослый — под два метра ростом и немного похож на дурацкого машущего руками аэромена. Она тыкает в себя пальцем — в выступ тазовой кости и едва заметные очертания ребер — и решает, что все в порядке. Она в порядке. Это просто секс, и он не привел ни к каким судьбоносным прозрениям или романтическим откровениям. Они ровно один раз обмениваются сообщениями в групповом чате, одновременно отправив смайлики с закатыванием глаз в ответ на последний скринкаст Сэма. Они не влюблены друг в друга. Она его не любит. На самом деле, сидя на диване с открытым ноутбуком и половиной недопитого с вечера «Гиннесса», она вообще о нем не вспоминает. В ближайший понедельник она заявляется к Кроули на встречу по научной работе с привычным четверным эспрессо, сощурившись на выбранную им песню, ревущую в семь утра на весь корпус. — Ну, как прошли твои выходные? — спрашивает он ее с веселой, покровительственной усмешкой. Она игнорирует поющих про велосипед Queen, заглушающих их разговор, и улыбается в ответ. — Хорошо. Продуктивно. Кроули хлопает в ладоши один раз, закидывая ноги на стол. На нем привычные ботинки из змеиной кожи с красной строчкой. — Почему змеи? — спрашивает она, кивая на его обувь и татуировку, когда он придвигает к себе ее текст. Он дает ей полуответ, что, как она полагает, лучше, чем полное отсутствие ответа. — Это символ. — Символ чего? Раздается треньканье велосипедных звонков, когда песня начинается заново. У него эта чертовщина на повторе! Он спускает клавиатуру на колени и складывает руки на животе, поворачивая к ней голову. — Символ моих ошибок. Однако самое замечательное в змеях то, что они могут сбросить кожу. — Начать все сначала. — Вроде того. — Он снова делает паузу, закусывая щеку. — Они все еще несут те же гены после того, как сменили шкуру. Они не становятся совершенно новыми существами. Им все еще приходится ползать на животе, как и всем нам, но они избавляются от старых частей ради чего-то нового. Я не могу полностью измениться, но… — Но вы сбросили много шкур. Он одаривает ее намеком на улыбку. — Ты хорошо поработала на этой неделе. Он указывает на ее документ. Он еще не завершен, но она сделала обзор всех материалов и подробно расписала основные этапы проведения исследования и сбора статистических данных. Понадобится доработка, но начало положено, и это многое значит. Она провела воскресенье, не вставая с дивана в течение четырех часов, разрабатывая рыбу своей будущей работы, пока пальцы не свело судорогой, а глаза не заболели оттого, что она почти не моргала. Реми чувствует, как ее охватывает чувство спокойствия, облегчения. Она понимает, что сейчас она в эпицентре бури и лишь на полпути к спасению. Ей все еще предстоит провести само исследование в следующем семестре и представить результаты на кафедре. Тем не менее, она счастлива и спокойна. Это то, что приносит ей радость.

***

Фредди Меркьюри преследует ее весь оставшийся день. Сразу после их встречи она получает от Кроули электронное письмо, в котором просто говорится: «Тебя это может заинтересовать», — со ссылкой, которая направляет ее на Queen, без конца поющих о езде на велосипедах. Это старперский розыгрыш, только в этот раз весь прикол в том, что ее странный и непостижимый профессор в курсе ее сексуальной жизни. Он насвистывает ту же песню, когда она входит на семинар. — Ты ему рассказала? — спрашивает Джо очень тонким голоском. В конце концов, существует только один велосипед, на котором Реми могла прокатиться. По обоюдному молчаливому согласию ни Джо, ни Реми не говорят о своей интрижке одногруппникам, и если кто-то и замечает их потеплевшие отношения, никто ничего не говорит. — Нет! Конечно, нет! У него просто какие-то стремные экстрасенсорные способности. Джо на мгновение задумывается над этим и решает, что это менее странно, чем предположение, что они бессмертны или, по его убеждению, клоны. — Я добавлю это в список. Кстати, мы собираемся в Лондон на выходных, если тоже захочешь. — Зачем? Он оглядывается на Кроули и доктора Фелла, которые снова спорят из-за проектора, а затем понижает голос. — Мы собираемся обследовать книжный магазин. — О, дьявол! — выдает Реми, прикрывая рот рукой. Позади них Кроули поднимает глаза и отзывается: «Да?» — за что тут же получает подзатыльник от мужа. Реми и Джо смотрят друг на друга. — Хорошо, — говорит она и протягивает руку. Он ее пожимает. — Я в деле. На следующий день Кроули приходит с настоящим велосипедным звонком, в который звонит всякий раз, как Реми проходит мимо его кабинета. — Ненавижу тебя, — бормочет она. Помимо всей этой странной ситуации с Джо и постоянными насмешками Кроули, Реми оказывается по уши в эссе о достоверности исторических рассказов о знаменитых отравлениях и ошибочных сведениях в них, совершенствует методологию и бегает между грибковой лабораторией доктора Битти и лекциями. Время от времени она отвечает на телефонные звонки матери. Приближается весна, и та занята обустройством своей маленькой теплицы и проверкой луковиц тюльпанов. С увеличением светового дня ее комнатные растения получают больше естественного солнечного света и выпускают новые зеленые побеги, бледные и шелковистые на ощупь. — Ой, не хочешь каких-нибудь черенков? Я могу отложить для тебя парочку, — предлагает ей мама. Несмотря на то, что Реми каждый божий день окружают растения, на подоконнике они, под микроскопом или в учебнике, у нее самой нет ни одного. Она на мгновение задумывается, прежде чем взглянуть на стопку эссе перед собой. — Нет, мам. Спасибо. Не уверена, что мне хватит времени. Затем опять наступает пятница, и она обнаруживает, что пробирается через кампус, чтобы встретиться с задротами-историками у автобусной остановки. Им нужно добраться до железнодорожного вокзала, а потом ехать полтора часа на север. — Реми, ты убедилась, что Кроули был в своем кабинете, когда мы уходили? — спрашивает Ханна. — Ага. А вы? — Ага. Доктор Фелл на лекции. — Отлично. Им чудом удается найти отдельное купе в поезде. Большинство путешественников направляются на выходные в Саут-Даунс, чтобы исследовать отвесные белые скалы, холмы и национальные парки. Из–за того, что они все время заперты в этом городишке, Реми иногда забывает, насколько он прекрасен. Наблюдая в окно, как исчезают вдали меловые холмы, она понимает, почему Кроули и доктор Фелл покинули Лондон ради такой красоты. И все же она скучает по Лондону. Ей не терпится туда вернуться. Джо — единственный среди них не из столицы, он родом из Кардиффа, но у остальных есть любимые места, которые они хотят посетить в этот приезд. Им предстоит охватить большую территорию всего за пару дней. Оказавшись в Лондоне, они сменяют несколько поездов и автобусов, пока не сходят в самом сердце Сохо, закутавшись в куртки и ссутулив плечи от дождя. Реми втискивается между Садией и Эффи, следуя за парнями. — Знаете, раньше это был секс-район, — с удовольствием сообщает Ханна. — Можете себе представить доктора Фелла здесь? — Фу, гадость, — говорит Сэм. Затем, немного погодя, он наклоняет голову и добавляет: — Но представьте себе это место, когда он только сюда переехал. Вот что заставило его выбрать этот район среди всех возможных вариантов? Садия пожимает плечами и плотнее запахивает пальто. — Я не знаю. Каким он тогда был? — Бедным. Аристократия покинула эти места, остались только нищета и болезни. — О, но здесь же были и искусства, верно? — спрашивает Эффи. — В Сохо полно театров. — А Фелл любит театры. — И мужиков, — добавляет Реми. — А Сохо — гейский район. Очень гейский. Эндрю вклинивается в разговор, поворачиваясь лицом к девушкам и шагая спиной вперед. — Я как-то был тут на прайд-параде со своим братом. Думаю, парад закончился где-то здесь. Я был в стельку. — Он с намеком шевелит бровями. — Мало что помню из того дня, но вот в Риме… Эффи и Реми обе поворачиваются к Садии, которая лишь пожимает плечами. — Мне ок, если ему ок. Они проходят еще один квартал, прежде чем натыкаются на большой угловой магазин, снаружи окрашенный в некогда, должно быть, ярко-сливовый, но теперь уже выгоревший цвет. «А.З. ФЕЛЛ и Ко | АНТИКВАРНЫЕ И НЕОБЫЧНЫЕ КНИГИ», — написано на нем тиснеными золотыми буквами. Снаружи помещение кажется просто огромным. — Содержать его, наверно, баснословно дорого, — замечает Джо. Сэм заглядывает в окна, покрытые толстым слоем грязи. — Дело в том, что налоги на недвижимость для этого места огромны, но подоходный налог доктора Фелла был почти никаким. Он ни за что не смог бы позволить себе это заведение, только торгуя книгами. — Может быть, это было прикрытие. Может, он работал на мафию, и им пришлось сбежать, — говорит Эндрю. — Я имею в виду, у Кроули же была квартира в самом Мейфэре. Он потирает пальцами, будто перебирая большую пачку купюр. — Вам разве не режет глаза эта его «мафиозность»? Они все на мгновение задумываются, прежде чем единодушно пожать плечами и согласно кивнуть. Реми заходит за угол и пытается открыть дверь, но та заперта. Она читает нелепые часы работы, бормоча себе под нос: — …Многим известно, что я не открываюсь до часу… Что это за расписание такое? — Сама табличка перечеркнута, а ниже написано: «ЗАКРЫТО НАВСЕГДА». — Ну, это точно почерк Кроули. — Подвинься, — говорит Эндрю, отодвигая ее с дороги. — Прикройте меня. Они все глазеют на то, как он достает набор отмычек. — Ты спятил? — интересуется Эффи. — Нельзя так делать. — Вы разве не хотите увидеть, что доктор Фелл держит взаперти в своем магазине? — Если это секс-игрушки, я ухожу, — предупреждает Сэм. Они сгрудились вокруг Эндрю в жалкой попытке вести себя непринужденно, засунув руки в карманы и параноидально оглядываясь по сторонам. Он бормочет что-то себе под нос во время работы, то и дело ругаясь, когда слышится щелчок металла и звон предмета, ударяющегося о бетон. — Да что за хрень? — говорит он. — Эта дверь непроницаема! У меня раньше бывало так, что дверь не открывалась сразу, но никогда не было такого, чтобы сломались три отмычки подряд! Он поднимает несколько отмычек и ключей, прежде чем извлекает из пальто целый слесарный набор. — ...И где ты их достал? — любопытствует Реми. Эндрю смотрит из-под бровей и бормочет несколько бессвязных слогов. Затем он оборачивается для четвертой попытки. И дергается, когда слышит громкий стук с другой стороны двери. — Бля, что это было?! — Они все подпрыгивают и отступают, уставившись на дверь. Ханна в испуге бросается за угол. Они ждут добрую минуту, прежде чем Эндрю тянется вперед и осторожно стучит в дверь. Вопрос в том, почему им с самого начала не пришло в голову постучать… так это, ну. У всех у них очень специфические области научных интересов. Нельзя ожидать, что они продумают все на свете. К двери никто не подходит. Он стучит снова, и быстрый, громкий стук вторит ему с другой стороны. Реми встает на цыпочки, чтобы попытаться заглянуть внутрь сквозь грязные окна. Там темно и все заперто. Если там кто-то есть, он не хочет, чтобы его увидели. — Нам пора, — говорит Эффи. И тут Реми замечает движение, просто тень. — Погоди! Я что-то видела. Они толпятся вокруг нее. Внутри в темноте движется нечто бесформенное. Кажется, будто они смотрят на призрака. Затем оно прижимается к окну и смотрит в ответ, и они все подпрыгивают. — Черт возьми. Твою мать! — орет Джо. Это желтый глаз, с вертикальным зрачком, сверкающий и блестящий. — Это гребаная змея! Все они в ужасе разбегаются, как косяк рыб от большой белой акулы. — В автобус! — кричит Садия, бросаясь к ближайшей автобусной остановке. Они лезут за ней. И вот так все заканчивается тем, что они меняют свои билеты на поезд обратно в Саут-Даунс на день раньше, ошеломленные и напуганные до смерти.

***

Снова попав в поезд, они сидят в тишине, широко раскрыв глаза и не веря тому, что видели. Эндрю продолжает вытирать потные руки о джинсы и оплакивает поломанные отмычки. Реми сбегает примерно на полпути до дома и пробирается через вагон к туалетам. Когда она выходит из маленькой кабинки, то натыкается на Джо. Они оба нервно смеются, отчего ей хочется съёжиться и умереть, а затем пытаются обойти друг друга. Это похоже на нескоординированный беспорядочный танец из любого ромкома, который она имела несчастье видеть. — Эм, слушай, мы можем поговорить? — спрашивает Джо. — О нет. Ну что? Он засовывает руки в карманы и, кажется, отчаянно нуждается в велосипедном руле или лямках рюкзака, в которые можно вцепиться. — Э-э, слушай. Между нами же ничего не изменилось? Я знаю, мы обсудили, что ничего, но просто хочу убедиться. — Я же сказала, все так же, как раньше. С чего бы чему-то меняться? — Не знаю. С девчонками вечно так. Реми фыркает, а затем осекается. С ней так, кажется, не бывает. Неужели бывает? Она морщит нос и хмурится. Затем вспоминает последнюю неделю, их пьяный перепих, последующие разговоры, которые казались странными только потому, что были совершенно нормальными и дружелюбными. Она ожидала, что будет тосковать, заламывать руки и волноваться. Она не ожидала, что все будет настолько... естественно. — Я не люблю тебя, — признается она. — Хорошо, отлично. Я не люблю тебя. Я имею в виду... — Ой, ну начинается, думает она. — ...я думаю, ты классная, но тебе не кажется, что нам лучше быть друзьями? — О. — Она моргает, глядя на него. Этого она не ожидала. Затем она улыбается, едва заметно приподнимая уголки рта. — Да, — кивает она, а затем снова кивает с большим энтузиазмом. — Да, друзья — это звучит здорово. Правда здорово. Она смотрит на него снизу вверх, и Джо возвышается над ней, покачиваясь в такт движению поезда, освещенный с потолка светодиодными лампами. Будь это фильм, заиграла бы музыка — что-нибудь жизнерадостное и бодрое, и они бы, возможно, поцеловались, взялись за руки и вернулись к своим друзьям, глядя друг другу в глаза. Но это не фильм. Музыки не слышно. И нет никакой романтики. Но Реми, вроде бы, и не против. Интрижки еще никогда не оборачивались для нее чем-то хорошим. У нее никогда не было заклятого врага, который превратился бы в друга. Она протягивает руку, и он ее пожимает.

***

По взаимному согласию они больше никогда не упоминают змею. В групповом чате замалчивается правда о Кроули и докторе Фелле. Чем бы они ни были, это жутко, и пусть доктор Фелл сегодня испачкал горчицей свитер и пока этого не заметил. Она таинственным образом исчезнет в течение следующего часа. Что-то никогда не изменится. Хотя Кроули, похоже, не в курсе этого их решения. Всю следующую неделю он при каждой возможности спрашивает у Реми, как прошли выходные. На семинаре снова появляется его таинственная подруга-змея и глядит на нее все полтора часа. Единственное, что доктор Фелл может сказать по этому поводу, это: — Ох, Кроули, серьезно? Ты должен вернуть его. — Это она, и нет, не должен! Она просто торчит в своем террариуме целый день. Оставьте ее в покое! Реми вспоминает, что он говорил о змеях и об их смене кожи, и улыбается тому, как нежно он к ней относится. Она ужасающая, длиной где-то метр двадцать, ее черная чешуя почти отражает флуоресцентные лампы. Когда она поворачивается, обвивая руку Кроули в середине лекции, Реми видит красный живот, яркий и огненный. «Оставьте меня в покое», — думает Реми, когда глядит на змею, а потом повторяет эту мысль — после трех «Космополитенов» в «Сумасбродке», пока Эффи и Джо держат ей волосы, втиснувшись в ванную ее маленькой квартирки. «Оставьте меня в покое», — думает она, до четырех утра записывая свои научные достижения за день до сдачи своей работы. Она сжимает в руках пустую банку из-под «Ред Булла» и отбрасывает волосы, падающие на лицо. Она их отрежет. Может, даже побреется наголо, просто не сегодня. Это кажется до боли знакомым — нетвердой походкой шагнуть в кабинет Кроули в конце семестра, вся она — комок нервов и ноющей тревоги. Когда она садится, он улыбается ей несколько хищно и угрожающе. Он указывает на отметку времени последних изменений. — Четыре утра? Серьезно? А как же «да у меня весь семестр»? Она ссутуливается на своем сиденье. — Все плохо, да? — Сойдет, — говорит он. — Пока. Я оставил для тебя заметки и хочу, чтобы за лето ты подготовила предложения по исследованию для университетского совета, чтобы взяться за работу прямо в начале следующего семестра. Вопросы? Она качает головой. Тогда он поворачивается, чтобы посмотреть на нее, крутя в пальцах ручку и приподняв брови. — Что, вообще никаких вопросов? Ни одного? Он провоцирует ее, искушает. У нее куча вопросов, хотя ни один из них не имеет отношения к науке или магистратуре. Она снова качает головой. — Ну же, Реми. Задай свой вопрос. Задай вопрос, который так давно хотела задать. — Его голос меняется, становится глубже. Она чувствует, как он вибрирует у нее в груди и звенит в ушах. Кто вы такой? Сколько вам лет? Какого черта вы очутились именно здесь? Она не знает, о чем именно спросить, ошеломленная внезапностью этой возможности. Так что выпаливает: — Когда вы поняли, что влюблены? Кроули замирает. Удивленный ее вопросом, он открывает и закрывает рот, извергая поток невнятных звуков. Он чешет голову, а затем откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. На его лице хмурое, неловкое выражение. — Я понял это в тот день, когда встретил его, — говорит он после долгой паузы. Реми сдувается и закатывает глаза. — Так это была любовь с первого взгляда? И жили вы долго и счастливо? Он издает резкий лающий смешок и качает головой. — О, Боже, нет. Черт возьми, нет. Я... э-э... долгое время молча любил его на расстоянии. — Звучит ужасно. — Ну, да. — Он пожимает плечами. — Но думаю, я прожил неплохую жизнь. Это не совсем тот ответ, на который она надеялась. Она долго сидит, разглядывая ногти, а затем спрашивает: — А что, если бы он никогда не полюбил вас в ответ? Что бы вы делали, если бы не женились на нём, если бы всё не сложилось? Вопросы сыпятся из нее градом, и он делает странное лицо, наморщив лоб. Он поджимает губы и разминает пальцы. А затем расслабляется. — Конечно, мне было бы грустно, но я бы все равно делал то, что люблю — другое, что я люблю, — находясь здесь. Распространяя знания. И вольномыслие. Учил бы других подвергать сомнению авторитеты, бросать вызов существующему порядку вещей. Если бы Азирафаэль был против этого, у нас бы ничего не вышло. Тогда в ее голове что-то щелкает. Прошла целая вечность с тех пор, как она ходила в воскресную школу, но ее мама поистине любит все сады. — Так вот почему вам нравятся змеи! Эдемский Змей был первым, кто начал задавать вопросы. Первородный бунтарь. Кроули смеется. Изумленный смех вырывается из него, и на его лице появляется странное выражение — искаженная смесь хмурости и веселья. — Да, что-то в этом роде. — Он утирает пальцем глаза под очками. — О чем бы ты ни беспокоилась, прекращай. Тебе некуда спешить. — Вообще-то есть куда. Я же не буду жить вечно. — Да не-е, — отмахивается он. — Вы, люди, успеваете сделать невероятные вещи за столь короткий промежуток времени. Это даже вдохновляет. Она моргает и улыбается. Об этой фразе — «вы, люди» — она подумает в другой день. — Спасибо, Кроули, — говорит она. — Хорошего вам лета. Реми встает, перекидывает рюкзак через плечо и свободной рукой берет свой четверной эспрессо. Ей нужно вздремнуть, а затем провести 48 часов в библиотеке, готовясь к экзаменам, но, по крайней мере, с этой частью покончено. Она еще на один шаг приблизилась к завершению своего чудовищного исследования. Она поворачивается к двери как раз в тот момент, когда ее телефон подает звуковой сигнал. Это сообщение от Джо. Чат: Вперёд, могучий рейнджер! Джо У.: Придёшь ботать в библиотеку? Реми Х.: сначала спать потом ботать Джо У.: На этот раз заведи будильник Эндрю с Садией уже здесь. Воркуют друг с другом. Останови их. Реми Х.: божежмой будешь должен — И, Реми, — зовет Кроули. Она оборачивается и отрывает взгляд от телефона. А затем он опускает солнцезащитные очки средним пальцем, показывая горящие желтые глаза и змеиные зрачки. — Давай-ка обойдемся без взломов с проникновением этим летом, ладно? Реми с трудом сглатывает и кивает, моргая. Ее мозг прекращает работу, как робот с перегоревшей материнской платой или заклинившей шестеренкой в колесе. Это немыслимо. Она сошла с ума. Должно быть, во всем виноват конец года: нервы, стресс и три банки «Ред Булла» за один присест. Чтоб меня, думает она. Но вслух говорит только: — Есть, сэр. Выходя, она натыкается на дверной проем и оборачивается, чтобы посмотреть на него. Он вернулся к своему монитору, нацепив очки на нос, и разворачивает «Сапёра». Вздремнуть. Потом кофе. Она поворачивается и уходит.