Неучтённые девочки и Опустошение Севера

Через несколько месяцев учёба закончится. «Ещё чуть-чуть помучиться, ну а потом — потом мучиться чем-то совсем другим» — говорила Соня когда-то. Оля больше не вернётся в эти стены, не будет общаться с однокурсницами — только с Шурочкой и ещё парой девочек, может быть… (С Лёшкой — точно нет, тот за что-то Олю возненавидел.) Все очень устали. “Надо ещё потерпеть немного…” — говорят девочки время от времени, мечтательно представляя себе, как сдадут наконец все госы и будут свободны. Терпеть Оля умеет. Для Оля терпеть — это проявлять силу. Терпеть — значит преодолевать границы. Усталость или боль — это инструменты, которыми тело обозначает свои рамки. А Оля их всегда игнорировала и шагала дальше. И плевать, какие очевидно плохие последствия наступали (переломы, вывихи, отмороженное сердце и неспособность понять, кто ты, где ты и чего хочешь). Оля шла дальше, будто желая проверить, насколько её хватит. Оля чувствует тоску, как будто другая жизнь — именно её, предначертанная ей — прошла мимо. Оля собственного тела не чувствует. Ей бы быть пацаном, да продать своё тело, как килограмм мяса, заделаться солдатом, наёмником, кем угодно, лишь бы перестать жевать жизнь, как пенопласт, лишь бы что-то чувствовать. Как будто та Оля, которая должна была жить в этом теле и этой голове, погибла вместе с родителями. С ними жизнь была бы… какой-то другой. Эта неизведанная жизнь всегда будет выигрывать у настоящей, как фантазия всегда обыгрывает реальность и как ожидание зачастую оказывается прекраснее долгожданного события. Людям Оля не очень-то доверяет, особенно мужчинам. Доверяет разве что дяде Анвару, дядя Анвар хороший, ну а оружие на квартире это пустяки, со всеми бывает. Вада Дольфовна всегда где-то рядом, Оля думает о ней слишком много. А ещё рядом — Сонечка. И это утешает. Оля по вечерам притягвает Соню к себе на кровать и утыкается в её шею, и вздыхает, как кот. Соня разгоняет тоску. Соня — будто от другой, “правильной” параллельной вселенной, возможно, единственное, что есть правильного в этой Олиной жизни. Уйти от Вады оказалось сложно. Олю держал стыд, Олю держал страх. Это желание вернуться и всё исправить. Как с казино: ты возвращаешься, чтобы отыграться, но теряешь ещё больше. К Ваде ты возвращаешься с попыткой что-то отвоевать, не понимая, что тебя просто обворовали. — Чем она лучше меня? — спросила Соня. — Точнее, чем она вообще так хороша, что ты цепляешься за неё, продолжаешь ходить к ней? Оля пожала плечами. — У неё много денег. — Я заработаю больше. — У неё руки сильные, — рассеянно добавила Оля. Соня нахмурилась. — Накачаюсь. — Она "Беовульфа" в оригинале читает. И знает несколько языков. Соня фыркнула: — А это вообще сомнительные достижения. Оля рассказала ей, как Вада утешала её, успокаивала, восхваляла. Соня склонила голову набок, нахмурясь: — Ничего не понимаю. Она сначала сама расшатывает тебе нервы, а потом гладит по голове? Неужели в этом и был весь секрет притягательности Вады? Привязывать стыдом и болью? И ты вернёшься к ней, потому что она делает больно и она же потом дует на ранку. Оля ездила к Ваде домой, они разговаривали, как раньше, только теперь Оля чувствовала, что предпочла бы пустить себе пулю в лоб, чтобы разговор прекратился. Вада рассказывала про свою работу в универе и свою очередную статью, и Оля не могла понять, почему раньше находила эти рассказы потрясающе интересными. Потребовалось много времени, чтобы Оля смогла сказать: — Я тебя не люблю больше. Вада в этот момент искала какую-то книгу, которую хотела показать Оле. Она замерла у книжного шкафа, будто не веря своим ушам. — Так, — только и произнесла она. Оля хотела быть мягкой, возможно, даже извиниться — непонятно за что — но вдруг на что-то разозлилась. — И не смотри на меня, как на подопытную крысу. Я не шучу. Я долго думала… Я больше не хочу приходить. Мне всё равно, напишешь ли ты свою докторскую. Плевать на твой университет в Берлине. Ей хотелось, чтобы Вада разозлилась, поорала, чтобы они поссорились. Но Вада смотрела на неё этим ужасным, ужасным взглядом — с любопытством, как на котёнка, а ещё, может быть, с грустью. — Что же я сделала не так? За что ты меня разлюбила? Видела ли Оля когда-нибудь грустную Ваду Дольфовну?.. Она почувствовала себя сдувшимся шариком. — Не знаю. Может, я никогда и не любила. — Наконец до тебя дошло. — Вада отвернулась к книжному шкафу, позволяя Оле беспрепятственно уйти из гостиной и из квартиры. *** Оля отчитала свою речь, ответила на вопросы комиссии без запинки: эти же вопросы с ней уже отрабатывала Вада, давно, ещё когда Оля жила у неё. Оценка: отлично. Экзамены сданы. Оля окончила университет. Счастья она не чувствовала — но через пару часов они встретятся с одногруппницами и посидят в кафешке, и счастье облегчения Олю догонит. Вада Дольфовна просила зайти к ней в кабинет после защиты. Оля зашла. Вада сидела за своим столом, но сразу встала навстречу ей. — Как ощущения, Олечка? Чувствуете свободу? Оля промолчала, и Вада бросила шутливый тон. — Ты молодец. Я горжусь тобой. — Вада присутствовала на защите, стояла у двери, когда защищалась Оля. — Отвечала так уверенно. Оля отмахнулась от похвалы. Отвечала уверенно, потому что было абсолютно плевать на оценки. И чего на задних лапках прыгать перед комиссией, дрожать, переживать, как большая часть группы? Что поставят, то и поставят. Она уселась прямо на стол. Неприлично так сидеть перед преподавательницей. Перед бывшей любовницей — нормально. — Мы больше никогда не увидимся, — сказала Оля. — Скажи мне… Что всё это было? Зачем? Вада прищурилась, задумавшись. Оля смотрела на неё — эта высоченная властная женщина со светлыми волосами, сильными руками, загадочным шрамом и слишком живой мимикой, как она зачаровала Олю чуть меньше года назад… — Я любила тебя, — сказала Вада. Оля фыркнула. — Ты била меня. Ты использовала меня, как домработницу. Вада развела руками. — Хотела быть для тебя переломом. Чем-то, после чего ты станешь другой. Оля… — Вада нахмурилась, будто пытаясь подобрать слова. — Я боюсь, что я пришла к неутешительному выводу. Все мы состоим из своих травм. Оле стало противно и жалко, что она восхищалась такой глупой женщиной. — Бред. — Считаешь? — усмехнулась Вада. — Считаю! Из меня хоть что-то получилось только благодаря тому, что мой дядя платил за мои секции, репетиторов и курсы по языкам; только благодаря тому, что он меня поддерживал. Если бы вместо этого он отправил меня на подпольную швейную фабрику или продал бы в сексуальное рабство, ничего хорошего в этом не было бы. Можно не только скотским обращением влиять на людей. Можно не только травмами… Можно в порядке исключения и нормально с людьми обращаться, знаешь. Вада молчала, и Оля выпалила: — Ты играла со мной. Ты как те волонтёры, которые приезжали к нам в детдом и думали, что это делает их святыми. Я была для тебя… каким-то предметом. Вада оглянулась на свой стол, взяла ключ от кабинета. — Пройдёмся? Если мы, как ты утверждаешь, видимся в последний раз, хочу провести с тобой ещё пару минут. Они вышли из кабинета, медленно пошли по коридорам, спустились по лестнице с четвёртого этажа и вышли на улицу. Был июнь, зелень буйствовала, светило яркое полуденное солнце, в кустах кучками курили студенты. — Помнишь, какие слова вошли в английский язык из древнескандинавского под влиянием викингов? — спросила Вада. — Ransack, thrust, die, — устало ответила Оля. — Give, take. Бытовые термины. И прочая, и прочая. — Какие слова я оставлю тебе? Оля пожала плечами. — Harrying. — Опустошение. — Да, опустошение. — Они подошли к пешеходному переходу. Оля последний раз вгляделась в лицо преподавательницы, кивнула и поспешила перейти дорогу, пока ещё горел зелёный. Вада осталась на месте. *** Дядя Анвар позвонил вечером. Сухой голос потребовал: — Приезжай завтра в пять. Оля нахмурилась: ни “здравствуй”, ни поздравлений с окончанием универа? — Почему завтра? Я же за деньгами только через неделю… — Разговор есть. Приезжай завтра. — Так. О чём разговор? Дядя грозно молчал. — О чём разговор-то?.. — Тебя сегодня видели с одной женщиной у университета. — Меня видели… кто видел? С какой ещё женщиной? — Завтра, — повторил дядя строго. — За мной следят?.. — Оля сорвалась на шёпот. Дядя вздохнул. — В городе сейчас очень опасно. Девушки пропадают, из вашего университета тоже, разве не знаешь? И эта женщина… Я её знал когда-то. Ты осторожнее будь… Чтобы тебя больше с ней не видели, поняла?! Дядя повысил голос слишком резко. У него всегда не очень-то получалось отчитывать Олю. Она задохнулась. Хотелось истерически засмеяться. — И это… как диплом твой? Сдала? — Сдала, — кивнула Оля. — Нет, подожди, объясни мне… — Ну вот и молодец. Если дядя преследовал цель максимально смутить Олину душу, у него получилось. После этого разговора она ещё долго ходила по квартире и не могла ни за что толком взяться, ни присесть, ни приготовить что-нибудь поесть. Её возмущало, что дядя приставил к ней охрану, не предупредив, но больше она думала о том, что он сказал о Ваде. Почему это с ней нужно быть осторожнее?.. В голову пришла идея, и Оля метнулась к Сониному компу. Может быть, если поискать в интернете, можно что-нибудь найти про Ваду? Ждать до завтра было бы невыносимо… Сначала в поиске выдавало только научные статьи Вады Дольфовны Линдберг, страницы с сайта универа, новости про её Центр лингвоконцептологии. Оля совсем отчаялась, но наткнулась на странную статью, в которой упоминался несчастный случай пятнадцатилетней давности. Шведский бизнесмен попал в аварию со своей русской женой и единственной дочерью в Ленобласти. Родители погибли сразу, а их дочь поступила в больницу с челюстно-лицевыми травмами. Выжила она или нет, в статье написано не было.